Мы под Февральским солнцем

Часть 8. Хороший, плохой    Мари резко проснулась от собственного крика, покрытая холодным потом. Она судорожно ловила ртом воздух, окружавшая ее темнота была абсолютной, и лишь звуки ее тяжелого дыхания нарушали тишину. Беспомощно хватая руками одеяло в поисках хоть какой-то опоры, девушка еще не полностью вышла из кошмара, где она летела вниз, в бездонную пропасть. А Максим стоял на краю обрыва и отчаянно звал: «Мама, мама!», но к нему подошел Николай Максимович.    В панике, в темноте, размахивая руками, Марианна случайно столкнула что-то тяжелое. Послышался ужасающий грохот, видимо она сбросила несколько предметов с полки или стола. Что именно упало, было неясно. Однако этот шум помог ей окончательно проснуться. Осознав, что она уже не спит и находится в постели, Марианна вспомнила страшный сон и разрыдалась. Ее нервы были на пределе.    - Что такое? - послышался позади мужской голос. Мари начала вытирать слезы, но Николай все равно сел рядом и обнял ее очень крепко, прижимая к себе. Мари решила позволить себе выбросить остатки эмоций, уткнувшись в грудь мужчины. Она еще какое-то время всхлипывала, а он гладил ее по волосам.    - Коля, не забирай его…, я знаю, ты можешь…, что тебе ничего не… стоит забрать, но я не смогу без… него… - сквозь слезы и всхлипы молила Мари, срывающимся голосом. Еще немного и она посмотрела на него, чуть отстранившись. Николай смотрел на нее укоризненно, но потом сдался, тяжело вздохнул и сказал: «Ой, несчастье вы мое!» - Коля… - Мари села на коленях и обняла его за шею.    - Ну, вот, что ты так глупо поступила? - в его голосе прозвучала нотка сочувствия и он обнимал свою «chérie» с какой-то особой, нежной ностальгией.     - Ты сказал, что тебе хватает детей и ответственности! Я хорошо это запомнила…    - Но я же говорил об академии! При чем тут МОЙ ребенок? - громко возразил он с вызовом. Марианна покрылась мурашками. Они побежали по ее спине и рукам. Заметив ее испуганный вид, Николай сделал недолгую паузу и продолжил тише: - Я не собираюсь забирать Максима. По крайней мере, сейчас. Но ты должна понять, что ситуация... Мы оба знаем, что ему лучше будет жить со мной. И ты это тоже прекрасно понимаешь.     - Ты…, хочешь жить вместе?    Прошли каких-нибудь пару недель с того утра, как они переехали в Москву. Мари удалось сдать Пермскую квартиру, не дорого, но этих денег хватило на первое время, чтобы не быть зависимой. Она очень не хотела зависеть от Николая Максимовича. Ей хотелось, чтобы он ее уважал. Не обязательно любить или быть в хороших отношениях, но уважение это совсем другое.     Николай все так же работал в академии и бывал в Москве зачастую по выходным. Иногда он приезжал и на неделе, но в будни его расписание было забито до отказа. Чтобы Максим не утратил значение слова «семья», Мари каждую субботу готовила завтрак для всех. Она просыпалась около восьми и готовила блинчики или оладьи, иногда даже сырники, хотя последние были ей не особенно по душе. В воскресенье они могли отправиться на прогулку по музеям или в театр. Марианна с теплом относилась к стремлению Николая обеспечить Максима всем необходимым. Она сама активно участвовала в культурной программе Николая Максимовича, хотя прежде не испытывала к этому особой страсти. Однако теперь ей казалось, что они становятся ближе друг к другу. И действительно, все складывалось великолепно.    На пятую субботу в Москве Марианна придумала приготовить панкейки, но очень пышные. Она нашла рецепт в интернете. Девушка старалась, но в конечном итоге они сдулись, как дырявый, воздушный шар. Максим уже вылез из постели и прибежал в гостиную. Мари сказала, чтобы он шел умываться, но мальчик спросил: «А где папа?». Прежде чем ответить, она поняла, что Николая не было всю неделю. И он почти не звонил. Но из коридора раздался щелчок от двери и девушка улыбнулась сыну. Максим не успел прыгнуть к отцу на руки, как Мари перехватила сына и отправила умываться.    - Привет, сегодня панкейки с вареньем! Как дела? - весело спросила она. - Максим по тебе соскучился…    - Привет, - без особого энтузиазма ответил мужчина. Было заметно, что он сильно устал. Его взгляд был рассеянным, будто ничто из сказанного Марианной не имело значения.    Из ванной выскочил Максим, взволнованно что-то рассказывая и нетерпеливо дергая отца за руку. Николай делал вид, что слушает, хотя мысли его были заняты другим. Ему необходимо было серьезно поговорить с Марианной, но сейчас, когда рядом был сын, сделать это оказалось невозможно. Он ласково погладил Максима по голове и, обращаясь к Мари, сказал:    - Пожалуйста, займись сыном. Мне еще нужно кое-что доделать.    Это было необычно. Впервые он уехал, пропустив завтрак, да еще и в таком мрачном настроении. Весь день Марианна не находила себе места, тревога не отпускала ее ни на минуту. Когда же Николай наконец вернулся домой, он молча присел рядом с ней на диван. Сначала он долго смотрел на сына, а затем перевел взгляд на нее. От этого пристального внимания у Марианной все внутри сжалось, и не напрасно.    - Я посмотрел две квартиры. Одна в соседнем доме, но меньше и… - говорил Николай задумчиво, массируя виски одной рукой,но Мари его перебила.    - Квартиры? - удивилась она и сначала не поняла, но потом очень испугалась. - Ты не хочешь больше… с нами жить?    Николай Максимович, казалось, был полностью поглощен своими мыслями. Вдруг его лицо омрачилось, и он слегка нахмурил брови, словно пытаясь разобраться, правильно ли он услышал. Несколько секунд он сидел неподвижно, а затем, вместо того чтобы выразить искреннее недоумение, в его голосе прозвучали нотки недовольства и легкого раздражения. С вопросом, который звучал скорее как обвинение, он посмотрел на свою собеседницу:    - А с чего ты решила, что я вообще хотел? - Николай продолжал смотреть на Мари, но та была настолько ошарашена его вопросом, что не могла ничего ответить. - Я по-моему говорил о вашем переезде в Москву, а не ко мне.     - Да, но я…, мы же жили все это время…, что случилось? Я думала мы вместе…     - Совместно у нас, - перебил он ее грубо на этот раз, - только сын! Что ты там придумала? Я не знаю.     - То есть… - Мари была в шоке и с трудом связывала слова, она пыталась понять его. Ведь их отношения в самом деле были хорошими весь этот месяц. Она бы заметила, если бы он был недоволен. Заметила бы? А, что, если нет? Что, если он тактично скрывал все, что ему претило, чтобы только Максим не видел ссор родителей? Пожалуй, ради ребенка он мог бы скрыть свое нежелание жить с ней. - То есть, все, что было между нами за этот месяц…    - А что было?     - Разговоры, объятия и вообще…    - Мариш? - позвал Николай девушку, которая будто уже потерялась в своих мыслях. Он нежно взял ее за руку и заставил посмотреть на него. Сердце Мари было готово остановиться в любую секунду. Только, что он сказал, что между ними ничего нет, а теперь с такой искренней теплотой держал ее руку. Неужели она придумала это? Нет, ведь это сейчас происходит, он рядом и так внимателен. Почему его слова не сопоставимы с поступками? Или ей только кажется, что он относится к ней с трепетом? Действительно, было похоже, что она придала слишком большое значение его поведению. Этому свидетельствовали его следующие слова: - Ты знаешь, у меня очень дурной характер. Я понимаю. Но я никогда за это время не сказал, что мы будем вместе. Не из-за Максима, не из-за того, что когда-то было. Понимаешь? Дело в том, что, я из тех людей, которые могут сказать: „Стоп“. У меня огромное терпение, просто нечеловеческое. Но потом, как-то резко все ломается, и я ничего не могу с этим поделать. Поэтому всех предупреждаю: не испытывайте мое терпение! В какой-то момент будто все отрубает и мне неинтересен этот человек, и его проблемы. Помнишь, как в «Унесенных ветром», когда Скарлетт спросила Батлера: «А что же теперь будет со мной?», он ответил: «Честно говоря, моя дорогая, мне на это наплевать!». Вот сейчас примерно так. Ты очень испытала мое терпение! Между нами теперь и причиной всему только сын.     - Ты же…, ты сказал…, ты не злишься…    - Нет. Не злюсь. Ты совершила очень плохую вещь, предала мое доверие, а значит, что в твою сторону я больше никогда не посмотрю. Не потому, что я такой принципиальный, нет. Я просто не смогу!    И это был их последний разговор. Марианна медленно поднялась и направилась к двери комнаты. Ее шаги были медленными, почти механическими, словно каждая клеточка ее тела сопротивлялась тому, что должно было произойти дальше. молча ушла в комнату и собрала вещи. Она не плакала и ничего не говорила. С нее словно содрали кожу вместе со всеми чувствами. Новая квартира на второй Фрунзенской, которую заранее снял Николай, встретила их холодными стенами и пустыми комнатами. Здесь ничто не напоминало об их совместной жизни, и это одновременно успокаивало и пугало. Она вновь жила одна с сыном, и каждый вечер, засыпая под звуки чужого города, чувствовала себя еще более одинокой. Больше Мари никогда не переступала порог его дома.     Мари злилась на себя за то, что позволила себе обманываться. Она до последнего надеялась, что они смогут быть вместе. Ей так хотелось, чтобы у ее сына была полноценная семья, а не просто два родителя, живущих раздельно. Но, конечно же, она старалась не показывать мальчику своих переживаний, тщательно скрывая боль и разочарование за улыбкой. По крайней мере Николай любил сына. Девушка была счастлива, что тут она ошиблась на его счет.    Конечно они виделись. Мари приводила сына к Николаю, а он привозил его обратно. Каждый раз Марианна чувствовала, как в ее сердце впивается ледяной клинок. Каждый раз, когда Она приводила сына, а Николай молча забирал его и закрывал перед ней дверь. Бывало, они все вместе выбирались в театр или парк, но и тогда мужчина общался только с мальчиком.     Со временем Мари настолько свыклась с новыми отношениями с Николаем Максимовичем, что любое проявление интереса с его стороны казалось ей странным. Если он вдруг спрашивал, как у нее дела, она лишь недоуменно взирала на него, давая понять, что предпочла бы обойтись без этого разговора. Он сразу понимал намек и никакого разговора не получалось. Мари же была убеждена, что на самом деле ему нет никакого дела до ее жизни и все это лишь ненужные приличия.     Время шло, и обида постепенно стиралась из памяти, боль утихала. Девушка становилась сильнее и увереннее. Она вдруг начала яснее видеть ситуацию. Несмотря ни на что, Николай не только занимался воспитанием Максима, но и по-своему заботился о ней самой. Однако Мари упорно старалась не замечать этого, отгораживаясь от любых проявлений внимания с его стороны. «Это ничего не значит» - говорила она себе. И так они прожили несколько лет.     Когда Максиму исполнилось десять, он подошел к матери и сказал, что собирается пойти по стопам отца. Она знала, что Николай ни за что не допустит этого. Он сделает все, чтобы Максим в балет не попал. И наверняка Максим тоже это знал, иначе бы сразу пошел бы к нему. На самом деле и Мари отговаривала сына. Ей даже удалось на какое-то время, но мальчик все равно возвращался к этому разговору. Окончательно точка была поставлена только через год.     В конце июля Максим снова подошел в матери. Он серьезно посмотрел на нее и строго, почти в приказном тоне сказал:    - Или ты завтра пойдешь со мной, или я сам пойду на пробы!    Марианна очень удивилась словам своего ребенка, но он давно начал проявлять большую самостоятельность. И она была уверена, что так или иначе ее сын попадет завтра в хореографическую школу. Об академии им.Вагановой он и не думал. Мальчик знал, что отец не даст ему стать артистом балета. Однажды они говорили об этом и Николай ответил сыну прямо: «Ни-за-что! Я сделаю все, что бы ты не попал сюда!». Но Мари была не согласна.     - Если так хочешь, хорошо. Но учится будешь только у лучших. - так же серьезно сказала Мари сыну. - К сожалению, никого лучше твоего отца в балете я не знаю.     - Он меня не хочет учить…    - А ты заслуживаешь того, чтобы он тебя учил? Там он не папа, там он Николай Цискаридзе, звезда мирового балета. - возразила она Максиму. Она не хотела, чтобы сын воспринимал отца, как должное. - Ты должен быть лучшим, чтоб быть достойным его!     - Я и так лучше! Вы, что? Ослепли оба?    Стоит ли упоминать, как тому досталось за свой острый язык? Она на зло ему сказала, что тот не то, что хуже, но в балете и полугода не вытерпит. Хотя знала, что скорее всего таким образом он станет еще большей копией своего отца. Таким же упертым и непробиваемым.     Ничего не сказав Николаю, она повела Максима на отбор в академию им.Вагановой. «Если уж тебя возьмут, то только потому, что ты сам заслужил и не смей плакать, если тебя не возьмут!» - выслушал мальчик перед тем, как войти в академию.     - Они, что глупые? Все знают, что тут мой папа ректор! Они и так меня из-за него возьмут! - злобно хрипел Максим шепотом.     - Знаешь, сынок, твоя бабушка очень точно говорила, что бьют по морде, а не по паспорту. Так вот в документах фамилия у тебя, не Цискаридзе мой дорогой! И смотреть будет комиссия, которая тебя не знает! Так, что не радуйся. А если папа твой еще узнает, то отхватишь ты по самое не хочу! - ответила Мари сыну. Тот сразу понял, что придется тянуть носок, ходить и прыгать вместе со всеми. Но его злой и острый язык так и чесался ответить. Тут он точно пошел в отца:    - Ты отхватишь! Это же ты меня привела!    - Хочешь уйти?    - Нет!    Забавно, но первые два тура отбора прошли для Максима на удивление легко. К третьему туру он подошел с непоколебимой уверенностью, будто место в академии ему уже гарантировано. Но стоило тете Жане и Николаю Максимовичу войти в зал, как лицо Максима заметно побледнело. Их присутствие тут никак не укладывалось в его планы! Ректор и проректор никогда не приходили на отбор. Он знал, ведь отец сам ему об этом говорил.    Детей выстроили в шеренгу, и комиссия начала вызывать их одного за другим к центру зала. Ректор и его заместитель расположились у зеркала. Николаю потребовалось меньше минуты, чтобы заметить среди ребят своего ребенка. Удивленный, он все же сдержал эмоции, решив разобраться с этим позже. Жана тоже заметила Максима и она в отличии от Николая очень обрадовалась.    - Ой, Максимушка! - радостно посмотрела она на мальчика, а потом на его отца. Николай Максимович всем своим видом показал, что он не только был зол, но от части и разочарован. Однако голос его прозвучал очень тихо, мелодично и мягко:    - При-бью!    Максим тоже большой радости от встречи не испытал. Он понял, поблажек не будет. Но он и не ждал, так как все еще был уверен в своей кандидатуре. Пожалуй, так же железобетонно был в себе уверен и Николай в его возрасте, а то и больше. Мальчик увидел, как тетя Жанна шепнула, что-то отцу на ухо, а тот в ответ нахмурился и поднял ладонь, прося молчать. Очередь шла медленно. Многих ребят не приняли. Максим один из всех знал это, потому что его отец ничего не записывал в блокнот. Туда попали только избранные, а их было человек пять, не больше.     Через полчаса очередь дошла и до него. Женщина из комиссии называла упражнения, а он их выполнял. После каждого мальчик смотрел на отца, но тот смотрел на него с иронией. Иногда он прикрывал лицо ладонью или с укором поглядывал на Жану. Максима это злило. Он не мог быть хуже других! И все таки отец его в блокнот не вписал. Комиссия и тетя Жанна удивленно уставились на Николая Максимовича.    - Коль, ты же знаешь, у него талант. - тихо, чтобы никто не слышал, сказала Жанна. Николай опустил взгляд и начал задумчиво проворачивать кольцо на мизинце. Голос его звучал все так же спокойно и мелодично. Будто там был совершенно чужой мальчик, а не его сын.     - Ну, что талант? Куда на нем уедешь?    - Он же лучше всех тут… - говорила Жанна. Она подумала, что ее друг Коля сошел с ума. И если комиссия не понимала в чем дело, то она очень даже понимала. Кроме нее никто не знал про их родство.    - Он хуже Жанночка. Все старались, а он нет. Ножку и я тянуть могу, в чем тут его заслуга? Это мама с папой постарались.    - Passe par terre! - громко сказала Максиму Жанна. Он подошел к станку и вывел ногу вперед из первой позиции. Комиссия так и ахала от его подъема, а Николай мотал головой и закатывал глаза. «То же мне талант…».   - Rond и battement! - добавил Николай, опережая Жанну. Только Максим сделал упражнение, как Николай Максимович вскочил со скамьи, подошел к нему и шлепнул ладонью по ноге. Он на весь закричал, что даже зеркала зазвенели: - Ну ногу то выверни, ВЫВЕРНИ ГОВОРЮ! - потом отошел, махнув рукой и тихо обратился к комиссии. - Господи…, берите. За что мне это…                                  * * *    - Объясни мне! ОБЪЯСНИ! - чуть ли не срывался Николай у себя в кабинете на Марианну. - На кой черт ты его притащила!     - Он сам хотел…    - И что, что он хотел? У тебя своих мозгов нет?  Он не будет здесь учиться! - рычал он на нее. В его глазах не было ничего кроме свирепости. Он был действительно зол. Мари еще никогда его таким не видела.     - Знаешь что? - выкрикнула она в ответ. - Ты всегда был таким эгоистом, Коль! Тебе никогда не было дела до того, что хочет другой человек!     Он обескураженно уставился на нее, не ожидая такой резкой реакции. Марианна вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.     - Я смирилась с тем, что я для тебя пустое место. Но он твой сын! Как ты можешь так эгоистично топтать его мечту только потому, что она не вписывается в твои планы? Выключи в себе Ламару Николаевну и вспомни, что такое мечта ребенка!    Николай замер, словно громом пораженный. Его глаза сузились, а дыхание стало тяжелым и неровным. В голове шумело от ярости и непонимания происходящего. Он не ожидал, что Марианна может говорить с ним таким тоном, да еще и обвинять его в таком жестоком равнодушии к сыну. Да, он всегда считал себя сильным человеком, способным контролировать свои эмоции, но сейчас внутри него все кипело. Он был готов разнести все вокруг. И потому сквозь стиснутые зубы процедил:    - Видеть тебя не хочу, уходи лучше…    - Нет, спасибо! Давай уже договорим. - начала злиться Марианна. - Дай ему самому отказаться, если будет тяжело…    - Он не будет проходить через всю эту грязь Марианна! - прохрипел он, стараясь сдерживать голос, чтобы не сорваться окончательно.    Марианна молча смотрела на него, ее лицо выражало смесь боли и решимости. Она знала, что Николай не любит, когда ему перечат, особенно когда дело касается его семьи. Но сегодня ей было уже все равно. Слишком долго она молчала, слишком много терпела ради их сына, но больше этого не могло продолжаться.    - Я… - начала она, затем остановилась, собираясь с духом. - Коля, ты знаешь, что я люблю тебя? Люблю… с того самого первого танца в Штутгарте. Никогда так никого… И когда ты просил уйти, я ушла. Ты любил так хоть когда-нибудь? Кого-нибудь? Но знаешь, его я люблю больше. Пусть он сам ошибается и сам решает. И мне тоже страшно за него, но я готова, потому что ты будешь рядом.     Николай очень долго молчал, оперевшись рукой о стул. Он даже уже не смотрел на Мари. Гнев сменился чем-то странным, необъятным. Он был обескуражен ее словами. И все что он смог - это отпустить. Он отпустил все, что случилось за столько лет. Всю эту пустую войну с Мари. Бессмысленные склоки и тихие скандалы. Он подошел к ней и обнял очень крепко принимая к себе. Николай не лгал ей. Он не испытывал к Мари любви, но все же какое-то теплое чувство в нем было. Она тоже его обняла и тогда Николай сказал:  «Несчастье вы мое».                                          * * *    Я сейчас иногда думаю: откуда у меня, ребенка, была такая уверенность в собственном призвании, железобетонная уверенность? Что мама ни делала, как ни пыталась меня убедить, что надо подумать о какой-то другой профессии, – я намертво стоял на своем – только балет.      Спустя несколько лет я стал ректором академии русского балета имени Вагановой в Санкт-Петербурге. И я хотел рассказать, как одна поездка изменила всю мою жизнь. Всего одна встреча сквозь года показала мне, что я способен на самую чистую и искреннюю любовь. Она способна заставить переступить себя и свою гордость, забыть о страхах и жить не ради своих устремлений. Моя мама однажды сделала это для меня, она буквально положила всю себя под мои ноги. Теперь я сделал тоже для своего сына, который был единственной, настоящей любовью в моей жизни.