Любовь и мечты Драко Малфоя

      Если честно, первый раз они оказались в постели случайно.       Проводили время в одной компании. На спор пошли вместе танцевать. На спор, потому что до этого упорно игнорировали друг друга. Ну не могут Драко Малфой и Гермиона Грейнджер ни дружить, ни танцевать вместе, ни даже разговаривать друг с другом. Каким-то непонятным Гермионе образом Драко после войны подружился с Гарри Поттером, и Грейнджер и Малфою приходилось встречаться. Встречаться, но не общаться. Оба считали, что достаточно того, что они не нападают друг на друга, не грубят друг другу и не пытаются друг друга проклясть.       Во время танца под подзуживание пьяных друзей обнимали друг друга достаточно плотно. На самом деле, чтобы не упасть, а то выпили уже изрядно. Но кому из орущих товарищей это было интересно?       Когда музыка смолкла, Малфой потянулся к ее уху и проговорил удивленно:       — А ты знаешь, Грейнджер, противно не было! Совсем!       Она дернула плечом.       Потом еще пили.       Потом играли в «бутылочку», раскручивая вместо стекляшки волшебную палочку. Палочка в таких играх, как омела, — улизнуть и не поцеловаться невозможно. Разница лишь в том, что за поцелуй засчитывается и легкое касание губами. Омела такое поцелуем не считает.       И, разумеется, палочка Малфоя нацелилась на Грейнджер.       Или это палочка Гермионы нацелилась на Драко?       И, разумеется, это вызвало ажиотаж. Все начали шуметь, выволокли Драко и Гермиону в середину комнаты, улюлюкали, кричали «kiss! kiss!», хлопали. А потом начали счет.       Он пах чем-то пряным и, неожиданно для мужчины, сладким. На вкус был, как хороший виски. Только вкуснее, чем из стакана.       Она пахла смолянистым, по-восточному тяжелым, кружащим голову. На вкус была... пьянящей. Хотелось упиваться ею.       Как ушли наверх, оба помнили смутно. Гермиона затащила его в какую-то из свободных комнат, которых в доме на пл.Гриммо немало. Продолжая целоваться, раздевали друг друга. Не отрываясь от ее губ, он увлек ее на софу.       Шли яростно, активно, то резко двигаясь навстречу друг другу, то догоняя друг друга. Не разговаривали. После первого стона она нащупала ближайшую волшебную палочку (оказалась его) и наложила на комнату заглушающие чары. Поэтому их стоны слышали только портреты на стенах, и то только в первые мгновения. Хорошо воспитанные при жизни, изображенные на них люди стыдливо разошлись по другим картинам большого старинного дома.       Потом уже не было стонов, только сбивающееся и все убыстряющееся дыхание и громкий одновременный выдох.       Он долго лежал на ней, прижавшись губами к ее шее.       А она не сталкивала его и лишь поглаживала его ягодицы и спину.       Кожа у него оказалась нежная, гладкая.       — Мы пьяны, Малфой! — сказала она, успокоившись. Её рука всё пыталась проникнуть сзади меж его ног к его мошонке, и он немного подтянулся вверх по ней и раздвинул ноги.       — Слишком пьяны, Грейнджер, — согласился он, протягивая руку к ее ягодицам, — как думаешь, нам нужно отрезвляющее зелье?       — Думаю, нам нужно еще виски, а то, начав трезветь, мы проклянем друг друга.       Он встал, высунул руку с волшебной палочкой за двери, прошептал «акцио, виски», поймал бутылку... Потом на всякий случай убрал обе палочки подальше. Кто её знает, эту Грейнджер, вдруг, правда, решит проклясть?       Пили прямо из бутылки, отбирая ее друг у друга. Расплескали виски ей на грудь. Он, хмыкая, слизывал с нее резко пахнущий напиток цвета ее глаз.       Потом она сказала, что хочет спать, и перевернулась на живот. А он подсунул руки под нее, подтянул к себе ее таз и снова вошел в нее, уже сзади.       И снова они стонали, уже громче. Она металась под ним. А он, кончив, целовал и целовал ее ягодицы и ее лоно, открытое и пахнущее уже не виски, а чем-то немного пряным с белковыми от его спермы нотками.       Потом легли в обнимку, она потребовала еще. Он был уже слаб, но как-то смог войти в нее...       Так они и уснули, с переплетенными руками, ногами, телами, натянув на себя лежащий на софе старый плед.       Проснулась она одна.       Откровенно порадовалась этому.       Огляделась. Поняла, в какой именно она комнате. Улыбнулась. Гостиная в покоях покойной миссис Блэк. Где-то тут должна быть спальня и ванная при ней. Ушла мыться.       Выйдя в полотенце с вышитым золотом гербом Блэков, с удивлением увидела Малфоя. Умытого, побритого, в безупречной белой сорочке и безупречных черных брюках. Он накрывал на стол в гостиной. Кофейник, фрукты, белый хлеб, масло, сыр, порезанное мясо, джем. И флакончик. Антипохмельное зелье.       Усмехнулся:       — Доброе утро, Грейнджер!       — Я тебя ненавижу, Малфой!       — Взаимно, дорогая, взаимно... Выпей вот, и будем завтракать!       — Не хочу, дай лучше виски! Чтоб напиться до беспамятства и забыть эту ночь!       — Может, лучше обливиэйт?       — Дурак!       Но к столу села, зелье выпила. Поела с удовольствием.       Потом наконец сбросила с себя полотенце, встала на пороге спальни с роскошной просторной кроватью и спросила:       — Мне одеваться? Или ты разденешься?       И снова неистово, с какой-то затаенной злостью и явной грубостью целовались, и снова имели, имели, имели друг друга, словно мстили друг другу за что-то.       И снова спали, переплетенные друг с другом. Уже на подушках, под огромным пушистым одеялом.       Проснувшись на этот раз одновременно, молча и не глядя друг на друга, оделись и разошлись, игнорируя насмешки Гарри, который вышел их проводить.       Не виделись почти месяц.       На четвертую пятницу вечером он ждал ее возле ее кабинета в Министерстве магии.       — Может, виски, Грейнджер?       Она посмотрела на него удивленно. Помолчала. Пожала плечами. Скривила губы.       — Может, попробуем по трезвой, Малфой?       — Думаешь, получится?       — Представления не имею.       — А что будет, если не получится?       — Думаю, тебя тогда отправят на кладбище, а меня в Азкабан!       — Мне-то на кладбище будет уже все безразлично, так что пускай, но в Азкабане неуютно, не рекомендую! Честно, я там был, мне не понравилось. И дементоры, уж извини, целуются хуже, чем я!       — Ты бы еще громче прокричал о том, как ты целуешься, а то тебя не все Министерство слышало!       Посмотрел на нее с большим любопытством.       — Грейнджер, не нарывайся, я же могу и в атриуме на виду у всех начать тебя целовать!       — Не верю! Но ты ставишь меня перед непростым выбором, Малфой, — или целоваться в атриуме, или воспользоваться камином в приемной на этом же этаже и сразу оказаться у меня!       — У тебя! Я сделал твой выбор за тебя!       И снова яростно целовались, прямо у нее в прихожей, и снова, не отрываясь друг от друга, спешно раздевались. Снова еле успели дойти до спальни. И снова боролись в постели — кто кого, кто сверху, кто жестче, кто главный...       Потом он зацеловывал ее всю, гладил ее пальцами, рассматривал, припадал к ее самому теплому, манящему месту.       И снова вошел в нее, и шел уже аккуратно, нежно, улыбаясь, мягко и приятно устроившись меж ее разведенных колен.       А она лишь вздыхала и легко гладила его плечи.       — Без виски лучше... — прошептал он, когда в ней успокоилось трепетанье, а он стал маленьким и мягким.       А она притянула его к себе и еле слышно сказала ему в ухо:       — Я все равно тебя ненавижу!       — Я знаю, Грейнджер, — ответил он.       Так продолжалось несколько недель или месяцев.       Встречались то у нее, то у него, то на пл.Гриммо.       Первое время почти не разговаривали.       Постепенно начали говорить. О ее работе. О его семейных бизнесах. После годовщины победы впервые заговорили о войне, Темном лорде, Гарри Поттере, о его, Драко, пожирательстве, об Азкабане, в котором он провел несколько месяцев.       Однажды он спросил, как она думает, как так получилось, что они вместе?       Она ответила, что во всем виноват алкоголь.       Он не спорил. Нависая над ней в постели, рассматривал ее лицо, гладил его пальцами. Едва касаясь, трогал губами ее губы, щеки, нос, глаза. Потом подтянулся, провел напряженным, таким твердым и таким шелковистым членом от ее груди к низу ее живота и уже не в первый раз за сегодня соединился с ней. Она подалась к нему, прижала его всего к себе, и в такт его движениям шептала:       — Ненавижу, ненавижу, ненавижу...       И он ей ответил:       — Я тоже тебя люблю, Грейнджер... Знала бы ты, как я тебя люблю!       — Я знаю, Драко, я знаю...       — Ну и хорошо!       И дальше они уже не говорили.       И снова обитатели портретов в покоях миссис Блэк на пл.Гриммо, куда они сбежали с дружеских посиделок из большой гостиной дома Гарри, разошлись по картинам в других комнатах, чтобы тактично не слушать ритмичные вздохи мужчины и женщины, которые делали то, к чему зовет их природа. Природа, которая заставляет забыть все, придуманное людьми и разделяющее их, чистокровного аристократа Малфоя и маглорожденную из среднего класса Грейнджер.