Даже если весь мир сойдёт с ума

      Гарри думал, что всё будет иначе. Что стоит ему войти в комнату, и в голове не останется ничего, кроме низменных инстинктов.       Но он всё ещё в одежде.       Стоит и смотрит, как лицо Северуса наполняют эмоции, которых он не хотел бы видеть.       Эта горечь…       Она освежает. Она не даёт пустить всё на самотёк. — О чём ты? — спрашивает он осторожно. Стоя на расстоянии вытянутой руки.       Северус не отвечает.       Он полностью сосредоточен на защитных чарах, снова отрезая себя, и теперь уже Гарри, от внешнего мира. Гарри слышит, как активируется заглушающее, и мельком думает — насколько громким может быть его омега?       Потом.       Чуть позже.       Снейп наконец поворачивается, пальцы так сжаты на палочке, что костяшки белеют.       Гарри давит в себе порыв подойти и успокоить это напряжение. — Мне бы не хотелось валяться в постели больше, чем того требует… ситуация, — выговаривает Северус.       Голос звучит хрипло. Будто слова царапают ему горло.       Будто это приносит ему боль. — Я буду аккуратен.       Он не отрывает взгляд и делает шаг вперёд, каким-то остатком разума оценивая чужое поведение. Слава Мерлину, Северус не пятится. Наоборот — распрямляется, будто пытаясь казаться больше, мощнее. Он дышит шумно, смешно раздувая ноздри, сжимает челюсти так сильно, что на щеках выступают желваки.       Он так напряжён, что Гарри чувствует боль в сердце.       Это неправильно.       Два дня назад, когда Снейп был в ярости возле больничного крыла, когда не стесняясь обрушил на него весь гнев — это ощущалось подходящим.       А сейчас…       Сейчас Гарри видит перед собой размытое отражение того Снейпа, и он уверен — настоящий Северус где-то там, глубоко внутри, ненавидит каждую секунду происходящего.       На миг в голове вспыхивает идиотская мысль развернуться и выйти.       Но она тут же исчезает.       Он делает ещё два шага, теперь вплотную, и осторожно протягивает руку. Лёгким движением касается хмурого лица. — Я позабочусь, — говорит он, на грани тишины.       И вздрагивает, когда в чёрных глазах вспыхивает золотистое сияние, а запах омеги ударяет с новой силой.       Гарри больше не прячет свою природу. Повторяет этот манёвр, выпускает второе Я, заполняя комнату, даже немного перебивая омежий аромат.       Северус резко вдыхает, прикрывает глаза, чуть наклоняя голову в сторону его ладони.       От этого жеста Гарри ловит спазм в груди.       Отдаётся.       Пусть не полностью, пусть против воли, пусть ненавидя это — но тело уже выбрало.       Он чувствует, как по коже проносится ток — от ладони прямо во внутренности.       Как замирает сердце, а затем срывается на незнакомый темп на грани сердечного приступа. — Не тут, — качает головой Северус и, через секунду отстраняясь, указывает рукой на дверь слева. — Там.       Гарри повторяет его шаги. В точности.       В комнате Северус приглушает свет, но Гарри не мешало бы даже полное отсутствие освещения — он и так видел его.       В каждом звуке тихого дыхания. В каждом резком движении.       Северус останавливается у кровати и, не говоря ни слова, начинает раздеваться.       Гарри смотрит.       Смотрит, как его пальцы медленно двигаются вдоль пуговиц, как слегка дрожат, как он не спешит, но и не медлит.       Северус делает это не для альфы. Он не хочет быть раздетым чужими руками.       Гарри понимает, но принять не может, поэтому мягко подходит и перехватывает его запястья, останавливая.       Северус резко вскидывает голову, и Гарри почти стонет от того, как глубоко в его глазах опять вспыхивает золотистое свечение их связи, как румянец пробегает по скулам, выдавая то, что омега так хочет спрятать. — Я сам, — шепчет он ему, и это ощущается как просьба.       Северус не отвечает, но и не останавливает.       Гарри чувствует, как он вибрирует под его ладонями. Потом всё становится быстрее. Гарри справляется с пуговицами, ладони Снейпа нервно сжимаются, одежда летит на прикроватную тумбочку. — Ты в порядке? — шёпотом.       Омега пожимает плечами.       Гарри не верит. — Северус… — Что?       Всё, что он делает дальше, — это раздевает его молча. Медленно, с ласковыми прикосновениями, ослабляя напряжение с каждой снятой вещью.       Северус цепляется за крохи рассудка, но Гарри разбирает его по кусочкам. Это его право. Когда наконец исчезает последняя одежда, Снейп прикрывает себя руками. — Ты такой красивый… — шепчет Гарри, одновременно избавляясь от своей формы и рассматривая его.       Взгляд скользит вниз, вдоль бледной кожи, вдоль линии бёдер, живота — он прекрасен, будто высечен из старого мрамора. Северус кажется намного внушительнее в одежде. А сейчас он хрупкий.       Хрупкий и мокрый.       Гарри чувствует запах с каждой секундой всё сильнее. Оставляя беспорядочной кучей свою одежду прямо под ногами, он притягивает его ближе, зажимая в тёплом коконе рук, утопая носом в шею, окружая, закрывая.       Омега теряется.       Но не настолько, чтобы забыть, что всё ещё может бороться. Слабая попытка оттолкнуть, и тёплые ладони упираются в его грудь. — Даже сейчас… — Гарри фыркает, и губы оставляют поцелуй на острой ключице.       До ушей доносится первый приглушённый стон. Снейп дрожит. Гарри чувствует момент, когда он сдаётся.       Кровать за спиной омеги большая, но ему кажется, что в этой комнате недостаточно места. Недостаточно воздуха. Недостаточно Северуса. Он проводит ладонями по лопаткам, даря нежность, на которую хватает рассудка.       Северус резко вздыхает. И тянет его на себя, позволяя оказаться сверху. Будто пытаясь перехватить контроль хоть в чем-то.       Примятый матрас кровати издаёт лёгкий одиночный скрип.       Гарри тут же чувствует, как напрягается тело под ним, как узкие бёдра всё равно стремятся сомкнуться, укрыться от происходящего, даже если тело уже отказывается бороться.       Как же это бессмысленно.       Ведь на каждый поцелуй, который Гарри оставляет на мраморной коже, омега под ним отвечает. Сначала лёгкой дрожью, потом слабыми, робкими прикосновениями ладоней, которые обхватывают его спину.       Пожалуйста.       Северусу не нужно говорить это вслух. Гарри чувствует это в каждом движении. Он наклоняется и что-то шепчет своей истинной паре, пока одна рука опускается, ласкает напряжённый живот, на миг задерживаясь, прежде чем скользнуть ещё ниже, чтобы подарить ласку, от которой они оба задыхаются.       Горячий.       Влажный.       Пульсирующий.       Омега вздрагивает, едва слышно всхлипывая, когда Гарри сжимает его член в ладони. Тяжёлый, твёрдый, с гладкой чувствительной головкой, уже влажной от предвкушения.       Гарри проводит большим пальцем по ней, собирая сладкие капли, размазывая их по горячей коже, разглаживая, лаская, заставляя Северуса выдыхать всё громче.       Его бёдра невольно дёргаются вперёд: тело выдаёт желание, даже если он отказывается признать это словами.       Гарри медленно поглаживает, сначала нежно, легко, скользя по всей длине, а потом крепче, жёстче, меняя темп, чуть отстраняясь и наблюдая, как лицо Северуса теряет напряжение. Как челюсти разжимаются. Как глаза теряют фокус. Как бёдра двигаются в такт, начиная искать больше трения. — Сильнее.       Гарри принимает эту единственную просьбу или команду за победу.       Северус отпускает его, чтобы вцепиться в простыни и беспорядочно сжимать их, больше не прячась от эмоций.       Собственная эрекция становится почти болезненной, и Гарри, мысленно извиняясь, оставляет короткий поцелуй на впалом животе, отстраняется, чтобы опуститься ниже. Чтобы обхватить острые колени и развести их, мельком успокаивая чужое недовольство.       Северус открывается — широко, бесстыдно, так, как нужно.       Гарри хочет задохнуться, когда видит мокрые пятна на простыне, розовый анус, истекающий смазкой, запах которой выжигает его лёгкие. — Ты прекрасен, — жадно сглатывает он, каким-то огрызком разума заставляя себя найти и подпихнуть под поясницу омеги небольшую подушку.       Такой узкий и зовущий, что Гарри приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не сорваться. Это почти не помогает. Наоборот. Ему хочется утонуть в этом дурмане.       Северус замирает, когда Гарри наклоняется, чтобы медленно провести языком вдоль его бедра, оставляя влажный след. — Я позабочусь о тебе, — шепчет он, легко прикусив кожу рядом с пахом.       Не метя. Просто дразня.       Омега лишь стонет, запрокидывая голову. Его тело раскрывается, принимая первый палец, тёплое и податливое нутро жаждет большего. Гарри хочет быстрее. «Пожалуйста, без грубости».       Он обещал. Он сможет сделать всё правильно. Не для себя. Для своей пары.       Он чувствует, как мышцы сокращаются, как омега то сжимается, то вновь расслабляется, как его дыхание становится всё глубже, прерывистее, влажнее. — Это невыносимо… — бормочет он почти бессвязно, добавляя ещё один палец.       Северус хаотично хватается за простыню, выгибаясь в спине, и почти скулит.       Гарри больше не выдерживает. Ещё один такой звук — и он взорвётся, так и не дав омеге то, что ему нужно. Он раздвигает его ноги шире, заставляя оставить любое стеснение на потом, принять его полностью, без остатка.       Входит медленно.       Глубоко.       До самого конца.       Северус кричит, и на какую-то долю секунды Гарри замирает, нависает над ним, пытаясь ощутить чужие эмоции. Но боли в этом крике нет. Наверное. Он видит, как омега зажмуривается, отворачивается, прикусывает губу, подавляя очередной такой звук. — Просто расслабся, — шепчет , оставляя поцелуй на мокром виске. — Прими меня.       Гарри заставляет себя ждать.       Когда бёдра едва заметно движутся ему навстречу, Гарри принимает это за просьбу.       Стоны Северуса, его влажные всхлипы, его сжатие вокруг него заставляют терять последние остатки контроля.       Движения становятся быстрее.       Грубее.       Сильнее.       Пока комната не наполняется бесстыдными хлюпающими звуками, рычанием, стонами и бессвязными криками.       Северус срывается первым. Его трясёт. Он выгибается, мечется, хватается за его спину, царапая, заставляя Гарри потеряться полностью, разорваться в нём, утонуть в жаре, заполнить его, сделать своим до последней капли.       Он чувствует их связь.       Омега сжимает его внутри себя, ломает Гарри полностью.              Он идёт за ним, зарываясь в шею, оседая, заполняя его.       Они неразделимы. Альфа и омега. Истинная пара, выбранная кем-то, кто никогда не ошибается.       Он не помнил, сколько раз умирал.       Гарри лениво открыл глаза, но тут же зажмурился, не желая встречаться с реальностью. И всё же пришлось — повернув голову на тихое сопение рядом, он улыбнулся, видя необычайное умиротворение на спящем лице. Хотелось протянуть руку, убрать разметавшиеся волосы, снова прикоснуться к коже, чей вкус всё ещё оставался на его губах.       Северус спал, раскинувшись на кровати, и Гарри не желал, чтобы любой скрип или даже его собственное дыхание потревожило омегу.       Ему нужно было немного времени.       Самую малость.       Глаза пробежали по чужой наготе, отметили несколько лёгких отметин, и Гарри чертыхнулся — где-то сжал слишком сильно, а ведь тот просил быть осторожнее.       Боже, что с ним такое? Он лежит голый в кровати рядом с собственной парой после восхитительного секса и рефлексирует из-за каких-то слабых синяков. Чёртовы феромоны.       Гарри вздохнул и медленно поднялся, потягиваясь. Во всём теле ощущалась странная сытость, будто его окунули в источник с живой водой. Возможно, так ощущается воскрешение.       Идиот и глупец, если думал, что Магия может подкинуть какую-то гадость. Чёртов Северус Снейп был воплощением идеала в постели. Такой сюрприз.       Гарри поймал себя на том, что уже несколько минут просто стоит и пялится в стену перед собой, прокручивая в голове последние часы. Сколько раз они?.. Бессмысленно вспоминать. На кончиках пальцев всё ещё оставалось тепло чужой страсти, и Гарри хотелось, чтобы эта искра снова опалила его кожу, чтобы чужой стон опять разорвал ему разум. — Не забудь мантию-невидимку.       Хриплый голос потревожил его, заставив вздрогнуть. Он резко обернулся.       Северус не спал. Смотрел на него с ленивым, сытым спокойствием. А ещё с полным контролем. — Ты проснулся, — констатировал Гарри, снова потягиваясь, совсем не стесняясь наготы. Пусть смотрит.       Но выражение лица омеги не менялось. Спокойное, наплевательское. Маска. Чёртова маска. — Время?       Снейп потёр лицо и сел, тут же подтягивая одеяло и прячась под ним. Скрывал всё то, на что хотелось бы ещё немного посмотреть.       Вместо этого пришлось искать свою палочку, которая почти закатилась под кровать вместе с носками. — Tempus. Чёрт, уже почти пять утра.       Гарри знает, что его прикроют. Гермиона, Рон или кто-то из парней-альф. Потом, возможно, придётся наплести что-то декану из-за пропущенного свидания с Филчем. Сейчас на это откровенно плевать. — Хорошо, в коридорах будет пусто. — Ты меня выгоняешь?       Северус пожал плечами, опять принявшись растирать лицо, пытаясь прогнать остатки сна. — А если я не захочу уходить?       Стоило Гарри это сказать, как Снейп словно ощетинился, подобрался, кидая на него острый взгляд недовольства. — Поттер. — Тихо, тихо, — он поднял ладони и даже шагнул назад, но сдержать дурацкую ухмылку не смог, — я понял, не нервничай.       Взгляд Северуса не потеплел ни на йоту. — А ты, я смотрю, не любишь разговаривать в постели, да? Ночью я слышал, дай бог, пару слов.       Гарри натянул боксеры, пытаясь скрыть разочарование за глупой беседой. Уходить совершенно не хотелось. — А ты зато слишком болтлив, — скривился Снейп, тут же отчаянно зевнув. — Давай, Поттер, собирай вещи и вали. — Течка ведь ещё не закончилась.       Он пытался остаться, пусть и выглядел глупо. — Больше ты мне не понадобишься.       Гарри подавился воздухом, прекратив натягивать брюки. — Я тебе что, мальчик по вызову?       Северус так знакомо выгнул бровь, что Гарри заранее понял — тот сейчас скажет что-то в своём излюбленном стиле, от чего станет холодно. — Не надо, — сказал он прежде, чем получил порцию сарказма и желчи. — Когда молчишь, ты почти идеален.       Идиот. Придурок. Что ты несёшь, гиппогриф тебя растопчи!       Гарри сосредоточился на молнии брюк, чувствуя, как уже злой взгляд сверлит его. Кажется, это передавалось и ему — внутри просыпалось глухое раздражение.       На себя. На омегу. На это чёртово утро, наступления которого он не хотел. Даже молча Снейп умел вывести из равновесия.       Он поднял рубашку с пола и увидел, как тот всё-таки вылезает из кокона, полностью копируя его недавние действия.       Одеяло скользнуло, обнажая стройное тело.       Северус встал, повернулся к нему спиной и потянулся, чуть вздрагивая от прохлады.       Гарри наблюдал за этой гибкостью, почти кошачьей грацией, очертаниями мышц, пробуждавшихся под кожей. Едва заметные пятна на бёдрах — там, где вчера его руки держали омегу. Лёгкий шлейф запаха достиг его носа, и Гарри почувствовал, как сгусток тепла опустился в пах, зарождая возбуждение.       Он неосознанно облизал губы, наблюдая, как Снейп опустил голову, осматривая себя.       Как провёл рукой по шее… и вдруг обернулся к нему. — Я тебя не пометил, — хрипло выдал Гарри, понимая, что дыхание хочет сорваться. — Ты сам просил.       На какое-то мгновение, меньше секунды, лицо Снейпа застыло в непонятных эмоциях, которые Гарри не успел разобрать, прежде чем холодное спокойствие снова приклеилось к омеге. — Я и так провонял тобой насквозь. Мне ещё только новых меток не хватало. — А ночью ты был рад. — Ночью я был бы рад и Хагриду, — зло бросил Северус, вскидывая палочку и наполняя комнату свежим воздухом. — Впервые вижу, чтобы омегу так бесила собственная природа. — Меня бесишь ты, Поттер. Наша с тобой связь. И да, моя природа, которую подавить уже не получается. Иначе тебя бы тут не было.       Северус говорил отрывисто, резко, выплёвывая слова, как яд.       Гарри хотелось разозлиться. Закричать, что он тоже не в восторге. Что в гробу он видел эту истинность и всю прочую чушь.       Но простыни пахли ими. Пахли ночью. А у него до сих пор пульсировало в паху.       Чёрт.       Он стиснул зубы, застёгивая рубашку. — Значит, я всего лишь замена неработающих блокаторов? — Значит.       Снейп чуть ухмыльнулся и призвал банный халат, скрывая наготу.       Как же он ненавидел эту ухмылку. — Ты просто мастер всё портить, — Гарри не хотел продолжения этой назревающей бури, и всё же не смог сдержаться. — Я не удивлён, что почти в сорок ты до сих пор один. Ни семьи, ни детей. Подавляющие, ну ещё бы! Сложно, когда твой характер никто не хочет? А вот на задницу, уверен, претендентов было дохрена.       Снейп застыл, по лицу пробежала судорога, он шумно сглотнул, опустив глаза.       Гарри понял, что ударил. — О, ты обиделся?       Заткнись. Сейчас же!       Голос внутри бил его под рёбра. Но было поздно.       Он резко развернулся, схватил с пола мантию, бросил её через плечо. Плюнул на потерянный галстук и направился к выходу, прорываясь сквозь отвратительно липкую атмосферу, окутывавшую комнату. Хотелось взорваться от разочарования которое принес этот рассвет.       Северус молчал.       Гарри чувствовал, как омега провожает его взглядом.       Когда до двери остался один шаг, он всё же остановился. Обернулся. — Ты… — Уходи, — тихо попросил Северус, не давая ему ничего сказать. — На этом всё.       На этом всё.       Где-то в груди тихо треснуло что-то хрупкое, но злость тут же подхватила этот звук и сжала в горсть, не давая ему разлететься.       Он медленно двинулся вперёд, шаг за шагом, чувствуя, как в венах закипает нерастраченная власть.       Проходя через кабинет, на секунду опустил взгляд — на коричневый ковёр, тот самый, что показался ему удобным вчера.       Идиот. Какой же ты, чёрт тебя дери, идиот.       Всё можно было сделать иначе. Лучше. Правильнее. Не позволять омеге решать.       Не идти в спальню.       А прямо здесь, на этом мягком ковре, повалить, прижать всем весом, чтобы не дёрнулся. Вдавить в пол, чтобы запомнил, чтобы понял, кто здесь главный. Сорвать одежду, впиться зубами, удерживать крепко, не слушая протесты. Трахать, пока не заскулит, пока не сломается, пока не примет его так, как должен. Чтобы ничего не осталось, кроме покорности.       Гарри сжал зубы, чувствуя, как глухая ярость раскатывается внутри, удушающей волной поднимаясь к горлу. Он позволил этой ночи пройти не так. Стал ведомым.       И теперь стоял тут, выставленный, ненужный, лишний. А ведь он вторил каждой просьбе, лишь бы омеге было хорошо. И было. Им было прекрасно, пока не наступило утро. Пока Снейп не открыл свой чёртов рот.       Он поднял глаза и встретился взглядом       Омега стоял в дверях спальни, и Гарри видел, как тот напрягся, как всё его тело будто застыло, уловив что-то в выражении лица альфы.       Омега знал. Чувствовал чужое недовольство. Тело помнило, кто в этой комнате альфа.       И всё равно делало шаг назад.       Как разъярённый зверь, Гарри видел каждый его мельчайший жест — как он нервно сглотнул, как передёрнулись плечи, как судорожно сжались пальцы на поясе халата. Как спустя мгновение Северус медленно, но твёрдо поднял палочку и направил её прямо на него. — Выход там.       Голос был хриплым, но твёрдым. И где-то там, глубоко под самоконтролем — испуганным.       Гарри понял, что выиграл.       Он склонил голову, усмехнувшись уголком губ. Сделал шаг назад. Северус не опустил палочку. Гарри развернулся, взялся за ручку двери и вышел, хлопнув ею так, что стены задрожали от ударившей в защитные чары магии.