Эскорт

Эндрю — Добрый день, доктор Диас. Полагаю, новость действительно важная, если вы лично пришли в мой офис, — давно я не чувствовал этот нарастающий снежный ком в груди. Нет, это не связано с тем, что Нил остался один в моем кабинете. Или с тем, что только что происходило за его закрытыми дверьми. Или с его присутствием в моем пространстве, что несомненно дурманит разум. Присутствие. Какое точное словно. И это далеко не про внешность, не про его стиль в одежде, не про его ухоженность и манеру говорить. Меня действительно не так легко соблазнить банально облегающими джинсами с пышными бёдрами или сложенными в аккуратный бантик губами. Манкий. Это то, как я бы описал этого омегу одним словом. Он меняет всю атмосферу в комнате, когда заходит в нее, и в этом и кроется секрет его успеха в «профессии». Он не крот, вынюхивающий инсайдерскую информацию, а настоящий лис, ввергающий в шок своим видом и поведением, а после хищно поглощающий и забирающий свое. Именно мимо такого омеги никогда не пройдет мой брат, наделенный исключительным вкусом и королевскими замашками, и если честно — большая часть мужской половины человечества не останутся равнодушными к этому лису. В отличии от Рико, я могу легко устоять перед омежьей хитростью, каким бы соблазнительным хитрецом ни был омега. И причина, по которой Нил едва ли способен всколыхнуть во мне что-либо кроме холодного расчета, проста и заключается в том, что я уже однажды любил так сильно, как на это способен альфа, и никогда не захочу повторить это снова. Я отключил рубильник чувств в своей душе, и ни капли не жалею об этом. Пройдя через процедуру, я отказался от своего прошлого, стер из памяти то, что каждый день делало меня слабым и уязвимым, падким на соблазны и искушения. Поэтому на омег я смотрю как на инструменты для достижения своих целей. Как на красивые брильянты или минералы, каждый из которых требует огранки. Хотя, честно признаться, его цепкий ум и умение выходить сухим из воды, восхищает даже меня. Рико тоже не сможет устоять перед дальновидными омегами. Мой идеальный кандидат. Перебрав десятки из вас, я наконец-то нашел тебя. Связав нас наручниками, он должно быть не ожидал, что добровольно призвал меня дергать его за ниточки. Но не сам процесс доставит мне удовольствие. Я намерен достичь результата и раз и навсегда перерезать пуповину зависимости от своей семьи. И на руинах нашего дворянского рода, возникнет моя империя, где ни один лишний шаг не будет совершен без моего ведома. Я планирую взять под контроль каждую их мысль, каждый страх, каждую тайну. И только я буду решать, кому завтра проснуться живым, а кому умереть. Кому потерять своих жен и детей, кому сохранить семью. Наверное, пережитый опыт я не пожелаю никому, даже заклятому врагу. И несмотря на то, что я не испытываю боли утраты, я считаю своим долгом закончить расследование и понять наконец, кто именно из моих безумных родственников посмел воткнуть мне нож в спину. Отец, один из братьев, дядя…это мог быть кто-угодно из них, и я обязательно узнаю правду, как только все они склонят передо мной свои царские головы. А я вытрясу из этих пустых черепов идеи и стратегии, которые мне не по нраву. Я хотел мира и спокойствия, не просил о большем. Они сами ввязали меня в свою «игру престолов», но не до оценили, что раздразнили дракона. Каждый член семьи Морияма мнит себя Богом и считает себя ответственным за порядок во всем мире, а я вижу каждого из них, как убийцу, чьи руки по локоть в крови. Я не исключение. И я готов убивать до тех пор, пока баланс не будет восстановлен. Приветствую Диаса рукопожатием, замечая, что с момента нашей последней встречи он сильно постарел. Говорят, что по выходным он здорово выпивает, едва просыхая к своей смене и проведению операций, и этот факт подтверждает легкая отечность на его лице и тяжелые мешки, образовывавшиеся под глазами. Еще вчера он был сорокалетним красавцем, за которым ухлестывали молодые медсестры, но сегодня его внешний вид заставляет меня всерьёз задуматься о продолжении нашего сотрудничества. Увы, менять семейных врачей — не лучшая идея. В целях сохранения конфиденциальности, мы вынуждены сохранять и оберегать налаженные до автоматизма связи. Миллеру я доверяю, а с его небольшой зависимостью вполне способен справиться продукт биохакинга — меандр. Нужно будет поставить на нем пару опытов. — Да, мистер Мория…простите, мистер Миньярд, — быстро исправляется доктор, поправляя съехавшие на переносицу очки-половинки. — Я решил сообщить вам такую важную новость лично. Этот день настал, Эндрю. Ваш отец открыл глаза. Снежный ком в груди превращается в кол, вставленный поперек груди. Легкие наливает свинцом, дышать становится тяжелее, но ни одним внешним проявлением я не выдаю своего эмоционального состояния. — Он стабилен? — Да. Есть шансы, что он вернется к жизни. Пока трудно сделать прогнозы. Четыре года комы. Не уверен, что он остался прежним человеком. В медицине случаются разные случаи, но считайте, что это будет возвращением с того света. А его случай весьма тяжелый. — Отлично, — сухо отзываюсь я. — Делайте то, что нужно. Продолжайте свою работу. Вы правильно сделали, что сказали мне лично. Доктор Диас, я надеюсь, что мой брат узнает об этом в последнюю очередь. Иначе ваша дочь буде «случайно» отчислена из Стенфорда, — ледяным тоном ставлю свои условия, легко продавливая манипулятивный рычаг над головой Диаса. Не самая приятная часть моей личности, так называемая теневая сторона. В отличии от отца и брата, я плохой убийца, но превосходный манипулятор. — Хорошо, — тяжелый взгляд Диаса опускается в пол. — Рико не будет поставлен в известность. Все наши договоренности в силе, Эндрю. Я верен вам, вам нет нужды угрожать мне через мою дочь. — Событие важное, я просто напомнил, — миролюбиво подмигиваю доку я, доставая из бара коллекционный виски. Медленно вручаю его мужчине, чьи глаза загорелись от одного лишь взгляда на бутылку с янтарным содержимым. — Это Macallan in Lalique, шестьдесят четыре года выдержки, — лицо Диаса быстро вытягивается, он едва ли не давится жадной слюной, не в силах поверить в то, что я собираюсь предоставить ему столь щедрый подарок. Еще бы. Его стоимость на аукционе достигла четыреста шестидесяти тысяч долларов. — Мистер Миньярд, я…, — док осекается, разглядывая драгоценный подарок. — Не могу поверить. И не понимаю, почему такой щедрый подарок… — А вы подумайте хорошенько, док. Именно сто грамм этого виски выпил мой отец, когда отравился четыре года назад и впал в кому, — констатирую факт я таким тоном, словно речь идет о погоде. — Точнее, был отравлен. Руки Диаса начинают мелко трястись, он поднимает на меня испуганный взгляд. — Хотите сказать, этот тоже виски отравлен? — Я не знаю. Не пил. Бутылка хорошо запечатана, — небрежно пожимаю плечами. — Знаю лишь, что ваша любимая дочь плачет в подушку по ночам, когда вы напиваетесь до потери пульса и избиваете свою жену. — Я не могу принять этот подарок, — осознав, к чему я клоню, отказывается Диас. Ему стоит расслабиться. В виски нет яда. Но так приятно видеть оттенки ужаса в его глазах, наслаждаться полным контролем над его психикой. Сможет ли он устоять перед искушением присосаться к роскошному виски, рискуя умереть? Что для него важнее — семья или его жалкая зависимость? — Вы примите, — непоколебимым тоном отрезаю я. — Что делать с ним — решайте сами. Продать, выпить, кого-нибудь отравить, — хладнокровно перечисляю варианты. — Кстати, насколько я помню, вам в скором времени, необходимо продлевать лицензию хирурга? Цвет кожи лица Диаса меняется на глазах, стремительно приближаясь к бледно-зеленому. Глаза дока наливаются кровью, а в черных глазах нефтью разливается страх. Он прекрасно понимает мою манипуляцию, считывая в ней откровенную угрозу. Надеюсь, мы друг друга поняли: если он продолжит в том же духе, врачебной лицензии ему не видать, как и сотрудничества с богатейшими и влиятельными семьями. Обычно, врачи, работающие с такими людьми, как семья Морияма, становятся семейными докторами из поколения в поколение. Прервать подобную нить — значит клеймить свой фамильный род такой позорной меткой, что век потом не отмыться. — Д-да. Нужно, мистер Миньярд, — его руки настолько дрожат, что бутылка, по стоимости равная спортивному кару, едва ли не падает из его рук. — Надеюсь, с ней проблем не возникнет, — кидаю многозначительный взор на виски, надеясь на его благоразумие и на то, что на крайние меры мне идти не придется. Зачем что-то делать, когда всего можно достичь словами и манипуляциями? Я держу всех в своем кулаке, не прилагая к этому никаких усилий, а вот мой отец всегда первым делом брался за кровавые методы. Что ж, у всех свои таланты. Рико, мой брат, придерживается другой тактики: он умудряется сидеть на двух стульях, один из которых называется «доброта и святость», другой — «жестокость и агрессия». Он такой же неоднозначный экземпляр, как и все представители нашей семьи, и в этом наша особенность. Мы ничего не делаем на половину — ни добра, ни зла. В семье Морияма не бывает полутонов, лишь тьма и свет. В последние годы только тьма. — Мне нужно идти, — принимаю бумаги из рук Диаса, в которых, очевидно, расписаны все отчеты о состоянии отца. — Держите меня в курсе. И сообщайте новости лично. — Конечно, сэр, — немного придя в себя, после моего теневого наезда, лебезит док. — Не хочу вас обнадеживать, Эндрю. То, что ваш отец на несколько минут открыл глаза — огромный прогресс, но это еще ничего не значит. Он много лет пролежал в коме. Неизвестно, что осталось от его сознания. Неизвестно, сохранилась ли подвижность тела, воспоминания. Возможно, он до конца жизни останется в стадии «овоща» и все, что мы можем — лишь поддерживать его тело системами жизнеобеспечения. — Я понимаю это, — коротко киваю я. До тех пор, пока есть хотя бы один шанс, что отец когда-либо заговорит, я готов платить из своего личного кармана. Попрощавшись с все еще зеленым и напуганным доктором, я возвращаюсь в свой кабинет. И вновь пространство во всем нашем поле меняется. Он меняет его, даже не догадываясь о том, что делает. Парень просто стоит ко мне боком, слегка облокотившись на высокий шахматный стол. Нил читает книгу, а за ним простираются высотки Нью-Йорка, которые кажутся мне в эту секунду куда привлекательнее, чем обычно. Позволяю себе в который раз за последний час изучить его фигуру и невольно любуюсь ему, словно дорогой статуэткой из редкой, я бы даже сказал, редчайшей, коллекции. Тонкая талия, округлые бедра с выпуклой упругой задницей, длинные ноги — парень явно продал душу дьяволу за такое тело, но оно не стоило бы и цента, если бы не то, что скрывает он внутри. В воздухе витает шлейф его духов — для меня это ягоды, соленая карамель со сливочным послевкусием. Так пахнет чертов чизкейк, и он — это единственный превлекательный десерт, который бы я стал есть. Обожаю сладкое. Мда, есть от чего потерять голову. У меня нет сомнений в том, что его миссия будет выполнена. — Ты все еще здесь? Это радует, —замечаю я, сокращая расстояние между нами. Парень кидает на меня долгий и задумчивый взгляд из-под густых полуопущенных ресниц. У меня мурашки по телу, черт. Когда он смотрит на тебя взглядом загадочной и невинной лани, даже во мне просыпаются автоматические инстинкты, которые хочется немедля выразить в агрессивном сексе на рабочем столе. Я бы выебал его в эту мягкую привлекательную попку, оставив мощные синяки на нежной атласной коже, засаживая член по самые яйца, но секс только все усложнит в предстоящей работе. Блядь, да. Что происходит. Этот чертов дьявол поднимет даже разрушенную вавилонскую башню, не то, что соблазнит моего брата. — Да, здесь. У меня было время подумать, Эндрю, — Нил выглядит другим, не таким, каким я его оставлял. Более спокойным, умиротворенным, и в то же время — решительным. — Что ж. Я так понимаю, твой ответ «нет». Я не стану тебя держать. Можешь быть свободен. — Договор уже подписан, — быстро отрезает парень с легким вызовом. — лежит у тебя на столе, — он вдруг подходит ко мне, по-кошачьи виляя бедрами. Прищурив взор, словно лис на охоте, он обнимает меня взглядом, не касаясь. — Что заставило тебя передумать? — хочу понять его, прочитать его, но на этот раз его глаза полны тайны, даже для меня. — Деньги, — слегка одержимо чеканит парень, и в его глазах действительно загораются не звезды, а грязные доллары. — Так банально. Мне нужны деньги, — его палец вдруг касается моей груди, и не прекращая зрительного контакта, он вырисовывает восьмерки на моих мышцах. — Деньги это все, что меня интересует. И я знаю, что они у тебя есть. Я много о тебе знаю, Эндрю, — интригуя, заявляет Нил. — Правда? Посвяти, — сухо отзываюсь я. В горле першит от сухости, словно там застрял пыльный песок. — Тебя раздражают эти омеги, которые всегда хотят от тебя только денег. Но еще больше, тебя раздражает, когда они притворяются, что ничего от тебя не хотят. Знаешь, что отличает меня от них, Эндрю? — вставая на цыпочки, Нил приближается ко мне, буквально обдавая сладким дыханием мои губы. Нейронные связи в моей голове дают сбой, я на мгновение теряюсь в своих мыслях, растворяясь во тьме и боли. Ощущения: словно душу обливают кислотой ядовитой, и я тут же блокирую все эти ядерные эмоции, что он во мне будит. — Я единственный, кто скажу тебе правду, Эндрю. Золото, брильянты, деньги, роскошные виллы, спортивные машины, брендовые сумки и частные самолёты, — одухотворенно поет Нил. — Я тащусь от этого, — закусывая губы, он издает низкий грудной смешок. — Закрыться в пятизвездочном отеле? Ездить с личным водителем на крутой тачке? Возможно, это прекрасная мысль и офигенное предложение. Глупо отказываться от такого сотрудничества, учитывая мои запросы. Но я требую выходной, и встречу с другом раз в неделю. И завтра же — перевод в сто тысяч долларов на свой счет, — его взгляд вспыхивает, когда он начинает перечислять мне свои условия, что не обговорены в моем контракте. — Всего лишь? Может еще личный самолет? — усмехаюсь я. Он так запредельно близко. Я вижу его губы, разглядывая мелкие трещинки на полных розовых подушечках. Они выглядят мягкими и по цвету напоминают ягоды, что мы с мамой собирали в саду, когда я был ребенком. Внезапно, Нил берет меня за запястье, нежно лаская пальцами выступающие вены. Опуская взор, я вижу на его руке вытатуированную букву «Т» и в этот самый момент мне становится не по себе. К горлу подступает дикая тошнота, кажется, что я вот-вот выплюну собственный желудок. Голова кружится, как при последствиях от черепно-мозговой травмы. В голове мелькают какие-то картинки. Их десятки, сотни, тысячи, но четко я не могу разглядеть ни одну из них. — Что ты делаешь? — я вдруг грубо хватаю его за запястье, фактически заламывая его, поднимаю вверх. — Это ты что делаешь? У тебя приступ? Все в порядке? Я просто пытался тебя успокоить, — нахмурив брови «домиком» защищается парень. Взгляд невинной голубоглазой лани буквально кричит мне о том, что он ни разу не пытался меня соблазнить, лишь оказать «первую помощь». — Приступ? — Мне показалось, знаешь, — Нил слегка заикается, словно сам сомневается в увиденном. — Что тебе плохо. Это выглядело как…приступ. Слушай, не заставляй меня пояснять. — Даже если это так, то мой так называемый приступ случился только после того, как ты начал ко мне прикасаться. — Так значит, я твой триггер? Ослабь хватку, мне больно, — глубоко выдыхая, просит Нил. А я не могу отпустить его, вцепившись в нежную кожу с яростью зверя. Сам не понимаю, какого черта я делаю, почему так схватил его, и куда подевался мой тотальный контроллер эмоций. Почему-то хочется его трогать дальше, вдыхать пряный аромат карамели со сливками, и попробовать его губы на вкус. Если именно так он влияет на всех альф, то у меня не остается никаких сомнений в том, что я сделал правильный выбор. — Эндрю, ты слышишь меня? Мне больно. Отпусти, иначе, ты меня больше никогда не увидишь, — Нил возвращает меня в реальность. Так странно. Именно эту фразу я помню. Жена часто говорила ее мне, когда я ненароком причинял ей боль. Так она выставляла свою границу и показывала, как с ней нельзя обращаться. До нее, у меня не было серьезных отношений и лишь с ней я познал — каково это прислушиваться к желаниям и чувствам другого человека, делить мир и быт на двоих, вместе проживать взлеты и падения. Демонстрировать друг другу теневые стороны и принимать их до последнего атома. «— Еще одна тайна, и ты меня здесь больше никогда не увидишь! Боже, я вышла замуж за самого таинственного человека на свете. — Куда ты денешься, малыш? Я найду тебя даже на краю света. Ты не убежишь от меня, запомни». Я притягиваю Нила к себе мягким рывком. Наши тела вплотную соприкасаются друг с другом, и я чувствую, как учащается его пульс. Вена на его запястье ритмично пульсирует в моей ладони. Такой маленький мальчик. Беззащитный. Невинный. Хитрый. Стервозный. Хрупкий и сильный. Да. Мне нравится. — Давай договоримся не нарушать границ друг друга. Я начальник, ты — подчиненный. Оставь свои эскортные замашки и приемы по соблазну для клиентов и будущих заданий. — О чем ты? — кидая на меня взор с туманной поволокой, он хлопает ресницами. Одуреть можно. Не понимаю, почему он будит во мне все то дерьмо, которое давно похоронил где-то на самом отдаленном участке своей души. Я забыл о том, каково это желать конкретную омегу. Но прямо сейчас, глядя в мерцающие глаза Нила, я вдруг вижу его на своей постели в одном обтягивающем боди телесного цвета. В сумрачном свете, кажется, что на нём абсолютно ничего нет. Он растягивается на моей постели, вытягивая длинные ноги, слегка раздвигая их…я попадаю в его с первого толчка и трахаю так долго и сладко, что он в беспамятстве кричит мое имя, сжимая в кулаки смятые и влажные простыни. Ничего подобного я давно в голове не видел, так как отношусь к сексу максимально просто. Я добываю его, как хищник мясо и пропитание, или еще банальнее — покупаю. И с сотрудницами не сплю, это делает их непродуктивными. Бесполезными. Они не могут соблазнять других мужчин, когда становятся зависимыми от моего члена. А я становлюсь зависим от того, что с легкостью использую их, нанизываю их душу на острие, как мотыльков на булавку. — О твоих приемах. Томных взглядах, нежных прикосновениях. На мне они не работают. — Правда? Ты что, импотент? — вновь ломая привычные шаблоны поведения, искренне хихикает он. Предполагал, начнет оправдываться, а не отшучиваться. — Ага. Самый настоящий. Внезапно, мы оба начинаем смеяться, и моя хватка на его тонком запястье ослабевает автоматически. — Не думал, что альфа-самцы поддерживают подобные шутки. — Так я альфа в твоих глазах? — поддерживая игру, шутливым тоном бросаю я. И тут же меняю его на официально — деловой: — Довольно разговоров. Деньги ты получишь завтра. Только прошу, записывай все расходы. Зачем тебе такая сумма? Подушка безопасности? — Деньги на обучение. Я планирую нанять репетитора по испанскому языку. Надоело вращаться в этих кругах и позволять им говорить на испанском за моей спиной. Я теряю много информации таким образом. А это самое важное в моей работе. Я немного знаю испанский, но хочу заниматься с преподавателем, который разработал особую методику изучения этого языка и гарантирует то, что понимать окружающих я буду уже через месяц. Здорово, правда? Я — достойное вложение, Эндрю? — его вопрос звучит как убеждение, которое он хочет манипуляциями впечатать в мой мозг. Тише, малыш, ты меня не переиграешь. Но идея хорошая. Почему-то мне не приходило в голову обучать всех своих сотрудниц этому языку, потому что как правило, в короткие сроки, изучить его невозможно. — Хорошее вложение. Сверху добавлю еще на изучение этикета и смену гардероба. Тебе нужно изменить стиль, — беспрекословно заявляю я, разглядывая его корсетный топ, что выглядит чересчур дерзко и сексуально. Моему брату не нужна эскортница, он влюбится лишь в королеву. — Тебе не нравится? — Нил проворачивается вокруг своей оси, в который раз за день демонстрируя мне точеную фигуру. Темные джинсы плотно сидят на его упругой заднице, и честно признаться, я залип на этот вид сзади на пару секунд. — Твоя одежда слишком вызывающая. На почту получишь pdf файл со сводом всех правил. Ознакомишься, подпишешь, отправишь назад. — Как много всего, ты чего такой дотошный. Могу идти? — поморщив вздернутый носик, возмущается Нил. — Да, тебя уже ждут внизу. Водитель будет помогать тебе с переездом и всем необходимым. парень просто кивает, задерживая на мне странный глубокий взгляд. Изучает меня, вновь прочитать стремиться. Бесполезно все, детка, во мне читать нечего. Моя душа пуста, как простирающаяся пустыня. Ты не найдешь в ней оазиса, я стер и иссушил собственными руками. — Так ты мне скажешь? — Нил замирает у двери, прежде чем открыть ее и уйти. — Из какой ты семьи? Миньярд — твоя настоящая фамилия? — чуть тише добавляет он, устремляя на меня внимательный взор. — К чему этот вопрос. — Да так, Эндрю. Сложил некоторые «дважды два», как и ты. К тому же, это фейковый город. Здесь все притворяются теми, кем они не являются. — Настоящая, — без доли сомнений отрезаю я. И кстати, не лгу. У меня действительно две реальных фамилии. — А у тебя, настоящая, Нил Джостен? Я ничего на тебя не нашел. Парень загадочно улыбается. Так, словно я должен «следовать за белым кроликом», чтобы отыскать реальный ответ на этот вопрос. — Моя жизнь была скучна до переезда в Нью-Йорк. Я родился в Англии. Мама отдала меня в приют, чтобы я не мешал ей строить личную жизнь. Я был счастлив этому факту, потому что любовники избивали ее, — каждое слово, сказанное Нилом, звучит так искренне, что у меня нет никаких сомнений в том, что все это является правдой. Он не лжет. — В приюте я впервые играл в шахматы. — Судя по всему, тебя плохо учили. — Да. Должно быть, — с горечью бросает парень, и покидает мой кабинет, закрыв за собой дверь с нежностью кошки. В зеркальных стенах небоскребов отражается розовый закат, и я неспеша направляюсь к окну, чтобы полюбоваться своим любимым временем суток. Это всегда красиво, а я эстет до мозга костей, как и все Мориямы. Это у нас в чертовой голубой крови. Внезапно, мой взор падает на шахматную доску, и я автоматически считываю расстановку фигур. Черт, откуда здесь взялся шах и мат с его стороны? Усмехаюсь, расплываясь в улыбке от уха до уха. Черт, я и не заметил того, что, забрав его «королеву», я поставил себя в невыгодное положение. — Шах и мат, мистер Морияма, — едва ли не с благовейным трепетом в груди выдыхаю я. Черт возьми, не думал, что скажу это, но он… Потрясающий омега.