Проверка на прочность

Клон
Гет
В процессе
PG-13
Проверка на прочность
автор
Описание
На пустынном пляже она медленно погибала в одиночестве. Неужели все мечты о великой любви обратились в прах? Жади принимает решение не возвращаться к родственникам и берёт собственную жизнь в свои руки.
Примечания
Очередное альтернативное развитие событий после 19 серии. Музыкальный фон: Bridge of hope (Lara Fabian)
Посвящение
Человеку, который подарил мне вдохновение)
Содержание Вперед

Часть 87

Зорайде и Латифа шли по местному парку среди цветущих растений, их окружали огромные раскидистые пальмы, разноцветные бугенвиллеи и масса других тропических растений, чей аромат дразнил человеческое обоняние. Для Латифы однако солнечный день потерял своё очарование, поскольку она словно бы и не замечала ничего вокруг себя, настолько глубоко ушла в себя. Девушка ни за что бы не вышла сегодня из дома, не вытащи её Зорайде на прогулку. Старшая женщина при этом чувствовала себя довольно нервно, поскольку отнюдь неспроста именно сегодня решила выйти с Латифой из дома, дело было в том, что Жади удалось уговорить Зорайде посодействовать её задумке устроить встречу между Латифой и Зейном. Сначала Зорайде, конечно, опасалась возможных последствий, не соглашалась с задумками сумасбродной девушки, однако в конце концов Жади таки добилась своего, и немалую роль сыграло в общем-то настроение Латифы в эти дни, а именно тот факт, что она просто ушла в себя и почти ни на что не реагировала, не считая решимости получить как можно скорее развод с Мохаммедом. Доброй женщине было настолько нелегко видеть свою воспитанницу в подобном состоянии, что она в итоге готова была согласиться на любую авантюру, если существует хоть малейшая надежда, что это хотя бы немного вернёт Латифе жизненные силы и энергию. – Ну наконец-то!– увидев родственниц, Жади поднялась со скамейки, приближаясь к Зорайде и Латифе, по очереди обнимая каждую из них.– Латифа, дорогая... Зорайде, я знала, что могу на тебя положиться! И не волнуйся насчёт Лейлы, она отлично проводит время у нас дома. – О, Аллах...– только и сказала Зорайде, мысленно умоляя Аллаха простить её за то, что она плетёт интриги.– Я надеюсь, ты знаешь, что именно делаешь.... – Жади?– удивилась Латифа.– Но что ты здесь делаешь? Ты же вчера говорила, что сегодня работаешь... Накануне Жади очередной раз появилась в Сан-Криштоване, играя таким образом на нервах Мохаммеда и Абдула, который едва ли не заикался от возмущения, увидев, как до сих пор ещё законная жена его племянника открыто говорит с отверженной их семьёй женщиной. Более того, сделать ничего из того, что сам же и советовал племяннику, он не мог по той простой причине, что накануне ему прямо объяснили, что именно может произойти, если соседи заявят, якобы в доме Мохаммеда, и без того находящегося под наблюдением полиции, истязают женщину. И пусть Абдул долго клял местные "недопустимые нравы", однако отправлять племянника очередной раз за решётку таки не хотел, только поговаривал, что уж после семейного суда, где он надеялся "образумить" Латифу, когда молодая семья вернётся обратно в Фес, он займётся воспитанием невестки, чтобы никто больше не смел "порочить имя Рашидов". К одалискам он относил и собственную племянницу, которую предпочитал не замечать, когда Назира как-то встретилась ему на улице, и жену Саида, отдельно возмутившись до глубины души, когда узнал, что старший племянник не только разрешил жене "общаться с предательницей и одалиской", но и сам не избегает говорить на улице с Назирой. Абдул искренне считал, что и отказ племянника жениться второй раз (для Абдула не имело уже никакого значения, что Рамиля оказалась беременной, вопреки прежним прогнозам, потому что по его мнению чем больше будет жён и детей у племянников, тем лучше), и его уступки Назире, от которой Абдул отказался, были дурным влиянием Рамили. Старший мужчина был убеждён, что "моральное падение" Рамили вызвано наличием у неё диплома, что портило даже представительниц лучших семейств, где он никак не ожидал обнаружить негодных женщин. Саид только больше раздражался (парень в принципе в эти дни был не в настроении, хотя старался скрывать это от той же Рамили) после каждой нотации дяди, продолжая отвечать самым твёрдым отказом на предложение – скорее даже прямой приказ – дяди взять вторую жену, повторяя, что если бы его спросили заранее, он бы ни за что не ответил согласием, как поступал до этого десятки – если не сотни – раз, когда родственник пытался его "осчастливить", и если уж свадьба Джуварийи с представителем рода Рашидов настолько нужна для поддержания репутации их рода, тогда дядя Абдул должен сам на ней жениться, раз уж взял на себя обязательства за девушку перед её родственником, под опекой которого она прежде была, ведь дядя Абдул так же является одним из Рашидов, больше того, у него нет ни одной жены, нет и прямых наследников, потому он определённо нуждается в супруге гораздо больше, нежели Саид, у которого уже есть жена, браком с которой он более чем доволен. При этом, однако, Саид не спешил признавать мужа сестры, словно Миру не имел никакого отношения ни к Назире, ни к его племяннице. Рамиле,– а она всячески ратовала за воссоединение семьи,– так и не удалось уговорить мужа встретиться в ресторане или в любом другом месте с Назирой и её супругом, поскольку Саид повторял, что не готов признать этого мужчину частью их семьи. Да, Саид признал и не пытался отрицать, что Миру действительно муж Назиры, поскольку был никах в мечети, заключён и законный брак, от союза супругов родился ребёнок,– эти факты невозможно было отрицать, но совсем другим делом было начать общаться с этим мужчиной, коренным бразильцем, кто пусть и принял ислам, но явно так и не изучил детали их обычаев, который взял в жены их сестру без их прямого согласия, практически похитив Назиру из дома Мохаммеда. Именно так Саид и ответил дяде, когда тот задал ему вопрос: он признает Миру законным мужем Назиры, хотя и не считает, что именно такой человек достоин быть родственником Рашидов. Но и эта позиция возмутила Абдула, не признавшего брак племянницы. Патриарх Рашидов и без того терпеть не мог находиться в Бразилии, а неповиновение Саида, непокорность "одалисок", одна из которых вздумала и вовсе получить развод, не говоря уже о соседстве с Назирой и доной Журой (у него даже глаз начал дёргаться, когда он увидел женщину на улице), регулярных визитах Жади, окончательно добивали его. В общем, атмосфера в доме Рашидов была патовой, что только усугубляло и без того глубокое горе и уныние Латифы. – Сейчас моя главная работа отвезти тебя кое-куда, Латифа!– уверенно заявила Жади. – Отвезти?– переспросила девушка, немного неправильно понимая слова кузины.– Жади, но я обещала дяде Али, что не покину дом Мохаммеда до семейного совета, как бы мне этого ни хотелось... Я не могу нарушить своё обещание, тем более, семейный совет уже завтра... – Нет, я говорю не о том, Латифа,– покачала головой Жади,– хотя я думаю, что тебе нужно поскорее оттуда уехать, я не стану спорить с твоим решением...– выговорить это ей было очень сложно, потому что сама Жади была категорически не согласна с подобной позицией.– Мы поедем в больницу, к одному человеку, который очень сильно тебя ждёт... Вы поговорите, а потом ты вернёшься вместе с Зорайде...– наверное, будь воля Жади, она бы увезла Латифу прямо сейчас, не дожидаясь никаких семейных судов, но было очевидно, что при таком раскладе первым делом подозрения падут на Зорайде, её назовут виновной, если Латифа уйдёт с ней из дома и потом туда не вернётся. – Ты имеешь в виду...– Латифа почувствовала, как внутри всё подпрыгнуло. Она, конечно, думала про Зейна, хотя и не позволяла себе думать слишком много, считая подобное недопустимым столь скоро после потери сына. Как она могла задумываться о том, чтобы уйти к Зейну сразу после развода, как будто Амин был каким-то препятствием? Но природа человека такова, что даже в худшем положении он невольно надеется на счастье, ищет луч света даже в самые тёмные времена. – Да, мы поедем к Зейну,– кивнула Жади.– Ты же не откажешься ехать, правда? – Нет...– покачала головой Латифа после минутной паузы. Она действительно хотела увидеть его, убедиться, что он в порядке, извиниться, что по её вине он оказался в таком состоянии, а потом будь что будет,– так для себя решила сестра Жади. – Отлично!– обрадовалась Жади.– Тогда идёмте скорее, водитель уже ждёт нас!

***

Латифа неуверенно толкнула дверь в палату, чувствуя, как внутри всё так и трепещет, словно от этого самого момента, от того, как он её встретит, зависела вся её дальнейшая жизнь. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Любовь к сыну и любовь к Зейну, в которой она даже самой себе не признавалась до поры до времени, годами поддерживали в ней силы, и теперь, когда её ребёнка больше не было, с чем она не желала мириться, сколько бы её ни увещевали, что плакать по ушедшим из жизни – большой грех, чувство, живущее глубоко внутри, было едва ли не единственным, что держало её в этом мире. Конечно, у неё до сих пор были родные, она их искренне любила, и её воспитание никогда бы не позволило Латифе даже думать о том, чтобы сделать что-то с собой, но жить и существовать – вещи совершенно разные, и именно от Зейна сейчас зависело, есть ли у неё надежда возродиться из пепла, прежней она уже никогда не будет, но так хотелось верить, что она снова сможет дышать свободно, даже вопреки всей пережитой боли хотелось верить в лучшее. – Латифа?– Зейн недоверчиво смотрел на неё, откинув куда-то в сторону журнал, который до этого пытался листать, и постарался подняться на подушках, стараясь не морщиться от боли,– врачи советовали использовать лекарства по минимуму, чтобы не вызывать привыкания к обезболивающим. Конечно, Жади ему говорила о своих планах устроить им с Латифой встречу, но Зейн не верил до конца, что у неё это получится, хотя и надеялся увидеть девушку. – Нет, не вставай, не нужно!– тут же попросила девушка, ноги уже сами несли её ближе к его кровати. Увидев его в таком положении, практически прикованным к постели, в окружении капельниц, трубок и аппаратов, в глазах восточной красавицы сами собой начали собираться слёзы, и она ничего не могла с собой поделать. – Не надо...– молодой человек прижал к своим губам её ладони, едва она оказалась достаточно близко к нему, чтобы он мог до неё дотянуться, что однако вовсе не успокоило девушку, скорее даже наоборот, ранее сдерживаемые слёзы просто хлынули с её глаз. – Прости меня...– она попыталась убрать слёзы свободной ладонью.– Это я виновата... Если бы не я, с тобой бы этого не случилось... – О чём ты говоришь?– поразился Зейн, хотя стоило бы подумать, что Латифа в своих лучших привычках начнёт винить именно себя во всех бедах, ведь это неизменно повторялось на протяжении всех тех лет, что они были знакомы. Безусловно, доброта Латифы поражала, но лучше бы она думала о себе хотя бы немного больше. Впрочем, Зейн дал себе обещание, что если только она ему позволит, отныне он всегда будет думать о ней, пока она сама не научится.– Я не хочу даже слышать ничего подобного. Ты ни в чём не виновата, в произошедшем не было ни капельки твоей вины. Винить можно только тех нелюдей, но точно не тебя. Ты понимаешь?– он заглянул в её глаза, мягко убирая слёзы с лица девушки.– А если ты считаешь, что я мог стоять там и смотреть, как в тебя стреляют... – Но тебе не нужно было этого делать, не нужно....– качала головой Латифа.– Я никогда не хотела, чтобы ты рисковал ради меня жизнью! Я никогда этого не хотела, Зейн! – Я знаю,– кивнул он.– Но это был мой выбор, поступить иначе я не мог. И если бы я только мог догадываться, что должно произойти, я бы ни за что не ушёл, ни за что не оставил тебя тем вечером... Я должен был увезти вас оттуда... – Нет, не говори об этом!– перебила его Латифа, глаза девушки блестели от слёз. Воспоминания о том вечере неминуемо возвращали её к воспоминаниям о сыне, о её мальчике, который той ночью безмятежно спал в своей кроватке, не догадываясь, что больше этого никогда не будет, что его больше не будет... Она не выдержала и просто закрыла лицо руками, как маленький ребёнок, будто таким образом могла сбежать от реальности. Она не знала в какой момент оказалась прижата к его груди, позволяя себе рассыпаться на части. Ритмичное биение его сердца успокаивало, внушало безопасность и что-то ещё,– надежду однажды собрать себя, склеить осколки?– о чём она боялась даже думать. – Я хочу сказать, что всё будет хорошо, хочу сказать, что однажды ты проснешься с лёгким сердцем, что плохое забудется...– его шёпот звучал довольно громко в звенящей тишине палаты, одна ладонь поглаживала её локоны, что выбились из-под платка.– Но я не могу, к сожалению. У меня никогда не было детей, но даже я понимаю, что такое забыть невозможно. Все слова сочувствия кажутся глупыми, лишними, ничего не меняющими, ведь они не помогут вернуться в прошлое... Я знаю, что сделал недостаточно, что должен был сделать больше, предотвратить это... – Ты ни в чём не виноват...– покачала головой девушка. Как можно было обвинить человека в том, что он не предвидел трагедию? И разве она сама позволяла ему вмешаться? Разве не отказывалась слушать всякий раз, когда речь так или иначе заходила о её семейной жизни? К своему ужасу, Латифа осознала, что именно её медлительность, неспособность принимать решения, страх перемен, боязнь осуждения, довели ситуацию до нынешнего состояния. В какой-то момент она осознала, что практически лежит на нём и выпрямилась, понимая, что должно быть причиняет ему дискомфорт.– О, Аллах... Тебе наверное больно... Конечно, тебе больно, что за глупые вопросы я задаю?– бормотала она, поправляя его одеяла, не поднимая взгляд, поскольку краска смущения заливала её прежде бледное лицо. – Я в порядке,– возразил Зейн.– Смотри на меня, пожалуйста...– он улыбнулся, когда девушка подняла на него свои огромные глаза, блестящие от слёз.– Я люблю тебя. Ты это понимаешь? Это не менялось и не изменится. Я хотел бы сделать больше... – Больше?– перебила его Латифа.– Ты спас мне жизнь, я никогда не смогу отблагодарить тебя должным образом... – Тебе не нужно меня благодарить. – Но я должна!– возразила Латифа.– Это не то, с чем я просто так могу справиться просто потому, что ты так сказал...– она опустила глаза.– Сначала я злилась на тебя... За то, что подверг себя опасности, потому что я хотела, чтобы ты жил, я не хотела, чтобы ты принимал пули вместо меня... А потом, когда я узнала про Амина...– её голос задрожал, приятная дрожь прошла по телу восточной красавицы, когда молодой человек бережно убрал следы слез с её лица.– Я подумала, что раз мой Амин... Значит мне тоже не нужно было... Что я должна быть с ним... – Латифа...– Зейн ужаснулся от мысли, что опасения Жади, возможно, были не просто словами. А если она действительно что-то с собой сделает? Он и раньше всерьёз боялся, обнаружив, что моральное состояние Латифы далеко от стабильного, что она чувствует себя несчастной. Тогда она говорила, что сын – её единственный смысл жизни. И что же она может сделать теперь, когда мальчика больше нет? Зейн видел Амина всего пару раз в жизни, а вблизи и вовсе только однажды, но даже для него была большим ударом новость о гибели мальчика (было достаточно уже того, что он был сыном его любимой женщины). Так что же говорить о Латифе, которая привела этого ребёнка в мир и любила больше всех на свете? Нет, нельзя допустить, чтобы она даже думала о возможности того, что он даже в мыслях озвучивать не хотел, словно опасаясь, что одной мысли достаточно, чтобы это стало реальностью! – Я знаю, что это харам... Так думать нельзя...– тут же добавила Латифа.– Просто я ничего не могла с собой поделать... Мне казалось, я больше никому в этом мире не нужна. Есть, конечно, мои родные, они бы чувствовали себя плохо, но рано или поздно оправились бы... А кому ещё я нужна? – Ты нужна мне!– Зейн столько раз ей это повторял, что было даже больно очередной раз слышать от неё такие слова. Неужели она никогда ему не поверит? Его прошлое всегда будет преградой между ними? Но Зейн никогда не думал, что это будет иметь такие последствия, казалось бы, нормально было жить, как он жил раньше, пока любовь не постучала в его дверь, в корни изменив всю его жизнь.– Ты должна жить в первую очередь ради себя, ради самой жизни, не ради кого-то, но если ты правда считаешь, что никому не нужна... Знай, что я не представляю без тебя своей жизни. Все эти годы напоминали сплошной мрак, потому что мы не могли быть вместе, и я знал, что ты тоже несчастна... – Я больше не такая, как раньше, Зейн...– тихо заметила Латифа после длительной паузы.– Я и раньше не понимала, зачем я тебе нужна, почему именно я... А теперь... Действительно ли ты хочешь иметь будущее со мной? Зачем я тебе нужна, когда я не знаю, смогу ли однажды стать прежней? Я будто разбилась на осколки. – Латифа, если я могу просто находиться рядом с тобой, есть хоть какая-то, даже самая маленькая надежда, заставить тебя снова улыбаться... Я готов посвятить этому целую жизнь. Прошу, поверь мне,– он заглянул в глаза девушки, мягко целуя костяшки её пальцев.– Я не знаю, как я могу убедить тебя, если ты просто не дашь мне шанс доказать всё в реальности, а не на словах. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, любой, весёлой или грустной, что бы ни случилось. Может ты посчитаешь, что неуместно говорить об этом сейчас, я и сам понимаю, что сейчас вероятно не такое время, тебе не до этого, но я хочу, чтобы ты знала...– он ни на секунду не отрывал от неё взгляд, поддерживая зрительный контакт, не выпуская из рук ладони девушки.– Я хочу на тебе жениться. Вопрос только в том, совпадают ли наши желания. Хочешь ли ты того же? – Ты серьёзно?– выдохнула она, застыв в нерешительности, когда он кивнул в подтверждение своего предложения. Его слова всё ещё были для Латифы шоком, вопреки тому, что Зейн неоднократно говорил о своём желании быть с ней, предлагал ей бежать с ним, она не ожидала, что он прямо попросит её руки, особенно именно у неё, а не у её дяди, как у старшего родственника. Впрочем, последнее как раз было вполне в привычках Зейна, он ещё в их первые встречи – прогулки из магазина – годами ранее заявлял, что считает глупостью просить руки женщины не у самой женщины, а у третьего лица, будь этот человек сколько угодно родственником и уважаемым человеком. – Латифа?– он напряжённо смотрел на неё, почти готовый к тому, что она откажет, слишком часто он слышал отказы из её прекрасных уст. – Я просто не могу поверить, что ты спросил у меня...– выдохнула Латифа. Даже в ту ночь, когда она, точно безумная, поддавшись своему чувству, согласилась бежать с ним вместе со своим ребёнком, отбросив все сомнения, позволив себе поверить, что у них есть будущее, Латифа не думала о том, женится ли он на ней, хотя иного варианта развития отношений в её понимании в принципе не было благодаря консервативному воспитанию.– Ты знаешь, я до сих пор замужем... – Ты думаешь о том, чтобы... – Нет, я никогда не вернусь к Мохаммеду,– как никогда твёрдо ответила Латифа. После того, что случилось с Амином, не было и речи о том, чтобы продолжать жить с мужем, которого она и видеть больше не могла.– Я лучше стану прислуживать в чужих домах, чем вернусь к нему! – Тебе никогда не придётся кому-то прислуживать, я позабочусь о тебе,– возразил Зейн, и он имел это ввиду, поскольку поддерживал бы её независимо от того, выйдет ли она за него замуж. – Ты правда любишь меня? Правда хочешь на мне жениться?– переспросила Латифа. – Больше всего на свете,– уверенно ответил Зейн. – Тогда я хочу того же...– девушка снова подняла на него глаза, чувствуя как по груди распространяется изнутри приятное тепло, как часть ледяной корки тает в это мгновение, когда он ей улыбается. Латифа знала, что скорбь по сыну всегда будет сопровождать её, куда бы она ни пошла, как бы ни сложилась её жизнь в будущем. Но может и ей будущее готовит что-то хорошее? Может она не напрасно живёт? Было так приятно в это поверить, так хорошо находиться рядом с мужчиной, который заставлял её верить в лучшее, заставлял её сердце биться быстрее, до того хорошо, что она чувствовала себя виноватой. Как может она чувствовать себя счастливой, когда её сына больше нет? – Мне так жаль, Латифа,– прошептал ей Зейн, понимая причину смены её настроения.– Если бы только можно было повернуть время вспять... – Я до сих пор не могу поверить, я просыпаюсь ночью и слышу его голос, мне приходится напоминать себе, что...– её голос сорвался. Ему только и оставалось, что вытирать её слёзы, позволяя девушке просто оплакивать сына, несправедливо отнятого у неё судьбой. Разве справедливо, чтобы погиб мальчик, не успевший даже пожить толком? Как такое могло произойти? Как земля носила людей, способных на такие зверства? В это мгновение Зейн как никогда желал, чтобы предчувствия Жади были верными, чтобы Амин до сих пор был жив, лишь бы не видеть страданий любимой, лишь бы её глаза светились от счастья, а не от слёз.

***

В доме доктора Альбиери на кухне за чашкой чая расположились жена учёного и её так называемая племянница, которая нынче явилась в дом "тёти", дабы пожаловаться на вопиющую "несправедливость" по отношению к ней, то есть рассказала свою – полностью искажённую – версию так называемых отношений с Леонидасом Феррасом. С самым несчастным видом девушка поведала о том, как начальник с первых дней начал оказывать ей знаки внимания, как она сама, чувствуя при этом глубочайшую вину перед женой Леонидаса, осознавая их разницу в возрасте и тот факт, насколько разные они люди, сама не поняла, как влюбилась в мужчину и отдалась ему, поверив его признаниям в любви. Эдна была явно глубоко шокирована словами племянницы, не веря своим ушам, автоматически однако успокаивающе поглаживала руку девушки и временами подливала ей чаю. Алисинья же продолжала свой рассказ, вдохновлённая доверием женщины, даже не подозревающей, что её обманывают. – А потом он вдруг сказал, что не любит меня, что не желает меня больше видеть...– театрально рыдала Алисинья.– Угрожал, что сделает всё, чтобы я не могла жить в этом городе, если я хотя бы раз ещё появлюсь перед его глазами или попытаюсь рассказать Иветти правду. А я хотела сказать правду, говорила, что то, что мы делаем, неправильно...– девчонка опустила глаза, притворяясь совершенно отчаявшейся перед доверчивой Эдной.– Наверное, я сама виновата, тётя Эдна, нельзя связываться с женатыми, я всегда это знала, но не смогла устоять... Даже не представляю, что вы теперь обо мне думаете... Но разум часто покидает нас, когда мы так сильно кого-то любим...– добавила она, прекрасно зная, что уж эти слова нажмут на больное место самой Эдны и неминуемо обеспечат ей поддержку со стороны тётки. – Ну что ты, дорогая,– Эдна искренне сочувствовала девушке, ни на минуту не усомнившись, что именно Алисинья здесь является жертвой,– я ни в чём тебя не обвиняю, ты ещё такая юная, ты просто ошиблась... Но это совсем не значит, что этим можно пользоваться! Я не могу поверить, что Леонидас мог так поступить!– возмущалась женщина.– Ну ничего, я с ним поговорю! – Нет, тётя!– Алисинья схватила её за руку, вполне реалистично разыграв искренний испуг.– Леонидас обещал подать на меня в суд, выдворить из города, если я кому-то ещё расскажу... И как я буду совсем одна, да ещё с ребёнком на руках, без работы? Ведь Леонидас не хочет даже знать нашего малыша, так и сказал, что мы ему не нужны...– очередной раз картинно расплакалась Алисинья. – Ничего не бойся! Он не посмеет сделать ничего из этого, уж я об этом позабочусь! Если понадобится, я лично дам показания в суде, дам интервью в газеты, заставлю его пожалеть про каждую твою слезинку, если он не хочет по-хорошему!– завелась Эдна, уже хватая свою сумочку.– Я только предупрежу няню, и тут же поеду! Я не позволю тебя обижать! – Тётя, я даже не представляю, что бы я без вас делала... Вы мне так помогаете, я не смогла бы и дня прожить в Рио, если бы не ваша доброта...– Алисинья бросилась в объятия женщины, мстительная улыбка исказила черты её лица.

***

– Лукас, мальчик мой!– радостно хлопотала вокруг парня Далва, стоило ему только переступить порог дома.– А детишек опять не привёз, скоро я уже забуду, как они выглядят! – Я тоже рад тебя видеть, Далва,– улыбнулся ей сын Леонидаса, в руках он держал портфель с документами, поскольку прямо отсюда они с отцом собирались ехать на переговоры.– Сейчас много разных забот. Мы с Жади как-то приедем на ужин, и детей тоже с собой привезём...– к слову, Лукас был не особо уверен в такой перспективе, поскольку Жади вряд ли сможет спокойно ужинать с его отцом, но и Леонидас тоже избегал взгляда невестки с тех пор, как ему стало известно, что они видели то самое видео.– Как здесь дела?– осторожно спросил он у экономки, заранее впрочем зная, что ничего хорошего она ему явно не расскажет. Как мог чувствовать себя его отец, когда Иветти уехала из дома вместе с Кристиной после их ссоры, а весь офис продолжает сплетничать о его романе с юной секретаршей? – Сеньор Леонидас уже который день ходит по дому, как призрак какой-то, даже от утреннего кофе отказывается,– шёпотом поведала ему Далва.– Дом такой пустой и тихий без твоей сестры... Жена твоего отца сама уехала, и девочку тоже с собой забрала!– искренне возмущалась экономка, скучая по маленькой воспитаннице. – А как же иначе, Далва?– пожал плечами Лукас. Он знал, конечно, что у Далвы с Иветти не лучшие отношения, об этом знали все, кто так или иначе был близок к их семье, но даже Далва вряд ли могла подумать, что Иветти уедет сама и при этом бросит свою дочь.– Но я видел Тину вчера вечером, с ней всё хорошо, и она пока ни о чём не догадывается, что к лучшему, как я думаю. Если ты переживаешь, можешь поехать и навестить её в старой квартире Иветти, они сейчас там живут. Ты же знаешь адрес? – И мне нужно ехать в ту квартиру?– проворчала Далва, некогда назвавшая эту квартиру цитаделью разврата, обещая, что в жизни не переступит её порог. Экономка покачала головой.– Я никогда не любила жену твоего отца, Лукас... – Далва...– мягко упрекнул её парень, укоризненно качая головой. – Нет, не перебивай меня! Я никогда не любила дону Иветти, но одобрить поведение сеньора Леонидаса никак не могу! Это же надо дойти до такого разврата, так ещё держать кассету в сейфе! Я всегда думала, что этот брак рано или поздно закончится изменой, но я всегда думала, признаться, что измена будет с другой стороны... В жизни бы не подумала, что твой отец на такое способен! Я всегда говорю правду, ты меня знаешь, Лукас, и если я вижу, что человек ведёт себя неправильно, я никогда не молчу!– грозила пальцем домоправительница. – Там сложная история, Далва...– уклончиво заметил парень, не желая лишний раз говорить об этом: что знает Далва, знают десятки людей. – Да что уж тут сложного?– пожала плечами Далва.– Сплошь и рядом такое происходит, что мужчины находят любовниц, но от твоего отца я такого не ожидала!– ворчливо добавила она.– А правда, что девушка беременна? – Так говорят,– неохотно признал Лукас. – Матерь Божья...– покачала головой Далва.– Это же надо, чтобы от мужчины были беременны сразу две женщины! – О чём это вы говорите?!– раздражённый голос Леонидаса прозвучал над ними. Мужчина спускался по лестнице и по нему было даже издалека заметно, что он не в духе и явно плохо спал, выглядел крайне уставшим. – А это я Лукасу рассказываю про новый сериал, сеньор Леонидас! Представьте себе, там у мужчины беременны сразу жена и любовница! Скажите же, разврат, иначе не назовёшь!– не понятно было, пытается служанка оправдаться, или же издевается над хозяином, но тот даже дар речи потерял, не зная, что на это ответить. Вероятно, между хозяином дома и экономкой мог разыграться спор, если бы совершенно внезапно подобно вихрю в дом не ворвалась взвинченная Эдна, что было неожиданностью для всех. – Ты думаешь, тебе всё позволено, Леонидас?! Думаешь, я на тебя управы не найду?!– с ходу закричала женщина, что было в общем-то для неё не свойственно, поскольку перед знакомыми она обычно представала особой довольно таки сдержанной. – Извини?– переспросил Леонидас, впрочем уже догадываясь, по чьей милости жена Альбиери явилась скандалить.– Если ты пришла поговорить о своей племяннице... – Да, я пришла поговорить о своей племяннице, которую ты бесстыдно соблазнил, а потом уволил, так ещё и посмел угрожать расправой, если она кому-то расскажет о вашей связи! – Сеньор Леонидас!– поразилась Далва. – Я ничего подобного не делал!– возмутился Феррас.– Ты не знаешь, что там произошло, Эдна, но я готов тебе рассказать! Твоя племянница вовсе не так невинна, как хочет казаться, и если кто-то и был жертвой, так это я, а не она! – И у тебя хватает совести так говорить!– возмутилась Эдна.– Бедная девочка сама не своя! Учти, Леонидас, если я услышу хотя бы намёк на то, что ты опять обидел Алисинью, если у тебя хватает совести отказываться от отцовства собственного ребёнка, я молчать не стану! Сегодня же займусь поисками адвоката для своей племянницы! Я дам интервью каждому журналисту, который ко мне подойдёт, напишу во все газеты, чтобы все без исключения знали, насколько ты не порядочный человек! Потому лучше подумай, как выйти из этой истории без потерь для своей репутации, уж это для тебя, наверное, ещё имеет значение, а вот совесть, похоже, ты выбросил на помойку!– закончив свою отповедь, Эдна ушла так же быстро, как и появилась до этого, громко хлопнув дверью. – Дурдом какой-то!– возмутился Леонидас, от досады и злости ударив кулаком по перилам со всей силы.– Господи, ну за что мне это? Что я такого сделал?!– восклицал он в отчаянии.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.