Игра продолжается

КиХун резко сжал курок, перед этим отвернусь и прижмурив глаза, он не хотел увидеть этого.          Но после этого выстрела не произошло, он еще несколько раз повторил нажатие, и наконец смог открыть глаза и посмотреть что не так. Ничего не препятствовало выстрелу, он посмотрел в магазин, но пуль там не оказалось.        Теперь его взгляд остановился на лице Ведущего, и что-то внутри сдвинулось.   Глаза того были мокрыми, блестящими, полными какого-то щенячьего, отчаянного добродушия. В них видна нежданная забота и честность. Ни лжи, ни хитрости. Только открытая потребность быть понятым и услышанным. Эти глаза просто смотрели с просьбой о понимании, словно в нём, в этом холодном, жестоком человеке, уже увидели кого-то лучше, чем он сам себя считал.  Уголки его губ чуть приподнялись в ухмылке, словно ему хотелось смягчить эту ситуацию.           Ки Хун был уверен, он знал, он специально подложил рабочему оружие без пуль. Но зачем тогда раскрывать себя , если ему ничего не представляло опасность. Он посмотрел на него не как на ведущего, а как на врага, который проявил доброту. Он не мог поверить своим глазам. Его враг, тот, кто когда-то сломал его, лишил гордости, оставил душу в руинах, сейчас сидит перед ним и ухмыляется. Не насмешливо, не жестоко, а добродушно. Почти по-дружески.         Злость захлестнула его мгновенно, как волна. Горячая, жгучая, не осознанная.  Самое раздражающее — гнев был настолько сильный только, потому что сам этот человек вызывал кучу других эмоций. Этот гнев могут вызывать только близкие люди, только те, кто подобрались к самому сердцу.  "Как ты смеешь?" — хотелось крикнуть, но он сдерживал себя, потому что слова не могли выразить того, что творилось внутри. Что он хочет этим показать? Что теперь, после всего, он настолько великодушен, что способен проявить милосердие?   Гнев кипел в груди, заставляя сердце биться слишком быстро, приливая к щекам, делая их красными. Его враг всё ещё смотрел с этим странным мягким выражением лица, будто и вправду сожалел.     Кулаки сжались, ногти впились в ладони. Он накинулся на Ин Хо, но тот не отреагировал. Он смирно сидел и терпел удары.        -Ки Хун, мой пистолет заряжен — он сказал это с таким спокойствием, будто уже умирал, он был готов лишиться жизни, чтобы Ки Хун успокоился. Его жертвенность заставила остановить удары. И эта жертвенность будто разрушила стену внутри. Вместо огромного гнева пришли странные чувства: мягкая, тихая жалость, что-то, похожее на тепло, хотя после этого горячей злости ощущались чем то прохладным. Ки Хун отошел. Он почувствовал, как его собственный взгляд становится мягче, как прежние обвинения и презрение теряют смысл.          -Ты отвезешь меня  домой вместе со всеми игроками. Завтра. — Он снова взглянул на комнату, и теперь персиковые стены и белая милая мебель отзывались в его сердце по другому.        Возможно, когда нибудь он сможет понять и простить этого безымянного мужчину.       Ки хун вышел из комнаты и уже сам направился в свою комнату.