Такие правила

— Изолируйте нас. Даже сквозь маску Ин Хо почувствовал ответный недоумевающий взгляд черного квадрата. — Он нарушил правила. За этим следует наказание, — продолжил, развернувшись. Его холодный взгляд проникал в душу, подчиняя и подавляя, и все, что осталось главному квадрату — послушно наклонить голову как хороший песик. Удовлетворительно кивнув, Ведущий вышел из комнаты управления. Оперативно к нему подоспел треугольник, приставив дуло автомата к голове. Ин Хо усмехнулся, затылком почувствовав его дрожь, расслабленно размял плечи и шею, и тут же напрягся, надевая маску 001. Игра продолжается.       

***

Не передать всю ту радость и облегчение, которые почувствовал Сон Ки Хун, увидев живого О Ён-Иля. Они встретились взглядами, и Ки Хун понял, что на этом бой их не закончен. Ён-Иль не выглядел побежденным, он лишь сложил оружие, потому что сейчас так надо, но он все еще готов идти до конца. И даже страх смерти его не остановит. Сон улыбнулся ему уголками губ, показывая, что они до сих пор в одной лодке, и снова уткнулся лицом в пол — его треугольник явно недовольствовал. — Игрок 456, игрок 001, вы нарушили правила игры. Вы будете наказаны. — Холодный искаженный голос пробирал до костей. Ки Хун зажмурился, ожидая услышать очередь выстрелов, но вместо нее прозвучал стальной приказ: — Встать. Недоумевая, 456 поднялся и переглянулся с 001; тот только растерянно пожал плечами, держа руки за головой и нервно топчась на месте. Треугольники повели их по длинным цветным лабиринтам, набитым кучей бесполезных дверей в никуда. Стены, полы и потолки были украшены хаотичными каплями крови, которые при должной фантазии можно соединить в рисунки. Прямо как в детской игре, которой едва ли не каждый школьник убивал время на скучных занятиях. Ин Хо отстраненно рассматривал их, мысленно проводя линии — вот это пятно, оставшееся после убийства нескольких треугольников, можно было сложить в зонтик, тот самый, который выбрал Ки Хун, а следующее скопление брызг походило на цветок, скорее лилию, стебель которой ярко выделялся толстой кровавой линией, заканчивающейся под головой игрока 256. Интересно, как себя ощущается Ки Хун? Ин хо всматривался в его спину и затылок, пытаясь прочитать его мысли, — напряженные плечи, сгорбленная спина, едва видимая дрожь;.адреналин уже ушел из его организма, оставляя за собой страшное осознание: он устроил настоящую бойню. убил десятки людей. подверг опасности всех, кого пытался защитить. «Считает ли он себя победившим?», — вот что крутилось в голове Хвана, пока он всматривался в бирюзовую робу 456. Он искренне поражался упертостью Ки Хуна, его маниакальной одержимостью. И что больше всего привлекало — его противоречия. Он считал, что все люди равны, так? Что должны помогать друг-другу. Что должны иметь выбор. А что предоставляет игра?

Выбор. Равенство. Шанс.

Все остальное уже на совести самих игроков. Но Ки Хун все равно перекладывал ответственность за решения на других. Игрок добровольно пожелал остаться, осознавая все риски? Значит, это его выбор. Он сам так решил. Он готов поставить свою и чужую жизнь на кон ради приза. Ведь что такое приз по существу? Это всего лишь стимулирующая приманка. Убери его и ничего не изменится. Только дай волю проявить им свой животный низменный инстинкт и им сразу же станет плевать на деньги. “Вы манипулируете загнанными в ловушку людьми!", — тут же мысленно прозвучало обвинение. Конечно, виноваты не люди, а те, кто предоставил им выбор. За поступки сына виновата мать, потому что она его родила. В проигрыше в лотерею виноват ее создатель, потому что не заложил приз во все билеты. Обвинять других всегда намного проще. И как же сильно Хвану хотелось сломать его, увидеть тот самый взгляд. Взгляд осознания. Мир не такой, каким мы хотим его видеть. И никогда не будет таким.        Чем дальше они шли, тем невзрачнее становилось вокруг; стены утратили свой многоцветный лоск, открывая то, что было под ним: голый бетон. С каждой ступенькой становилось холоднее, и Ки Хун не мог перестать ежиться от пронизывающей сырости. Слабость накатывала на него волнами, но он понимал, что нужно держаться, если не ради себя, то ради О Ён-Иля, ради тех, кто остался наверху. До последнего он должен бороться против этой прогнившей системы. Он желал лично увидеть глаза того подонка, который руководил этим всем. Показать ему, сколько боли тот причинил, сколько жизней сломал и разрушил. Сделать больно. Адски больно. Отомстить за каждого убитого, отмыть мучениями каждую призовую копейку. И может быть тогда огонь неконтролируемой ненависти внутри утихнет. Может быть… Кулаки Ки Хуна неосознанно сжались, зубы угрожающе скрипнули. Если бы человеческие глаза могли испускать огонь, то в эту секунду они испепелили бы все вокруг, не оставив от этого проклятого места и следа. — Вперед. Острое дуло автомата впилось между лопатками. Сон Ки Хун замер перед узким проходом, щурясь в бессмысленной попытке увидеть хоть что-то впереди. Но оттуда веяло только холодом, сыростью и отчаянием. Тело отказывалось делать туда шаг. Сзади послышался щелчок предохранителя. — Ки Хун… — напряженный голос Ён-Иля разбился эхом о неровные стены. 456 осторожно обернулся. — Иди. Треугольник грубо прижал пистолет к его виску, положив палец на спусковой курок. Тяжело сглотнув, Сон сделал шаг вперед. От движения с противным треском замигали лампы, больно ударив по глазам, и дверь с грохотом закрылась. Они ничего не успели сделать, только обернулись, на последок взглянув в безразличные маски. Они оказались в ловушке…