неучтенная переменная

      Всё стремительно летит к чертям — наверное, этого стоило ожидать, ведь речь идёт о Флэше, его проклятье и его творении, о том, кого он ненавидит также яростно, как ненавидит Централ-Сити, как ненавидит двадцать первый отсталый век, как ненавидит имя Харрисона Уэллса, звучащее от каждого, как ненавидит это чужое лицо, намертво прилепленное поверх родного, как ненавидит инвалидное кресло, в котором приходится сидеть большую часть времени, как ненавидит маску парализованного на ноги, вынужденный застыть в одной позе, когда тело жаждет движения, жаждет скорости и бега до свиста в ушах.       Но вот загвоздка — всё катится в пропасть вовсе не из-за Флэша, нет, здесь план работает как атомные часы, отсчитывая минуты до победы и возвращения в будущее, и игра в героя даже забавна, по-своему увлекательна, и полные восторга глаза Барри, смотрящие прямо на него, светятся ярче Солнца, обжигая.       Барри Аллен — причина, почему всё неправильно, неучтённая переменная, оказавшаяся решающей, неожиданно великой и завораживающей, и Эобард наблюдает за ним, наконец-то вблизи, а не с камер, и слепнет в тёплом сиянии почти детской наивности и веры в справедливость. Такой непосредственный, такой простой, такой добрый, такой жертвенный, такой голодный до внимания, такой израненный и прячущий шрамы за улыбками, такой человечный — Эобард смотрит в его затуманенные обожанием с нотками зарождающейся влюблённости глаза, ловит смущённые улыбки, касается обманчиво хрупких запястий, считает родинки на коже и знает, что станет с Барри Алленом, когда правда вскроется, вспарывая и опустошая вены. Барри Аллен сломается, разлетится осколками, которые никогда никто не соберёт, молчаливо истечёт вишнёвой густой кровью, не позволяя ни капле запачкать других, а затем умрёт — и останется лишь Флэш, одетый в костюм из собственной застывшей крови, который умчится во всполохах золотистых молний спасать людей, уже не надеясь, что кто-то спасёт его самого.       Флэш будет бежать, и бежать, и бежать, пытаясь оставить убитого предательством Барри Аллена позади, но так и не сумеет.       Почему-то в груди болезненно стягиваются мышцы, иссыхая, сжимая в неумолимых тисках лёгкие и сердце, не давая сделать вдох — Эобард мечтает раздавить Флэша, перешагнуть через его труп и вернуться в свой век, но так отчаянно не хочет ранить Барри Аллена, вечно проигрывающего в шахматы, опаздывающего, таскающего одежду с логотипом «Стар Лабс» домой, забегающего просто поболтать, готовящего сэндвичи в кухне, когда они засиживаются за работой, приносящего ему любимый чай, чутко ловящего каждое его слово, смотрящего неотрывно, благоговейно, верящего ему и в него безоговорочно, принимая любые оправдания, принимая всё, что он даёт.       Господи, и почему Флэшем должен быть именно он?       Барри — открытая книга, простейшая азбука, и Эобард читает его без усилий, посмеиваясь над убеждением, будто объектом розовых мечт по-прежнему является Айрис Уэст, какая глупость, обычная подростковая привязанность, не способная перерасти в нечто серьёзное, глубокое и вечное, в отличие от неотвратимо набирающей любви к нему, прорастающей незаметно для самого Барри, но так очевидно для других. Видимо, поэтому Джо бросает напряжённые взгляды, поджимает губы и старается почаще захаживать в лабораторию, игнорируя абсолютную бессмысленность своего присутствия — неудивительно, разница в возрасте, статусе, финансовом положении, опыте и отношения кумир-фанат не располагают ни к чему хорошему и здоровому, а ведь это лишь часть истины, самая малая часть, впору рассмеяться и вонзить руку в чужую грудь, избавляя себя от проблем и раздражающего внимания.       Но это причинит Барри ужасную боль, и Эобард не трогает Джо.       До чего он дошёл — пока он не увидел Барри лично, пока не встретился с ним взглядами, он и предположить не мог, что однажды будет всерьёз переживать о душевном состоянии Флэша, оберегать его потому что хочется, а не ради силы скорости, вести личные беседы и наслаждаться его обществом. Но ведь это и есть проблема — плевать ему на Флэша, его заботит Барри, чуть хвастливый, неловкий, чуткий, верный, обречённый на страдания, невыносимую боль, непосильную ношу, которую Эобард своими руками положил на его плечи.       Всем было бы легче, окажись проклятым Флэшем кто-то другой — но Барри Аллен является героем по натуре, самопожертвование вписано в его ДНК, не вычеркнуть, и потому кошмарную участь он тоже принял на себя.       Эобарду, пожалуй, впервые за всю жизнь — действительно жаль.

***

       Ничем хорошим эта затея не кончится, он вообще не знает, зачем включает экран и приказывает Гидеон вывести изображение с камеры в комнате Барри — середина ночи, день был тяжёлым и не обошолся без травм, Барри должен мирно спать и восстанавливаться, и смотреть на неподвижно развалившееся на смятом одеяле тело бессмысленно, но Гидеон активирует трансляцию, а он садится в коляску, закидывая ногу на ногу, и замирает.       Потому что Барри не спит, как положено ответственному человеку, которому вставать на работу через пять часов, как положено разумному человеку, получившему приличные гематомы на спине и сотрясение лёгкой степени ещё пару часов назад. Барри нервно кусает губу, прислонившись к изголовью кровати, его ноги согнуты в коленях и широко расставлены, и на нём совсем нет одежды — Эобард может пересчитать все родинки, уже зная расположение каждой, и горло перехватывает, а пульс сбивается с нормы. Нужно немедленно велеть Гидеон выключить, нужно встать и уйти домой, нужно забыть об этом, но голос не слушается, а ноги будто правда отнялись — изображение чёткое, почти живое, и Барри жмурится, бросив быстрый взгляд на экран открытого ноутбука, лаская себя неуверенно, стыдливо, и яркий румянец расползается с щёк на шею.       Это зрелище не для него, он не имеет права смотреть, но отвести взгляд не получается, Эобард тяжело сглатывает и ловит частые выдохи, срывающиеся с искусанных, влажных от слюны губ, и чувствует, как внизу живота скручивается неуместное возбуждение — он пытается напомнить себе, что перед ним Флэш, ненавистный герой, которого он мечтает убить, но это ведь сейчас Барри, просто Барри, с молочной кожей, мягкими волосами, длинными ногами, невинный и невиноватый, пахнущий солнцем, апельсинами и свободой, и кончики пальцев щёлкает электрическими разрядами.       Как бы он хотел оказаться там, в немного неаккуратной комнате, заставленной книгами, и дотронуться до Барри, поймать растерянный взгляд, впитать пряное смущение и нависнуть сверху, заслоняя от всего мира — словно Барри принадлежит ему, словно такого Барри дозволено видеть только ему. Хотя на самом деле всё наоброт, и злость коротко вспыхивает, мгновенно придушенная сдавленным стоном — и зачем надо было устанавливать динамики?       Барри изящно выгибается, водит кулаком по члену, второй рукой играя с сосками, и смотрит на экран, где, наверное, проигрывается какое-то порно с белым парнем и тёмнокожей девчонкой — Айрис Уэст предначертано стать женой Барри Аллена также, как ему предназначено стать главным врагом Флэша, отвратительная неизбежность времени, в которую недопустимо вмешиваться, но прямо сейчас Эобард хочет рвануть в «Джиттерс» и остановить средце Айрис, пока ещё влюблённой в Эдди Тоуна.       Но нельзя, нельзя, нельзя, он твердит себе мантрой, почти шепчет, ощущая, как брюки неприятно давят на пах, и разводит ноги в стороны, шумно выдыхая сквозь зубы и не трогая себя — не хватало ещё мастурбировать, глядя на Флэша, подобное не повторится, он не опустится до этого, твёрдо решив оставить период глупой привязанности в юности. Но, чёрт возьми, Барри Аллен совсем не похож на Флэша, Барри Аллен не сделал ему ровным счётом ничего, лишь смотрел с первой встречи на презентации ускорителя восторженным оленьим взглядом, накрывающим тёплой приливной волной, и Эобард тонет, погрузившись слишком глубоко — и не желая выходить на сухой холодный берег, где нет никого, кроме него.       А Гидеон увеличивает картинку, умная не к месту, и кажется, будто они в одной комнате, будто это представление устроено специально для него, ради него, и ноги слабо вибрируют, откликаясь, готовясь перенести его за долю секунды на другой конец города, в небольшой дом Уэстов, в комнату на втором этаже, к Барри — к мальчишке, опасному в своей невинности, в своей доброте и жертвенности.       Будь проклят тот день, когда он выбрал личность Харрисона Уэллса для прикрытия.       Барри хорош, восхитителен, всегда был, и месяцы ожидания пробуждения были мучительными, с одной стороны — соблазн убить, вонзить руку в грудь и закончить всё, с другой — бережные касания к беззащитно-умиротворённому лицу, к опутанным проводами предплечьям, к мерно вздымающейся груди, подтверждающей, что Флэш жив, что всё идёт по плану. Но план идёт к чёрту, потому что Флэшем оказался Барри Аллен, потому что Барри Аллена невозможно ненавидеть, невозможно желать причинить боль, невозможно смотреть на его слёзы и искажённое несчастьем лицо, потому что Барри Аллен — сияющее солнце, миллион звёзд, горячий чай после уличного мороза, домашний глинтвейн на Рождество, наградная статуэтка на полке после тяжёлой работы, тёплая ванна после отвратительного дня, заполненная внимательными студентами аудитория, переполненное спидфорсом тело.       Эобард хочет его себе, только для себя, но не имеет права получить, что за ирония, приходить в этот век было ошибкой, всё было ошибкой — и потому ему пришлось своими руками создать Флэша, и потому ему никогда не быть с Барри, замкнутый адский круг, где он получает желаемое, чтобы пожалеть об этом.       Ему не выбраться, им не выбраться, он знает, знает, но сила скорости возвращается, струится по мышцам, искрит шампанским, опьяняя, и его тянет вскочить и побежать, но он сидит в инвалидном кресле, жадно наблюдая, и расстёгивает ширинку, позволяя себе миг слабости, миг откровенности, лишь сегодня, лишь здесь — это ничего не изменит, ничто не изменит.       А затем Барри хрипло выстанывает протяжное «Харрисон» и мозг коротит сладким электричеством.       Так не должно быть, этого не было в плане, Барри влюблён в Айрис, Барри обязан жениться на Айрис, но почему, почему он думает об Эобарде в таком момент? Потому что Эобард допустил ошибку, потому что подпустил слишком близко, потому что отступил от роли наставника, став другом, и банальное фанатское восхищение трансофрмировалось в нечто серьёзное, глубокое, сильное, настоящее, и Эобарду больно — но мрачное ликование растягивает рот в торжествующей ухмылке, потому что наконец Флэш его заметил, наконец признал, наконец привязался, наконец нашёл ему место в своём сердце.       Пальцы сухо скользят по стволу, но ему плевать, он почти не ощущает тела, лишь ослепительное удовольствие, пожирающее разум — Гидеон без подсказок выводит крошечное окошко с экрана чужого ноутбука, и там нет девушки, там темноволосый мужчина с голубыми глазами, спрятанными очками, вальяжно развалился на кожаном кресле и натягивает молодного парня ртом на свой член, не отводя от него насмешливого взгляда. И невероятно легко представить, что это они, что Эобард сидит в коляске, а Барри стоит на коленях и отсасывает, немного неумело, но старательно, искренне наслаждаясь происходящим, остро нуждаясь в прикосновениях, но не смея прикасаться к себе без разрешения.       Если бы Эобард был верующим, то был уверен, что попадёт в ад после смерти.       Но он не верит ни в кого, кроме себя и Флэша, кроме Барри Аллена, мечтающего спасти весь мир, и сомнения плавятся под натиском жаркого возбуждения, слабые перед восхитительностью смущённого собственными чувствами Барри, в тайне предствляющего их секс — о, Эобард не оставит это без внимания, но не для того, чтобы ранить, и в следующую встречу в лаборатории непременно позаботится о том, чтобы Барри оказался на коленях, своих или его.       Но сейчас он забывает о Флэше, плане и будущем, упиваясь пониманием, что Барри влюблён в него.