Любовь и мечты Драко Малфоя

      Он был был полностью сосредоточен на процессе и полностью контролировал ситуацию.       Отпустить себя было нельзя, чтобы ненароком не сделать ей больно. Кроме того, надо было найти верный наклон и верную глубину для того самого — захватывающего трепетом все тело — удовольствия. И он шел аккуратно, неспешно, прислушиваясь к ней, к малейшим ее движениям и вздохам. Он не видел ее лица, но ощущал ее тело и то, как чутко оно реагирует на него в ней. И это доставляло еще одну радость. Они знали друг друга, они были настроены друг на друга, они чувствовали друг друга, они понимали друг друга с полудвижения, и это ощущалось как что-то совершенно волшебное, гораздо более волшебное, чем вся их магия.       Анальный секс не был их постоянной практикой. Только по особому и особо взаимному настроению.       Это не было просто удовлетворение возникшего вожделения или «я тебя так люблю, что хочу соединиться с тобой», нет, это было гораздо больше.       Это было доверие. Абсолютное, полное доверие. Именно при анальном сексе он ощущал, что его женщина отдает себя ему.       И это была погоня за ощущениями.       Все их отношения были погоней за ощущениями.       Волнение от запретности связи. Страх, что о них узнают. Странные, неописуемые чувства от того, что каждый из них для другого — другой, другая. Ощущение слияния в моменты страсти. Ощущения от его нежной белой кожи и от ее упругой золотистой. Его запах, смешанный с запахом дорого парфюма, и ее фоновый запах, смешанный с запахом амбры от ее духов, перебиваемой совершенно особенным запахом ее вожделения. Чувство обладания ею у него и обладания им у нее. Ритм, движение, амплитуда, стоны, вздохи, вскрики, иногда, в потоке острых чувств, ругательства...       Она впитывала это, чтобы оно дольше было с ней, когда они расстанутся. Он впитывал это, чтобы не забыть, что такое бывает, когда ему придется уйти от нее.       А ему придется уйти. Рано или поздно они расстанутся.       Даже в новом мире, даже раскаявшийся и радикально изменивший свои взгляды Драко Малфой не может жениться на Гермионе Грейнджер.       Согласилась бы она выйти за него, если бы не стояло между ними то, что стоит, он предпочитал у нее не спрашивать. Боялся услышать «да» и всю жизнь помнить это «да», и еще больше боялся услышать «нет» и всю жизнь ощущать себя недостойным ее.       Они много экспериментировали в постели, как будто вместе со стоящими между ними границами и преградами потеряли стыд.       Не было такого, чтобы он что-то предложил, а она отказалась попробовать. Не было и такого, чтобы он не попытался сделать то, что захотела она.       Благодаря способности к мгновенному перемещению в пространстве и его деньгам (международные нелегальные порт-ключи стоят немало) они могли воплощать самые безумные фантазии.       Она танцевала перед ним обнаженная среди барханов Сахары, а он любовался тем, как она вся светится на солнце, и боялся, что она наступит на скорпиона или обожжет ноги о горячий песок. А она смеялась, направляла волшебную палочку себе под ноги и остужала раскаленные пески, чтобы кружиться и изгибаться под его взглядами, горячими отнюдь не от солнца.       Они совершили классический половой акт на берегу мифического озера Лох-Мэрроу, зная, что за ними наблюдают русалки.       Они отдавались друг другу в волнах легкого морского прибоя на каком-то диком тропическом побережье.       Они целовались на горных вершинах.       Они играли в снежки в Сибири, правда, недолго, потому что их британская одежда не была приспособлена для сибирских морозов. Не целовались, потому что целоваться там просто невозможно.       Они добрались до тихоокеанских островов, прародины древней стихийной магии, и пытались пройти ритуал посвящения. Не получилось, потому что они не были невинны, и тогда они переместились на необитаемый торчащий из воды риф и праздновали там потерю невинности, и смеялись, как безумные, когда отправили его «генофонд» в океан и когда он поднял волшебной палочкой язык воды, чтобы она могла совершить омовение и оставить часть своей женской жажды и силы в Мировом океане.       Они обнимались на ветру мыса Горн, и только магия позволила им устоять на месте.       Они сходили с ума и осознавали это.       Они любили, любили и любили друг друга.       Каждую встречу любили друг друга, как последний раз.       И между тем он каждый раз говорил, чем они могут заняться на следующем свидании. Даже если его не будет, ему было важно перебросить мостик в будущее. Словно этим он усиливает вероятность свершения этого будущего.       Об анальном контакте попросил ее он. Она, как обычно, согласилась. И, разумеется, с обычным для них условием: если кому-то что-то не понравится, они останавливаются.       Драко пообещал сам приготовить в своей домашней лаборатории смазку.       Правда, случилось это не сразу. Она боялась. Долго не могла расслабиться. Он не торопил ее. Ждал. А когда она решилась, долго и нежно ласкал ее. Целовал, щекотал ее там языком, довел ее почти до полного расслабления традиционным способом, и она раскрылась...       Ощущения были сильные, острые, необычные.       Драко был нетороплив, аккуратен.       Оргазм пришел неожиданно, резко.       Он вышел из нее и излился в салфетку. Сказал, что они же не обсудили, куда и как он будет кончать, потому он не решился остаться в ней в свой кульминационный момент.       Она была благодарна ему за чуткость.       Им обоим понравилось.

...

      — Расскажи, что ты ощущаешь при этом, Гермиона?       — Тебе нужен короткий ответ или длинный?       Он засмеялся.       — Сначала одним словом, потом со всеми подробностями!       — Я чувствую любовь.       Оставив в покое его член, с которым игралась, она перевернула Драко на живот и начала гладить кончиками пальцев его ягодицы, бедра, снова ягодицы.       — А если подробно... Сначала волнение. Очень сильное волнение, как если встанешь на перила на Астрономической башне, но при этом знаешь, что не упадешь, а полетишь. Ты летал когда-нибудь, Драко? Я нет. Я вообще-то боюсь летать.       — Летал. Черная трансгрессия — это, по сути, полет. Если бы не страх перед Темным лордом, это было бы здорово.       — Ну вот. А потом... Когда ты входишь, жар, мгновенный жар по всему телу. Потом волна жара уходит, остается тепло. Очень приятное. Такое тепло, когда оно не только на коже, но и внутри, во мне во всей. А когда ты начинаешь двигаться, сладость, совершенно особая сладость и головокружение. Я отдаюсь этому головокружению. Но это когда ты аккуратен. Иногда ты разгоняешься, и бывает больно. Боль — это страх, очень сильный страх. Но ты тогда сразу же замедляешься, и боль уходит. Ты чувствуешь, да, когда делаешь мне больно? А оргазм не такой, как при обычном сексе. Он нарастает нестерпимым нетерпением, он вроде уже есть, но все не приходит по полной, и хочется мотать головой и кричать от этого нетерпения. А когда ты заканчиваешь, становится очень мягко. Я словно уплываю. А потом, когда все из меня вытекает, немножко неприятно, брр. Хорошо, что ты сразу все убираешь заклинанием. А когда потом целуешь там, снова волнение. И остро хочется уже традиционного секса, быстрого, сильного.       Малфой уже перевернулся на спину и очень серьезно смотрел на сидящую рядом обнаженную Грейнджер, которая играла теперь с его пальцами, а сама смотрела в окно, вспоминая и рассказывая.       — Гермиона...       — Да, радость моя?       — Я тоже хочу это попробовать. Ты сможешь ради меня состричь свой маникюр?       — Конечно!       — Все нормально? У тебя выражение лица изменилось! Я не буду тебя принуждать, если что!       — Конечно, нормально, Драко!       Она улыбнулась, наклонилась к Драко, провела губами вдоль ствола его члена, вставшего во время ее рассказа, прошлась по нему еще раз, теперь уже легко его покусывая, потом встала на колени, перекинула ногу через любовника и со стоном опустилась...       — Просто перевозбудилась от твоей просьбы!       Вела жестко, почти выпуская его и резко опускаясь на него. Ее глаза были закрыты, и ему казалось, что в какой-то момент она вообще забыла о нем, стремясь только к своему наслаждению.       Странно было ощущать себя сексуальным объектом, не делать самому, а просто предоставлять свое тело другому человеку.       Хотя он не мог не осознавать, что до встречи с ней он сам вел так себя с женщинами — просто использовал их для своего удовлетворения.       А еще... Еще было страшно ощущать себя чьей-то сексуальной игрушкой. Так страшно, что... Нет, лучше сейчас об этом не думать.       Закончив, она легла на него, застонав, и затихла...       И ему казалось, что когда он лежит вот так под ней, придавленный ею, он ощущает ее всю и в то же время принадлежит ей. Интересно, что чувствует она, когда он вот так лежит на ней, уставший и опустошенный?

...

      В следующий выходной она пришла с коротко подстриженными ногтями и принесла массажное масло — легкое, приятно пахнущее, расслабляющее.       Бесконечно гладила его спину, его ягодицы, его ноги с этим маслом...       Ему было хорошо, слишком хорошо... И где-то на грани почти засыпания он ощутил, как она идет пальцами по ложбинке, подходя все ближе и ближе к тому самому месту...       Заметил, как она протянула руку и взяла с тумбочки смазку.       И раздвинул ноги...       — У тебя здесь два шрама, Драко... — прошептала она.       Это было единственное место, которое он до этого почему-то не разрешал ей трогать и целовать.       «Может, дело как раз в шрамах?» — подумала она.       — Потом расскажу, — ответил он очень тихо.       Страх, дикий страх — таким было его первое чувство.       Такой дикий, животный страх, что хотелось сбежать, спрятаться.       Но его словно парализовало.       Тело не слушалось и как-то странно обмякло. Не расслабилось, нет, а именно обмякло.       — Драко, любимый, ты в порядке? Я продолжаю?       — Не спрашивай! Не останавливайся!       Смазка была хорошая. Массажный бальзам, состав которого придумала она сама, расслабил его. И ее палец вошел в него легко, без сопротивления.       О магия, как же там мягко и гладко! Как нежно... Как интересно! У нее так же, да? Неудивительно, что его туда тянет!       Он слегка подался к ней.       Она ввела второй палец и начала двигаться.       Сначала слегка, потом все глубже и глубже, до границы, до места, глубже которого уже не проникнуть.       Немного пошевелила пальцами внутри.       Он застонал и потянулся к ней, казалось, не только тазом, а всем существом.       — Быстрее, сильнее, вспомни мой ритм! Пожалуйста! Не бойся, мне не больно!       И она закрыла глаза и, вспоминая то, как делает это с ней он...       В момент, когда она сама достигла пика и сжала бедра, разгоряченная его мягкостью, гладкостью, его стонами и своим воображением, он дернулся и освободился от нее.       Она очнулась, шумно с блаженством вдохнула и выдохнула и легла на его ягодицы, как на подушку. Он пах бальзамом, смазкой и еще чем-то новым, незнакомым, сладковатым.       — Иди ко мне, моя хорошая!       Он высвободился из под нее, подтянул ее к себе и впился в ее губы.       Целовал спешно, с какой-то надсадой, с болью. Обнимал яростно, крепко. Подминал под себя, отпускал и снова подминал.       И ее переполняло острое чувство нужности ему, ощущение его острой потребности в ней, в ее теле, во владении ею, во власти над ней. Очень странное чувство. Но с ним — завораживающее, заполняющее ее всю намного сильнее, чем когда он заполняет своим семенем ее лоно.       Она не терпела власти над собой, особенно со стороны мужчин. Отдать себя во власть кому-то — это просто опасно. Но ему... ему можно. Особенно сегодня. Почему именно сегодня, она не знает. Но знает, что готова остаться вот так, принадлежащей ему женщиной, навсегда.       Наконец он ее отпустил.       Лег на спину, закинул руки за голову, закрыл глаза и практически сразу заговорил.       — Да, там у меня шрамы. Однажды, когда я отказался пытать магловскую девчонку, Темный лорд отдал меня егерям и Сивому. С наказом не кусать, а только... только поразвлечься. Сказал, почувствуй, что тебя ждет, если еще раз ослушаешься. Он изменил мне внешность, но сказал, что в следующий раз менять ее уже не будет. И что мои родители будут видеть, как все имеют меня по кругу, как девчонку, которую я отказался насиловать.       Малфой подтянул на себя одеяло, повернулся на бок, открыл глаза. Но смотрел не на Гермиону, а куда-то в стену.       — Так вот, я даже не знаю, от чего мне было хуже — от боли или от унижения. Или от отвращения. Понимаешь, егеря и оборотень — они же грязные, вонючие.       — Я помню...       — Ах, да, они же волокли тебя, когда вас с Поттером и Уизли поймали. Мне страшно об этом вспоминать. Есть вина, которую я никогда не смогу искупить. Это вина моей семьи перед тобой...       Он помолчал, взял ее руку и начал гладить ее пальцы.       — Меня бы порвали всего. У оборотней, знаешь, у них крупнее, чем у людей. Но оборотень не успел до меня добраться. Меня спас Снейп. Разбросал всех, левитировал меня в свою комнату, у него была своя комната в нашем доме, очистил, залечил раны. Но шрамы остались.       Он расслабил руку, ощущая, как теперь уже она поглаживает его пальцы, его ладонь.       «Спасибо, что молчишь, Грейнджер!» — хотел сказать он. Но не сказал.       Подумал мимоходом, что это, наверно, что-то значит, что он зовет ее по фамилии, когда сильно волнуется.       — Это было то еще ощущение — когда твой декан несколько раз в день осматривает твою задницу и втирает в нее заживляющую мазь.       Он встал, сходил в ванную, вышел в халате, лег на живот, откинул полу халата, обнажая ягодицы, раздвинул ноги.       Сказал почему-то сердито, сдавленно:       — Я хочу, чтобы ты смотрела туда, Грейнджер! И целовала меня там. Можешь?       Она не ответила ничего. Склонилась к нему. Гладила уже сжавшееся кольцо, прослеживала пальцем расходящиеся морщинки и дорожку от ануса к мошонке, игралась с его яичками, возвращалась к анусу и ягодицам.       — Ну как? — взволнованно спросил он.       — Мне нравится, Драко... Расслабься. Просто отдайся ощущениям. Я тебя люблю.       — Не могу...       — Ну и ладно, я все равно тебя люблю, — ответила она странно и непонятно.       Повернула его на бок, согнула посильнее одну его ногу в колене и наклонилась лицом к тому месту, через которое когда-то в клочья разорвали его гордость и одновременно его преданность Темному лорду.       Именно после этого он вернулся из дома в Хогвартс. А когда Темный лорд потребовал, чтобы он на выходные приехал домой, изо всех сил постарался не узнать Поттера, Уизли и ее, Гермиону, когда егеря и оборотень притащили их в его замок, молчал, когда увидел своего бывшего эльфа, сидящего на люстре и пытавшегося разобрать цепь, на которой она держалась, чтобы уронить ее, и без возражений отдал Поттеру отобранные у троицы палочки, когда тот вырывал их у него... Потому что только на них, на Поттера, Уизли и Грейнджер, можно было тогда надеяться.       Ее язык в том месте, куда когда-то давили без смазки гогочущие егеря (как бы они гоготали, если бы знали, кого они насилуют!), ощущался невероятно нежно. Хочется, как же хочется, чтобы она вошла туда языком! Но не получится, он так не расслабится. Она пробежала языком и губами по ложбинке к пояснице и обратно, по дорожке к мошонке и снова к анусу, тронула анус пальцем, и он отпустил себя... Как это было запредельно чудесно, когда кончик ее языка пусть совсем чуть-чуть, но смог войти в него!..       Она постепенно замедлила ласки и наконец оторвалась от него, прикрыла его халатом.       Он перевернулся на спину и неожиданно робко, с закрытыми глазами произнес:       — Можешь снова... отыметь меня... как в прошлый раз?       И она снова села на него. И снова шла сильно, резко, жестко, поднимаясь, опускаясь, раскачиваясь, и под конец с силой сжала его.       Он метался под ней, безмолвно кричал, рыдал, при этом крепко удерживая ее бедра, чтобы она, не дай магия, не ушла, чтобы оставалась на нем, чтобы разрывала его душу свой силой, своим напором, и даже болью, которую несколько раз невольно ему причинила.       Он не отпускал ее долго, очень долго, она уже устала, все внутри нее уже высохло, но она почему-то терпела, не останавливала его.       Наконец он излился в нее, доставив ей этим большое облегчение, и бросил коротко:       — Прости!..       Она молча легла рядом, откинула руку, он забрался к ней подмышку, положив голову ей на плечо.       Лежали дотемна, почти не шевелясь, совсем не разговаривая.       Первым нарушил молчание он.       — Я хотел узнать, как это, когда по любви. Это прекрасно! Спасибо тебе! Ну почему я так тебя люблю!..       Потом приподнялся и припал ее губам.       Потом подтянулся, она слегка раздвинула колени, и их который уже по счету за сегодня половой акт был очень бережным, очень нежным, с ласковыми поцелуями и почему-то немного смущенными и очень доверчивыми улыбками.       После секса она уснула.       Будить ее не хотелось. Хоть и было нужно. Они у него в особняке, через час вернутся из Франции его родители, ей надо успеть помыться и уйти, а ему привести себя в порядок. Никто не должен знать об их связи. Никто никогда не должен узнать...       Но будить ее казалось преступлением.       Он обнял ее крепче и не заметил, как сам провалился в сон.

...

      Разбудил его голос матери.       — Драко, ты здесь? Ты не вышел утром поздороваться! Ты не забыл, что у нас сегодня завтракает министр? До завтрака 40 минут, если ты дома, вставай и приводи себя в порядок! Отец хочет успеть обсудить с тобой, о чем должен говорить с Министром ты. Драко! Ох... Доброе утро, мисс Грейнджер! Драко, отец ждет тебя через 20 минут в кабинете! Мисс Грейнджер, вы можете спуститься прямо к завтраку, вы знаете, где у нас малая столовая? Нет? Эльф проводит вас. Я пришлю вам с эльфом подходящую одежду. Волосы вы не успеете привести в порядок, так что просто заплетите косу, у вас с косой очень серьезный вид, то, что нужно. Вы же с Министром на короткой ноге?       Ни она, ни он не сказали друг другу ни слова. Он молча ушел к отцу, а она в каком-то забытьи, даже неспособная воскликнуть «что происходит?!» осталась одеваться в то, что миссис Малфой прислала ей с домовым эльфом.       Когда она спускалась, Драко и Люциус встречали ее у лестницы. Драко непринужденно приложил губы к ее щеке, Люциус взял ее руку и в легком поклоне поднес к губам.       — Мисс Грейнджер, наконец-то мы видим вас у нас дома, надеюсь, сейчас вам нравится здесь больше, чем когда-то! Если мы можем как-то искупить вину нашей семьи перед вами...       На счастье растерянной, но, конечно, не показывающей это Гермионы дворецкий известил, что господин Министр будет через три минуты на месте, открытом для трансгрессии, и Драко взял Гермиону под руку и повел встречать гостя. Впереди шли Нарицисса и Люциус.       Кингсли Бруствер посмотрел на Гермиону Грейнджер, одетую так, как обычно одеваются в аристократических кругах к завтракам с нужными людьми, и держащуюся за локоть младшего Малфоя, с нескрываемым любопытством.       За столом говорили о новом проекте частно-государственного партнерства, в котором задействованы одни из крупнейших налогоплательщиков магической Британии Малфои.       — Грейнджер, скажи мне, — спросил в какой-то момент расслабившийся Министр, — насколько высока коррупционная составляющая в твоем участии в проекте?       Лица всех трех Малфоев повернулись к ней.       — Нулевая, Кингсли! — она с давних пор звала Министра по имени. — Ни мистер Малфой, ни мистер Малфой, ни миссис Малфой не знают, что материалы по проекту стекаются ко мне. Я здесь с частным визитом. Мы ни разу не говорили ни о моей работе, ни о проекте.       И коротко взглянула на Драко.       — Ясно! Мой тебе совет, не афишируй свои частные визиты сюда, пока не будет первых результатов с проектом! Мы не можем ради ваших... частных визитов пожертвовать такой масштабной программой. А если люди раньше времени узнают, что ты невестка Малфоев, они перестанут тебе доверять. Пусть лучше будет выглядеть, что вы сошлись во время работы.       Четыре человека за столом замерли.       Когда проводили Министра, миссис Малфой сказала Гермионе:       — Ну что ж, добро пожаловать в семью, мисс Грейнджер!       О помолвке главы отдела спецпроектов Министерства магии Гермионы Грейнджер и отпрыска аристократического рода Драко Малфоя объявили через год.       Объявление произвело эффект бомбы в волшебном сообществе.       К ним лезли репортеры. Им слали бесчисленные письма.       Письма они не читали. Репортерам ничего не отвечали. Люциус на всякий случай нанял им охрану.

...

      После свадьбы молодые Малфои остались жить в родовом особняке Драко. Так было удобнее. Каждое утро до завтрака молодая жена Драко спускалась в кабинет его отца и за кофе они обсуждали горячие задачи семейного бизнеса и то, как продвигается партнерство с Министерством.       Если честно, Гермиона Грейнджер-Малфой нередко бесила свекра. Ему никак не удавалось добиться от нее поблажек в проекте с Министерством, она была неподкупна. Какие бы подходы он к ней ни искал.       Когда проект завершился, Гермиона ушла из Министерства и взяла на себя аудит семейного бизнеса. Время от времени управляющие, работавшие с Малфоями долгие годы и, разумеется, чистокровные снобы, пытались противостоять ей, тогда она надевала платье или блузку с коротким рукавом, равнодушно демонстрируя всем свой давний шрам, в котором все еще читалось мерзкое слово Mudblood.       В такие дни от нее старались держаться подальше. И в конце концов отступились.

...

      Супружеский секс молодых Малфоев стал спокойнее и нежнее.       И они больше ни разу не практиковали анальное проникновение.       И больше ни разу не говорили о его шрамах в том самом месте, которое она тоже ни разу с тех пор не целовала.