Новички

Лебединый бельведер

      Пожалуй, то, что предстало перед собравшимися в беседке префектами и фэгами, не могло не удивить. Джонатан с Чеслоком неспешно шли рядом, беседуя вполголоса. Джонатан, ставший местной легендой, чем-то вроде очень надоедливого и шкодливого приведения, самовольно завёвшегося прямо под носом у префекта, и Чеслок, что вообще не переносил учеников других дортуаров, да ещё и самовольно снявший с себя полномочия фэга… О чём они вообще могли говорить?!       — Ваш? — вместо приветствия спросил Ливингстон, подойдя на достаточное расстояние, и кивнул в сторону Чеслока.       — Д-да, — растерянно ответил глава фиолетового дома.       — Ну забирайте, — Джон пожал плечами и поднялся в беседку.       — Ты здесь что забыл? — напряжённо спросил Блюэр.       — Меня пригласил мистер Редмонд, могу уйти.       — Редмонд? — Лоуренс заметно напрягся, вспоминая свою выходку и то, что Эдгар действительно пригласил новичка.       Роман еле заметно и совсем неслышно одними губами сказал Ливингстону спасибо, тот в ответ лишь улыбнулся.       — Так зачем нас позвали? — нетерпеливо спросил Тафт, опираясь локтями об ограду беседки.       — Говори с нашими дорогими префектами уважительно! — вспылил Коул, прожигая его взглядом.              — Чего? — парень выгнул бровь. — А ты не слишком ли много на себя берешь?!       — Тш-ш, — мягко и успокаивающе прошипел Джонатан, на удивление это подействовало, — позвали и позвали, стой с лицом лица и делай вид, что очень почтён. Разве трудно?       — Жаль, ты так не умеешь, — процедил Клейтон, поглядывая на Ливингстона.       — Давайте не будем превращать чаепитие в балаган? — вздохнул Блюэр.       — Чеслок? — Вайолет с трудом заставил себя оторвать взгляд от фэга и быстро оглядел собравшихся, радуясь тому, что все заняты мелкой перебранкой. — Так значит…       — Я вернулся, — ответил Чеслок, отводя глаза в лёгком смущении, — если вы не против.       — Поговорим позже, ладно? — еле заметная радость дрогнула в голосе Грегори.       — Ладно-ладно, вопрос даже к месту. Про вас половина Уэстона говорит, мы просто хотели с вами немного побеседовать, — усмехнулся глава красного дортуара, но, встретив взгляд Тафта, осёкся, — а-а-а, Ливингстон, младшеклассники синего дома в один голос восхваляют твои песни, сыграешь нам? Коул, ты принёс гитару?       — Да, мистер Редмонд, — тут же отозвался его фэг, с явным неудовольствием передавая Джону гитару.       — Можно? — Джон взглянул на своего префекта, получив кивок вновь взглянул на Редмонда, — именно балладу хотите?       — Не обязательно, — тот пожал плечами.       — Тебе гриф широкий, бери что-нибудь, где баррэ поменьше, а то косячить будешь, — вдруг очнулся Николас, до этого перемигивавшийся с Тафтом.       — Да знаю, — Джонатан в задумчивости постучал костяшками по гитаре, пару раз провёл по струнам большим пальцем, зажал один аккорд, потом другой, вновь пальцы заставляют струны постанывать, — каподастра нет случайно?              Фокс растерянно обшарил карманы и к удивлению окружающих выудил из кармана брюк металлический зажим, которым Джон и перекрыл один из ладов.       Гитара вновь нежно запела, радуясь вниманию, которого ей явно не доставало. В музыкальном классе были скрипки, виолончели и даже пара контрабасов, а вот простенькая гитара популярностью вовсе не пользовалась.

      «Где ты ночуешь сегодня, грязь дорожная? Вот так одной на асфальте лежать не тревожно ли? Я подниму тебя на свои руки осторожно. Почему-то мне кажется, что тебя отмыть ещё можно.

Я промою тебя под водой из крана своей ванной. Тебе не горячо? Ты выглядишь такой усталой. Капли тебя попали мне на белую рубашку… Нет, ничего страшного. Тебе, наверное, так тяжко Быть всегда одной прибитой к обочине И толком не знать, где тебе ночевать сегодня этой ночью.

Ты плачешь? Извини, я не хотел заострять на этом внимание. Иди сюда, обниму. Что рубашка запачкается? Да гори она синим пламенем. Камнем сверкающим ты станешь, когда я тебя отмою. Вот увидишь, я смогу, и заживём с тобою».

      Все в растерянности уставились на мальчишку, что, прикрыв глаза, самозабвенно читает текст, пел он лишь припевы, а Роман, задумчиво смотревший на Чеслока, тихо подпевал:

«Где ночуешь сегодня, дорожная? Вот так к чужим подошвам, не тошно ли? Неужто можно ли? Неужто сложно ли? Совсем ничтожны ли, надежды ложны ли?»

      Мидлфорд, присоединившийся к собранию только сейчас, в растерянности смотрел на маленькую фигурку, сидевшую прямо на полу, к неудовольствию синих. Почему-то ему казалось, что Джонатан в песне обращается сам к себе, а тихий голос отзывался в сердце невнятной тоской.       «Надо будет спросить, всё ли у него хорошо, когда приду взять урок фехтования… Чёрт, а он красивый, красивее, чем Морис. Встретил бы где-нибудь на улице и не понял, парень или девушка. И голос такой же неясный. Странно это. Но что за чувство? Как будто хочу проводить больше времени рядом, говорить, слушать…»       Из мыслей вырвал удивленный голос Редмонда:       — А здорово! Не слышал такого раньше, ребята, как вам?       — Странно петь про грязь, — задумчиво отозвался Герман, — Мидлфорд, что-то случилось? Почему поздно пришёл? Эдвард вздрогнул и не в пример обычному поведению подошёл вплотную к префекту и что-то торопливо прошептал. Гринхилл нахмурился и кивнул, вновь вернувшись взглядом к Джону.       — Сыграй ещё, — задумавшись, добавил, — не про грязь.       — Это должно вам понравиться, — тихо ответил Ливингстон, удобнее поставил гитару и вновь начал играть:

      «Дайте дорогу мертвому богу — я возвращаюсь домой.

В беспорядке пророчеств истины просто нет, Ныне тот еретик, кто уверовал в правду пути. Свежекраденным солнцем храбро завешен свет, Крылья — лишняя блажь, за которую трудно простить… Это сон, только сон, в жадном крике ворон Ненасытная жажда расправы. Кто успел, кто постиг откровения миг, Тот бесспорно достоин отравы.»

      Гринхилл задумчиво и немного нервно оглядел других префектов, вспоминая ночь, когда они совершили преступление, но всё же текст был не об этом.

      «Через тьму, через грязь, не кричать, не упасть, Через сплетни дворцов и трактиров. Сберегая обет, через зимний рассвет Мы уходим из этого мира. Дайте дорогу горстке убогих, не изменивших себе.»

      — Тоскливые песни у тебя сегодня, — тихо пробормотал Роман. — Ин… Профессор Морт бы сказал, под такое только вены резать.       — Не, вены под другое надо, — Джон ухмыльнулся, переставил пальцы на грифе и протяжно выдал: «Сентя-я-ябрь горит, убийца-а-а плачет, но он не мо-о-ог поступи-и-ить иначе».       — Заткнись, а? Я, конечно, обещал тебя не бить больше, но сделаю исключение, — раздражённо бросил Тафт.       — Да ладно тебе, вены резать — это не по моей части, — Джонатан беззлобно улыбнулся.       — А что по твоей? Сигареты о запястье тушить? — фыркнул Алёхин.       — На свои посмотри.       Чеслок бесцеремонно перехватил запястье Романа и взглянул на кружки от сигаретных окурков и продолговатые шрамы, стало дурно.       — Вы ещё и курите?! — взвился Клейтон.       — Здесь — нет. Не стоит переживать. Мы вполне взрослые мальчики и вполне можем прожить несколько месяцев без сигарет, профессор Морт лично Ливингстона сожрёт, если хоть кто-то из нас закурит, — попытался успокоить всех Николас.       — Будем надеяться, — прошептал синий префект, начиная подозревать Джонатана ещё в ряде грехов.       — Я обещаю, никто из нас на территории школы курить не будет. Можете обыскать вещи, если так будет спокойнее, мы не против, — за всех сказал Ливингстон, в голосе вновь улавливались печальные нотки.       — Так значит, талант Джонатана — музыка и фехтование? — попытался спасти ситуацию Мидлфорд, несмотря на личные убеждения, почему-то не хотелось, чтобы новичок попал под горячую руку, — а что у остальных?       — Фокс тоже играет на гитаре и разбирается в технике, Алехин отлично рисует и поёт, я пишу песни и занимаюсь хореографией, — сухо пояснил Тафт, разглядывая присевшую на дерево белую птичку, никак не удавалось понять, к какому виду она относится.       — Хореография? Я слышал, что ты занимался исключительно балетом, — удивился Редмонд, — расскажи подробнее.       — Вы ведь видели, как он танцует, — удивился Николас, — вообще не только балет, он всё может, от венского вальса до стрипа.       — Ни слова не понял, — нахмурился Гринхилл, — зачем вообще такое увлечение парню? Да и не похож ты на танцовщицу, я куда охотнее поверю, что ты спортсмен.       — Знаете, изначально это было решение моей матери, я всё детство вынужден был придерживаться строгих ограничений в еде, а кроме школы и балетной студии ничего не видел. Мне было лет пятнадцать, когда на улице меня сбил рыжик на велике, Ник, разумеется. Жизнь завертелась, мы сбежали в другую страну якобы учиться по обмену, познакомились с ребятами, и меня научили танцевать не в угоду кому-то, а так, как это нравится мне, — голос Эдгара оставался сухим, но в нём появились тоскливые интонации, сейчас он рассказывал о прошлом скорее себе, чем остальным, — разумеется, сейчас мои параметры далеки от всех стандартов, но я без труда исполню любую балетную партию.       — Брешешь, — вдруг прервал его Алехин, подняв на него васильковые глаза, — ты в последнее время мало репетируешь сам, больше нас гоняешь, причём с твоим весом реально трудно хотя бы фуэте нормально исполнить.       — Ты издеваешься?       — Ну так опровергни, — усмехнулся Роман, складывая руки на груди.              — Я в ботинках, тебя не смущает?       — Не прикидывайся, ты можешь, — подал голос Джон, ведущий себя куда тише обычного, всё же вылившееся на него недовольство Блюэра сильно нервировало.       — Ладно… — тихо проговорил Эд, отошёл на безопасное расстояние от предметов мебели и действительно показал, что даже в тесных школьных туфлях вполне способен выполнять движения на профессиональном уровне. Несмотря на то, что Редмонд уже видел, на что он способен, удивление скрыть не удалось.       — Я одного понять не могу, — задумчиво проговорил Чеслок, когда парень закончил, — для чего вам учёба здесь? Я понимаю, что это самое престижное учебное заведение в Лондоне, но если я всё правильно понял из разговора с Ливингстоном, вы вообще из другой страны.       — Что? Нет, ладно, у Алехина действительно странные имя и фамилия, но остальные? — Блюэр поправил очки и перевёл взгляд на Тафта.       Вместо него заговорил Рома, стараясь не замечать укоризненные болотно-зелёные глаза, настороженные и холодные.       — Фокс и Тафт раньше жили в Лондоне, года четыре назад переехали в провинциальный городок России учиться по какой-то программе по обмену, где мы и познакомились, — Роман убрал волосы от лица и тихо вздохнул, — в нашей стране началась эпидемия, непонятная болезнь, лекарства нет, новостные сводки кричат о летальных исходах. А профессор Морт медик, его планировали обязать на работу с такими заражёнными в случае, если болезнь дойдёт и до нас. Какой бы трусостью это ни было, мы не хотели подвергать друга опасности, да и самим было не по себе от возможности подхватить неизвестную заразу. Направили письма во все школы, более-менее отдалённые от места заражения, ну и куда приняли, туда поехали. Подправили документы, раз уж выпала возможность. Нику и Эду имена править не пришлось, я отказался принципиально, собственно и всё.       Повисло неловкое молчание, Эд и Джон многозначительно переглянулись, думая об одном и том же: «Врать он мастер».       Только Чеслок потерял нить повествования, зачарованный красотой голоса парня. Обычно Роман говорил мало, напуская в речь ехидства и змеиного шипения, сейчас же, спокойный и монотонный он очаровывал, цеплял. Еле уловимая картавость особенно цепляла. Почему-то захотелось попросить его спеть под собственную скрипку, но стоило подумать о предстоящем разговоре с Вайолетом.       В беседке провели ещё около получаса, несмотря на мрачный рассказ фиолетового новичка, разговор всё же тёк спокойно, быть может, благодаря непривычной молчаливости Ливингстона или тихому успокаивающему перезвону струн под его пальцами. Когда новички уже ушли, Гринхилл попросил префектов остаться, но вот фэгам пришлось уйти, лишь Эдвард кратко выложил просьбу Фантомхайва натянуть тонкие лески вокруг беседки.

      Дортуар «Зелёный лев»

      Гринхилл постучал в дверь профессора, всё же обсудить произошедшее было просто необходимо. Методы мужчины не шли ни в какое сравнение с теми, к которым привыкли студенты зелёного дома, а вот проведение урока студентом и вовсе перечёркивало все прошедшие до этого занятия фехтования.       — Войдите, — раздался голос из-за массивной двери.       Морт сидел за столом, закинув на него же ноги, и задумчиво проверял тетради, слегка хмурясь.       — Профессор, вы говорили, я могу зайти поговорить, — Герман растерянно оглядел фигуру мужчины и еле заметно набрал в грудь побольше воздуха.       — Садись куда-нибудь. Чай будешь? — Инек откинул тетрадь в стопку других и всё же убрал ноги со стола.       — Благодарю, не нужно, — Гринхилл неуверенно присел на стул напротив, всматриваясь в спокойное лицо профессора, — я, конечно, не имею права указывать вам, как вести занятия, но, если это возможно, хотел бы получить объяснения. Я не спорю, урок фехтования прошёл великолепно, несколько учеников попросили Ливингстона о дополнительных уроках, но он, как ни крути, студент.       — Слушай, ты ведь тоже студент, но на тебе лежит ответственность за студентов твоего дортуара, разве нет? Конечно, помощь Джона с фехтованием здорово меня разгружает, но основная цель не в этом. У него только два сценария поведения, первое то, что все видят сейчас, а второе — забиться в дальний угол и тихо рыдать, ненавидя себя и весь мир. Ему сейчас сложно, а я просто не хочу, чтобы он заткнулся. Ну и давай честно, на моих лекциях даже ты чуть не спишь, а сегодняшний урок всех здорово взбодрил, разве нет?       — Пожалуй, так, — тихо ответил Гринхилл, — ладно, не моё дело обсуждать чужих учеников. Но будьте осторожны, вполне может статься, что кто-нибудь из студентов напишет родителям о произошедшем, и вас попросту уволят.       — Учту, — Инек пожал плечами, — ты сам как? Мне показалось, тебя что-то очень волнует.       — Просто к концу года накопилась усталость, ничего существенного, — несмотря на непринуждённый тон юноши, некое волнение и тревогу в голосе скрыть было сложно.       — Вот как, ну что же, пусть так, — задумчиво произнёс профессор, поигрывая пером между пальцев, — если решишь, что высказаться стоит… Приходи.       Герман замер, вновь упираясь взглядом в статное лицо мужчины, очерченные скулы, густые светлые брови, мелкие, только появляющиеся морщинки в уголках глаз. От этого лица веяло спокойствием и уверенностью.       — Благодарю, — тихо произнёс префект, — доброй ночи…       — Доброй, — всё так же задумчиво ответил Инек.

      Дортуар «Фиолетовый волк»

      Чеслок прошёл в спальню префекта молча и без стука, на столе наблюдался лёгкий бардак, но, в общем-то, не критично. Вайолет сидел на привычном месте, поджав ноги, но в этот раз не рисовал, а готовил домашнее задание, префекты, конечно, важные фигуры для Уэстона, но им приходится готовить уроки.       Фэг выдвинул стул и поставил его напротив, сел, уперев локти в колени, и свёл ладони в замок, смотря куда-то в сторону.       — Я рад, что ты вернулся, — тихо прошелестел Вайолет, не поднимая головы, — и извини, я сказал тебе то, что не следует.       — Тебе действительно не важно, кто занимает роль твоего фэга? — тихо спросил Чеслок, начиная постукивать каблуком ботинка, всё было каким-то неудобным: стул, комната, свет, школьная форма, собственная поза.       — Нет, я просто был не в духе. Не придавай этому большого значения.       — Как же… Ты редко говоришь что-то просто так…       — Чеслок, — Вайолет отложил тетрадь и тихо вздохнул, — как я должен был себя вести, увидев, что мой фэг заводит сомнительные отношения с другим студентом?       «Мой фэг… Надо же, не добавил чего-то вроде «бывший» или не сказал просто «ты»… Что ты в эту фразу вкладываешь, м? Как мне понять, как ты относишься ко мне и к тому, что именно я твоя шестёрка?» — мысли обжигали голову и перехватывали горло, но Чеслок молчал, ожидая, что ещё скажет Грегори.       — Так значит, ты вернулся? — Вайолет не заставил себя долго ждать.       — Вроде того, — тихо ответил скрипач.       — Хорошо. Что такого тебе сказал тот новичок? Обычно ты менее отходчив, — префект подошёл к окну и взял с подоконника цветок георгина, аккуратно приколол его на грудь юноши. Чеслоку этот жест показался необычайно нежным.       — Да ничего сверхъестественного, но был покрасноречивее тебя. Кхм. Нам вновь надо произносить эти дурацкие клятвы и всё прочее?       — Если хочешь, — Вайолет пожал плечами и сел на прежнее место.       — Обойдусь, — Чеслок поднялся и, окинув взглядом стол, тихо вздохнул, — я утром приберусь, ладно?       Вайолет покачал головой и еле заметно улыбнулся:       — С возвращением.