Проверка на прочность

Жади лихорадочно рылась в шкафу, на ходу вытаскивая первую попавшуюся одежду. Она была в шоке после того, как увидела запись эротического содержания со свекром в главной роли, и едва первый ступор отступил, девушка первым делом бросилась в спальню переодеваться, на ходу вызывая такси и совершенно не обращая внимания на попытки Лукаса как-то остановить её бурную деятельность. Жади была твёрдо намерена немедленно поехать к Иветти и рассказать подруге всю правду, ничего не скрывая, а в качестве доказательства отдать эту самую запись, от которой у самой девушки до сих пор глаз дёргался. Да уж, она и помыслить не могла, что однажды увидит эту сторону жизни свекра, да ещё в таких подробностях! – Жади, подожди!– Лукас попытался забрать из рук жены блузку, когда та пыталась надеть блузку навыворот, даже не снимая топ, который носила до этого.– Объясни мне, куда ты собираешься? – К Иветти, конечно же!– сразу ответила Жади.– О, Аллах, и почему я не узнала правду раньше? Мы же только вчера виделись! – И что, ты собираешься сразу с ходу сказать Иветти, что мы с тобой видели, как мой отец...– парень запнулся и тряхнул головой, чтобы избавиться от образов, которые так и стояли перед глазами. Они же были в таком шоке, что даже не догадались сразу выключить телевизор, чтобы не смотреть этого дальше! – Как твой отец ей изменяет?– резко спросила Жади.– Как он развлекается с секретаршей прямо в собственном офисе, пока она считает, что он работает?! Да, именно это я и собираюсь ей рассказать! Рассказать, что твой отец и эта бесстыжая до того увлеклись...– она на мгновение замолчала, стремительно краснея.– Увлеклись этим развратом настолько, что даже номер в гостинице не догадались снять, а сделали это прямо... – Хватит!– воскликнул Лукас.– Это мой отец и я не хочу думать и вспоминать, что там он делал! – А ты думаешь, я хочу?!– возмутилась Жади.– У меня до сих пор стоит перед глазами... Но Иветти должна знать правду, и я ей её расскажу! – И чего ты добьешься, если приедешь и с места в карьер выложишь, что мы с тобой увидели? Послушай, Жади, всё может быть не так однозначно, как нам с тобой сейчас кажется, нужно сесть, успокоиться и рационально подумать... – Да что тут может быть неоднозначного?!– воскликнула марокканка.– Как по мне, всё очень даже понятно! А ты просто хочешь оправдать своего отца! Мужчинам же можно изменять, это в порядке вещей, не так ли?! – Я такого не говорил! – Но у меня складывается впечатление, что именно так ты и думаешь! Иначе зачем молчать? Назови хотя бы одну причину, почему я не должна пойти и сказать Иветти правду! Она же думает, что они счастливы! А твой отец... – А может это монтаж?– предположил вдруг Лукас.– Подумай, мой отец очень богат, кто-то смонтировал это видео в надежде, что сможет вытянуть из него денег, что отец испугается, как бы это не попало в газеты, и вместо того чтобы судиться с автором этого... Просто даст им денег. – А как эта запись вообще оказалась у тебя среди клипов группы? Неужели твои знакомые нарочно отправили тебе... – Нет,– покачал головой парень,– я уже вспомнил. Одна кассета пришла с анонимным адресом, отдельно от посылки. Мы с Иветти просто предположили, что она не поместилась в коробку, или что-то в этом роде, Иветти даже хотела посмотреть запись...– Лукас невольно задумался о том, какой была бы реакция Иветти, посмотри она именно эту запись, пожалуй, дом отца сотрясла бы волна ярости, сравнимая разве что с ядерным взрывом.– Но потом Тине что-то понадобилось, кажется, у Матильды спутались волосы,– он уточнил,– это одна из её кукол... Это не так уж важно, в общем, я уже торопился и просто открыл коробку, бросил туда кассету, не обратив внимания, что на остальных футлярах снаружи были наклеены названия клипов, а на этой – ничего... Потом я уехал на встречу, а потом вернулся домой, ты захотела посмотреть клипы и вытащила из коробки верхнюю кассету... Это никогда не должно было попадать в наши с тобой руки, Жади, запись прислали на адрес моего отца, очевидно, чтобы его шантажировать! Иного объяснения этой записи я просто не нахожу! – И это всё ещё не значит, что твой отец не спал с племянницей доктора!– в запале ответила Жади.– Мы видели его на видео, это совсем не похоже на монтаж! Скажи ещё, что кто-то стоял над ними с автоматом и заставлял их делать это, угрожая застрелить! Я не исключаю, что кто-то захотел шантажировать сеньора Леонидаса и отправил эту запись, чтобы получить от него денег, а может самой девушке надоело быть любовницей и она отправила кассету в надежде, что Иветти её увидит и... – И бросит моего отца, после чего путь для неё самой будет свободен!– закончил предложение Лукас.– И если мы сейчас отдадим запись Иветти, мы ей в этом поможем! Слушай, я не знаю, как получилось... Но я уверен, что отец и Иветти счастливы вместе! – Так значит ты таки предлагаешь сделать вид, что ничего не было?!– возмутилась девушка.– А я думаю, что мы должны... – Нас это не касается, Жади! Мы не должны были видеть эту запись! Лично я намерен отдать запись отцу и пусть он делает с ней что угодно, я не хочу становиться причиной ссоры, которая возможно приведёт к их разрыву! А моя сестра? Ей нет и четырёх лет и как ей будет, когда её привычный мир будет разрушен? – Правда лучше иллюзии!– упиралась Жади. – Жади, я не верю, что у моего отца роман с этой девчонкой! Это же какой-то вздор! Она племянница Альбиери, мой отец об этом знал, даже на работу её взяли, потому что об этом попросил Альбиери! Что ни говори, я знаю своего отца, при всех его недостатках, он не из тех мужчин, которые соблазняют юных девушек и снимают с ними пикантное кино, особенно будучи женатым человеком! И он любит Иветти, уж в этом не приходится сомневаться! Он мог мелькать перед её глазами с другими женщинами, когда они были в ссоре, но не когда они женаты и растят ребёнка! И ты видела эту запись? Чтобы мой отец в здравом уме, даже если предположить, что у него есть любовница, согласился сделать это в офисе, превратив свой кабинет в подобие какого-то дешёвого борделя?! Ты сама-то в это можешь поверить? – Если бы я не увидела этого своими глазами, я бы не поверила,– признала наконец Жади.– Но как можно объяснить запись... – Я не знаю, Жади...– покачал головой Лукас.– Ты думаешь, я знаю больше тебя? – Иветти моя подруга, она с первых дней поддерживала меня, даже в тот раз, когда я пришла к ней с чемоданом, думая, что ты меня бросил, что я осталась совсем одна во всём мире, не имея ничего за душой, она согласилась меня приютить! И как ты думаешь, в первые месяцы нашей совместной жизни, если бы она не помогала нам услышать друг друга, когда мы сами не умели, мы бы остались вместе? А теперь я буду ей врать? А вдруг твой отец вправду ей изменил? Ты думаешь, она не имеет права знать? – Послушай, Жади, я тоже очень люблю Иветти, и честно говоря, с трудом представляю, как буду смотреть ей в глаза, но давай будем говорить откровенно, они с отцом оба не святые... – Если что-то было, это было до свадьбы!– Жади склонна была оправдывать подругу, исходя из того, что хорошо к ней относилась. – И мы не можем делать выводы, исходя из одной записи, признаться, довольно странной,– продолжал он.– Вспомни, тебя раздражало, когда Далва вмешивалась в чужую личную жизнь! – Не сравнивай меня с Далвой!– возмутилась Жади.– У этой женщины никогда не было реальных доказательств её безумных теорий! – Но она думала, что они были! Представь, что мы сейчас вмешаемся, а потом окажется, что всё совсем не так... Мы можем сделать только хуже! Нужно хотя бы выяснить, что к чему! – Ну хорошо,– кивнула наконец Жади,– отдай своему отцу эту запись! Но теперь я лично буду за ним следить, я не знаю, как я это сделаю, исходя из того, что мне нужно быть с Латифой, следить за нашими детьми, а ещё больше обычного работать в клубе вместе с Бетой, пока Зейн в больнице, но я найду время и буду регулярно навещать вас на фирме! И если я найду хоть одно доказательство, что у твоего отца продолжается роман с этой девицей, я не только вытащу её за волосы оттуда, но после этого пойду прямиком к Иветти, и никто меня не остановит! – Если это окажется правдой, я и сам поговорю с отцом! Но чтобы мой отец и эта Алисинья... О, Господи, Жади, я хотел бы не видеть этого! Некоторые детали жизни родителей определённо должны проходить мимо их детей!

***

Лукас толкнул дверь отцовского дома, мельком осматривая залитый солнцем первый этаж, со сверкающими до блеска поверхностями и рядами семейных фотографий в серебристых рамках. Из кухни уже спешила Далва, видимо услышав, как подъехала машина. – Лукас, мальчик мой!– радостно обняла его экономка.– Наконец-то ты приехал! – Далва, мы же виделись только сегодня утром,– слабо улыбнулся парень, хотя его мысли в этот момент были заняты совсем другим. – Да, но ты так быстро уехал!– посетовала женщина.– Я вижу тебя всё реже и реже, и детишек опять не привёз! А всё твоя жена, она меня не любит и... – Прекрати, Далва!– отмахнулся Лукас.– Жади сейчас не до поездок, её племянник погиб несколько дней назад! Не говоря уже о том, что она до сих пор на костылях! – Я видела новости по телевизору!– кивнула Далва, конечно же, знающая о произошедшем с племянником жены Лукаса.– И надо же, чтобы эти наркоманы проклятые погубили маленького мальчика! Как Господь допускает, чтобы в мире было столько зла? – Наверное, есть вещи, которые зависят только от людей...– ответил наконец Лукас после длинной паузы.– Скажи мне, отец дома? – Он с твоей сестрой в кабинете,– кивнула Далва.– Ты не представляешь, какая хитрая эта девочка!– рассмеялась она.– Представь себе, сегодня она сказала твоему отцу, что хочет к своему балетному платью обруч, весь в красных блестящих камнях, как в браслете её матери! Сказала, что ей нравится, как камни переливаются на солнце! – Усыпанный рубинами?– лёгкая тень улыбки тронула его губы.– И я почему-то уверен, что она добилась своего, правда? Отец же не отказал? – Сеньор Леонидас слишком балует дочь, он даже Диогу в своё время так не баловал...– покачала головой Далва,– и хотя она очень любила девочку, а никто таки не мог сравниться в её сердце с Диогу!– не замечая, как Лукас нахмурился на мгновение в этот момент.– Но она такая милая, я сама не могу ей отказать! И как бы там ни было, Кристина хотя бы имеет право тратить деньги твоего отца, она же его дочь, а вот её мать...– недовольно нахмурилась экономка.– Эта женщина однажды разорит твоего отца, помяни моё слово, Лукас! Уверена, она опять вернётся домой с пакетами, хотя уехала будто бы навестить подругу! И зачем ей столько вещей? Лично мне трёх блузок хватает на целый год, а остальное уже расточительность!– ворчала Далва. – Значит Иветти нет дома?– уточнил Лукас, пропуская мимо ушей привычные тирады Далвы, остановить её значило бы задержаться на месте ещё как минимум на сорок минут.– Далва, я приехал ненадолго, у меня очень важное дело к отцу, я пойду в кабинет, пожалуйста, сделай нам кофе... – И вечно все куда-то торопятся, ни у кого нет времени поговорить! Вот Диогу таким не был!– ворчала Далва, удаляясь на кухню.– И наверняка же попросил сварить кофе, чтобы я не услышала, о чём они там говорят, а сам его никогда не пьёт! Лукас между тем направился прямиком в кабинет отца, остановившись на пороге, на мгновение прислонился к дверной раме, пользуясь тем, что его пока не заметили. Его отец носил домашнюю рубашку вместо обычного делового костюма, очевидно не собираясь сегодня больше никуда уезжать. Он сидел в своём кресле, держа на руках Кристину, терпеливо что-то объясняя девочке тихим голосом, склонившись над огромными старинными счетами, не замечая ничего вокруг, без тени раздражения, как часто бывало, когда ему приходилось объяснять подчинённым элементарные, по его мнению, вещи. Малышка что-то тихо отвечала своим детским голоском, кажется, решала какие-то несложные арифметические примеры, и временами губы Леонидаса трогала непривычно мягкая для него улыбка. Лукас так и застыл, не решаясь прервать этот момент. На мгновение он испытал острое чувство дежавю. Вот точно так же в детстве, а потом и в более поздние годы, он наблюдал со стороны, как отец учил его близнеца играть в шахматы или обсуждал новости, сидя на диване в гостиной, том самом диване, который не выбросили даже после покупки нового, а только перенесли в комнату Диогу, до сих пор не разобранную, установив в свободном углу спальни. Но к чему сейчас об этом вспоминать? Невероятно глупо взрослому человеку, отцу двоих детей, годами носить в себе глупую детскую обиду, как ни крути, детские годы уже не вернуть, нельзя обратить время вспять. – Хорошо, а вот так?– тихо спросил Леонидас у девочки, и Лукасу удалось услышать, напрягая слух. – Пятнадцать,– ответила Тина.– Папа, а почему пятнадцать это пятнадцать? Почему люди решили назвать именно так, а не иначе? Почему не десять? Потому что десять уже есть? Но они же и его могли назвать иначе... Люди же сами придумали слова, я услышала вчера по телевизору!– размышляла девочка, и даже бантики на её волосах, казалось, немного поднялись, когда она нахмурила светлые брови. – Понятия не имею...– рассмеялся после недолгой паузы мужчина. И до чего не верилось Лукасу, что его отец, устроившийся в своём домашнем кабинете, среди знакомых Лукасу с детства вещей, смеясь над вопросами его младшей сестры, действительно мог крутить роман с племянницей Альбиери! Он наконец решился прочистить горло: – Папа... – Лукас,– удивился Леонидас, поднимая на него глаза и стягивая сидевшие на носу очки,– какими судьбами? Ты же сказал, что вы с Жади не придёте сегодня на ужин, как обычно. Как твоя жена? Ей лучше?– тихо задал он вопрос, не вдаваясь в подробности, потому что не хотел, чтобы его ещё совсем маленькая дочь хотя бы косвенно становилась частью этих жестоких событий, услышав о них от других. – Ей немного лучше...– кивнул Лукас, не уточняя, что лучше Жади, потому что она надеется на выживание ребенка сестры. Впрочем, может она права? Выросший с прагматичным отцом, он мало верил в предчувствия, а вот Жади верила. Когда пропал нефрит Жади, она говорила, что это предвестник плохого. И разве не посыпались после этого неприятности одна за другой? – Привет, Лукас!– улыбнулась брату Тина.– А я сегодня все-все примеры посчитала правильно, представляешь? – Это замечательно,– улыбнулся парень.– Не хочешь немного отдохнуть и сходить посмотреть, что у Далвы на кухне вкусненького? У нас с папой будет взрослый и скучный разговор, тебе не понравится,– замечая, что Тина не так уж хочет уходить, он добавил шёпотом,– и я уверен, что почувствовал аромат бананового торта...– как он и предполагал, девочка быстро убежала на кухню. – Итак, ты не просто так пришёл, чтобы навестить отца...– вздохнул Леонидас, предчувствуя проблемы, судя по лицу сына. Он обратно надел очки, словно готовился к деловому разговору.– Ну ладно, что случилось? Что ты натворил? – Я натворил?– невольно рассмеялся Лукас, вытаскивая кассету из кармана.– Я бы включил для наглядности, но боюсь, что не смогу посмотреть это ещё раз... Здесь ты и племянница Альбиери...– парень опустил голову, не замечая, как ужас пересекает лицо Леонидаса.– Вино, свечи, шкуры... Сегодня утром запись пришла сюда по почте, а я по ошибке забрал вместе со своей посылкой... – О, Господи!– воскликнул Леонидас.– Ты это видел! – Мы с Жади видели...– криво улыбнулся Лукас.– И я едва уговорил её не идти с этим прямиком к Иветти... Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, папа, но... – Эта девчонка совсем с ума сошла!– разозлился Леонидас, перебивая сына.– Подожди только, когда я до неё доберусь! Эта вся история – сплошной позор, провокация! Алисинья решила поиграть со мной, но она не подумала, с кем имеет дело! Верь или не верь, но я не виноват! Девчонка меня опоила, и скоро я получу результаты анализов в качестве подтверждения! – Ты серьёзно?– опешил Лукас. – Ну конечно, стану я врать!– возмутился его отец. Он поднялся и быстро закрыл дверь в кабинет.– А теперь послушай, как всё было на самом деле!– пустился в рассказ Леонидас.

***

– Ты правда ждёшь, что я собираюсь врать о результатах анализов?!– возмутился Альбиери, уставившись на наглую девушку перед ним.– Барбитураты , ты с ума сошла! Подсыпать это Леонидасу Феррасу, если бы я только знал... – Вы бы точно так же попросили его взять меня на работу, чтобы спасти свою шкуру,– усмехнулась девушка. – И с чем ты их смешала?– спросил доктор. Алисинья как ни в чём не бывало развалилась в кресле для посетителей, только нагло усмехаясь на вопрос доктора. Правда на себя она совсем не была похожа: с ярким макияжем, изменившим черты лица, рыжим париком и большими очками, которые сняла в кабинете и крутила на пальце. Она порадовалась, что в своё время окрутила некого молодого медбрата – некого Эшкобара – в клинике Альбиери, и тот даже не задумался, зачем ей это, когда она попросила его сообщить, если в клинику нагрянет Леонидас Феррас. Парнишка и дальше будет ей полезен, а если начнёт упрямиться – намекнёт, что расскажет его жене об их случайной связи. Он был бы очень лёгкой добычей, надумай она окрутить Эшкобара, не то что Леонидас Феррас,– умудрился же затеять слежку, и приходится теперь бродить в этом дурацком обличии!– только зачем ей не закончивший ординатуру бедняк без связей, подрабатывающий медбратом, так ещё женатый и с ребёнком! Нет уж, пусть это "счастье" остаётся с законной женой! – С виагрой,– Алисинья перекинула ногу на ногу,– достаточно, чтобы он мгновенно возбудился, если вида моего голого тела будет не достаточно... Ну и ещё один препарат, чтобы ускорить дурманящее влияние барбитуратов, я не была уверена, что смогу задержать его на час или два. И к чему мне, чтобы он уехал домой и разбился где-то по пути? Потом меня же обвинили бы в убийстве, я бы не успела убрать Иветти и охранника из офиса, так ещё и всех слуг Феррасов, которые могли что-то слышать, незаметно! Я уже молчу о камерах наблюдения, случайных прохожих... Нет, это слишком опасно! Доктор в ужасе смотрел на девушку, не веря своим ушам. Как можно настолько хладнокровно рассуждать о многочисленных убийствах, отказываясь от них только потому, что мала вероятность убрать все улики? Они с Эдной приютили в своём доме чудовище! – Ты... – Кто? Чудовище? Аферистка?– усмехнулась Алисинья.– Слышала уже... – Ты не племянница Эдны! – О, вы и это уже поняли? Ну ничего, вы ничего никому не расскажете, иначе тот же час весь мир узнает о ваших экспериментах с клонированием...– она могла почуять отдалённый аромат холодного пота, которым покрылся в это мгновение Альбиери.– И вы подделаете анализы Леонидаса Ферраса, а в своё время дадите мне справку о беременности, подтвердите это лично в лицо Леонидасу Феррасу, разыграете растерянного дядюшку, и не скажете никому ни словечка правды, да если понадобится, вы даже ребёнка украдёте и уложите мне на руки, хотя я предпочла бы закончить "беременность" выкидышем... Но я же не знаю, сколько мне времени понадобится, чтобы женить его на себе! – Леонидас ни за что не женится на тебе в здравом уме, ты сошла с ума! – Может и так,– пожала плечами Алисинья,– одна я не справлюсь... Но вы же мне поможете, сделаете всё, чего я только пожелаю, лишь бы однажды утром на всю Бразилию, на весь мир, не прогремела новость... Надо же, даже не один, а сразу два человеческих клона! И ни одного разрешения, даже люди, которых вы втянули в эксперименты, даже не подозревали о ваших планах... Вас лишат лицензии, может даже посадят в тюрьму, весь мир будет вас обсуждать, ваши давние друзья и даже "тётя" Эдна, которая от вас просто без ума, вас возненавидят, станут проклинать... А что будет с вашими подопытными крысятами? Их же закроют в лаборатории и будут ставить опыты, как они будут плакать, звать любимого "папочку"... – Хватит!– взмолился Альбиери, в ужасе от того, что она озвучила самые страшные его кошмары. И в её силах всё это воплотить в жизнь! – У вас, конечно, есть шанс меня остановить, если пойдете с повинной и расскажете тому же Феррасу правду... Ну же, облегчите душу, Аугусто... – Не называй меня так!– резко отозвался он. – Почему? Потому что ваша бедная погибшая невестушка так вас называла, и вы не можете слышать это имя ни от кого другого, особенно от такой дряни, как я?– издевалась аферистка.– О, тётушка Эдна много говорила, когда выпивала вина, сетуя, что её драгоценный муженёк так её и не полюбил, какая жалость! Право слово, для злого гения вы слишком уж сентиментальны... И учтите, если вы планируете сейчас выпустить себе пулю в лоб, не советую, потому что я и после этого вас ославлю на весь мир и выпишу вашим "подопытным" путёвку прямиком в лабораторию! – Ты безумная... По тебе сумашедший дом плачет!– бормотал Альбиери.– Ты же разрушаешь семью!– воскликнул он, хотя где-то на задворках сознания таки понимал, что девчонке глубоко наплевать на разрушенные семьи и жизни, если уж она настолько хладнокровно говорила о предполагаемых убийствах. – Гениально!– зааплодировала Алисинья.– Может ещё скажете, что я должна пожалеть малявку, которая за всю свою никчёмную жизнь не знала ни одного лишения, потому что она поплачет, когда мамочка и папочка разведутся, а папочка женится на злой тётеньке? Ну так вот,– жёстко припечатала Алисинья, в её глазах в это мгновение плескались самые разные эмоции от безумия до дикой боли, а на губах появилась дикая улыбка,– мне глубоко наплевать... Никто не жалел меня, когда я была маленькой, не рассказывал сказочки и не говорил, как меня любит. Никто и не думал пожалеть, когда я не смогла поступить, потому что все места в захудалом колледже в нашем городке были уже проплачены, никто обо мне не заботился, когда я вынуждена была драить полы, чтобы ютиться в захудалой комнатушке на чердаке... Я должна была думать о себе сама, если я не обеспечу себе безбедное будущее – никто мне не поможет! Никто меня не жалел – и мне никого не жаль! Вскоре девушка вышла, оставив Альбиери в ужасе размышлять о том, во что превратилась его жизнь. А не он ли сам загнал себя в ловушку? – Альбиери, нужно поставить печати в...– вошедшая в кабинет Эдна запнулась, увидев мужа в таком состоянии.– Ты плачешь, Альбиери? Женщина буквально накануне вернулась из Ангры вместе с дочерью, понимая, что так и не дождется приезда мужа, который очередной раз поставил свои личные дела выше семьи. Когда Альбиери до жути перепугался, увидев их на пороге в тот вечер, Эдна почти утвердилась в мысли, что у мужа есть таки любовница, но в доме обнаружился мужчина – давний друг Альбиери из Марокко. И Эдна была уязвлена до глубины души, когда Альбиери потребовал,– именно потребовал!– чтобы она уложила дочь в их спальне и не выходила оттуда, пока его друг не уйдёт. Неужели он настолько её стеснялся, что даже представить своему другу не удосужился? С того момента Эдна не говорила с мужем, были только сухие разговоры исключительно по работе, но когда застала его в таком состоянии, не смогла продолжать его игнорировать. – Что случилось, Альбиери?– вопрошала она, приседая перед креслом мужа. – О, Эдна...– рыдал доктор в отчаянии, уткнувшись в плечо жены.– Я в ловушке, Эдна... Я пропал... – Что случилось, Альбиери?– испугалась женщина.– Скажи мне, я тебя всегда пойму... – Я попал в ловушку, желая пойти против природы...– бормотал он.– Меня вздёрнут на виселицу! Или сожгут... Я сгорю на костре за свои убеждения, как Джордано Бруно! Ради меня могут возродить инквизицию, Эдна! – Я накапаю тебе успокоительного... – Оно мне не поможет, Эдна...– опять зарыдал доктор.– Мне уже ничего не поможет!

***

Латифа открыла глаза в тёмной комнате, уже привычно различая все силуэты в полутьме. Она лежала в прострации, тупо уставившись в стену, на пробивающуюся сквозь жалюзи и плотные шторы крохотную полоску света, даже не пытаясь пошевелиться. Руки девушки сжимали плюшевого медведя – любимую игрушку Амина, если прижать к себе поближе, до сих пор можно было почувствовать запах детского мыла и ванили от печенья, которое то и дело тайком таскал с блюда маленький Амин. Чем больше она вспоминала, тёмные глаза опять наполнялись слезами, влажные струйки потекли по щекам, пропитав подушку влагой. Глаза и без того нещадно жгло, потому что она последние дни только и делала, что рыдала до исступления, а в день, когда устроили обряд погребения её мальчика, Зорайде пришлось просто опоить её очередной раз травой, потому что она выла и никакие убеждения, что нельзя плакать по ушедшим, ни в какую не помогали. Благо, хотя бы сида Абдула не было, иначе она бы не сдержалась и высказала всё, что накипело на душе, посмей он хотя бы заикнуться, что она ведёт себя неправильно. Новости застали дядю Мохаммеда, когда он покинул Фес, и приехать он сможет только через две недели. Мохаммед,– бледный, осунувшийся, рыдающий,– которого адвокат Саида сумел таки вытащить из тюрьмы, хотя он до сих пор оставался под подпиской о невыезде, а на улице дежурили по крайней мере пара полицейских, не посмел даже возражать против присутствия в его доме Жади и Назиры, и молчал, пристыженно опустив голову, когда Назира энергично его за что-то отчитывала. Нет, он пытался открыть рот, когда увидел её в объятиях кузины, но не сказал ни слова, только заикался с минуту, а потом отошёл, махнув рукой. Может испугался ненависти в её глазах? Или ему просто не до этого, не стоит таки забывать, что Амин был и его сыном, и Мохаммед его любил, хотя его глупость в итоге и погубила их мальчика – на этот раз в душе Латифы не проснулось ни капельки жалости к несчастному мужу. Она не удостоила его даже словом с тех пор, как он снова переступил порог этого дома – дома, где она и раньше не чувствовала себя своей, а теперь, когда нет больше её сына, ради которого она здесь и оставалась, уж тем более... А может дядя Али убедил её мужа, что давая ей время прийти в себя, Мохаммед сможет заставить её в итоге принять судьбу и помириться с ним? Ну уж этого точно никогда не будет! Латифа твёрдо знала, что она скорее вернётся в Фес и будет всю жизнь прислуживать на чужой кухне, порицаемая местными людьми за развод, делая самую грязную работу, но ни за что не останется в доме Мохаммеда! Новость о гибели сына переполнила чашу её бесконечного терпения – дальше уже некуда, пути назад больше нет! С неё хватит! Внезапно Латифа испытала прилив невиданной ярости, дикой боли и энергии в одном флаконе, и вскочила с постели, попутно сдирая с себя ночную рубашку, пропитанную потом и слезами, а следом за ней – постельное белье, она действовала настолько резко, что несколько раз слышала, как рвётся ткань, но это её больше не заботило. А потом она толкнула дверь в ванную и вскоре встала под тёплые струи освежающего душа, растирая кожу мочалкой до красноты, будто хотела смыть с себя не только последние дни, но и целые годы, которые провела словно в лабиринте. Но она больше не собиралась здесь задерживаться! Ей нужно только получить развод и она раз и навсегда будет свободна от Мохаммеда, от этого дома, где она задыхается, как выброшенная на берег рыба. Боль и память о сыне не оставят её никогда, но если она останется здесь навсегда, точно сойдёт с ума! Не прошло даже недели с тех пор, как она стояла в коридоре у лестницы, прижимаясь к Зейну, искренне уверовав наконец, что вправду сможет сбежать вместе с ним, тайком и под покровом ночи, украв у Мохаммеда сына, на что не решалась столько времени. Лучше бы она решилась раньше! Как удобно было бы сбежать ещё до переезда, в тот вечер, когда она подсыпала Мохаммеду снотворного, чтобы увидеться с Зейном под покровом ночи в саду их старого дома! Она могла забрать вещи и сына и уехать – Зейн ей предлагал! Она могла в принципе не возвращаться к Мохаммеду несколько лет назад, ещё будучи беременной, и позволить Жади помочь ей решить вопрос через местный суд! Даже если бы ничего у неё не получилось с Зейном, лучше было быть отвергнутой всей семьёй, тяжело работать и растить сына в одиночку, и пусть бы не нашлась потом Амину невеста в Марокко – сущая глупость, зато её мальчик был бы жив, рядом с ней! А может Аллах наказал её за запретные чувства? Отобрал её сына, её бедного мальчика, а Зейн – волна тепла на мгновение затопила душу вопреки застывшим внутри неё ледникам – лежит без сознания в больнице и до сих пор не приходил в себя, и не хотелось даже думать, что может и не проснуться – врачи должны быть правы, Зейн молодой и сильный и обязательно выживет! А ведь она в какой-то момент на него даже разозлилась. За то, что едва не погиб... За то, что бросился спасать её, а не её сына... Просила ли она её спасать?! Просила рисковать жизнью ради неё?! Но глупо было злиться на человека, который принял предназначенные для неё пули! Латифа задалась вопросом, а было бы всё иначе, сумей она вырвать из сердца эти чувства? Но разве тогда Мохаммед всё равно не ввязался бы в этот жуткий "бизнес"? Только тогда последняя ниточка, удерживающая её в этом мире, прервалась бы раз и навсегда... Жади права: нельзя искать свою вину там, где виноват Мохаммед! Именно он погубил их Амина! Девушка запила водой пару таблеток от головной боли. Посмотрела на часы: половина восьмого утра, примерно в это время внизу завтракают, а потом кто-то непременно заглянет в её комнату, но сегодня их будет ждать сюрприз, потому что она спустится вниз сама. Вернувшись в комнату, Латифа решительно открыла шторы, впуская свет в комнату. Слишком больно осознавать, что обычный цикл жизни продолжается, только теперь без её Амина, но с этой болью ей теперь жить всю свою жизнь. Натянув тёмную джеллабу, она собрала влажные волосы в высокий пучок, равнодушно замечая, что лицо бледное, а глаза красные и воспалённые. Ну и пусть, она не обязана хорошо выглядеть, никому она больше ничего не обязана! Латифа решительно толкнула дверь и спустилась вниз на кухню. Когда её заметили, все взгляды были прикованы к ней, но она смотрела только на Мохаммеда. – Латифа...– умоляюще прошептал он, словно зная, что она намерена порвать все связи между ними.– Я прошу тебя, Латифа... Козочка моя... – Я требую развода!– жёстко припечатала она.– И не называй меня больше своей козочкой!