Poison Apple

For her the safest place is here

Between the porno and the comfort of her deepest fears

— IAMX (Screams)

tw: 16+. Подробные описания сексуальных сцен. Ты уснул, придавив моё узкое тело к земле, заменив собой гравитацию. Комната пахнет дымом, мхом и влагой ресниц. Мягкие волосы стекают по животу, русая голова поднимается каждый раз, стоит мне вдохнуть полной грудью. Рики тяжёлый, как якорь. Умытая предрассветным азотом палуба грозит расколоться надвое под натиском волн. Течение усиливается, почуяв хрупкость сырого фрегата. Ещё чуть-чуть, и меня унесёт в открытое море. Стальной цепью ложишься на бёдра, удерживая на месте, спасая от дерзости смятой простыни-океана. Правильно ли это, вот так полагаться на того, кого будешь жалеть впоследствии? Ты целовал меня, плача, а я даже не смог разозлиться. Это тело – предатель. Исцарапанный, покрытый потом и грязью сосуд. Неужели не понимаешь, прикосновения только испачкают твою невинную кожу? Содрогаясь под натиском налитых кровью губ, я считал созвездия, которые выжигал на мне ты. Пока не свалился в объятия дрёмы, отчаявшись получить ответ. Комнату заполняет слабое утреннее солнце. Вместо привычного шума радио – твоё щекочущее дыхание. Чонвон так и не вернулся. Становится жарко, и я глажу тебя по голове, чтобы унять волнение, клубящееся внутри. Ничего не случилось. Ты вгрызался в меня клыками, мстил расчётливыми укусами, рисовал языком на чувствительной шее. Под ключицами саднит, но боль словно символ перерождения. Наконец-то. Кто-то трогал меня так отчаянно в попытке содрать кожу, добравшись до гнилого скелета души. Ники, ради тебя я готов раскрыть рёбра, впуская в п у с к а я Ты просыпаешься: — Хён? — первое, что слетает языка. Голос хриплый и робкий, ласково греет где-то над кромкой трусов. Кроме них, на мне ничего нет. Сонм мурашек. Стыд вскипает в опустевшей голове-кастрюле, готовясь выплеснуться наружу. Доброе утро. Слезай с меня уже. Как спалось? Вместо этого я говорю: — Полюбуйся на своё творчество, — медленно поднимаешься на локтях, поворачиваешься, уставившись сквозь отросшую чёлку: — Прости, — ни капли раскаяния. На животе линии пресса, оформившегося на регулярных тренировках. Проступают созревшие мышцы. Кто из нас любуется? Щуришься, привыкая к свету и озвучиваешь мои нетрезвые мысли: — Ты прекрасен. Чертишь маршрут в геенну по обнажённой груди, заново осваивая карту ночного неба. Звёзды-засосы отдают синевой. Я застываю под твоими пальцами, соскользнувшими вниз, легко задевшими плоть. Боюсь пошевелиться, будто это разрушит наш песочный замок: — В чём смысл извиняться, придурок? Я просто не понимаю, правда, что на тебя нашло. Это новый вид наказания? Пытка? — резко сжимаешь мой член, выбивая из лёгких остатки кислорода. — Ты же ненавидишь меня, Рики. Раздражённо таранишь мой лоб своим. Глаза в глаза, тянешь инъекцией шёпота в вены: — Только мне позволено тебя ненавидеть, — хватаешь за руку, ведя к джинсам, которые так и не успел снять вчера. Моё тело – предатель. Шторм желания толкает в спину, и я покорно подаюсь вперёд в поиске трения. Отвратительно. Твой голос, твои губы. Вот, как они действуют на мою податливую материю. Клетка за клеткой – всё рвётся в к тебе, всё рвётся в клетку. С самого начала я был чудовищем. Монстрами рождаются или становятся? Риторический вопрос-мучение. Ким Сону заразен? — Ники, лучше уйди, я... — не хочу чтобы и ты стал чудовищем. Упираюсь в широкие плечи, но оттолкнуть не выходит. Мокрая ткань сползает к лодыжкам. Шершавая ладонь на моём члене. — Тебе нравится? — спрашиваешь на удивление нежно, без намёка на гнев, без тени насмешки. Поднимаешься до головки, сдавливая сильнее. Ответом служит стон. Обжигаешь ухо признанием: — Я тоже хочу, хён. Послушно расстёгиваю молнию джинсов. Спорить, когда т в о и пальцы размазывают по длине сочащееся возбуждение, невозможно. На боксёрах Ники влажное пятно. Так жарко, я ведь растаю. А ты хочешь. Ты и вправду хочешь. Своего ни на что не годного хёна. Отпускаешь на невыносимое мгновение. Вместе с последним предметом одежды на пол падает занавес. Неудачный спектакль Сону оборачивается провалом. Приглашаю в закулисье мыслей, где хороводы грехов сменяются мольбой об искуплении. Соединяешь нашу пульсирующую плоть, и то, что твой член чуть длиннее, идеальной формы, точной такой, как я себе представлял, обостряет чувства на максимум. — Мне нравится, — говорю, а ты смеёшься, смачивая кончики пальцев моей слюной, мешая продолжить. Зачем тогда спрашивал? Ловлю в кольцо своих губ, крепко обхватывая, затягиваясь долгожданной дозой. В черничном взгляде пламя, облизывающее изгибы тела. Нетерпеливо возвращаешь себе контроль, толкаясь глубже: длинные пальцы в моем горле, задыхаюсь, и бёдра мажут вверх. — Нравится, когда тебя трахают? — неожиданная обида проступает сквозь аритмичные вдохи. Рука возвращается к членам, прижимая нас друг к другу, создавая фрикции. Пытаюсь зачерпнуть так много, как только могу, перед тем, как ты вновь заберёшь у меня воздух. — Нравится твой член, — знаю, что именно ты хочешь услышать. Дешёвое порно на затёртой до дыр пластинке, любимый трек, игравший тысячи раз, когда в меня вбивались, как в робота, безжизненный пластилин, осколок личности. Наказание, ставшее наслаждением. Ты дрожишь всем телом и ускоряешься. — Что ещё? — рычишь. Мой дикий Рики. Слетевший с катушек. Лис в ответе за того, кого приручил. — Нравятся твои губы, — кусаешь в плечо, напоминая о том, как вчера запечатлел ядовитую ревность на каждой строчке пустого сердца. По старой ране без колебаний полоснули ножом: лезвие твоей жажды стало острее, заточено тихими словами хёна. Не пластилин. Притягиваю за поясницу, обвивая сильный корпус трясущимися ногами, дёргаю за волосы, вынуждая взглянуть в лицо соблазну. Пряди липнут к вискам. Ты пьёшь меня, как амброзию, расширившимися зрачками. Даже их не хватит, чтобы вместить бушующее в нас возбуждение. — Нравятся твои длинные пальцы, — улыбаясь, накрываю твою руку своей, помогая сохранить темп. — Хочу ощутить их в себе. Последняя капля. Тебя накрывает цунами. Девять баллов из девяти. Буря в стакане воды спермы. Что-то скользкое у моего входа. Понятия не имеешь что делать, это ясно как день, но заводит ещё сильнее моё журчащее аккордами механическое пианино. Смелее. Сжимаю наши члены у основания, а ты проникаешь внутрь и почти сразу натыкаешься на это место. От Нишимуры Рики ничего не утаить. Поглаживаю головку, поощряя. Пронзаешь насквозь, а свободной ладонью ложишься на тонкую шею. Из недр вырывается крик. Чёрные круги на периферии сознания разрастаются, обращаясь в космические просторы. В центре Ники – Вселенная. Ты вдыхаешь её в меня, заслоняя собой едва проснувшееся солнце. Гипоксией удовольствие множится в геометрической прогрессии. Не могу дышать. Рефлекторно продолжаю двигать немеющим запястьем. Потому что с тобой я не пластилин. Потому что хочу увидеть, как ты кончаешь. Брызги спермы на моём животе. — Я дрочил на тебя, — слышу через загустевший кокон, спеленавший наши тела. Звуки замедлились. Ты во мне. Так глубоко, что в самом деле видны звёзды, распускающиеся на потолке. Пульс стучит в унисон. Ненависть придёт после, сейчас — это самое правильное, что случалось со мной когда-либо. Неожиданное признание доводит до срыва. Ники дрочил на меня. В приюте, пока никто не видел. Наверное, прячась в туалете на втором этаже. Или здесь, в нашем мрачном убежище. Замирая от страха, услышав шаги на лестнице. Зарываясь ноздрями в украденное у хёна бельё. Я и вправду чудовище. Бьюсь в конвульсиях, покидая мир на несколько жалких секунд — ты сдавил слишком сильно. От грозы до грёзы всего одна буква. От меня до тебя — десять тысяч шагов по раскалённым углям Нагои. Возвращаюсь, зная, что фантазия исполнена: липкая жидкость нектаром стекает по бёдрам. Солёные капли даже на подбородке. Плавясь, закрываюсь тобой от мира. Сколько ещё на моём счету невинных судеб? По всему телу ожоги — от твоих поцелуев.