Устойчивость

Сакура рассказывает Ино все. Кроме главного секрета профессора Хатаке. Почему-то в пылу пересказа собственных злоключений именно на этом моменте срабатывает какое-то внутреннее табу и она неосознанно уходит от темы, оставив подругу строить бессмысленные теории. «Нет, этот чертов красавчик не пытается затащить ее в постель». «Нет, эта скотина не играется с ее чувствами». «Нет, этот нарцисс не думает, что ему можно все». «Нет, этот извращенец не хочет склонить Сакуру к чему-то противоестественному». «Нет, нет, нет». — Да блин! Я ничего не понимаю тогда! — Ино буквально кричит, подскакивая на месте и заламывая руки. На ее обычно спокойном и немного скучающем лице яркий румянец любопытства. Крайней его степени. — Если он не извращенец, не маньяк, не бабник, то кто? Неужели у него к тебе серьезные чувства? — Нет. — Сакура даже немного улыбается на этом предположении — настолько оно дикое и не подходящее ситуации. — Тогда нам нужно рассказать об этом. Нужно, чтобы кто-то повлиял на его страсть к обнажению. Это абсолютно ненормально. — Ино бегает из угла в угол и тараторит. — Он, конечно, знойный и горячий, но это все как-то не так должно быть. Это все было бы хорошо, если бы ты сама снимала с него одежду, одну за другой. А не когда вот так — на смотри. Фу, так дешево, что даже противно. Сакура заваливается на свою подушку и медленно закрывает глаза. Разгневанный бубнеж подруги убаюкивает. Чуть позже придется думать и разбираться. Чуть позже придется переосмысливать собственные чувства. Чуть позже она обязательно почувствует, как болит разбитое сердце. Но пока что можно поспать. Нырнуть в теплое и уютное небытие и пропасть из этой сумасшедшей жизни хотя бы на пару часов. Все равно ничего нельзя изменить. А раз так — то к чему переживания? Под темной изнанкой век пугливые образы сменяют друг друга, выступая из ниоткуда и пропадая без причин. Сакура все время бежит. Пытается спастись или догоняет — она никак не поймет. Просто знает, что ей нужно бежать — и несется сквозь гулкую пустоту, шквальный ветер, по бесконечным лестницам с внезапными провалами, пока не замирает испуганно у какого-то окна. А за окном дождь. Рядом стоит кто-то. Прямо за спиной. Тихое дыхание и тепло выдают его. Сакура не видит, но знает — это профессор. Это точно он. Она поднимает руку и начинает чертить по запотевшему стеклу кривые линии. За окном густые струи стекают вниз, превращая все вокруг в размытое пятно. Пальцы не чувствуют холод, продолжают плести кружева. Сердце бьется ровно, спокойно, хочется улыбнуться и, встав на носочки, коснуться притолоки. Дотянуться. — Тебе нравится дождь? — Она едва узнает свой голос, когда слышит первые слова. Едва понимает, что это вопрос к тому, кто стоит сзади. И с удивлением слышит его ответ. — Не особо. Я легко простужаюсь, если промокну. — Он не шепчет, говорит громко, но его плохо слышно. Возможно, из-за грома. — А звук дождя? — уточняет спустя время, прислушиваясь к тому, как цокают струи о дребезжащее стекло. — Шум? — Нет. Звук. То, как летящие с огромного расстояния маленькие капли барабанят по крыше, разбиваются на мелкие осколки, отскакивают, чтобы тут же слиться с другими осколками и стечь на землю. Этот особенный хлюпающий звук, когда капли падают в лужу. Похож на то, как шкворчит раскаленное масло в сковороде, если бросить в него мокрую картошку. Или шорох, когда в листву или траву… — Она увлекается описанием, почти не замечая, как стоящий позади человек удивленно хмыкает. А когда слышит, спотыкается на полуслове и заканчивает комкано: — В дожде так много звуков, что часть из них сливается в шепот. А часть так отчетливо звучит. — Никогда не прислушивался к дождю. — Отвечает холодно, словно хочет закончить скучный диалог. — А что насчет грома? — Ей почему-то хочется разговорить его, почему-то хочется слышать его голос и чувствовать — он слышит. — Гром бывает громким и резким. — Бесстрастная констатация за секунду до раската. — Да, иногда он похож на неловкость. — Сакура продолжает совсем тихо, кусает нижнюю губу и прикладывает ладонь с растопыренными пальцами к стеклу. — Что? — Впервые в его голосе интерес. Настоящий. Обнадеживающий. — Все эти протяжные подкрадывающиеся нити раскатов. Словно какой-то неуклюжий человек идет в темной комнате, а она вся полна стульев. И он роняет их, один за одним. Роняет все быстрее и громче, потому что напуган и хочет убежать. — Она говорит, ускоряясь, боясь, что не успеет объяснить, но мужчина за ее спиной внимательно слушает и не перебивает. И вдруг: — Разве гром не похож на камнепад? На лавину, сошедшую в ущелье. Горное эхо далеко разносит звуки падающих камней. — Похож. А еще на удар хлыста. — Или на звук зажигаемой спички! Сакура зажмуривается, чувствуя сладко ноющее сердце. Их последние фразы настолько в унисон, что даже странно. Она разворачивается, не открывая глаз, и впервые в жизни признается кому-то в своем главном страхе. — Я боюсь грозы… — ее слова тонут в сумасшедшем громе. Когда Сакура просыпается, в комнате темно и тихо, по щекам горячее — слезы, в голове отголоски разговора. Оставшиеся до подъема часы она сладко плачет в подушку, размазывая сопли рукавом кофты. Обратный путь ей запомнится внезапным солнцем, легкой тошнотой и молчаливым Наруто, сидящим через проход. Большинство одногруппников будет спать всю дорогу до универа, пытаясь наверстать потраченные на выпивку и веселье ночные часы. Профессор Хатаке поедет с другой группой. Семинар по анатомии — первой парой. Профессор Утатаме, женщина лет семидесяти, в это утро выглядит явно лучше большинства приползших на ее занятие студентов. — Знать не желаю, почему вы похожи на зомби. Если не хотите наловить отработок, быстро воскресайте и начинайте отвечать. Первый вопрос — Шикамару. — ЦНС, Нара. Сакура трет щеки, завязывает хвост потуже и открывает тетрадь с конспектами. Не успевает прочитать даже один абзац, как вдруг: — Харуно, в чем разница между симпатической и парасимпатической нервными системами? — Симпатическая нервная система усиливает обмен веществ, повышает возбуждаемость большинства тканей, мобилизует силы организма на активную деятельность. А парасимпатическая способствует восстановлению израсходованных запасов энергии, регулирует работу организма во время сна. Тараторит на одном дыхании, быстро, уверенно, легко. Госпожа Утатаме одобрительно кивает и переводит взгляд на следующую жертву. — Яманака, где находится центр вегетативной системы? Сакуре странным образом везет на этой паре. Все вопросы, которые внезапно подкидывает ей госпожа Кохару, знакомы настолько, что даже подглядывать не нужно. Временами приходится держать себя в руках, чтобы не выкрикнуть без разрешения, когда кто-то из одногруппников медлит с ответом. Либо вредная бабка Утатаме теряет хватку, либо… «либо от занятий с профессором Хатаке есть результат». До вечера эта мысль не дает покоя. Сакура скручивает волосы в тугой узел, надевает поверх белоснежный чепчик санитарки и внимательно отсматривает карты недавно поступивших пациентов. Думать о профессоре на смене очень неудобно — каждую минуту нужно быть наготове. Маленькие проказники любят по ночам температурить, извергать из себя вечернюю трапезу или просто плакать от тоски по родителям. Ей просто некогда перемешивать в себе странные мысли. — Харуно, можно еще подержу твои конспекты? — Тен-Тен ловит ее между второй и третьей парой в столовке, умоляюще заглядывает в глаза и цепко держит в руках ту самую тетрадь, что взяла почитать на выходных. — Хорошо. До пятницы. Слухи о великодушии Сакуры разносятся со скоростью света. Хината проходя мимо вскидывает большой палец на правой руке и с улыбкой благодарности шепчет «До пятницы». Темари подходит со спины, хлопает по плечу и громко обещает угостить чем-нибудь вкусненьким, когда придет посылка от родителей. В пятницу. Наруто хмуро нарезает круги поблизости, пугая своей нерешительностью и молчаливостью. Воистину: дашь палец — по локоть откусят. После пар быстрый перекус, душ за десять минут и короткая перебежка от общежития до остановки. Отдых закончился — нужно работать. Деньги закончились — нужно работать. Да и от ненужных мыслей именно работа помогает лучше всего. — Харуно, тебя в деканат вызывают. — Проходящий мимо со стопкой книг Наруто совершенно спокойно передает Сакуре чью-то просьбу и уходит, не оглядываясь. Вызывает минутное удивление своим адекватным поведением. — Я тебя у выхода подожду, — чмокает в щеку Ино и торопливо спускается по лестнице. — Ладно. После двух дежурств ужасно хочется спать. После двух суток без отдыха организм бунтует. Зайдя в деканат и получив указание подождать, Сакура присаживается, несколько минут борется с подлой слабостью, но позорно проигрывает, оседая на мягком стуле и мгновенно проваливаясь в глубокий сон. Она не слышит, как уходит лаборантка, как спустя время входит декан с несколькими преподавателями, как еще десять минут спустя в деканате остается только один человек, который садится рядом с ней на корточки, аккуратно заправляет выбившиеся розовые пряди за уши и стаскивает с лица маску. Под которой широчайше — улыбка. Хорошо, что в тот вечер у Сакуры нет дежурства. Ино потом будет долго допрашивать подругу, пытаясь выяснить, кто же приволок ее сонное тело в общагу, занес на пятый этаж, уложил в кровать и накрыл одеялом. А! И обувь с нее снял! — Не помню, хоть убей, — наутро голова гудит, как с сильного похмелья. — Может быть, ночной сторож. Или бедолага-лаборант бросился грудью на амбразуру, чтобы только защитить деканат? Не терзай меня понапрасну. Лучше опроси свидетелей. Сакура волочет свое тело в душ, но даже шум воды и запертая дверь не в силах унять любопытство Ино. — Кого мне расспрашивать? Его видела только уборщица Чие. Сама знаешь, она слепая и глухая. Хината разглядела только широкую спину. Тен-тен запомнила парфюм. Камеры на входе до сих пор поломаны! — Ино стучит ногой в дверь, воет, словно раненый зверь, прежде чем спросить у Сакуры в двадцатый раз: — Ты точно ничего не помнишь? Приходится открыть дверь и облить ее из душа. На самом деле, Сакура уверена, что в общагу ее принес Наруто. Кто, кроме него захотел бы таскаться с такой, как она? Не профессор же Хатаке, правда? Но озвучивать свои мысли Ино — чревато. Еще возомнит себя свахой. Отбивайся потом от ее случайных встреч и подстроенных свиданий. Ходит счастливая со своим Нарой и всех пытается втянуть в отношения. Раздраженная Сакура третий раз выдавливает шампунь в руку, вспенивает на чистых волосах и смывает. До ближайшего дежурства еще два дня. И две ночи. Пережить бы их спокойно. — Боже, удержи мою руку от смертоубийства! А если не удержишь, помоги реанимировать того идиота, который доведет меня до крайности. Засыпая поздно ночью после трехчасовой зубрежки латыни, Сакура думает только о том, как бы верно вспомнить всю эту околомистическую болтовню и не вызвать ненароком чей-нибудь призрак. А про седовласого преподавателя фармакологии не думает. Совсем.