raf–coffee with black currant

“I love you, I don’t care”

      Тишина. Дыхание поглощает тело. Глаза замирают на звездах, словно они последняя надежда. Минхо забывает про воздух. Руки крепко сжимают телефон. Боятся упустить. Упустить его. Вновь. — Ты взял трубку? — Я взял трубку?       Два голоса смешиваются воедино. Перебивают. И замолкают. Никто не успел расслышать ноты. Которые давно исчезли из памяти. Капли дождя ласкают ресницы, затмевают луну. Яркую и непринужденную. Пальцы крепко сжимают край руля своего мотоцикла. — Ждешь, что я упаду в ноги и буду простить прощения? – спрашивают на другом конце трубки. Да, теперь Минхо отчетливо слышит голос. Хриплый. Спокойный. Тот, о котором невозможно позабыть. — Не жди. Я лично в данный момент ужинаю. — Что? — Что я ем? О, это недорогая лапша из магазина возле дома, она немного острая, но я добавил яйцо и получилось вкусно, – отвечают на глупый вопрос, что не был вопросом, а был лишь удивлением. Ли трет перегородку носа. Не может поверить. Что он только послушал? — Прикинь, бывает черничное молоко. Только что попробовал. — Заткнись. Не делай вид, будто ничего не произошло, меня это раздражает, – перебивает Минхо, скрывая некое удивление насчет молока, но стоит разобраться с другой темой. Парень запрыгивает на свой байк, иначе стоять под дождем и кричать в трубку в неком роде странно. — Молоко не удивило тогда, недавно попробовал фисташковое мороженое, скажи честно, оно серьезно тебе нравится? — Во-первых, не трогай моё мороженое, во-вторых, Хван, ты придурок? – говорит Ли, расслабляя брови, успевшие нахмуриться. Что за бред несет этот парень? Наушники подключаются к телефону настолько быстро, насколько умеют люди. Только бы не сорвать звонок. Только бы еще раз назвать по имени. — Ты игнорировал мои звонки несколько месяцев, наконец соизволил ответить, и первое, что ты рассказываешь мне, это свой ужин?       На проводе разносится звук лопающего шарика. Слова не воспринимают в серьез. Минхо закатывает глаза, но сердце греется. И дело не в погоде. На улице ливень, смешанный со снегом. Нет, дело в человеке, чей голос вновь звучит в голове. — Ты в порядке? Я подъеду, если истекаешь кровью, – произносит Хван спокойным тоном, в котором больше не отражаются шутки. — С чего взял, что мне нужна помощь? — Вызов длился минуту.       Короткий ответ. Но в него заложили все годы, проведенные вместе. Ли никогда не звонит долго. Бывает два случая. Если вызов заканчивается через пару секунд, то он просто проверяет, жив ты или нет. Если вызов длится минуту. Это срочно. И он нуждается в ответе. Легкие правила. Только не все способны выучить. Хван заучил.       Наизусть.       Минхо звонил последний раз вчера. Две секунды. И не последовало ответа. Этой ночью время только успело зайти за территорию минуты, как трубка была поднята. Объяснения не нуждаются в существовании. Они, как открытые книги, видны. — Встретимся?       Аккуратные слова, которые боятся получить грубый ответ. Но они никогда не получат его. По крайней мере, от Минхо. Убей всё население Токио. Он простит. По одной мелкой причине — друзья. Ничто не стоит столько же, сколько клятва стать опорой друг друга. — В мастерской. — А что насчёт? — Он не со мной. Расскажешь, когда сам захочешь, – отвечает Ли, никогда не полезет в дела людей, особенно, если касается чувств. Слишком муторно. Не для него.       Звонок сбрасывается. Тишина вновь окутывает в свои объятья. Будто никого и не было. Только не подведи. И будь там правда. Не позволяй еще раз поверить и потерять тебя. Придурок.

…

      Охранник легко пропускает. Сто вопросов не прошли мимо. Минхо просит лишь одно обещание. Забыть эту ночь. И ни слова никому. Ким не должен быть в курсе. Пока что.       Свет включается в кабинете. Все осталось на своих местах, как они уехали. Глаза намечают помятую олимпийку щенка на диване, которая аккуратно сложена. Хотя память отчетливо помнит, как парень кинул её и не заморачивался.       Букет расцветает под лучами яркой луны. Красные лилии. Цветы, за которыми присматривает Ким. Свободные. Нежные. И способны сохранить любовь в себе. Слишком много несут. — Ключи от моего кабинета оставишь на столе, – произносит Минхо, стягивая мокрую куртку со своих плеч. Ему не нужно поворачиваться в сторону своего стола, чтобы заметить чужое присутствие. Чувствует. — Не спросишь даже, когда я успел сделать дубликат? – спрашивает до мурашек знакомый голос. Кресло разворачивается лицом к парню, освещая своей глупой улыбкой. Пальцы крутят в руках ключи, на которых прячется небольшой брелок золотистого щенка. Похожего на него. И имеющего свою половину.       Минхо встречается глазами с ним. Прошло всего несколько месяцев, а взгляд молчит. Не может признать все частички родными. Светлые. Короткие волосы. Хотя так дорожил своими длинными. Больше, чем жизнью. Похож на ягоду. Киви. — Нет, если бы я спрашивал про каждую вещь, которую ты делаешь, то не хватило бы жизни, – выдыхает Ли, поправляя свои мокрые волосы, глаза не уходят. Они смотрят и смотрят. Читают человека, которого не видели слишком давно. — Почему ты поднял трубку? — Я же сказал? — Хван, когда ты исчез, я звонил тринадцать минут подряд и был только автоответчик, – говорит парень, присаживаясь на кресло напротив своего стола. Воспоминание заполняют мысли. Чужие глаза трясутся.       22 августа. Хван Хенджин исчез. И неожиданно несколько месяцев переросли в год. Мало кто помнит первое время. Поэтому не учитывают его.       Исчез. Не в шутку. Они обыскали все места. Позвонили всем. Тетушка Хван не знала ничего о местонахождении своего сына. Она даже не в Японии. Никто не имел понятия. — Я специально не брал, потому что знал причину. И прекрасно знал, что тебе не угрожает ничего, – отвечает спокойным голосом или старается сохранить этот тон. Хван уводит взгляд в сторону, сжимая свой брелок. Дело переходит к серьезному разговору. К правде. — А сейчас выясняется, что этот псих понизил тебя до бронзы и установил слежку. Разве я должен сидеть сложа руки? — Псих? – переспрашивает Минхо, тело повышается в температуре. Как же правда способна резать. Независимо в какую сторону она направлена. Порежет. — Азуми? — Нет, Минхо, назови по-другому, – фыркает Хенджин, ухмылка растекается по лицу, он выжидает услышать то, ради чего ему звонили минуту. — Давай же. — Дахён? — Именно, еще одна причина, по которой я поднял трубку, – указывает младший, от одного настоящего имени слух получает удовольствие. Удовольствие от правды, на которую все закрыли глаза. — Я знал, что побыв один раз в его доме, ты поймешь все. — Откуда ты знал, что я по какой-то случайности окажусь в доме Азуми? – спрашивает Минхо, приподнимая бровь, язык все еще не привык к другому имени этого парня и продолжает произносить старые иероглифы. — Думаешь, я серьезно оставил тебя? – переспрашивает Хван, скрещивая руки на груди, губы дуются, спина бьется об кресло. — Я наблюдал за тобой.       Ли замолкает. Глаза вновь встречаются. И дело не в присутствии друга рядом все это время. А в ином. Хван никогда не забывал про него. Находясь вдали, продолжал заботиться. Маленькая звездочка под чужим глазом загорается. Кажется, только её не хватало. На протяжении года. — Ты сталкер?       Хенджин фыркает. Но улыбается. Той улыбкой, которую невозможно натянуть. Подменить. Она искренняя. Настоящая. И та, в которую влюблены близкие люди. — Так, ты расскажешь, почему исчез? Я хочу услышать правду с твоих уст, – говорит Ли, прислоняя голову к спинке кресла, он забыл какого это, когда тебя тянет в сон рядом с человеком. Из-за спокойствия. — Говоришь прямо, как…В общем, думаю, я просто не хотел, чтобы вас подвергли опасности, – запинается Хван, переводит тему так быстро, словно прикрывает глаза и не желает вспоминать темные волосы. — Есть один момент, о котором неизвестно никому, кроме меня и Дахён. Ответь для начала, помнишь парня такого рыжего? Он довольно часто нарушал правила на площадке. — Который закончил с гонками после последнего выигрыша? – наклоняет голову Минхо, в памяти сплывает неброский юноша, но ужасно громко. Он был младше всех, только никто не смотрел на возраст. Там не смотрят ни на что. Ребенок или нет. Ты сам выбрал путь. — Закончил. Ласково звучит, если не знать всей правды, – хмыкает Хван, расслабляя плечи в кресле и аккуратно крутится в разные стороны, чтобы нервы смогли успокоиться.

«Ты помнишь, что этот псих не всегда был психом? Но гонки слишком много значили для него».

      Темный свет обнимает тело. Снаружи раздаются громкие голоса, которые радуются победе самого младшего в своем коллективе над создателем. Вот только ни победителя, ни проигравшего не видно.       Хван хлопает по плечу Минхо. Просит оставаться рядом с щенком, чтобы толпа не затоптала. Обещает успеть к гонкам Ли. Ветер проскальзывает сквозь красную олимпийку. Черные волосы       прячутся за ушами. А руки тянутся к ручке двери.       Небольшое помещение. Оно служит безопасной зоной для высшей ступени. Змеи. Хенджин оттягивает свой рукав. Озаряя охране татуировку. Змейка. Золотой глаз.       Легкое движение руки просит мужчин покинуть место на пару минут. Парень не любитель разговаривать в присутствии чужих ушей.       Улыбка. Тянется выше, ожидая от новой шутки для друга, который явно должен быть расстроен проигрышем. Дахён обещал в случае своего провала накормить всех лапшой за свой счет. Еще одно обещание.

«В тот момент, я думал только об славном ужине и как он будет злиться. Но лучше бы моя рука не тянулась к той двери».

      Хван открывает дверь. Губы немного раскрываются и желают пошутить, но остаются в том же положении. Взгляд встречается с двумя чужими. Одни наполнены неживым светом, а другие.. Не думает, что они видели хоть фрагменты.       Ему нужно сказать что-то, только слова прилипли, словно мед, к горлу. Разжигают огонь. Дахён крепче сжимает кулаки. В которых дергается ножик. Нет, маленький канцелярский. И он чистый. Но это не приносит расслабления.       Глаза скатываются к чужому лицу. Следы ударов слишком яркие. А кровь слегка размазана по губам. Взгляд скользит к победителю, который должен быть снаружи и получать удовольствие от ночи. Только его дыхание почти сбито. Ударов пришлось больше по нему. — Закрой дверь.       Вытягивают из мутной головы ноты голоса самого главного. Дахён встречается глазами с чужими. Нет никакого намека на старого и яркого человека, что всегда был для всех опорой в начале своего пути. Там читается японец. Азуми. Псевдоним, ставший одним целым с ним.

«Возможно, мне нужно было действовать сразу и не стоять, как статуя. Но я пытался узнать в этих глазах своего друга».

      Ладонь осторожно закрывает дверь. Защелкивает. Глаза не уводятся. Страх пропитал тело. Почему-то Хван думал, что никакая херня не способна его напугать. Но когда перед тобой стоит человек, в котором читается отбитый псих, ты забудешь про всё. И про героя тоже. — Эй-эй, какого лешего, здесь творится? – спрашивает Хван, непривычно тихим тоном, будто язык держится из последних сил. Он ступает вперед. Один шаг. Глаза наблюдают за каждым движением. Хоть бы этот нож не прилетел в него. — Отпусти эту хрень. — Как много ты знаешь о проигрыше? – вопрос соскакивает с губ Азуми, взгляды встречаются. И Хван может поклясться, что зеленые глаза сверкнули. Отразили красный блеск. А он думал, такое бывает только в фильмах. — Не хочешь кормить нас лапшой сегодня, не нужно, мы подождем, – шепчет парень, показывая ладонью успокоиться, но нож в чужих руках дернулся. Рука сжала его сильнее. — Ладно-ладно, мы переживем без лапши. Это просто проигрыш, черт, вы даже не на деньги играли.       Хван старается подобраться ближе. Настолько, насколько ему позволят. Сложнее, чем кажется. У самого ноги трясутся. Победитель не произносит ни слова. В его приоритете сохранить воздух и не задохнуться. Хотя никто не держит. Хенджин не может сказать, сколько ударов прошлось по нему, но они были значимы для жизни. — Как думаешь, сколько людей там станут воспринимать меня, как лидера? Если я проиграл сопляку, – добавляет Азуми, будто игнорируя все слова, которые звучат в его сторону. Кажется, он спрашивает у себя самого. — Это место всё, что есть у меня. И потерять его из-за кого-то я не позволю. — Поверь, никто не определяет тебя как лидера по проигрышам или выигрышам, – выдавливает слова Хван, чужая ладонь расслабляется в районе ножа, перед глазами человек, у которого из под ног уходит самое главное в жизни. Который запутался в себе. — Ты можешь верить мне.

«В его жизни всего две вещи имели значение — гонки и младший брат».

      Хватка слабеет. Парень одумывается. А блеск в зеленых зрачках пропадает. Страх спадает с тела. Ладонь аккуратно тянется к ножику, чтобы забрать. Слух улавливает гул на улице. Вторые гонки начались. Ему нужно быстрее закончить с этим хламом и выйти отсюда. Хван обещал. — Лидер? Такое мелкое ссыкло?       Слова, которые сбивают все минуты труда. Рыжие волосы запачканы в крови. Но ухмылка расцветает на лице. Восстановил дыхание ради глупости. В его вкусе. Всего лишь подросток, который не умеет держать язык за зубами.       Черт.       Хван пропустил момент из-за шума на улице.       Капля крови прожигает трещину на щеке.       Глаза замирают. Резкое движение руки японца прошлось по чужому горлу. Слишком незаметно. Но слишком грязно. Дыхание сбивается. Зрачки дрожат. Хван отводит взгляд от подростка. Черт. Первая смерть, которую он увидел.       Лампочка мигает. Пожалуйста, погасни навсегда. Не возвращай больше в этот день. Один проигрыш стоил жизнью парня, который не успел закончить старшую школу.

«До него поздно пришло осознание, что его руки забрали жизнь человека, возраст которого точно такой же, как и у младшего брата».

      Хван постукивает пальцем по креслу, поворачиваясь лицом к Ли, который не двигается из-за слишком большого объема информации.       Он знал, что должно было произойти грандиозно. Правда разрезала. Взгляд рассматривает чужую звездочку под глазом, которая блестит. Хван кусает внутреннюю сторону щеки. Воспоминание способны вернуть обратно в тот день. — Поэтому я тогда не присутствовал на твоих гонках, – добавляет Хенджин, пальцы тянутся к ключам на столе, чтобы крепло сжать брелок золотистого щенка. Позволить себе оказаться дома. — Он взял с меня клятву никому не рассказывать. — Ты рассказал? — Не то, чтобы рассказал, но посчитал, что родители мальца достойны знать, и опроверг мысль о самоубийстве, – пожимает плечами Хван, всегда чистый перед людьми. Они достойны знать правды, хотя ни она, ни ложь, не вернет им сына. Но парень не сможет спать с мыслью, что он никак не помог. — Как раз в тот момент Феликс сблизился с Азуми, ведь помогал скрыть тело. Да, я слышал, что после моего исчезновения, его взяли на мое место.       Выдыхает он. Всё, хранившиеся столько времени за стальной стеной, выплыло наружу. Угроза не сбегает никуда. Только повышается. Но сердцу не объяснишь. Оно смогло раскрыться. — По этой причине ищут именно тебя? — Одна из всех. Я всегда был его хранителем, ведь знал настоящее имя, личность, семью и вот инцидент, – говорит хорёк, ищут ради секретов, будто он способен раскрыть их всех. Пальцы крутят маленький стикер, который был аккуратно поставлен возле компьютера на чужом столе. — Джисон нарисовал? — Мы случайно встретились, – отвечает Минхо, глупый рисунок котенка в костюме приведения, нарисованный в углу тетради, отныне нашел своё место на рабочем столе. — Вы близки? Ты даже мои стикеры не хранил на этом столе. — Ты дарил мне фантики от конфет.       Хван закатывает глаза. Фантики – самое драгоценное. Учитывая, что он отдавал только от вкусных конфет. Руки ставят котенка обратно на место. Прислоняясь спиной к креслу. — Я не имею ничего против, но будь осторожен. Если Дахён, в твоем случае Азуми, узнает, тебе не поздоровится, – предупреждает парень, показывая ладонями оторванную шею с грохотом. То, чего не хватало Минхо. Нет, не оторванной шеи. А глупых шуток. — Да и сам Джисон может быть отбитым на голову. Вдруг по крови передается. — Он не похож на психа, – фыркает Ли, по крайней мере хочется в это верить. Но все бывает. Опять же. Красивые часто оказываются гнилыми. — Дахён всегда чистил мне яблоки от кожуры и покупал молочный шоколад, а сейчас платит людям, чтобы пришли по мою душу, – вздыхает Хван, немного портит настрой насчет младшего брата.       Они замолкают. Просто молчат. Тишина никогда не была для них чем-то плохим. Она не притесняла их. Могли часами сидеть и не разговаривать. При этом испытывать спокойствие.       Раньше Хенджин часто приходил в гости к Ли. Не для какой-то цели. А полежать в телефоне. Молча. Погладить пушистую шерсть. И всё. Никто не был против.

Главное — твое присутствие.

— Как он? – спрашивает осторожно хорёк, будто набирался смелости весь разговор. — Почти как новый. Только шрам над глазом останется, – отвечает Минхо, вставая со своего места, ему не требуется переспрашивать, чтобы понять о ком речь. Эти двое никогда не говорят имена друг друга вслух. — Встретишься с ним? — Немного позже, – шепчет Хван, застегивая свою куртку, день давно закончился, но для них только начало конца. — Когда буду уверен.       Ли кивает. Он не расскажет ничего об этой встречи. Оставит все для них. Правда должна звучат из уст владельца. Пускай разбираются сами. — Хван, никто не сердится на тебя. Я был рад увидеться вновь, – произносит Минхо, заставляя чужие глаза посмотреть на него. Загореться. Перестать винить себя.       Кабинет закрывается. Улица встречает свежим воздухом после ливня. Луна все еще освещает землю. Не слишком громкое рукопожатие растворяется в воздухе.       Парни расходятся в разные стороны. Ли выйдет через главный выход вместе со своим мотоциклом. Пока Хван просто перелезет через щель в заборе, которую сам же и проделал. Они вновь разошлись по разным путям. Но в этот раз имеют понятие какую цель преследуют.

…

— Ты когда-нибудь научишься воспринимать мои просьбы серьезно? – раздается громкий голос, в котором не питается добро. Минхо отводит взгляд от мотоцикла, работы слишком много. Он не успевает замечать, как кто-то заходит в мастерскую. Чан ударяет ладонью по столешнице, из-за чего несколько деталей падают на пол. Только закончил раскладывать их. — В предложении «За тобой следят» есть неизвестные слова? — Я не японец, так что может быть, – пожимает плечами Ли, вставая с коленок, пальцы возвращают детальки на стол. — В чем причина врываться так резко и без предупреждения?       Ответ не успевает поступить. Дверь открывается. Ким осматривает взглядом. Небольшое убеждение, что все в порядке. Получает легкий кивок от друга. Можно назвать. Их язык — это молчание? Не нужно лишних слов, чтобы понять состояние друга. — Боюсь, там маленькие неполадки в виде неожиданных гостей, – говорит Сынмин, поджимая губы. Он не выглядит напуганным, но в глазах таится недоверие. — Оба проглотите язык и поиграйте в хороших парней, – выдыхает Чан, осматривая двоих младших. Ноги плетутся в кабинет Ли, в котором уже собрались все, кого не хотел видеть мир.       Минхо ощущает прикосновение к своему плечу. Он не имеет понятия о каких гостях может идти речь. Нет, имеет. Раз один из змеей ступает впереди. Значит, информация сплыла. Случайно?       Дверь со скрипом открывается. Шоколадные глаза пробегаются по кабинету. Встречаются с ядовитыми. Зеленые. И улыбка. За пару недель отсутствия на гонках память была готова вычеркнуть из себя его. Но он не хочет быть забытым.       Азуми располагается на кожаном диване. Озаряя маленьким приветствием ладони. Татуировка змеи на шее прожигает дыру. Золотой глаз нацелен на парня. — Присаживайся, Ли. Или это тебе стоит предложить мне присесть? Кажется, мы нагло заняли твой кабинет, – говорит японец, указывая на место перед собой. Язык язвит. Ему известно, что ответить в подобном тоне никто не посмеет.       Минхо присаживается на указанное место, пока Ким садится на диван немного дальше. Рядом с человеком, приближенного к лидеру. Феликс проводит ладонью по покрытию. Встречаясь с нахмуренным взглядом щенка. Который никогда не пылал к нему любви. — По какой причине неожиданный визит? У меня работы слишком много, – спрашивает Минхо, стараясь вести себя как обычно. Нотки язвы присутствуют. Без них страх прольется в кровь. — Давно не видел тебя на гонках. Неужели покинул нас? – произносит Азуми, приподнимая бровь. Кольцо дергается в руках. Ему известна причина. Но играть на нервах, словно на гитаре, нравится больше. — Ты знаешь, почему я не появляюсь. — Тебе не понравился мой подарок? – жалость проскальзывает в глазах лидера. До тошноты наигранная. Сменяется улыбкой. — Жаль, я специально для тебя заказал этот новый значок. — Жаль, ведь я не ношу его. Так хочешь посмотреть, как меня будут унижать за понижение в ступени? – наклоняется немного вперед Минхо, что глаза не реагируют на небольшой стук по столу. Чан мысленно передает заткнутся и не показывать свой характер. — А твой язык стал более красочным. Может быть и хотел, что такого? – улыбка расширяется, а язык проходится по губам, Красный блеск сверкает в зеленых глазах. И Ли только что нашел подтверждение словам хорька. — Как думаешь, сколько людей там станут воспринимать тебя как лидера? Если ты отвергаешь даже своего друга, – произносит Минхо. Те же слова. Та же формулировка. Тот же смысл. Всё сохранилось в этом предложении. И Азуми это знает.       Шоколадные глаза загораются. Он играется со смертью, которая смотрит прямо на него. Никто, кроме их двоих, не знает, о чем речь. Точнее, кроме троих. Феликс присутствовал. Но никогда не узнает весь разговор.       Змея на шеи дергается. Парень пришел сюда за одним. И получил ответ прямо сейчас. Коротким предложением. Плечи напрягаются. А рыжие волосы всплывают в памяти. Пальцы останавливаются на кольце. — Хм, как скажешь. Это не единственная причина моего визита, – хмыкает в ответ японец, облокачиваясь на спинку дивана, поджимая пальцем нижнюю губу. Взгляд не сводится с него. — Феликс.       Второй носитель фамилии Ли слегка закатывает глаза. Но выпрямляет спину, чтобы рассказать, на что получает искривленное лицо щенка. — Ночью камера в переулке засекла нужного человека. Десять минут от твоей мастерской, – произносит Ли, оттягивая время, чтобы тишина окутала сильнее. Минхо сохраняет спокойствие, но про себя проклинает киви, которое просило быть осторожнее. А сам. — Хван Хенджин. И действовал он явно не желая оставаться в тени. Остановиться возле камеры и курить сигареты прямо в неё не похоже на прятки. И глупо улыбнуться.       В его вкусе. Губы подскакивают. Ухмылка хочет скользнуть, но стоит вести себя, будто не при делах.       Взгляд встречается с Кимом, который молча спрашивает. Глазами. Точно. Он не должен знать ничего. Хван обязан рассказать сам. Только врать этому щенячьему взгляду не так легко.       Минхо отрицательно проводит зрачками. Этот язык давно выучен ими. Возможно, ему не верят. И правильно. — Удивительно, правда? Всего десять минут и тебя, как оказалось, дома не было. Бинго? – стреляет пальцами Азуми, доставая из кармана шоколадные сигареты. И никто не скажет ни слова. Несмотря, что в кабинете запрещено курить. — Я редко ночую дома, угадал. Но мы никогда не были с ним друзьями, – отвечает Минхо, противный запах проникает в легкие. Не верят. — Да? Напомню, десять минут от твоей мастерской. — Ты не думал, что Хван просто обводит тебя вокруг носа? – спрашивает Ли, взгляды нацелены друг на друга, словно сражаются. И он только сейчас замечает отчетливо коричневые пятна в зеленых глазах. — Правда? — Стал бы я лгать лидеру?       И вдвоем знают о лжи. Дым       окутывает комнату в объятья. Глаза сужаются. Азуми встает со своего места. Лишние шаги не нужны. Они находятся слишком близко друг к другу.       Феликс вытягивает руку. Не позволяет парню сдвинуться. Ким дергается, но остается на месте. Дальше – хуже. — Я устал играть в игры. Если не хочешь лишиться всего и своей жизни в том числе, приведи Хвана ко мне,– шепчет японец, находясь слишком близко. Блеск психа просвечивается. Минхо не имеет понятия, как на самом деле отличить отбитого, но парень точно похож. — И я могу это устроить. Ты знаешь. — А если нет? — Нет? Разве ты готов лишиться всего из-за парня, который не является твоим другом? – спрашивает Азуми, приподнимая брови. Ловит на лжи и использует в своих руках. Губы размыкают сигарету. — Сколько времени? — Неделя. Я не стану разбираться с мусором, как ты, в Рождество, – отвечает лидер, позволяет слишком много времени. И дело не в доброте. Он желает мучать парня сильнее. Дерзание. Предательство. Всё в его вкусе.       Пальцы сжимают окурок. Шоколадные глаза бросают на него взгляд. Кожа прожигается. Огонь проскальзывает к щеке. Сигарета тушится об его кожу.       Сынмин дергается, но за край крутки грубо отпихивают на место. Это было спланировано изначально. Минхо не дергается. Нельзя показывать свою боль тому, кому она приносит наслаждение. — Возвращайся в гонки, – тихо проговаривает Азуми, выкидывая окурок на пол. Красное пятно остается на щеке. Навсегда напоминание. Еще один шрам. От его рук. — Не забывай, ты принадлежишь мне.       Японец удаляется. Разговор закончился, как он пожелал. Чан поджимает губы. Хочет остаться со своими младшими, но нет возможности. Дверь закрывается.       Феликс поправляет свою куртку. Освобождая руки щенка. Черные волосы придают его глазам оттенок. Татуировка змеи светится на запястье. — Енбок, – зовет по-настоящему имени Минхо, никто не смеет произносит в слух это сочетание иероглифов, кроме него. Юноша останавливается, но не переводит взгляд на него. — Почему в тот день, когда меня хотели изгнать, ты выступил против?       Всего секунда тишины. Они больше не близки, чтобы позволять своим серебряным ключам от сердца крутиться. Но как бы вы не были далеки друг от друга. Всегда существует кое-что объединяющее вас. Связь, которую имели раньше.

Раз и навсегда.

— Перед своим уходом Хван взял с меня просьбу, – отвечает Феликс, пряча руки в карманы. И что бы не происходило, всегда связано лишь с одним именем.

«Он будет требовать правду. Может быть, устроит целое представление, ведь не захочет спать, пока не знает правды обо мне. Так что, в случае чего, долбани ему по голове и прикрой перед Азуми».

— Я только выполнил её.       В глазах отражаются звезды. Нет. Ночь еще не наступила. Боль в щеке больше не волнует. Он всегда считал, что друг исчез бесследно и пожелал ничего не рассказывать. Но весь год его окутывала безопастность, которой жертвовал он.       Дверь хлопается. Больше никаких змей. Кабинет опустел. Только двое взглядов, которые встречаются. — Сынмин. — Обработай ожог, иначе станет хуже. И можешь быть свободен сегодня, – перебивает Ким, вставая с места, и отводит глаза в сторону. Не хочет смотреть. Дело не в новом шраме. А в недосказанности. — Мы договорились, что он сам расскажет обо всем тебе, – говорит Минхо, прикрывая рукой щеку, которая колется из-за легкого прикосновения кожи к ней. — Вы всегда договариваетесь.       Дверь вновь хлопает. Он не пожелает слушать. Им шевелит обида. Которая прожигает пожар внутри.       Ли прикрывает глаза. Слишком сложно. Не для него. Тело просит сон, а душа лежит к холодному кофе. И пару иероглифам.

…

      Внимание старается сосредоточиться на учебе. Пальцы крепко сжимают карандаш, из которого не выливаются верные решения.       Проблемы сыпятся, словно обломки сердец. Красиво сказано. На самом деле, экзамен поджидает уже близко. Но не выходит выдавить из себя последние рывки для успешной сдачи.       Мягкая шерсть отдыхает на кровати. На простыне которой разбросаны тетради и учебники. Те самые. С рук отличника.       Ладонь листает страницы. Он не пытается понимать. Все написано на неизвестном языке. Для него особенно.       Взгляд останавливается на обложке. Простым карандашом вычеркнуто сочетание цифр. Короткие. Но имеющие ценность.       Номер телефона. Было это случайностью? Минхо не знает. Вот только последнее время помощь оказывается рядом, когда нужна. И это всегда один человек.

Вы:

“Могу приехать? Я ни черта не понимаю”

      Небольшое сообщение отправляется на указанные цифры. Оно слишком много раз меняло облик и не могло отправиться.       Ответ поступает через несколько минут. Будто все время телефон был рядом и ждал. Ждал, пока слепые глаза заметят послание и решатся написать. Джисон (Японский): “Ты просишь помощь? Попроси как следует”       И ответ заставляет вздохнуть. В жизни он всегда произносит «да» без просьб. Кажется, люди начинают открываться спустя некоторое время.

Вы:

“Пожалуйста”

Джисон (Японский): “Приезжай”       Улыбка растекается по лицу. Не должна. Только губы управляют сами собой. Они способны решать за нас, что иметь значимость для глупой улыбки, а что нет.       Дуни отворачивается в сторону, когда постель пустеет. Хозяин недавно вернулся домой и уже уезжает. Хотя этих троих котов не волнует.

…

      Знакомая улица встречает мотоцикл. Он запомнил дорогу с первого раза. Даже дом. Который среди всех ничем не отличается.       Руки сжимают ключи. Приехать легко, а постучать в дверь сложнее. Когда он просто приходил в гости? Возможно, последний раз это была маленькая квартира Хвана. Которая ушла мигом, и мастерская служила новым домом.       Кулак слегка касается дерева. Громкий звон разносится. Щенок встречает ярким лаем за дверью. Такой шумный. Коты тише. — Минхо? Проходи, этот в своей комнате, – открывает дверь тетушка, пропуская парня в дом. Ли рассматривает её. Старший сын не похож на неё ни капли. — Ты голоден? — Нет, я пообедал, – отвечает Минхо с небольшим поклоном, из-за которого полотенце слегка ударяет по его руке. Женщина не воспринимает поклоны, ведь не предлагает ничего, чтобы заслужило уважение. — Извините, привычка.       Привычка, которая осталась от Кореи. Его воспитывали с большим уважением к старшим. Неважно, что для тебя сделали, ты должен поблагодарить.       В Японии не так строго. Многие люди воспринимают уважение только когда правда делают великие дела. Но не все. — Знаю, я узнаю в тебе древнее воспитание нашей страны, – улыбается тетушка, которая сама выросла в Корее и способна отличить человека по маленьким привычкам. — Ступай. Захотите есть, спускайтесь.       Минхо лишь кивает. Тело автоматически движется для поклона. Но сдерживается.       Второй этаж встречает уже с двумя открытыми дверьми. Только одна закрыта. Желание попасть в нее растет. Это будет подозрительно? — Ты или дочитал учебник, или пролистал в конец, – доносится знакомый голос, когда парень заходит в комнату, в которой за неделю ничего не изменилось. Хан встречает своими черными бусинами, отворачиваясь от ноутбука. — Я думаю, второе. — Я предпринял попытку понять, но там слишком сложно, – отвечает Ли, аккуратно оставляя свой портфель возле стола. Руки возвращают учебники хозяину. Некоторые не были даже открыты. — Разве сегодня не твоя смена в кафе? — Я уволился, – коротко бросает Джисон, глаза не нацелены на парня, они рассматривают несколько заметок в книгах, которые были оставлены чужим почерком. — Уволился? – резко спрашивает Минхо, вопрос сам выпрыгнул с губ. Он не посещал кафе всего неделю и еле выжил без холодного кофе. — Почему? — Коллектив ужасный, и директор слишком часто дергает по пустякам, – говорит Хан, поворачиваясь в сторону парня, который присаживается на кресло рядом. — Если беспокоишься о кофе, то приезжай ко мне. Я приготовлю.       Слова на уровне предложения руки и сердца. Нет. Выше. Во-первых, приглашают в гости. Во-вторых, кофе. Звучит, как собственный дом. — Лично? — Лично для тебя.       И ведь в глазах не дергается ни одно чувство. Голос произносит настолько спокойно, что можно подумать о лжи. Но ему хочется верить.       Минхо замолкает. Переводит внимание на несколько заметок возле неизвестных иероглифов. — Это, кстати, новые задания для экзамена, – подмечает Джисон, тяжелый вздох разносится по комнате. Руки объясняют значение каждой строчки, а взгляд рассматривает небольшой пластырь на щеке.       Он заметил его только сейчас. Не огромный, чтобы бросаться в глаза. Но бросается. Если внимательно смотреть. Вот только внимательно смотрел только в шоколадные глаза.

…

      Кажется, прошло около двух часов? Они просидели в одном положении все время. Не пошевелись.       Один раз тетушка заходила в комнату. Передала им нарезанные фрукты. И попросила сына не мучать ученика сильно. Но кое-кому нравится доводить учебой до измождения.       Минхо слушает. Голова отдыхает на столе. Усталый взгляд нацелен на парня. Хотя должен быть в тетради. Звезды на щеке не позволяют пропустить себя. — Если у тебя ожог, то лучше не прислоняться сильно, – резко сменяет тему Хан, указывая на правую щеку парня, которая прижимается к столу. — Ожог? – переспрашивает Минхо, привставая, и аккуратно поправляет пластырь на щеке, что успел отклеиться. С ним стоит быть нежнее. Чужие руки тянутся за помощью. — Как ты понял? — Мама прикладывала такие пластыри в детстве при моих ожогах, – шепчет Джисон, заклеивая обратно, как может. Прикосновения слишком аккуратные. Слишком. Он еле касается чужой кожи. Пока большие кошачьи глаза замирают. — Шрам останется.       И Ли только кивает. Это не первый шрам от ожога. Все связаны с одним человеком. Особенные метки.       Джисон отстраняется. Ненадолго. Рукав толстовки поднимается. Доказывает свои слова. Небольшой шрам слегка высвечивается на запястье.       Минхо мог бы улыбнуться. Губы почти сдвинулись. Но форма шрама остановила. Сложно понять по старой ране. Только человек, имеющий понятия, сможет различить.       Змея. Её нет уже. След остался. Минхо узнает по хвосту. Такой же огромный. Как и у всех его друзей. Зрачки дрожат. — Это была татуировка, но свели не очень качественно, – говорит Хан, пряча свой шрам под кофтой. Заставляя чужое тело прийти в сознание.       Сколько процентов, что его заманили в ловушку? Если бы это была правда. То жизнь уже закончилась. Слишком много информации. Нужен телефон. — Шрамы не делают нас некрасивыми, говорят, они только украшают, – отвечает Ли, как бы то ни было, этому парню подходит след.       Он мог бы сбежать прямо сейчас. Подумать. Спасти свою жизнь. Но тело отказывается. Точнее, и сердце тоже. Никто не желает сбегать. Только оставаться рядом. — Учи японский, – ухмыляется младший, чей взгляд переводится на собственный телефон. Звонок раздается. И парень просит подождать минуту.       Дверь закрывается. Воздух наполняет легкие. Будь любой другой, сбежал бы уже. Но рядом с ним голова мутнее. А время останавливается.       Сопливая романтика? Возможно. Минхо никогда не читал её, чтобы быть вкурсе.

Вы:

“Срочно нужен твой ответ. Джисон когда-нибудь участвовал в гонках?”

      Сообщение печатается с большой скоростью. Пока за дверью разносятся разговоры. Ответь вовремя. Киви: “Ни привета, ни.. Джисон? На моей памяти нет. Спроси его сам”

Вы:

“Каким образом?”

Киви: “Просто спроси у него про семью”

Вы:

“Хван, это глупо”

Киви: “Глупо быть в квартире лидера и влюбляться в его младшего брата”       Минхо хмурится. И ни один из пунктов он не говорил ему. Иногда мысли о маячке застревают. По-другому не объяснишь, как Хван всегда оказывается прав. Киви: “У меня прямо сейчас на хвосте Азуми, если поймают, то сам спрошу. :)”       Ли больше не желает спрашивать. Завтра ждет еще один разговор, только на этот раз причина иная. У этого придурка нет режима выживания. Он действует, как подскажет сердце. — Извини, – возвращается Джисон в комнату, кажется, больше не в настроении. Минхо не психолог и редко выпадает возможность заметить настрой людей, но у этого парня глаза отвечают за настроение. Некая изюминка? — Произошло что-то? – спрашивает Ли, когда друг тянется к большой коробке на шкафу и осторожно ставит на стол. Любопытство всегда берет вверх. Такие люди. — Нет, всё в порядке, – отвечает Хан, пальцы открывают крышку. Столько хлама. Или не хлам? Несколько книг. Они больше похожи на альбомы с фотографиями. И много. Серьезно много листков бумаги.       Минхо не задает больше вопросов. Все же лезть в чужие проблемы. Не в его вкусе. Взгляд следует за каждым движением парня, который ищет определенную вещь.       Глаза останавливаются на маленькой фотографии, которая выпала из конверта. Ли не должен смотреть, но черты лица заставляют взять в руки. Черно-белая.       Мужчина выглядит знакомо. Точнее, как японец. Азуми или Дахён, не имеет значения. Разрез глаз, включает память. Будто на него смотрит не незнакомец, а тот самый человек, который оставлял шрам на щеке с таким же взглядом. — Это мой отец, – выводит из мыслей Джисон, когда в руках оказывается нужная бумага, и замечает фотографию в чужих руках. — Погиб пять лет назад. — Извини, – резко замирает Минхо, откладывая её в сторону. Он не желает спрашивать о семье, как подсказал Хван. Тема родителей навсегда останется открытой раной, которая знает, когда стоит заткнуться и больше не спрашивать. — Забей. Мы не были близки с ним, ведь я, так скажем, не соответствовал его интересам, в отличие от моего брата, – отмахивается парень, закрывая коробку обратно, но не двигает с места фотографию своего отца. — Да и умер он из-за азартных игр, точнее, долгов.       Ли прикусывает щеку. Почему ему доверяют? Он никогда не отзывался большим сердцем, которое могло бы поддерживать людей, но ему продолжают верить. — Азартных? — Не знаю, он состоял в группировке, как правило, такие люди нарушают всевозможные законы страны, – цокает языком Джисон, ладони сжимают край стола. — После его смерти на нас повесили огромный долг.

Не доверяй мне.

— Долг? — Да, мы все еще выплачиваем, даже больше не его, а проценты, которые капают с каждой секундой, – пожимает плечами Хан, ладонь пробегается по своей же руке. — Ты поэтому работаешь? В ответ только кивок и взгляд, что встречается с чужим. Минхо всего на секунду задумывается. Частички пазла сложились. — Что насчет твоего брата? — Дахён? Мы прекратили общение год назад, – произносит младший, вздыхая. В комнату забегает кучерявый щенок, который всегда чувствует боль. Возможно, в нем выработался инстинкт. — Иногда присылает некую сумму, но мама не принимает. Она боится, что он тоже ввязался в азартные игры.

«До него поздно пришло осознание, что его руки забрали жизнь человека, возраст которого точно такой же, как и у младшего брата».

      И Ли окончательно складывает слова друга и только что услышанные воедино. Год назад случился инцидент. Год назад братья прекратили общение.       Больше японец не похож на человека, который вызывает мурашки. Скорее на ребенка, что старается помочь своей семье, но вновь свернул не в ту сторону. Как и отец.       Гонки, которые имеют огромное значение в его жизни. Они были созданы не для развлечения или власти. А чтобы выплатить хвост семьи. — Почему ты рассказал мне? – задает вопрос Минхо, наклоняя голову в бок. Правда доверяют? Никогда не сможет поверить. — Просто чувствую, что хочу доверять именно тебе. Устроит? – отвечает парень, рассматривая своими глазами, в которых желательно утонуть, чтобы не влюбляться. Уже поздно. — Ты появился неожиданно и продолжаешь вертеться возле меня. — Вертеться? Не нравится мое присутствие? — Я такого не говорил.       Подмигивает Джисон. Ладони тянутся обратно к учебникам. Чужие высказывания заканчиваются. Учеба не имеет конца.

…

— И между работой и университетом ты выбрал работу? – добавляет Минхо, укутываясь сильнее в воротник своей куртки.       Солнце вернулось домой, а луна вышла на долгую прогулку. Прямо как Ппама, который исследует каждый камень.       Дождь слегка моросит. В этом году зима состоит из ливней. Будто плачет. Хотя плакать хочет Ли, которого не отпускают домой. — Выбора не было, совмещать на бюджете два дела сложно, а платить? Ты сам знаешь, было нечем, – отвечает Хан, меняя ладонь на поводке, что успела покраснеть от холода. — С твоими знаниями ты поступил бы в любой престижный, – шепчет Ли, выдыхая воздух, который превращается в белый дым. Дым. Он не курил весь день. И руки не лезли в карман за сигаретами. На него плохо влияют. — Я и поступил. Но забрал документы уже на следующий день, когда директор сказал: «Забудь про работу, мы не терпим рабочих студентов», – ухмыляется Хан не от радости, что-то вроде защитной реакции? Люди часто прикрываются, будто их не задевает тема. — И стипендия была хорошая, на неё спокойно можно было жить, но не настолько, чтобы покрыть долг.        Минхо тяжело сглатывает. Деньги имеют слишком большое значение. Способные люди лишаются возможности развиваться только из-за них. И других, которые не достигли ничего. Умеют требовать со слабых. — Забрасывай поиск работы. Подавай заявку на поступление, сдай экзамен еще раз и живи уже как хочешь, – перебивает Ли, заставляя щенка обернуться на него, ведь он только хотел полаять, но ему не позволили. — Если бы всё было настолько легко. — Для тебя легко. Эй, я серьезно, хватит потыкать проблемам отца, который давно откисает, – говорит Минхо, останавливаясь на месте, и дергает чужой рукав куртки. Некая просьба обратить на него внимание. Выходит. Взгляды встречаются. А пальцы сильнее сжимают плотную ткань. — Ты достоин прожить свою жизнь, а не доживать своего отца.       Губы приоткрываются, чтобы ответить, но слова прилипли. Нет. Они не сумели даже дойти до горла. Застряли. Возможно, там же, где и остановилось сердце.       Хан молчит. Никто прежде не пытался переубедить его. Это было бессмысленно. Почему этому человеку не все равно?       Глаза пробегаются по каждой клетке. Они просто смотрят. Смотрят. Смотрят. И смотрят. Друг на друга. Наши тела говорят сами за себя? Слова никогда не имели большего значения, чем взгляды. — Если твой брат не в силах выполнить обязательства старшего, – тихо фыркает парень при упоминании японца, который владеет авторитетом среди всего Токио, но не способен разгромить пару корректоров. Не хочет. — Это сделаю я.       Зрачки трясутся. Они увеличиваются, когда мы смотрим на объект, который нам нравится? Возможно.       Джисон не произносит ни слова. Как человек может говорить о таком со серьезным лицом? Загадка. Словно кот, который приходил по вечерам и желает спасти твою жизнь.

Для чего ты делаешь это?

      Минхо больше не злится на лидера из-за значка. Он злится из-за парня, который светится ночью. Солнце.       Ладонь скатывается ниже по куртке. Осторожно прикасаясь к холодным пальцам. Больше доверия? Точно. Ли не любит прикосновения. — Просто дай имя одного из них. Я разберусь.       Короткое предложение. Хранящее в себе все чувства мира. Собранные в один небольшой букет. Букет слов.       Щенок прерывает разговор глазами, когда замечает вдалеке пробегающего котенка. И тянет поводок.       Невыносимый.       Как и хозяин.

…

      Минхо отправляет короткое сообщение на выученный номер. «Занят?». Мятные сигареты проникают в легкие. Он не имеет понятия, как прожил один день без них. Кажется, мысли были забиты другим. Киви: “Лопаю колесо Азуми. И для тебя всегда свободен”

Вы:

“Я не лягу в могилу вместе с тобой. Приезжай к нашему месту.

Есть дело”

      Больше не нужно слов. Он будет через пару минут. Когда закончит с колесом. И Минхо надеется на глупую шутку. Иначе это снесет голову обоим.

…

      Если вы подумали, что слова сверху были чисто красивым слогом. То ошиблись. Ровно десять минут и двадцать секунд. Хван появляется в знакомом районе. Возле дешевого киоска.       Красный мотоцикл останавливается. Глаза встречаются. Руки соприкасаются. И все равно на слежку. Ведь кое-кто позаботился. Все люди японца разгадывают, кто проткнул колесо. — Так, и что за интересное дело? Надеюсь, оно стоит моего времени. Я почти продал его мотоцикл на части, – спрашивает Хенджин, облизывая губы, явно не шутит. — Смешной пластырь. — Ты же знаешь о долге Азуми? – выдыхает едкий дым Минхо, получая легкий кивок в ответ. Рука тянется к своей щеке, которая все еще закрыта. — Я хотел бы разобраться с этим. — Помогаешь лидеру? Думаю, мы не можем быть больше друзьями, – отвечает парень, приподнимая бровь. Руки вытаскивают из чужих губ сигарету, присваивая её к своим. — Нет. Меня волнует только Джисон.       Хван ухмыляется. Он просил не заходить далеко. Раз друг просит разобраться с определенными людьми, то просьба была не услышана. — В романтика заделался? – задает вопрос он, брови хмурятся. А дым заплывает в легкие. Глубоко. — Не неси ерунду. Я всегда помогаю друзьям.       Помогаю друзьям. Нашел, кому лгать. Минхо заводит свой мотоцикл, пока глаза со звездой задерживаются на нем.

«Ты не должен был лгать мне».

…

      Небольшой район. На конце Токио. Как правило, им руководит один человек, которому все подчиняются. Странно?       Хван обводит взглядом, осторожно проезжая завалины. Ни одной души. Вот что странно. Сомнения рождаются. Иногда стоит обращать внимание.       Ли останавливается возле дома. Не симпатичный. Разгромленный и с выбитыми окнами. Идеальный вариант бандитов. — Ты уверен? – шепчет Хенджин, который никогда не отговаривает, но сейчас хочется вернуться в теплую постель. Забыть обо всём. — После года отсутствия ты превратился в сопляка? – спрашивает Минхо, оборачиваясь к нему. Руки вытаскивают ключ из своего байка. — Нет. Поиграем.       Фыркает Хван. Сжимая брелок на своих ключах. Никогда не позволит оставить о себе плохое впечатление. Минус. Большой.       Дверь открыта. Будто ожидали. Взгляды встречаются. Опасности нет. Никто не станет нападать на тех, кто мог прийти за новым долгом. Правило.       Первый этаж пуст. Лестница ведет на второй. Хван засовывает руку в карман. Главное, не подавать вида, что ты затеял что-то. Подумают еще, что из полиции. Живым не выйдешь. — Эй. Кто такие? – доносится голос мужчины. Охранник. На втором этаже. Пистолет направлен в их сторону. Без оружия никто. — Ли Минхо. По-поводу долга семьи Хан, – отвечает старший, поднимая руки вверх, чтобы его могли осмотреть. Пропускают. Без лишних вопросов. — Ты кто такой? — Тебя волнует? – дерзит в ответ Хван, но удар по ребрам дулом пистолета заставляет согнуться. Рано. — Хван Хенджин. — Хван? Проходи.       Его не осматривают. Причина легкая. Он был уже здесь. Вместе с Азуми. Когда первый взнос осуществлялся. Запомнили? Неплохая память.       Впускают в кабинет. Сложно назвать чем-то великим. Чего       ожидать от заброшенного здания, которое используют бандиты? Правильно. Ничего.       Дверь с громким шумом закрывается. Мужчина повернут в сторону открытого окна. Неуважительно. Минхо прищуривается. Со всеми ли он ведет себя таким образом? Лидер тоже унижается. Улыбка проскальзывает. — Эй, господин Кацу, развернитесь лицом, – говорит Хван, в котором нет ни гроша уважения, как и в мужчине. Голос узнают в ту же секунду. И глаза встречаются. — Как тебя..Хван? Впрочем, меня не волнует, прикуси свой язык и осознай, с кем разговариваешь, – отвечает грубый голос, точного описания ему нет. Это смесь взрослых ноток, которые напичканы сигаретами. Примерно так. Взгляд отводится от кривого лица светловолосого к новичку. — Ты кто? Я запрещал приводить новых без моего разрешения. — Господин, не стоит говорить так, будто я частый гость у вас, это меня привели, – произносит Хенджин, но все же прикусывает язык при легком ударе в спину от друга. — Ли Минхо, – называет свое имя парень. Никакого поклона. Такие люди не заслуживают ни одно воспитание. Руки прячутся за спиной. — Я хотел поговорить насчет долга семьи Хан. — Если пришел умолять прекратить, можешь не тратить мое время и уходить. Я не собираюсь закрывать из-за жалости, – отмахивается Кацу, чьи руки тянутся к бутылке алкоголя. Виски. Должно быть, дорогие. Кошачий взгляд анализируют вещи в кабинете. — Они не первые и не последние. — Нет, господин, я хочу решить вопрос иначе. Предлагаю решить вопрос мирным способом, – натягивает улыбку Минхо, получая нахмуренный взгляд своего друга, который думал прийти, избить и уйти. Но все заворачивает не в то русло. — По данным долг был выплачен давно. Ваши проценты неуместны. — По мирному? Не выставляй себя важной персоной, – спрашивает мужчина, делая глоток напитка, который способен изменить людей. — Думаешь, я испугаюсь человека, который носит бронзовый значок?       Значок. Хотите сказать, слухи проползли уже к бандитам? Черт. Маленькая брошка опускает настолько сильно в глазах людей. А ведь не имеет никакого значения. — Нет, что вы? Я не пытаюсь запугать вас, – все еще улыбается Минхо, короткий шаг вперед. Незаметный. Но значимый. Они не обговаривали план. Как правило, будут следить за действиями друг друга. Как всегда. — Я ознакомился с договором. Точнее, с огрызком, который вы выдали отцу семьи Хан, и ни в одном пункте не было упоминания о процентов.       Хван вопросительно смотрит. Каждое предложение заставляет удивиться. Насколько ответственно парень подошел к делу? А он думал, что они приехали просто подраться. Почему нет? — Мы не правительство, чтобы о таком упоминать. Если ты не в курсе, то в преступном мире свои законы, – отвечает мужчина, ухмыляясь. Кажется, никто еще не вчитывался в бумагу, которую напечатали на коленях. — Поверьте, я знаю каждый закон. Но вот проблема, вы нарушили и их, – произносит спокойным голосом Ли, от которого мурашки пробегают по спине. Иногда стоит бояться не вспыльчивых людей, а тихих. — Восемь лет назад вы подписали договор об изменениях некоторых пунктов.       Мужчина прищуривается. Законы правительства часто меняются, но преступный мир редко. Изменения проходят в закрытом обществе. Которое принимает решения. И оставляют свои подписи.       Документы хранятся в строго недоступных местах. Обычный гонщик не может получить информацию. Тогда откуда этот парень знает настолько много? — После смерти задолжника вы не смеете просить долг у его семьи, если никто из них больше не связан с вашим обществом, – добавляет Ли, переводя аккуратно взгляд на друга, который не вливается в диалог, только рассматривает фигурки в чужом шкафу. И вступает вперед на еще один шаг. — В случае нахождения еще одного человека из преступного мира, задолженность вешается только на его плечи. — Смотри, какой парадокс. Старший сын из нашего общества, никакие правила не нарушаются? – отвечает господин, явно желая выиграть в своей правоте. Пальцы сжимают стеклянный стакан. — Я лишь оставляю долг, а кто выплачивает не волнует. — Да, вы правы, господин, – кивает Минхо, ладонь за спиной залезает в карман. Разговор утомляет. — Разве не вы силой заманили ребенка в ваши владения? Боюсь, Дахён не планировал идти по ступенькам своего отца. — Откуда, черт возьми, ты владеешь всей информацией?       Короткий вопрос. Минхо только улыбается. Никогда не расскажет. Стоит быть немного внимательнее. Или иметь хорошего человека, который выльет всю информацию.       Пальцы вытаскивают из кармана. Ничего. Мужчина следил за действиями парня, упуская светлую макушку, которая копалась в фигурках.       Выстрел пробегает по нужному месту. Висок. Кровь обжигает кожу лица Хвана. Пистолет все время хранился в заднем кармане. Не проверили. — Стоит быть немного внимательнее.       Утомительная ухмылка раскрывается на мерцающем лице. Руки слишком давно не стреляли. Молитва была услышана. — Мало, – выдавливает Хван, протирая свое лицо от чужой крови. Красная олимпийка марается о родной цвет. Но закрадывается тревожный знак в сердце. — Это еще не всё, – отвечает Минхо, не двигаясь с места, ладони скрещены сзади, а сияющее лицо остается при нем. — Я завершу вторую проблему. — Когда? – спрашивает наивно Хенджин, наклоняя голову на бок, рассматривая своими вопросительными глазами. До жути блестящими. Словно кубики льда, которые тают из-за тепла. — Прямо сейчас.       Слова, на которые ответ не успевает возникнуть. Ключ       разбивается. Выпускает предупреждения. Нужно было уходить.       Еще один выстрел. Громкий, но аккуратный. Руки сжимают своё плечо. Ноги отказывают. Пистолет укатывается. Хван безоружен.       Двое людей заходят в кабинет. Выстрел следовал от них. Минхо не сдвинулся с места. Только убрал ухмылку. Глаза встречаются. Но не узнают. — Уложился в последний день, – голос проникает в каждую клетку тела. До жути противный. Татуировка змеи занимает всё внимание. Азуми дотрагивается до плеча Ли, который молчит. И отводит взгляд от друга. — Можешь быть свободен.       Японец хлопает по руке парня. Ухмылка натягивается. Когда перед зелеными глазами появляются те, что были в розыске год. Хван сильнее сжимает свое плечо. В его глазах не осталось сил для дерзости.       И дело не в пуле. Это мелочь. Выстрел прошел не в важное место. Дело в ином. Предательство. Оно не способно сравниться ни с чем.

Приходит тихо. Наносит удар громко.

— Хван, Хван, Хван, – шепчет Азуми, рассматривая своими ядовитыми глазами, в которых можно прочитать всё, что будет длиться следующие часы. Но парня это не волнует.       Хван мог бы поднять пистолет, что в сантиметрах от него. Выстрелить в спину Ли, но рука никогда не поднимется в его сторону. Друзья. Подобрав брошенного кота на улице, он дал клятву сам себе. Защищать.       Но пуля вылетела из рук, которые не должны были брать пистолет. Предатель.       Глаза больше не видят знакомый силуэт. Минхо выходит из кабинета. Знает, что они, возможно, никогда не увидятся. Но разве после этого поступка должно волновать?       Руки тянутся в карман за сигаретами. Ментоловый дым наполняет легкие. Он не способен забрать чувства. Способен только облегчить. — Серьезно так поступил с ним? – спрашивает грубый голос на улице. Феликс облокачивается к черной машине и встречается глазами с ним. Даже он не простит. — Обменял Хвана на информацию дела парня, с которым знаком месяц? — Тебя не должно волновать, – шепчет Минхо, сжимая губами сигарету. Пальцы тянутся к ключам. Красный мотоцикл навсегда останется здесь. — Хотелось бы посмотреть, как ты скажешь эти же слова ему, – отвечает второй представитель фамилии Ли, заставляя тело напрячься. Оба знают исход разговора. — Думаешь, Ким простит? — Думаешь, меня это волнует?       Звук мотора разлетается по улице. Забыть её навсегда. Дым затмевает глаза змеи. Он исчезает. Словно его и не было.

Ли Минхо, ты предатель.

      Слова, вылетевшие с губ Хвана во время настольной игры, заимели свое значение. Настоящие. И все еще горькие.