Проверка на прочность

— Вы уверены?— переспросил Зейн по телефону, терпеливо выслушивая объяснения в трубке.— Хорошо, я вас понял. Но если похожая по описанию девушка появится у вас, или возможно вы увидите её где-нибудь поблизости, прошу, немедленно свяжитесь со мной. Я не останусь в долгу. Спасибо, и вам хорошего вечера... Египтянин некоторое время сидел в одном положении, застыл в неудобном положении на кожаном кресле, слушая короткие гудки в телефонной трубке. На Рио-де-Жанейро медленно опускалась ночь, раскрашивая небо в палитру оттенков, прежде чем тьма накроет роскошные особняки, дома представителей среднего класса и бедные фавелы, напоминающие неудачно сложенную маленьким мальчиком башню, что вот-вот развалится, полосы тропического леса, ущелья гор и пляжи с разбивающимися о скалы пенистыми волнами, что пели собственную только им понятную мелодию. Может быть они пели об одиночестве, о потере? Потере любимых, что бы она ни значила, потере надежды... Можно было вечность слушать тихий шёпот ветра, шелест пальмовых листьев, пение волн и даже раскаты грома, приближающегося издали. Зейн тяжело вздохнул, потирая переносицу чтобы отогнать головную боль, потихоньку начинающую стучать в ушах. Уже несколько дней он тратил каждую свободную секунду на поиски Латифы, но она словно под землю провалилась, исчезла: её не было у родственников и друзей (которых у девушки было не так уж много, поскольку все эти годы она отдавала практически всё своё время семье и подрастающему сыну), не было в отелях и бюджетных ночлежках, она не поступала в больницы (впрочем, это его успокоило) и не выезжала из страны. Да и куда она могла уехать? У Латифы не было достаточно денег, чтобы решиться на огромное путешествие, и она побоялась бы покинуть страну, не зная ничего кроме ограниченных районов Рио и родного Феса, куда она бы точно не уехала — она должна была знать, что Марокко отнюдь не лучшее место чтобы прятаться, там её легко выдадут родственникам, и даже бывшему мужу — в обществе среди марокканцев множество архаично настроенных людей. Значит искать следовало если не в Рио, определённо в Бразилии: если она не осталась в городе и не уехала за границу по поддельным документам (исключительно, едва ли у неё были знакомые и, опять-таки, деньги для подобных услуг), значит Латифа решила укрыться за городом. Но где? Искать можно вечно, но искать человека в бразильских провинциях подобно поиску иголки в песках пустыни. Нужно иметь хоть малейшие зацепки, а таких пока не было... Бесконечные звонки пока не давали никаких результатов, потому на утро Зейн вместе с Фредерико намеревался ехать в долгое — и вероятно, по словам сыщика, бесконечное — путешествие в поисках зацепок, а если повезёт — не может же жизнь быть к ним так жестока! — он столкнётся с Латифой лицом к лицу когда сам не будет ожидать этого. Жади рвалась ехать с ним, однако внезапно слегла с жутким желудочным гриппом. Он бы уехал раньше, но надо было для начала устроить Амина в загородном доме — Зейн планировал жить в нём после свадьбы с любимой, однако вышло так, что пришлось поселить там её сына с доверенной няней. Мальчик постепенно выздоравливал, но казался куда более робким, нежели когда ему раньше приходилось его видеть, и никого не узнавал, зато с радостью бегал по небольшому частному пляжу, примыкающему к дому и подружился с детьми Жади, которых она привезла познакомиться с двоюродным братом — хорошо, что дети нашли общий язык, но оставалось только надеяться, что они не выдадут никому их тайну.... Размышления прервал звонок в дверь. Всякий раз, когда раздался звонок, он ожидал увидеть Латифу, но пока удача ему не улыбалась. Зейн удивился, увидев через глазок очень знакомого человека. — Мама?— поразился он, открывая дверь и пропуская её внутрь.— Вы же улетели в Каир,— родители ещё до того как он покинул больницу, как-то очень поспешно покинули Бразилию, как он подозревал из-за нежелания отца дольше задерживаться здесь. Но что должно было произойти, чтобы мать вернулась обратно столь скоро?— Что-то случилось? — И ты спрашиваешь?— покачала головой Лара Джемиле, цепким взглядом осматривая сына.— Ты нездоров, но уехал из больницы! О, Аллах, я едва с ума не сошла, когда узнала об этом! Ты давно уже от нас отделился, поступал как знаешь, но ты же должен понимать, что о здоровье следует заботиться. Совсем недавно ты был в ужасном состоянии! Разве так можно, сынок? — Твои опасения совершенно напрасны, уверяю тебя, мама,— как ни в чём не бывало улыбнулся Зейн, пропуская мать внутрь,— я прекрасно себя чувствую и полон сил. Может быть чаю? Только у меня, должен признаться, нет мяты, потому придётся обойтись молоком, как пьют англичане. Или предпочитаешь кофе? Лара Джемиле медленно стянула с головы тщательно повязанный палантин, критическим взглядом осматривая жилище сына: квартира выглядела пустой, несмотря на явные попытки декоратора оживить обстановку добавив пальму и яркие статуэтки в нишах. Особенно в глаза бросалась кухня в стальных цветах, где никто сроду не готовил. Столик ломился от коробок ресторанной еды, которой судя по всему и питался хозяин квартиры. — В твоём возрасте давно пора иметь жену, чтобы готовила чай или кофе...— недовольно цокнула языком женщина. — Так вот ради чего люди вступают в брак? Впредь буду знать,— попытался перевести разговор в шутку Зейн. — А ты всё шутишь... Ты выглядишь усталым. Надо бы опять показаться врачу. — У меня много работы,— отмахнулся молодой человек,— это совершенно не связано с моим физическим здоровьем. — Я волнуюсь за тебя, сынок... Ты не обращаешь внимания на мои опасения, но мы с отцом хотим для тебя только лучшего. Если бы ты женился на хорошей девушке, твоя жизнь бы не изменилась совсем. Ты мог бы оставить невестку с детьми в Египте, время от времени их навещая, а сам вести обычный для тебя образ жизни... Многие мужчины так живут. — Только я себе иначе представляю брак. Либо я не женат совсем и живу как мне угодно, либо вступаю в брак с искренним чувством к жене. Здесь я не признаю полутонов,— категорично отрезал он.— Более того, я уже говорил, что есть женщина, которую я люблю, и в своё время я на ней женюсь...— только для начала её следовало отыскать, как мрачно подумал про себя Зейн. Совсем не было настроения вести подобные беседы, но не выгонять же родную мать? — Эта Латифа напрочь тебя околдовала...— проворчала женщина, только потом осознавая свою ошибку, и ни её оговорка, ни выражение лица не остались вне внимания её сына. — Откуда ты знаешь как её зовут? Почему ты говоришь....— он застонал от догадки.— Ты с ней разговаривала? Что ты ей сказала? — Сынок, послушай,— он отступил от неё на несколько шагов, и Джемиле тяжело вздохнула.— Ничего особенного я ей не говорила! Всего лишь объяснила, что не позволю обманывать моего сына, как она уже обманула своего бывшего мужа! Ты считаешь, что знаешь женщин, Зейн, но ты не знаешь их на самом деле. Похожие на эту Латифу только притворяются приличными женщинами, а на деле во всём ищут только выгоду. Когда я встретила её в больнице днями ранее, я не могла не предупредить девушку о последствиях её необдуманных поступков. В ней нет ничего особенного, не пройдёт и месяца, как ты в ней разочаруешься!— женщина осознавала в глубине души, что в ней говорит обыкновенная ревность, но не могла остановиться. — Хватит!— отрезал Зейн.— Я всё понял, дорогая мама! Тебе конечно очень хочется чтобы я женился на хорошей девушке, чтобы у меня были дети, но ты ни в коем случае не хочешь чтобы я любил свою жену, чтобы я по-настоящему был счастлив... Из-за тебя она исчезла! — Что ты такое говоришь? Ты единственный мой сын, конечно я хочу видеть тебя счастливым! Подожди... Что значит исчезла? — То и значит. Ты можешь быть довольна: я не могу жениться на Латифе, потому что она исчезла. Но будь уверена, я её найду, непременно найду... Ты говоришь, что я вру... Но я же говорю правду: ты настолько не хотела видеть меня счастливым с любимой женщиной, что сделала всё лишь бы настроить Латифу против меня. Ты предала меня, мама... — Сынок...— отчаянно прошептала женщина. — Утром я закажу тебе билет на первый же рейс в Каир,— он начал собирать вещи. — Что ты делаешь? — Я буду ночевать в гостинице, боюсь, нам вдвоём будет очень тесно в одном помещении,— с этими словами он ушёл, громко хлопнув дверью.

***

Саид расположился около панорамного окна гостиничного номера, откуда простирался восхитительный вид на набережную, терпеливо выслушивая жалобы брата в телефонной трубке: ранее он занимался документами, о чём свидетельствовали кипы бумаг на рабочем столе, но звонок брата заставил его изменить планы. Тем не менее слушал он вполуха, заранее зная что скажет Мохаммед, при этом наблюдая за женой, что расположилась на открытой террасе, углубившись в чтение очередного романа и словно бы не замечая ничего вокруг. Ещё с первых дней брака Саид понял, что его жена не только заядлая читательница, но в принципе разносторонняя личность. Она не только была отличным врачом с широкой квалификацией, но имела множество увлечений: разбиралась в искусстве, литературе и музыке, могла свободно рассуждать о теологии, политике и гражданском праве разных стран, что иногда даже кажущиеся довольно знающими люди терялись в её присутствии, когда она всерьёз хотела что-то им доказать. Рамиля могла быть нежной и неприхотливой, найти общий язык даже с самыми упрямыми людьми, а могла проявить решительность и непреклонность, поистине стальной характер, что невольно удивляешься как в столь хрупкой девушке может скрываться столько решимости, преданности своим взглядам и принципам. Чем дальше, тем больше он восхищался ею, и тем больше понимал, что является отнюдь не тем мужем какого она заслуживала. Сердце Саида оставалось двойственным, когда он хотел любить одну Рамилю, но это ещё половина беды... Иногда ему удавалось даже забыть что он сотворил, на какое безумие пошёл, но растущий живот жены не давал ему забыть. Он одновременно хотел этого ребёнка превыше всего на свете и в то же время временами думал, что лучше бы он не появлялся никогда, но какими бы ни были чувства к будущему ребёнку,— он почему-то продолжал верить, что родится дочь,— груз вины перед супругой никуда не исчезал. Сид Али прав: ни одна живая душа кроме них двоих не должна знать правду, даже врач Рамили не знал, чей генетический материал использовал при подготовке к процедуре, и так должно быть и дальше. Но до чего трудно носить такую тайну и не иметь возможности облегчить душу! Должно быть, таковым и будет его наказание на всю оставшуюся жизнь, он не имел права посвятить Рамилю в эту тайну, не хотел причинять ей подобные страдания, а значит она должна остаться в неведении. Перед Жади он вины не чувствовал: конечно, нехорошо вышло, он не должен был этого делать, но какое ей дело до его ребёнка? У неё есть свои дети от бразильца, которых она родила, а если захочет — может родить ещё нескольких, она не имеет права претендовать на ребёнка с фамилией Рашид даже если бы захотела. А чувства бразильского мужа Жади и вовсе не заботили его ни капельки: на что тот может жаловаться, он уже украл у него женщину, сделал своей женой ту, что должна была принадлежать Саиду, он и вовсе должен радоваться, что отделался настолько легко! — Да, Мохаммед, я тебя слышу!— кивал он в трубку, когда брат обвинил его в равнодушии и невнимательности.— Я искренне тебе сочувствую, но сид Али прав: поскольку Латифе ты больше не муж, не можешь предъявить ей в вину, что она ушла. Идат закончился, развод был оформлен официально по местным законам, перед тобой у неё никаких обязательств не было, значит искать её должны её родственники, она ведь вновь принадлежит к семье дяди Али после развода. Рамиля полулежала на шезлонге, слегка прикрывшись пледом. Погода в Рио была солнечная, но в воздухе оставалась лёгкая прохлада после ночного дождя. Собранные в небрежный пучок волосы трепал ветер, приносящий с собой морской бриз, что по её собственному признанию нравилось его жене. Она с интересом перевернула страницу: она пришла в восторг, когда нашла роман какой-то английской писательницы, где всё закрутилось вокруг путешествия героев в Южную Америку. Рамиля говорила, что хочет сравнить впечатления, а ещё — о модернизме и других течениях в литературе, о которых слышал, но особенно не разбирался. А его жена "глотала" книгу за книгой, убеждала его ходить на выставки и концерты живой музыки, встречала рассветы на террасе и обожала гулять около моря, даже вознамерилась на днях рисовать закат, купила большую упаковку карандашей и постоянно хмурила брови, скомкав очередной листок с неудачным эскизом... Должно быть, так на неё влияла беременность. Саид пришёл к выводу, что Рамиле нравится в Рио-де-Жанейро, она сама ему призналась, что здесь чувствует себя свободнее, и он даже не удивился: Рамиля любила Фес, но там на неё вечно давил дядя Абдул, а Саиду никак не удавалось унять родственника, каждый новый скандал значил, что дядя станет вдвойне наседать на его жену. Впрочем, недавно она призналась, что перестала испытывать боль из-за слов его дяди, потому что тот больше не мог давить на самое больное место, нельзя же дальше обвинять женщину в бесплодии если она ждёт ребёнка. Может им стоит переехать? Но его бизнес крутился в основном вокруг родного Феса и Бразилии — чаще всего Рио, Бразилиа, Сан Паулу, а это слишком близко от Жади, он не хотел находиться настолько близко от главного соблазна. За свои фантазии ему было стыдно, потому что теперь Саид знал чего хочет на самом деле: он жаждал обеих женщин одновременно, без надобности выбирать. Но не всегда можно получить желаемое, и в глубине души он знал: даже добившись любви обеих, ни одна из них не осталась бы с ним не будучи единственной. Чаще всего женщины хотели чтобы мужчина любил только их, без надобности делить мужа с другими женщинами. Любовь бывает только одна. А как быть тем, кто является исключением из этого правила? Бывает же что любят одновременно двоих, совершенно по-разному, но любят, иначе это чувство не назвать. Так почему все избегают разговоров о главном: как выбрать одно, когда только имея всё можно почувствовать себя счастливым? Пожалуй, он тот ещё мерзавец. Рамиля никогда не стала бы задаваться вопросом как поделить свою любовь между ним и другим мужчиной, она просто любила его и он это знал и принимал чувства как данность. — А чего ты ждал от полиции, брат? Они не считали бы нужным её искать даже будь она до сих пор твоей женой! Она же не пропала без вести, её никто не похищал, она ушла по своей воле и даже оставила записку с просьбой не искать, для них это недостаточно веский повод. Здесь всё совсем иначе, не как в Марокко, ты-то должен об этом знать, ты же прожил в Бразилии не один год! А что я могу поделать? Рамиля потянулась к чашке простого зелёного чая. Она в последнее время не выносила мятный чай, говорила она уже столько его выпила от тошноты, что её начало тошнить уже от мяты. Самочувствие жены его тревожило: она часто была бледной, почти ничего не ела до вечера и не испытывала отвращения только к некоторым продуктам, а пару дней назад даже потеряла сознание, раньше такого не бывало, но голова у неё кружилась уже не впервые. Говорили, всё должно пройти за три месяца, потом станет лучше, но у Рамили уже живот вырос, а то что врачи называют токсикозом никуда не исчезло. Может не стоило позволять ей рожать? Взяли бы на воспитание пару сирот и пусть бы дядя Абдул говорил что вздумается. Рамиля повторяла, что он напрасно беспокоится и все беременные время от времени испытывают недомогание. Врач бы его предупредил будь что-то не так. Но они в Бразилии, а здесь куда более склонны идти навстречу желаниям женщин. Но цвет лица у неё стал лучше, даже румянец появился. Может и правда напрасно он беспокоится? Рамиля должна знать лучше, в конце концов она доктор, даже сама принимала роды и у совсем юных девочек, и у женщин постарше, наверное если она говорит, что всё хорошо, так оно и есть на самом деле. Им пришлось отложить отъезд в Марокко, врачи считали перелёт небезопасным для Рамили в её нынешнем состоянии. Саиду удавалось легко управлять своим бизнесом в Бразилии, а вот его жена таки скучала по работе в больнице. Как бы ей ни нравилась Бразилия, она всегда была слишком предана своим пациентам чтобы просто оставить их, потому неоднократно Саид замечал, что Рамиля часами разговаривает по телефону с коллегами, а иногда они сами звонили посоветоваться по тому или иному вопросу. Откровенно говоря, он бы предпочёл чтобы она оставила мысли о работе по крайней мере на несколько лет после рождения ребёнка. Разве в клинике не справятся без неё? Но пожалуй она и слушать не пожелает его доводы, а приказывать Рамиле — отнюдь не выход, даже если она подчинится, ему будет крайне трудно опять восстановить с ней отношения, и он с ума сойдёт от напряжения: она-то и виду не подаст, что обижена, но он будет знать и его же и сведёт с ума её показное спокойствие и невозмутимость! Конечно, Рамиля будет очень заботливой матерью, в этом не приходилось сомневаться, достаточно только посмотреть на её взаимодействие с детьми родственников и знакомых, это он эгоист и хочет чтобы она принадлежала только ему. Только имеет ли он право просить её об этом, когда так виноват перед ней? Дядя Абдул сказал бы, что он — мужчина и слово его должно быть законом в семье, но Саид давно понял, что слушать советы родственника себе дороже, о чём ярко говорил пример Мохаммеда. Значит придётся смириться с мыслью, что работа всегда будет значительной частью жизни для Рамили. Быть врачом — явно её призвание, но если быть честным, трудно найти что-нибудь, что не удавалось бы его жене,— осознание этого вызывало восхищение и толику страха одновременно. Как ему быть уверенным, что она никогда его не оставит, если она легко найдёт чем заняться и без него? Наверное, узнай Рамиля, что у него есть такие мысли, убедила бы его в своей любви и верности. Но как ему быть, если знал, что не достоин ни того, ни другого? — Мохаммед, конечно я тебя слушаю! Конечно, я могу занять тебе денег, чтобы ты нанял детектива для поисков Латифы, но больше ничего я сделать не могу. Что ты будешь делать, если найдёшь её, брат? Вы чужие люди, разведены по закону, все сроки для примирения прошли, значит тот факт, что развода было всего два ничего особенно не значит, только если ты смог бы уговорить Латифу снова выйти за тебя замуж... Я буду с тобой откровенным: я не вижу будущего для вас двоих. Постарайся сосредоточиться на своей жизни, брат. Тебе нужно решать вопрос с долгами, с развитием магазина. Будем откровенны, нужно либо срочно поднимать продажи, либо искать альтернативный способ заработка, иначе с кредиторами никогда не расплатиться. У тебя семья, молодая жена, вдруг Джуварийя уже беременна? Как ты станешь обеспечивать ребёнка, если едва сводишь концы с концами? Не расстраивайся, брат, Аллах знает что делает, если Он развёл тебя с Латифой, значит такова Его воля, может ты пока не понимаешь почему это с тобой случилось, но со временем поймёшь. Что, опять занять денег? Нет-нет, никаких проблем, при встрече я передам тебе деньги! И тебе всего хорошего, брат, пусть Аллах хранит тебя! — Всё в порядке, Саид?— Рашид повернулся, услышав голос жены, чьего присутствия он по началу не заметил, ещё совсем недавно она была на террасе, и вот уже рядом с ним, стоило ему упустить её из виду всего на минуту.— Ты выглядишь обеспокоенным... — Мохаммед никак не успокоится...— с явной досадой признал молодой человек.— Я боюсь как бы он не натворил глупостей, опять-таки... — Давай угадаю: отказ сида Али больно ударил по самолюбию твоего брата и он во что бы ни стало хочет найти Латифу первым, пусть она ему больше и не жена, чего он признавать не хочет. Поскольку сам по себе Мохаммед ничего сделать не может, просто не умеет искать людей, что и не удивительно вовсе, он задумался о том чтобы нанять профессионала для поисков Латифы. Понимая, что у тебя больше возможностей, он попросил дать ему в долг и посоветовать подходящего человека. Верно?— молчание Саида только служило подтверждением её словам.— Саид... Из этого ничего хорошего не получится. Я знаю, ты считаешь, что я предвзято отношусь к Мохаммеду... Но это не так! Я только лучшего желаю твоему брату, пойми же, он делает себе только хуже, отказываясь принять реальность и жить дальше. Чем дольше он будет заблуждаться, тем потом труднее с ним расстаться, а жизнь тем временем проходит мимо. Пусть оставит Латифу в покое, она достаточно пережила, и Мохаммед тоже пережил достаточно, им обоим будет лучше оставить прошлое позади и двигаться дальше. Если я скажу ему об этом, он меня не послушает, но тебя вполне может послушать. — Я очень сомневаюсь, что Мохаммед готов отпустить Латифу... — покачал головой Саид.— Он любит её и надеется однажды добиться её расположения. Между ними многое произошло, но ведь однажды они были вполне счастливы и довольны друг другом... Ты просто не видела их сразу после свадьбы, а я видел. — Я вовсе не отрицаю, что сразу же после свадьбы Мохаммед и Латифа были счастливы вместе,— мягко заметила Рамиля,— но с тех пор многое изменилось. Не знаю что стало причиной краха их брака, это не моё дело, но с каждой встречей с Латифой в последние годы я замечала, что в ней всё меньше и меньше чувств к твоему брату... Поверь, если такая женщина как Латифа решила всё бросить и исчезнуть... Она очень устала, она не хочет жить с твоим братом. Разве он сам будет счастлив, зная что жена его не любит? Прошу, Саид, поговори с ним... — Я попытаюсь,— Саид улыбнулся одними губами.— Поговорю когда буду отвозить ему деньги. — Мохаммед опять просил занять денег? — Должно быть, брат хочет порадовать молодую жену. Наверное чувствует себя виноватым, что она о нём заботится, а он не может забыть Латифу,— Саид не видел иных причин почему его брат считает нужным влезать в долги, выбрасывая кучу денег на золото в столь сложное для него время. — Может ты прав,— пожала плечами Рамиля.— Но говоря между нами, едва ли Джуварийю заботят чувства твоего брата к бывшей жене. — Почему ты так думаешь?— нахмурился Саид. — Она не любит твоего брата,— прямо ответила Рамиля,— заботится, угождает, но делает это не из любви, не знаю, из чувства долга или ещё почему-то, я не знаю её настолько хорошо чтобы делать о ней выводы, она не особенно стремится к общению... — Может ты ошибаешься? Они только недавно поженились, если между ними пока нет любви, с годами это вполне может измениться,— Саид не хотел верить, что и второй брак Мохаммеда не удастся. Неужели брату опять не повезёт? — Возможно ты прав,— улыбнулась Рамиля,— может Джуварийя по-новому посмотрит на своего мужа, когда добьётся своего и поженит сида Абдула и Лару Кульсум? — Что?!— поразился Саид. — А ты разве не замечал, что Джуварийя всячески старается их столкнуть, подчеркнуть достоинства своей тёти перед сидом Абдулом? Для чего ещё она это делает, если не надеется, что твой дядя захочет жениться на Ларе Кульсум?— девушка мягко рассмеялась, увидев шок Саида.— О, дорогой, ты очень многое пропустил...

***

Мохаммед только что закончил разговор с братом, но по-прежнему сидел за столом около телефонного аппарата, уныло уставившись на некогда очень любимую Латифой расписную марокканскую вазу. Удалось уговорить брата занять денег, но он ожидал от Саида большей поддержки. В конце концов, он в своё время не одобрял помешательство старшего брата на Жади, но по его просьбе отправлял Саиду целые бандероли газет и журналов с заметками о Феррасах, и если бы брату захотелось облегчить душу — Мохаммед бы непременно его выслушал! Но разве можно было даже сравнить эту одалиску с его Латифой? Она в последнее время страшно изменилась, стала непохожа на себя, но Мохаммед знал, что её поведение — следствие уговоров её неугомонной кузины, и — стоило признать — его же ошибок. Он очень хотел поверить, что для них ещё не всё потеряно, пообещай он отныне быть лучшим мужем — может Латифа согласится вернуться, не может же она впрямь любить другого человека! Как смириться, что сердцем его козочки может владеть другой мужчина, некто вроде Зейна? Младший из Рашидов был уверен, что подобный человек разобьёт нежное сердце Латифы! И если бы она сбежала к нему, Мохаммед сделал бы всё от себя зависящее, лишь бы убедить её в этом, но он исчезла неизвестно куда! Разве ей было куда податься? Дядя Али не стал бы врать: он был уверен, что Латифа живёт не в доме Лукаса, более того, даже такая женщина как Жади не смогла бы настолько убедительно его проклинать, что он довёл её сестру, знай она где действительно находится кузина. Мохаммед даже поморщился, вспоминая вчерашний визит Жади в его магазин, ставший очередной причиной излишнего любопытства местных к его персоне. Следовало признать: всё не может быть так просто. Мохаммед позвонил подруге Латифы — единственной, о которой ему было известно, но Лидьяне тоже ничего не знала. Он сломал голову, пытаясь понять, где ещё она может находиться, но ему ничего не приходило в голову! Должно быть, он не столь хорошо знал бывшую жену, как ему хотелось верить... А может вовсе не знал? — Мохаммед,— из кухни вышла Джуварийя, привлекая к себе внимание парня,— может хочешь ещё чаю? — Нет, спасибо,— покачал головой Рашид, допивая оставшийся в стакане напиток.— Очень вкусный чай, только привкус немного необычный,— заметил он, смакуя приготовленный женой чай. Мохаммед с искренним интересом спросил:— Что ты туда добавляешь? — Хм, ничего необычного,— пожала плечами Джуварийя как ни в чём не бывало, хотя ладони девушки немного вспотели от паники.— Возможно, тебе вкус кажется необычным из-за кедровых орехов? Я добавляю к мяте измельчённую смесь. — Ах, вот в чём дело! Моя тётушка, одна из сестер моего отца и дяди Абдула, тоже так готовила чай, пока не вышла замуж и не уехала из нашего дома. Но дядя Абдул предпочитал обычный мятный чай, как и наша сест...— здесь он запнулся, вспоминая, что уже несколько лет как делает вид, что никакой сестры у него нет.— В общем, этот способ немного забылся в нашей семье, но мне очень нравится. Ты молодец, Джуварийя...— он одобряюще улыбнулся девушке, про себя с досадой думая насколько никчёмным мужем он для неё оказался. Всё она делала хорошо: и готовила, и танцевала, и умела делать отличный расслабляющий массаж, и успевала следить за собой, а он не может даже сделать её женщиной! С каждым новым фиаско в супружеской спальне Мохаммеду становилось сложнее смотреть жене в глаза. Неужели не будет конца этим неудачам? Что за наказание? — Я стараюсь. Мохаммед, если тебя что-то заботит, ты всегда можешь со мной поговорить,— откровенно говоря, она уже испытывала стыд, что так издевается над этим парнем. Он конечно далеко не идеал, очень внушаем, неуверен в себе, но он совсем недавно потерял сына, расстался с бывшей женой, а она только добавляет ему причин для беспокойства. Конечно, она себя оправдывала, стоило вспомнить, как с ней обошёлся её же родственник, как никто не спрашивал её мнения и ею распоряжались как вещью, но стыд никуда не девался. Потому она о нём и заботилась, не только прикрытия ради, в надежде таким образом избавиться от едкого чувства вины...— Ты выглядишь уставшим. — Всё в порядке, не беспокойся,— конечно бывало, что он срывался и едва не плача жаловался на свои горести и неудачи, что чаще всего происходило после очередной неудавшейся ночи, но обычно Мохаммед старался не посвящать жену в тягостные мысли. Стыдно и грешно, что ему в жёны отдали молодую красивую женщину, а он думает только о Латифе. Конечно, Латифу он тоже надеялся вернуть в качестве жены, но раз уж в его жизни появились две женщины, он обязан поделить между ними свою любовь, как велит Священная Книга! Иначе как надеяться на милость Аллаха, если нарушает Его заветы?— Мне уже пора возвращаться в магазин, меня ждёт Мустафа. Когда дядя Абдул вернётся из мечети, накорми его и сообщи, что я хочу с ним поговорить чуть позже. И спроси, не хочет ли он переехать в другую спальню, возможно ему будет удобнее в комнате, где раньше жили дядя Али и Зорайде,— родственники Латифы, к его досаде, переехали в гостиницу, а Лейлу — дочь сида Али и Зорайде — отправили обратно в Марокко, один родственник, проездом приехавший в Бразилию, согласился отвезти девочку в Фес, где передал её заботам Айши и Каримы. Дядя Али планировал остаться в Бразилии пока не найдёт Латифу, а Зорайде отказалась возвращаться в Марокко без мужа, хотя и не хотела расставаться с дочерью. Джуварийя проводила взглядом ссутулившегося Мохаммеда, который выглядел крайне несчастным. Она знала, что он всеми правдами и неправдами хочет узнать куда исчезла его бывшая жена, но сталкивается со сплошными неудачами. Про себя девушка подумала, что на месте Латифы приложила бы все усилия, чтобы как следует спрятаться, и если бывшая Мохаммеда не глупа, она конечно поступит соответственно. Она и сама не прочь была скорее уехать из этого дома, воссоединившись с возлюбленным. Азам преданно ждал этого момента, устроился на работу, поселившись в соседнем районе, но увидеться с ним Джуварийя не решалась, слишком много людей всегда находилось вокруг неё, а сид Абдул точно ястреб следил за ней, выискивая в новой невестке "признаки одалисок" — пока не нашёл, и не должен найти, по крайней мере до тех пор пока она не достигнет своей цели. У них с Азамом оставались лишь украдкой брошенные друг на друга взгляды, мимолётные нежные улыбки: он прогуливался по улице в одно время, а она тогда же выходила развешивать белье или поливать цветы на балконе. Ах, скорее бы иметь возможность обнять его, на правах законной супруги примкнуть к его губам. Только от мыслей о постыдных, унизительных сценах "супружеских ночей" хотелось куда-нибудь провалиться, раз и навсегда вычеркнуть из памяти как руки Мохаммеда шарили в ночной тьме под её рубашкой, касались её там, где не должен был ни один мужчина кроме её драгоценного Азама. Лишь бы он никогда не задавал вопросов, что ей пришлось вынести ради их общего будущего, лишь бы не разочаровался в ней! В любом случае, некоторые моменты должны остаться только её тайной, её кошмаром... Не то чтобы Мохаммед бывал с ней груб, пожалуй он даже пытался доставить ей удовольствие, пока не прекращал свои попытки, осознавая, что опять не сможет сделать её женщиной, но не хотела она этих ласк, не ему она должна быть отдана... Если бы только сид Абдул скорее согласился жениться на тётке, лишь бы он пообещал забрать детей Кульсум к себе из того ужасного дома,— тогда она будет свободна от обязательств, тогда сможет потребовать развода с нежеланным супругом! Она дни считала до этого дня, но сид Абдул — крепкий орешек, словно и не замечал красноречивых намёков, не осознавал своей симпатии к Кульсум — а тётя определённо ему нравилась, она не раз замечала его оценивающие взгляды, особенно с тех пор как добрая Зорайде отдала Кульсум несколько лучших своих платьев и ворох шёлковых платков, мотивируя свою щедрость тем, что у неё всего в достатке с тех пор как она стала женой шейха Али. Как же заставить его жениться? Джуварийя отчаялась, пару раз даже пыталась было запереть этих двоих в одной комнате, чтобы патриарх Рашидов вынужден был совершить никях, но всегда кто-то оказывался поблизости, мешал её замыслам... — Джуварийя!— не успела дверь закрыться за спиной Мохаммеда, девушка услышала чуть скрипучий голос сида Абдула. Напустив на себя самый благодушный и кроткий вид, девушка вышла в гостиную. Она знала, что к её виду мужчина не сможет придраться: практичное платье в полоску, прикрытое фартуком чтобы не испортить ткань при работе на кухне, намотанная на волосы чалма, неяркий и почти незаметный макияж, украшений она носила мало и самые скромные, чтобы не привлекать ничьё внимание к скопившимся в её объёмной шкатулке сокровищам: золото и жемчуга, длинные витые цепи и серьги до плеч, массивные ожерелья и кольца с драгоценными камнями — небольшими, но самыми настоящими. Имелся даже золотой пояс — подарок Мохаммеда после особенно жуткой ночи, о которой ей не хотелось вспоминать больше никогда. Джуварийя решила, что это украшение будет первым, которое она продаст в ювелирной лавке после развода с мужем. Тогда она была так унижена, что расплакалась вполне естественно, без всякого притворства, правда потом пришлось взять себя в руки и убедить Мохаммеда, что плачет из-за того, что "совсем не привлекает его" и "она точно останется бесплодной". Вероятно, парень всерьёз испугался, что на утро она потребует развод, потому что искренне, с самым несчастным видом убеждал её, что у них ещё всё получится, сам едва не плакал, после чего девушка разрыдалась уже от стыда за себя. Сначала она думала, что будет легче: её выдали замуж силой, ей не нравился Мохаммед, она осуждала многие его слабости и склонность идти на поводу у более сильных родственников. Но потом появилось чувство вины, от него очень сложно убежать, как оказалось... Да, потом удавалось себя убедить, что не она виновата, что ей не оставили выбора, но с каждым разом удавалось хуже. Она устала. До чего же трудно жить в постоянной лжи! — Слушаю вас, сид Абдул. Может быть хотите перекусить? Или сделать вам чаю? Я только что заварила свежий,— она опустила взгляд, мельком отмечая, что родственник мужа окинул её одобряющим взглядом. — Нет, не стоит,— отказался Абдул.— Я хочу сходить в мечеть, потому принеси мне пару чистых полотенец, я собираюсь совершить омовение, как и положено любому мусульманину перед посещением мечети,— поучительно погрозил он пальцем. — Знаю, сид Абдул,— кивнула Джуварийя.— А чистые полотенца лежат на полке в ванной, можете взять любые,— забавно, что сид Абдул прекрасно знал об этом, но всегда спрашивал. Так было ещё при Латифе, в быту Джуварийя почти ничего не меняла, потому что не видела смысла: Мохаммеду нравилась стабильность, и в любом случае она не собиралась надолго задерживаться в этом доме и рядом с этим мужчиной. Когда дядя Мохаммеда уже начал подниматься по лестнице, она вдруг вспомнила, что накануне её тётя ушла принимать ванную, и насколько она помнила, дверь не заперта...— Сид Абдул!— воскликнула она, собираясь было его предупредить... Но в последний момент поняла, что если человек вроде сида Абдула застанет женщину в ванной, он будет считать делом чести жениться на ней. Разве не решение проблемы? — Что такое?— медленно повернулся он. — Может вы всё же хотите чаю?— уточнила девушка после минутной паузы. — Не нужно. Кстати, где Лара Кульсум?— Абдулу нравилось говорить с этой женщиной, в особенности нравилось её умение слушать, она одна из немногих любила слушать его рассуждения о толкованиях священных писаний. — У неё разболелась голова и она ушла отдохнуть. Думаю, тётя до сих пор спит у себя в комнате. Кажется, такой ответ вполне удовлетворил придирчивого сила Абдула и он ничего не заподозрил. Девушка затаила дыхание, наблюдая как патриарх рода Рашид поднимается по лестнице, она настолько ярко представляла его путь, что казалось она слышит каждый скрип пола, пока он шёл к ванной комнате. Три, два, один... Сверху раздался синхронный крик.