Любят суки

      — Се Ми-и-и, чё как? — намеренно растянул слова Танос, словно тягучую медовую патоку, нахально обнажая зубы.       — Чего тебе?       Его юркие руки игриво обхватили колено девушки, лениво поглаживая, расслабленное тело придвинулось ближе, а лицо Се Ми слегка окатило перегаром. От Су Бонга крепко несло алкоголем, а на самом кончике его носа едва можно было увидеть отблеск белого порошка.       Эта же дурь была сметена на гостиничном столике в какие-то по-особому аккуратные дорожки, собранные с чьей-то педантичной точностью. Рядом с пустыми пакетиками стояли безымянные бутылки бухла, изредка сверкающие в потрескивающей лампе. Над засаленным плоским диваном медленно вздымались клубни не то табака, не то второсортной травки. Казалось, пожелтевшие обои здесь были пропитаны копотью, дымом и совсем немного развратом, даже скорее вынужденной похотью. Одна лишь яркая, ослепляюще позолоченная пепельница, в которую Гён Су периодически стряхивал сигарету, непривычно выделялась на остальном фоне. То ли спёртый душный воздух, то ли количество принятых миллиграммов так влияли на сознание, что все предметы этой комнатушки чудились такими же пьяными и поплывшими, как и гости здесь.       Не сказать, что такие ночи были для них редкостью, просто нечасто удавалось собраться полным составом всей их «банды». Мин Су постоянно торчал в колледже, «строя из себя прилежного мальчишку», как говорил Танос. Гён Су просто торчал время от времени, наверняка в сотый раз объясняясь своей бедной жене, почему тот шляется когда попало и с кем попало. А вот для Нам Гю с Су Бонгом подобные вечера были почти рутинными. Они нисколько не пренебрегали такими совместными вечерними посиделками и, растянувшись на этом самом диване, обычно неизменно включая на фон какой-нибудь боевик, просто наслаждались компанией друг друга. Если, конечно, не были в ссоре. А зная их, мягко говоря, не самые приятные характеры, можно было сказать, что ссорились Нам Гю с Таносом частенько. Иногда это даже переходило в драку.       Одна только Се Ми притрагивалась к спиртному только по праздникам. У неё у единственной, не считая Нам Гю, была работа, даже вполне стоящая. Она не употребляла, не курила, почти не пила, и чёрт знает зачем продолжала водиться с этими вечно обдолбанными торчками. Наверное, как-то спелись.       Обычно Се Ми всегда контролировала себя, знала свой предел. Две соджу были для неё потолком. Однако, почему-то сегодня вторая бутылка незаметно сменилась третьей, за ней открылась и четвертая. Тяжело вздымая грудь, она сидела, откинувшись на спинке дивана, её красные щёки выделялись на бледном лице. Се Ми позволяла Су Бонгу развязно скользить руками вверх по её бедрам, обхватывать талию. Она слышала, как тот что-то горячо нашептывал ей на ухо, чувствовала эти бегающие ледяные пальцы под своей футболкой, прожигающий взгляд.       И не понятно, что в тот момент подтолкнуло Се Ми на такой резкий, уверенный, слегка безумный и безрассудный поступок. Возможно, перемешанная с пивом соджу звонко дала в её долго трезвую голову, а может за этим и, правда, крылся какой-то личный подтекст.       Мгновение — и их мокрые от алкоголя губы сцепляются в пьяном поцелуе. Хищная улыбка Таноса тут же пропала, а сам он на миг стал похож на растерянного щенка, в испуге раскрывшего свои большие глаза. Это точно было не то, чего он ожидал. Это безусловно не входило в его планы обычного пикапа. Это несомненно было за рамками его желаний.       Однако, чувствуя сладкую настойчивость и инициативу, исходящие от девушки, ощущая даже какую-то странную горячую сексуальность Се Ми, язык сам полез в её рот, а глаза блаженно прикрылись в экстазе. Татуированные руки проворно заскользили вдоль спины, а с каждым новым толчком в губы друг друга, Су Бонг наваливался на девушку, все больше и больше прижимая ту к дивану.       — Ребят? — неуверенно сказал Мин Су, отодвигаясь от парочки.       — Респект, Бонг! — присвистнул Гён Су. — Хотя бы у кого-то из нас здесь намечается интересное продолжение ночки, — последние его слова невнятно расплылись в новом глотке спиртного, а сам он, весело ухмыляясь, похлопал по плечу Нам Гю. — Ишь чё вытворяют! А!       Нам Гю промолчал, как-то неловко и кривовато улыбаясь ему в ответ.       «Он изменяет! Нагло, паршиво и подло сосётся с ней прямо у тебя на глазах! Неужели ты, блять, ничего с этим не сделаешь?» — пытались достучаться до него остатки здравого и трезвого рассудка, взывая к абсолютно уместной здесь ревности. Однако, о каких мыслях и доводах могла идти речь, когда желудок буквально тонул в спирте, кокаиновая кровь растекалась по венам, а мозг изо всех сил старался вот-вот не отключиться? Более того, Нам Гю никогда ни в чем не ограничивал Таноса, а тот в ответ позволял то же самое и ему. «Люди расходятся, потому что загоняют друг друга в какие-то надуманные рамки, лишаясь личной свободы и независимости» — выдал как-то Су Бонг в наркотическом трипе, потом сразу же забыв эту фразу. А Нам Гю запомнил. И он был с ней согласен. Он её придерживался.       Так если: «Свобода — главное!» — тогда почему сейчас, смотря на лижущегося с их общей подругой Таноса, он испытывал какое-то странное щемящее чувство глубоко в душе? Казалось бы, Нам Гю прекрасно знал, что тот творит, гуляя по бесконечным барам и закрываясь в вип-комнатах с очередными девицами. Он никогда не претендовал на недосягаемый «номер один» Су Бонга, не бегал за ним по мутным стрипухам, не отчитывал того за тупую легкомысленность и несерьезность. В целом, посмотрел бы кто посторонний на Таноса со стороны никогда не назвал бы его человеком за́нятым тем более встречающимся с парнем. Они и сами не считали себя таковыми. Просто почему-то именно в тот момент сердце Нам Гю окатило какой-то злобой, неприязнью и даже обидой, что наблюдая за каждым новым поцелуем Су Бонга и Се Ми, он непроизвольно всё крепче сжимал бутылку соджу в побледневших пальцах, всё пуще прикусывал щёку изнутри, как можно сильнее напрягал челюсть.       Танос, не отрываясь от девушки, покосился на Нам Гю, и они лишь на мгновение, меньше чем на секунду, мимолетно пересеклись взглядами. Однако, даже этого времени им хватило для того, чтобы всё понять.       Нам Гю, лениво поднявшись с дивана, схватил со столика пачку сигарет и, придав себе самый безразличный и спокойный вид, произнес самым будничным тоном:       — Пойду покурю.       Хлопнула балконная дверь.       Неудивительно, что все в комнате были слишком заняты своими личными делами, чтобы удостоить Нам Гю пусть и равнодушным, но кивком. Надо ли говорить, что и не было даже так таковой необходимости выходить на перекур на ночной холодрыгу — золотая пепельница всё ещё удобно находилась в полном распоряжении всех желающих.       Резким морозным ветром и непривычно обжигающей прохладой встретил его тёмный город. Грузно облокотившись на балконные перила, Нам Гю вынул скрутку и, несколько раз чиркая потертой зажигалкой, с трудом поджег её. Вдалеке виднелись яркие огни небоскребов, изредка мерцали огромные разноцветные билборды, засвечивая звездное небо глухим светом. Эталонный Сеул, сочинённый целеустремленными бизнесменами, туристами, искателями хорошей жизни, был где-то там, далеко. Там жили все «нормальные», «порядочные» граждане, стремящиеся к большему, бесконечно гонящиеся за мечтами, в надежде прожить свои лучшие дни, не прожигающие зря молодость, создающие образцовые любящие семьи и со дня на день трудящиеся во благо своего будущего. Иные же жили здесь, на другом берегу реки Хан. И как бы не старались эти самые «порядочные» жители заполонить весь город, задвигая беднякам и просто отчаянным свои высокие идеалы, нормы морали, а часто даже и презирая подобный сброд, они никогда не были способны полностью стереть, как они называли то между собой, позорную массу, очерняющую идеальную столицу. Ведь эти граждане, сидя в своих чистейших высотках, даже не догадывались, что настоящий Сеул на самом деле был здесь. Все те, кто потерял всё, те, кто оказался в бездонной яме долгов, отчаянья и беспросветной нищеты. И они тоже были такими же сеульцами. Торчки, снующие по углам, вечно шатающиеся по улицам пьяницы, беспризорные компании и просто разорившиеся бедняки населяли этот район. Здесь не сверкали огни, не светились витрины бутиков и вывески дорогих ресторанов, не гуляли иные туристы. Может, у таких как Мин Су ещё был шанс выбраться из этих городских трущоб, начать новую светлую жизнь, закончить университет, устроиться на высокооплачиваемую работу, жениться на прекрасной девушке и завести с ней семью, полную детей и любви. Одним словом, перебраться на ту самую «нормальную» часть Сеула. Жить лучшей жизнью. Однако, у таких как Нам Гю, Су Бонг, да тот же Гён Су, такой удачи увы не было. Бросив учёбу, уйдя из семьи, связавшись с плохой компанией, они сами выбрали заточить себя на этой стороне. И никто бы из них никогда не признался бы об этом вслух. Даже сейчас, куря травку, закидываясь новой дозой и вновь дырявя опухшие вены, они всё больше укреплялись в этом своем зависимом и безвыходном положении, всё глубже роя под собой яму, закапывая самих себя в гроб. Нам Гю не гордился этим. Танос этого не отрицал. Впрочем, они и не желали вылезать из этой дыры. Она им даже нравилась.       Опомнившись, Нам Гю тихо выругался потухшей от ветра сигарете и вновь зажег огонёк, томно и долго затягиваясь. Он торопливо выпустил дым из носа, запрокидывая голову на исчерна-ночное небо. Такое же необъятное, как и зрачки Су Бонга во время очередного вкида.       Дверь балкона спешно скрипнула, и рядом с Нам Гю, ежась в своем ярко-красном, слегка грязноватом, бомбере показался Танос. Фиолетовая голова бросилась в глаза ярким пятном, выделяющимся на фоне безмятежной ночной глади. Су Бонг тоже опёрся на перила, поворачиваясь к парню и ища его ответного взгляда.       «Вспомнишь мудака — вот и он» — подумал Нам Гю, но даже не взглянул на того.       — Можно? — спросил Танос, и ему сразу же протянули скрутку. Он быстро затянулся, и почти так же стремительно выдохнул, передавая сигарету обратно. Затем безвинно поинтересовался, растирая холодные ладони. — Чё завтра всё в силе?       — М? — Нам Гю наконец повернулся на парня, встретившись с его чуть раззадоренным взглядом и легкой улыбкой.       — Ну, не тупи, мы ж ещё с прошлой недели хотели в центр сгонять. Займу туда сюда пару тысяч у Гён Су и оторвемся там…       — А? Не, я завтра занят.       — Схуяли?       Взгляд Нам Гю снова устремился на ночной пейзаж, глаза задумчиво заскользили по мерцающим огням Сеула, ярко отражающимся в речной глади.       «Разве у меня есть планы?» — подумал он, сам не зная ради чего солгал Су Бонгу.       Они редко выбирались куда-то вместе. Все эти романтичные прогулки по набережным, посиделки в кафе, совместные поездки по городам и просто красивым уголкам Танос считал пустой нелепостью, уделом конфетных парочек и молодых семей. Нам Гю же просто не любил выбираться куда-то из своей зоны комфорта, предпочитая всем этим местам свой любимый замызганный диван или на крайний случай бар. Им вполне хватало того, что у них было. Однако, даже они иногда не могли устоять перед центром Сеула. Периодические поездки туда стали для них своеобразным ритуалом, обязательной традицией. Как только Нам Гю удавалось подкопить с зарплаты, а Таносу с продажи каких никаких билетов на свои концерты, они, закинувшись на дорожку по таблетке, отправлялись в центр, где отрывались в лучших клубах, пробовали первосортную подпольную наркоту, пили каждый шот и бокал, запивая рюмками. Нам Гю смеялся, называя эти эпизодические «царские» попойки медовым месяцем на «нормальный» лад. Они проводили эти поездки вместе, наслаждаясь компанией друг друга и, возможно, только в такие моменты их можно было бы назвать парой.       После возвращения обратно на другой берег Хан они могли не общаться больше недели.       Нам Гю нравились эти вылазки, честно, в глубине души он их даже ждал. Однако, почему-то сейчас отговорка так легко и, не задумываясь, вылетела из его рта, что было весьма непривычным:       — Я завтра у Ли Вона.       Танос недоуменно повторил, изгибая бровь:       — Схуяли? Какой к черту Ли Вон?       — Мой приятель с работы. Позвал меня завтра выпить. Чё бы и нет? — Нам Гю затянулся сигаретой, продолжая глядеть на реку. Вид и правда был красив. Только что-то прохладно.       Краем глаза он увидел, как обескураженно исказилось выражение лица Су Бонга, и тот, хлопая озадаченными глазами, развернулся к Нам Гю всем телом, облокотившись о перила.       Яркими фиолетовыми волосами, кислотно-красным бомбером, вычурным на европейский лад сценическим псевдонимом, экстравагантным поведением и всем своим видом Су Бонг пытался привлечь к себе внимание толпы. Испытывал почти физическую потребность в восхищении окружающих и их оценивающих взглядах. Ему нравилось это внимание, однако, по-настоящему удовлетворить его эго и самооценку мог только один человек. И им был Нам Гю. Ведь зачем Таносу любовь и признание каких-то безликих идиотов, если, как он сам того не осознавал или просто не хотел, — самая важная персона в его жизни равнодушна к нему? И вот сейчас, Су Бонгу нужно было привлечь это внимание Нам Гю. А тому в ответ изо всех сил следовало эту заинтересованность не показывать.       — «Чё бы и нет»? Чё начинается то, мы же с тобой договаривались на завтра, — замешательство Таноса сменялось недовольством с ноткой обычно присущего ему гнева.       — А ты что мне запрещаешь?       — Да не запрещаю я, просто уговор то есть уговор, тем более мы уже давно это планировали.       Нам Гю ухмыльнулся этой фразе, пока не осознавая, что его в ней рассмешило. Наверно, это просто не было похоже на Су Бонга. На того самого ветреного, авантюрного парня, легкого на подъем, и соглашающегося на любую затею. Для которого мысли о завтрашнем дне, обязательствах, долге, строительстве планов — были последними о чем он задумывался, если его вообще волновали такие проблемы. Нам Гю забавила его внезапная серьезность, непонятно откуда вдруг взявшаяся.       «Но раз взялся быть таким всем из себя деловым и ответственным, то, сука, соответствуй» — подумал он, поворачиваясь к Таносу и резко осаждая того:       — А у нас с тобой, блять, был уговор не сосаться с кем попало. Со своими шлюхами ты, конечно, можешь хоть в зубы долбиться, хоть скачи на них, но лизаться с нашей общей подругой у меня на глазах — каким уебком надо для этого быть?       Су Бонг, чуть смеясь, помотал головой, и вся его напускная суровость вмиг исчезла, сменившись даже каким-то облегчением:       — Бля, тебя чё реально так задело?       Нет, Нам Гю это не задело. Более того, его нисколько это не волновало. Он часто любил бросаться такими смелыми и, на первый взгляд, серьезными фразочками, по большей части подтрунивая над Таносом, играя на его каких никаких чувствах и припоминая тому его грешки. Не то, чтобы Нам Гю хотел обидеть Су Бонга или как-то принизить, нет. Ему это просто нравилось. Нравилось выводить вспыльчивого Таноса на эмоции; дразнить, наигранно грозясь расставанием, ведь он знал, как на самом деле тот к нему привязан; нравилось кичиться своей невиновностью, давя на постоянные загулы, однодневные романы и ночные развраты Су Бонга. Он ловко проворачивал большинство их ссор в свою пользу, наслаждаясь тем, как после недельного разрыва, Танос, не выдерживавший расставания, поджав хвост и скорчив молящую гримасу, всегда вновь оказывался у него под порогом. Решение всех конфликтов для них всегда было предопределено. Они просто толком их не решали.       Однако, сейчас Нам Гю был вполне серьезен. И даже он сам это прекрасно чувствовал, что не могло не пугать.       Брошенные в пылу слова должны были оказаться простой издевкой, очередной насмешкой, за которой по-обычному последовало бы эмоциональное недовольство Су Бонга, с чего бы Нам Гю, привычно раззадорясь, поглумился, в конечном итоге переведя всё в шутку. Но в тот момент он и сам не понял, что его подвело — то ли голос предательски надломился на полу-слове, то ли слишком явная серьезность сквозила от него, либо всему виной был какой-то странно обиженный взгляд, который даже обдолбанный в край Танос не оставил без внимания.       За этой фразой стояло нечто большее, чем обида или обыкновенная лукавость. То была ревность.       И, похоже, Нам Гю это действительно задело. Более того, его действительно это волновало.       — Тебе, походу, на сегодня реально хватит, — вернул его из мимолетных размышлений Су Бонг, отворачиваясь от парня навстречу прохладному ветру.       За балконной дверью слышались приглушенные разговоры, иногда разбавляемые тихим смехом. Оставшиеся трое, видимо, отлично проводили время и без них.       Нам Гю, ещё больше наваливаясь на перила и тяжело вздыхая, прикрыл лицо руками, растирая щёки. Нелепая, даже какая-то уставше-изнывающая улыбка растянулась на его губах. И он, по-мученически поднимая взгляд к исчерно-темному небу над собой, посмеялся, сам не ведая чему:       — Блять, Су Бонг, как же ты меня заебал. Постоянно берешь и ебешь мне все мозги.       — Это я то? Вообще то, это ты первым начал нести какую-то хрень про шлюх. Се Ми ещё зачем то сюда приплел.       Нам Гю ухмыльнулся то ли тому, насколько жалко это всё сейчас выглядело, то ли неизмеримой тупости своего парня:       — Ты что ли вообще не вкуриваешь?       Су Бонг ухмыльнулся ему в ответ:       — Если только дурь.       Из кармана Нам Гю показалась вторая сигарета, и он, спешно выкинув догоревшую первую, зажег следующую.       «Что, сука, со мной сегодня» — подумал Нам Гю, не узнавая самого себя. Как бы он не старался мысленно перевести все в шутку, списать на накопившуюся от долгой работы усталость, заверить себя в том, что всё это обычный блеф, — не выходило. С каждой секундой мыслей о Се Ми, об их с Су Бонгом поцелуе, о развратных руках Таноса под ее футболкой, непонятное Нам Гю чувство наполняло его. То самое чувство, которого, как он думал, нет и не могло быть в их так называемых отношениях. Ревность.       «Ревность, ревность, ревность» — не мог признаться Нам Гю даже самому себе.       Закуривая вновь протянутую ему скрутку, Су Бонг стучал игривыми пальцами по балконным перилам, отбивая какой-то незамысловатый ритм, какой он всегда неизменно отстукивал, будучи под кайфом. Уже даже забыв про их с Нам Гю недавний разговор-перепалку, он так же не помнил, для чего вообще сюда выходил. Танос молчал, напевая под нос какую-то песню без слов, и, честно, слегка удивился, когда рядом послышался непривычно серьезный тон:       — Слушай, я реально ничего не говорю против про твоих одноразок, шлюх, каких-то клубных шалав и прочих девок. Мне как-то фиолетово. Плевать. Но Се Ми… — Нам Гю чуть замялся. — Мы ж оба ее давно знаем, считай кореша почти. И, когда ты вот так вот заваливаешь её, лезя к ней в рот языком, то…       — Чё «то»?       Нам Гю повернулся на Таноса, заглядывая в искренне, а может и нарочно непонимающе хлопающие глаза напротив. Су Бонг, недоуменно хмуря брови, не отводил взгляда, в ответ смотря на парня как на нелепую галлюцинацию, словленную от очередной дозы. А может так и, правда, было.       — …то единственное, что я хочу сделать в этот момент — так это хорошенько вмазать по твоей наглой ублюдской роже.       Танос усмехнулся, затягиваясь куревом:       — Ведешь себя как ревнивая гиена-жёнушка. Тебе ещё скалки и сковородки в руках не хватает. Вообще не отличить тогда будет, — он посмеялся сам себе, косясь краем глаза на Нам Гю. На удивление, выражение его лица осталось все таким же странно серьезным. Даже каким-то непривычно суровым.       — Если сейчас ты не завалишься, то я ведь реально тресну.       — Relax, Су. Чё ты нервный такой? Колес накидался там, да?       — Ты же, сука, сам нарываешься, — Нам Гю развернулся к нему всем телом. Не то игривые огоньки, не то пронзающие душу стрелы заискрили из его глаз. — Подонок.       — А чё, давай. Давай, валяй, — встретил Нам Гю ответный взгляд Су Бонга, подливающий масла в и так разжигающееся пламя.       С реки пронесся холодный ветер, задувая под их раскрытые куртки. Прохлада в тот вечер могла пробить до дрожи, до стука зубов, однако сейчас, между ними назревало что-то такое, что невольно заставляло горячо и часто дышать, сердце обливаться жаром, а тело покрываться легкой испариной.       Не сказать, что Нам Гю сильно любил размахиваться кулаками, в отличие от того же Таноса, что всегда был не прочь подраться за какой-нибудь случайно пролитый на него коктейль в клубе или просто за косо брошенный на того взгляд. Он был чересчур вспыльчив, агрессивен, резок и слишком непредсказуем. Нам Гю же никогда не разнимал его пьяных махачей, не сидел и после них рядом с Су Бонгом, утирая тому сломанный нос или разбитую бровь — всё это, как он считал, было лишним и даже неуместным в их отношениях. Приходя домой и обнаруживая лежащего на его диване Таноса, пихающего в нос какую-то окровавленную вату, он только кидал тому в руки ледяную баночку пива и ложился подле. Нам Гю мог позволить себе нарушить этот свой «обет спокойствия и безучастности» только с Су Бонгом. В такие моменты оказывалось, что на самом деле он довольно неплохо дрался, сам не понимая, как у него постоянно получалось так мастерски уклоняться от встречных ударов. Нам Гю был изворотлив, пронырлив, скользок и будто с вечным хитрым прищуром на лице. Но сейчас у него не было ни желания, ни сил начинать мордобой со своим парнем, несмотря на то, как тот, подначивая, открыто провоцировал его на это.       — Ну, вьеби мне, раз смелый такой, — продолжал Танос.       Нам Гю скептически фыркнул, закатив глаза, и вновь развернулся навстречу городу. Су Бонг победно усмехнулся, почти сплевывая тому под ноги:       — Только языком трепать и умеешь, а как на деле то сразу сливаешься, — он затянулся сигаретой. — Какая же ты сучка.       Внезапный, весьма крепкий, удар со звоном прилетел в щеку Таноса, на что тот, поперхнувшись дымом, чуть не перевесился за балконные перила. Он сразу прижал руку к лицу, чувствуя нарастающую боль где-то в районе скулы.       Нам Гю не хотел драться, однако, хорошенько треснув Су Бонгу, вся его былая напряженность и бесконечные самокопания, глупые размышления по поводу какой-то там ревности покинули его. Все эти волнующие его чувства будто в миг исчезли, оставив за собой только облегчение и даже что-то сходное радости. Закусив губу, он с вызовом смотрел на парня, ожидая ответного кулака, гневного взгляда, хотя бы привычного оскорбления, однако ничего. Танос продолжал растирать багровевшую щеку, тупя глаза в пол.       Эту странную жаркую тишину между ними разрядил громкий смех, доносившийся из квартиры, с улицы послышались чьи-то спешные шаги и обрывки разговоров.       Нам Гю сам не знал, зачем он ударил его, поддавшись скоротечному желанию и ослабив волю, хотя... Нет, он четко знал и понимал для чего вмазал ему. Эта его ехидная ухмылка, раззадоренные глаза с широкими зрачками, все его слова, действия здесь и там, в квартире, как будто специально вынуждали на что-то большее. Будто это Су Бонг игрался с ним, а не наоборот, как это обычно происходило.       И Нам Гю понял это только тогда, когда Танос поднял на него свой нахальный, вызывающий и удовлетворенный взгляд, усмехнувшись:       — А у тебя всё такой же крепкий удар.       «Повёлся. Как мелкая девчонка повёлся, Нам Гю».       Танос всегда был псом, виляющим хвостом и просяще высовывающим шершавый язык, бегающим за своим парнем и при желании исполнявшим любую его просьбу. Танос вечно, наигравшись с дворовыми сучками, приползал к двери давно знакомой квартиры, скуля на коврике, и, конечно, не бросаясь с порога в слащавые объятия и поцелуи, но всем своим видом показывая, что здесь его место. И Нам Гю нравился этот пёс, так старательно пытающийся не показывать своей сильной привязанности, однако в конечном итоге все равно напрашивающийся и изредка даже умоляющий о мимолетном взгляде или похвале в его адрес.       Однако сейчас, эти тупые таблетки, тупая холодная ночь, тупая Се Ми со своим тупым поцелуем и его тупорылый парень заставили Нам Гю чувствовать себя этим самым псом. Ревнивой и безмозглой собачонкой.       Где-то на улице звонко треснуло разбитое стекло, рассыпаясь по грязному асфальту.       — Ненавижу тебя. Какой же ты всё таки козёл, Су Бонг. Последняя сволочь, — выплюнул Нам Гю и, чуть помедля, резко шагнул навстречу Таносу, обхватывая его лицо холодными руками, а тот в ответ быстро перехватил чужие губы первым, прижимаясь к ним своими.       Рвано вздыхая и трясь разгоряченными телами друг о друга, они порывисто целовались, с каждой секундой углубляя поцелуй ещё больше. Су Бонг привычно запустил пальцы в длинные волосы Нам Гю, оттягивая их, играясь. В ответ Танос почувствовал, как тот крепко стиснул его за затылок, неприятно надавливая и рыская гибким языком в его рту всё увереннее. Су Бонг непроизвольно улыбнулся этому, не уступая инициативы в поцелуе. Ледяная рука Нам Гю приятно охлаждала все ещё горящую от удара щеку, медленно опускаясь вниз по татуированной шее. Танос подался вперед бедрами, сдавленно мыча, пребывая чуть ли не в экстазе. Чужие ногти больно и одновременно по-страстному приятно впивались в фиолетовые волосы. Они оба, сами того не осознавая, льнули друг к другу, пытаясь насытиться моментом, сладостью чужих губ, перемешанной с перегаром и табачной вонью. Они наслаждались друг другом.       Одинокая сигарета, зажатая между пальцами Таноса, тлела у того в руках, осыпаясь на пол искрами и легким пеплом. Непрекращающиеся порывы ветра усердно морозили их лица и задували ещё крепче, в попытках потушить горькую скрутку. Однако, и та, и другие разгорались все сильнее.       — Мудак, — выдохнул Нам Гю, разрывая поцелуй, и, отталкивая от себя Су Бонга, облокотился на балконные перила.       Танос, утирая покусанные губы, усмехнулся:       — Целуешься даже лучше Се Ми.       — Тебе еще раз вдарить?       — Не, thanks.       На балконе вновь воцарило молчание. Тишина окутывала их, но не город — ночной Сеул всё так же кипел, бурлил по-своему, как это было принято на этой его стороне. Мигающие фонарные столбы освещали скверные улочки, по которым бродили такие же не внушающие доверие силуэты; откуда-то из под окна слышалось цоканье каблучков; не то смех, не то крик раздавался где-то в начале улицы. Этот Сеул был им привычен, знаком. Взывая к никому не упавшей здесь совести и пытаясь надавить на Су Бонга, Нам Гю в основном руководствовался ревностью. Недавно осознанная, она стремительно поглотила его, со стороны, может и правда, сумев показать Нам Гю как «гиено-женушку» , однако, на деле он был не таков. Ревность, в его понимании, — было что-то из разряда «нормального», нечто, что испытывали обычные любовники, женатые пары и молодожены. Все они, увидев косые взгляды супруга на знойных красоток, странную переписку с коллегой по работе, частые поздние возвращения домой, испытали бы одно — ревность. Обоснованную, невольную, даже больше инстинктивную. И это поганое чувство разрушало их жизни будь то медленно или стремительно. Такой была жизнь на той самой «хорошей» стороне Хан.       А здесь, в этих недо-трущобах, не было места ревности. Ведь Танос и Нам Гю околачивались в одном районе, зависали на одной и той же квартире, пили из одной бутылки и ширялись одними и теми же веществами, да что уж тут — кровь друг друга теперь текла по их венам, ибо частенько под рукой оказывалась только одна игла. Их созависимость стала их опорой — они доверяли друг другу, полностью и бесповоротно. И в этом случае ни какой о какой ревности и речи быть не могло.       Поддавшись чему-то душевному, внутреннему, Нам Гю будто поднялся на пару ступеней из непроглядной пропасти навстречу «нормальным», «правильным» и «общепринятым» отношениям, такие какие есть на том берегу реки. Однако, он не был готов к такому подъему, ибо непролазная вязкая грязь слишком глубоко затянула его. И выбраться из неё было слишком поздно.       Было даже удивительно, что Су Бонг столько времени простоял, ничего не говоря, однако, все равно разрезал тишину первым, выведя Нам Гю из размышлений:       — Знаешь, Се Ми, конечно, та ещё штучка, такая вся из себя неприступная и независимая, но… — он запнулся. — Типа я не хочу с ней что-то такое, — Танос крутил кольца на своих пальцах, уставившись куда-то на потрескавшиеся яркие ногти. — Ты для меня…       — Да знаю, знаю я, — остановил его Нам Гю, тоже косясь на его руки. То ли от стольких принятых миллиграммов наркоты, то ли из каких-то личных чувств непонятно зачем Су Бонг произносил эти слова. — Хватит розовые сопли тут распускать. Пошли уже внутрь.       Нам Гю отошел от перил, пряча покрасневшие руки в карманы куртки и внезапно вытаскивая оттуда маленький зип-пакет, наполненный второсортной дурью. Он довольно улыбнулся своей находке, сжимая сверток в кулаке и оборачиваясь к все еще стоящему на балконе парню:       — Ты идешь? А то здесь пиздец холодрыга.       Танос развернулся к нему, хитро ухмыляясь и облизывая губы:       — А по мне очень даже жарко.       Нам Гю многозначительно поднял на него взгляд, встречаясь с вновь зажегшимися игривыми огоньками в глазах напротив и, незаметно для себя, раззадориваясь. Однако, виду этого резво передавшегося озорного настроения он не подал, предпочитая отмахнуться, пряча улыбку в воротнике куртки:       — Придурок.       В ту ночь Су Бонг больше и не взглянул ни на Се Ми, ни на кого другого, ибо нежно поглаживающая по горящей щеке рука и тепло ненавязчиво прижимающегося тела рядом, спокойное, даже уютное молчание и редкие тихие ругательства под ухом были ему дороже всех в мире коротких юбок, смазливых личиков, слащавых фраз и взглядов. Дороже всего. Может быть, даже желаннее самой первосортной дури и всех таблеток вместе взятых.       ***       Им нравилось тусить вместе, пить вместе, но для собутыльников они были слишком близки. Им нравилось общаться друг с другом, просто лежать и смотреть фильм, отдыхая, после тяжелой ночи; они любили обниматься, целоваться, зачастую нежно, неоднократно страстно, но до любовников они не дотягивали. На публике они могли пройти мимо друг друга, даже не удостоить взглядом, могли днями, а то и неделями не общаться, просто живя каждый сам для себя, однако для незнакомцев они знали чересчур много друг о друге. Поэтому это не было отношениями, не было товариществом, тесной дружбой или ненавистью, нет. Нам Гю не любил вешать на себя ярлыки, которые по большему счету нужны были лишь обществу, а не им. Танос ненавидел говорить о своих чувствах и разглашать их. Никто не знал, кто они друг другу, однако все понимали, что они просто не могут быть по отдельности. Была в этом какая-то необъяснимая причина. Какая-то зависимость.