Дети не боятся эмоций

      Попов стоит за бортом, нервно постукивая кроссовкой по прорезиненному покрытию. Антон выходит на лёд, впервые отдавая чехлы Паше, потом впервые держится за его ладони, глядя в глаза, и уезжает вглубь. Мужчина нечитаемым взглядом следит за мальчишкой.       — Что у вас стряслось, чёрт возьми? — нервно вопрошает Воля, пристраиваясь рядом. Две профессиональные пары глаз устремлены на юного фигуриста, вынужденного кататься сейчас на ничтожной вере в собственные силы.       Брюнет считывает каждый элемент, как компьютер, проверяя сразу по всем возможным параметрам. Сердце всё равно пропускает удары на прыжках, каждый из которых либо выходит коряво, либо не выходит вовсе. Не так он учил, не так этот мальчик умеет.       Арсений не встречает Шастуна на выходе, а идёт к Шифорину, мелькающему до этого где-то рядом. Арсений слышит эти неразборчивые вздохи, видит на экранах слезящиеся зелёные глаза, видит дрожащие руки и плечи, видит оценки.       — Арсений Сергеевич, — неуверенно зовёт Артём, стоя перед тренером уже на льду.       — Да, прости, — мотает головой старший, аккуратно принимая детские ладони в свои, — Подбери себя сильнее на флипе и следи за руками в конце, и всё будет супер. Вдох. Выдох, — мужчина отпускает сосредоточенного парня, а сам так же становится поодаль от борта, скрещивая руки на груди.       — Нормально? — Воля резко появляется рядом спустя пару минут, кивая на Шифорина.       — Он? Да, — невозмутимо отвечает Попов, не отрывая «сканер» с фигуриста, — Что Антон? — пытается спросить максимально равнодушно, но сам понимает, что голос ломается.       — Подавил слёзы и рассказал о вашем договоре, — не так сильно зацикливается на выступающем ребёнке Паша, всё ещё держа перед глазами опустошённые зелёные глаза.       Арсений на секунду опускает голову, но тут же возвращается в прежнее положение. Он не знает, что ему делать и как поступить. Попов Антона на самом деле очень любит, даже того самого малолетнего хама, но как с ним справится, не знает. Или сам себе внушает, что не знает?       — Ты не сможешь его выгнать, — этим фактом Воля бьёт поддых. Одно дело — подсознательно догадываться, другое — слышать жестокую правду вслух.       — Знаю, Паш. Но если он будет ниже третьего, то придётся, — с жутким осознанием произносит голубоглазый, машинально корпусом повторяя движение за Артёмом, — Я не могу бросать слова на ветер. И так недавно ляпнул, что выпорю его, хотя понимаю, что никогда так не сделаю. Это ужасно, — продолжает напряжённо Арсений, которого самого передёргивает от своих же слов, пока хореограф постепенно обрабатывает поступившую информацию.       — Знаешь что, Арсений Сергеевич? — вдруг злится мужчина, поворачивая голову на тренера, — Засунь свою гордость куда подальше и спаси пацана! Серьёзно, хватит баловаться и играть Незнайку. Сели, поговорили, обнялись и поехали дальше горы сворачивать!       — Молодец, только что-то ты там напридумывал в начале, — не ругается, просто подмечает брюнет через пару минут, когда помогает Шифорину надеть олимпийку. По итогам короткой программы Артём выходит на первую строчку. А у Попова все мысли заняты исключительно Антоном, которого становится слишком жаль, если поставить себя на его место. Мужчине уже практически физически плохо от их отношений, даже хочется наплевать на всё и пойти успокаивать младшего, но всё сил не остаётся.

***

      Попов не находит Антона в толпе детей, собравшихся на ужин, тут же начиная переживать. С ним ведь могло случиться всё что угодно, в буквальном смысле. Нельзя было оставлять его в таком состоянии одного, нельзя! Он же импульсивный мальчишка с завышенными к себе требованиями! Арсений уже собирается звонить всем и вся, но Никита запоздало предупреждает, что спортсмен решил остаться в номере и попросил его не беспокоить — устал. После еды голубоглазый, всё равно ощущая неприятный осадок прямо в горле, отправляется в город, чтобы купить Шастуну розовые ботинки, потому что тот, негодник, реально прилетел в кроссовках, не восприняв слова старшего всерьёз. Теперь брюнету принципиально важно доказать, что его слова имеют место, и повезло, что нужный размер, так ещё и с бабочками, нашёлся во втором по счёту магазине.

***

      — Алло? — удивлённо отвечает на вечерний звонок Арсений, стоя посередине номера. Последний раз его тренер звонил… да неизвестно когда. А что случилось в этот раз?       — Здравствуй, Арсений, — глубоким басом здоровается Дроздов.       — Здравствуйте, Денис Николаевич, — для надёжности брюнет садится на кровать, как-то машинально боясь неожиданных сюжетных поворотов. Хоть и работали они вместе больше пятнадцати лет, уважение к этому человеку у Попова громадное, а к уважению крепится и некий страх, хоть и не сильно обоснованный.       — Можно без лишних разговоров, да? Ты почему ребёнка сегодня одного кататься отправил? — строго выдаёт старший, и голубоглазый буквально чувствует, как его взгляд становится тем самым, как тогда, убийственным.       — Ч-чего? — пытается сообразить Арсений, который, кажется, просто пропустил слова тренера мимо ушей.       — Того. Шастун Антон, твоя будущая звезда, что с ним сегодня? — недоумевает уже почти дедушка, старик.       — Денис Николаевич, — вздыхает брюнет, понимая, что Дроздов смотрел трансляцию. Конечно, он смотрел. Он всё смотрел и, получается, видел сегодняшний провал и тотальное такое игнорирование Антона Арсением.       — Давай по существу, а? Что у вас случилось? — бывало, но всё так же строго спрашивает старший.       — Да я не могу его усмирить, он огрызается постоянно. Не находим мы с ним точки соприкосновения, я не могу уже! Выводит, зараза, — сквозь зубы цедит мужчина, запуская пятерню в смолистые волосы. На том конце провода слышен глухой, короткий смех.       — То есть ты, побывав на двух олимпиадах в роли тренера, где твои ученики победили, хочешь сказать, что не можешь справиться с этим мальчишкой? — пытается найти логику в словах ученика мужчина.       — Да с ним сложнее в принципе, — мнётся Попов, но Денис Николаевич не торопит, — Он давно, лет с девяти, кажется, живёт в нашей общаге, потому что родители уехали в ужасно длинную командировку в другой город, уже и не вспомню, куда, а мелкий тогда наотрез отказался бросать спорт или переходить к другому тренеру. Поэтому уже несколько лет он под моим «присмотром», — немного настороженно говорит Арсений, будто только сейчас в полном объёме осознавая, в какой ситуации находится ребёнок, — Мы вместе встречаем Новый год, его Дни рождения, я иногда прихожу перед сном, в выходной часто заглядываю, если он не гуляет, за школой слежу, за здоровьем.. Да даже обычная одежда на мне. Но всё это было не плохо где-то до февраля…       — Допустим, — на паузе тяжеловато сглатывает Дроздов, прокашливаясь.       — А потом он окончательно обезумел, я бы так выразился. Почти по щелчку он изменился, если раньше были проказы, то сейчас это уже ни в какие ворота не лезет, — пытается объяснится младший, — Я терпел его капризы в начале сезона, но сейчас задолбался окончательно, честно.       — Во-первых, «щелчок» действительно мог быть, с ним могло случится всё что угодно. А во-вторых, Арсений, дорогой, мне напомнить тебя?

***

      — Попов, ещё раз покажи. Все смотрим! — громко объявляет группе юниоров тренер, пока один из лучших учеников вновь берёт разгон. Дорожка, тройной лутц, приземление, — Все видели?       — Да!       — Никогда так не делаете! — он снова обращается к парню, — Где рука вот эта была? Что за неваляшка в начале? Тебе четыре года? Почему плечи у ушей? Сколько раз мне это всё повторять тебе, скажи мне, Арсений? — на одном дыхании разносит ребёнка мужчина, даже покраснев от ярости.       — Да ну что Вы пристали? — возмущается мальчишка, чуть не топая, — Я красиво ехал! И зачем тогда вообще показывал, если плохо? Дурацкие у Вас методы обучения, — под конец чуть тише обижается парнишка, собираясь отъехать от взрослого подальше.       — А ну вернулся живо! — стальным голосом твердит Дроздов. Брюнет нехотя поворачивается, — Вышел со льда, и можешь быть свободен. Возвращайся тогда, когда научишься себя вести, в другое время чтобы на пушечный выстрел ко мне не подходил, — безапелляционно чеканит тренер, находясь в состоянии, близком к срыву, — Чего застыли? Выходим! — подгоняет он уже остальных спортсменов.       Как бы голубоглазый не пытался что-то сказать, что-то сделать или попросить, Денис Николаевич его просто игнорировал, доведя ребёнка буквально до слёз. В итоге получив холодное «Я не ясно выразился? Вон!», мальчик на негнущихся ногах сошёл со льда. Он дрожащими пальцами развязал потёртые шнурки в раздевалке, вытер рукавом не заканчивающиеся, постыдные до ужаса слёзы, собрал сумку и вышел из дворца, тут же направляясь в сторону известного ему уличного катка. Благо, на улице холодная зима, значит лёд точно будет.

***

      — Ты слишком категоричен, — почему-то решает старший, — Думал, со всеми легко?       — Но он всегда был таким послушным и преданным!       — Я понимаю, Попов, понимаю, но дети растут. Тебе нужно его спокойно направить на работу, объяснить задачу тренера, задачу ученика. Приведи его к себе, раз уж такое дело, там поговорите. На своей территории тебе будет морально легче, и при этом тяжелее ему, — не спеша рассуждает старший, — Ты же наверняка хорошо его знаешь? Там уже сделай ему что-нибудь приятное, не знаю, пирожное или пиццу купи. Проанализируй всё сам сначала, продумай разговор, тезисно темы и всё такое, это обязательно. А сейчас плюнь на гордость, Арсений Сергеевич, и настрой чемпиона на произвольную в конце концов! Потому что с твоей стороны это — перебор, дорогой, — честно, но с самыми благими намерениями разъясняет всё Денис Николаевич, опираясь чисто на свой опыт и интуицию. Он тоже никогда не был силён в психологии и подростках, но какой-то внутренний характер всю жизнь подсказывал, как потом оказывалось, вполне рабочие варианты.       — Это тяжело. Я не могу смирится с тем, что мне надо в этом копаться, — с тоской признаётся Арсений, — Я же тренер, я должен тренировать, — он чуть не воет, потирая уставшее лицо и ещё влажные после душа волосы.       — Тренер не только тренирует, Попов, тренер воспитывает. Иногда даже залезает в голову, разбирает там всё, узнает секреты и хранит тайны. Особенно в твоём случае: пацан без родителей, а ты — самый дорогой ему человек — просто игнорируешь и обижаешься! Ему тяжело сейчас не меньше тебя, а он ребёнок, — приводит до ужаса подставной, но действительный аргумент взрослый.       — Не хочу, — честно скулит брюнет, опустив голову.       — Хуже подростка, — закатывает глаза Дроздов, — Тебе нравятся ваши с ним отношения сейчас? Нравится вся эта хрень? Что он в истерике ушёл после короткой? — тренер абсолютно недоволен подобными словами бывшего ученика. Не такого Попова он знает, явно не такого, — Тебе нужно самому прийти ко всему, понять, что с Шастуном надо где-то перетерпеть, где-то промолчать, где-то построжиться. Это например. Но, главное, принять его. Давай думай, но чтобы я больше сегодняшнего ужаса не видел! — грозит пальцем непонятно кому тренер, — Ты не имел никакого права его бросать, Арсений.       — Понял, — кивает голубоглазый, — Я постараюсь что-нибудь придумать. Постараюсь. Спасибо Вам, Денис Николаевич, — вымучено улыбается брюнет, понимая, что ему стало легче от простого разговора. Всё по сути так же сложно, но теперь он знает, что может посоветоваться в случае чего со своим же тренером. Или просто выговориться ему, если придётся.

***

      Ночью тренер долго не может заснуть, несмотря на загруженный и нервный день и ещё один освежающий душ. Ещё раз обсудив все нюансы завтрашней экскурсии (почему бы в выходной не прогуляться по городу), Арсений идёт на балкон, предварительно накинув куртку и захватив ручку с небольшим тёмно-зелёным блокнотом в твёрдом переплёте.       Мужчина полчаса выписывает что-то по Шастуну в личный дневник, ищет какую-то информацию о воспитании, делает конспект, анализирует поведение мальчишки, потом своё, делает выводы, пытается представить разговор и возможные исходы. Всё это одновременно и утомляет, и будоражит.       Решая всё же переключиться на что-то другое, Попов включает телевизор, выставляя на нём небезызвестного Гарри Поттера. Психологи говорят, люди пересматривают одни и те же фильмы по сто раз из-за знания сюжета, резких поворотов и концовки. Ясность происходящего и понятный финал успокаивают психику, и мозг отдыхает.

***

      — Блять, Шаст, — обречённо вздыхает Васюхник, уже полчаса сидя у раковины вместе с другом. Антон проснулся в час ночи, сразу почувствовал неладное и пошёл в ванную. Когда через десять минут его всё-таки вырвало, состояние ухудшилось, а товарищ проснулся. Теперь они вдвоём сидят на холодной плитке: один пытается впихнуть в себя воду, чтобы её потом вырвать обратно, а второй ищет пути спасения в интернете, — Пошли к Темурычу?       — М-м, — плаксиво мычит мальчик, мотая головой и судорожно вспоминая, что у него есть в своей скудной аптечке, — У меня в рюкзаке Смекта есть, разведёшь? — слабо просит Антон, тяжело дыша.       — Есть? Отлично, — чуть активнее кивает Никита и выбегает из ванной. Он-то думал, у них совсем нет никаких медикаментов, а оказывается, всё не так плохо, — Слушай, медиком я мечтал быть только в садике, но, думаю, порошок растворить я смог, — пацан возвращается в немного приподнятом настроении, но то сразу падает обратно, стоит карим глазам заметить, как Шастуна снова выворачивает до судорог, — Сука. Значит рано. Выходит хоть что-то? — сочувственно кладёт ладонь на плечо Васюхник, оставляя стакан на одной из однотипных полочек.       — Да уже нет почти, одна вода вот эта. Но у меня живот сжимает неимоверно, просто рвотный рефлекс не проходит, — уже на какой-то грани срыва мямлит мальчик от беспомощности, еле держась дрожащими руками за края раковины, — Я не могу это контролировать, я не могу, не могу! — всё-таки сдаётся Шастун, начиная обессилено плакать, смешивая привкус кислой желчи и солёных слёз.       — Ч-ч-ч, всё нормально, Антох. Это ведь не может длится вечно, так? Скоро пройдёт, потерпи немножко, пожалуйста, — друг растерян не меньше, в его голосе тоже мало уверенности, но он пока тут явно за старшего и, соответственно, за здравомыслящего. Ему совершенно не противно от всей ситуации, совершенно не хочется спать, несмотря на потихоньку начинающийся за окном рассвет, он лишь мучается от невозможности помочь близкому человеку.       Споить зеленоглазому полстакана Смекты чайной ложечкой Никите удалось только к половине шестого утра. Именно тогда, когда Антон почувствовал хоть какое-то облегчение, он смог тут же отрубиться на мягкой кровати. Васюхник, не долго думая, тоже завалился спать.       Завтрак они оба пропустили.

***

      Утро выдалось свежим. Именно свежим, по крайней мере, так называл такую погоду Арсений. Прохладно, серо-голубое небо, солнце, что только-только встало, спрятано за плотными облаками, дует лёгкий ветерок, шумят листья кустов и деревьев. А сонные подростки кучей выползают из отеля.       Один из них в розовых ботинках с бабочками.       — Все? — громко спрашивает Попов, как только все уселись в небольшой автобус, который должен был возить группу по достопримечательностям Стокгольма, — Теперь слушаем внимательно экскурсовода. Вечером спрошу, кто что запомнил, — предупреждает мужчина, зная, что дети, как правило, не в восторге от любых экскурсий.       — Здравствуйте, ребята. Меня слышно? — в специальный микрофон говорит незнакомая пока никому женщина, сидящая в первых рядах, — Отлично, — услышав громогласное «Да!», улыбается она, — Меня зовут Валентина Фёдоровна, я сегодня проведу вам экскурсию по прекрасному городу Стокгольму — столице Швеции. Город был основан в 1252 году…       — Ты как вообще? — участливо спрашивает Васюхник, стоит им относительно удобно устроится в жёстких креслах где-то в середине небольшого автобуса.       — Пока нормально. Чувствую себя так, будто меня раскатали скалкой, потом смяли в мячик, поиграли в футбол, а потом надули, как воздушный шар, но не до конца, — старательно приводит пример Шастун, сидя с прикрытыми глазами. Его периодически потряхивает от мимолётного холода, хотя оделся он предусмотрительно тепло. Под лёгкую куртку надел сразу и майку, и пуловер, что достаточно тепло для апреля, — Так ещё и завязали не туго. Я буквально чувствую, как сдуваюсь, — комментирует спустя минуту.       — Чёрт, Тох, я не знаю, как тебе помочь, дружище. Правда! — искренне переживает за друга Никита, пытаясь показать своё небезразличие глаза в глаза, но у Антона они закрыты.       — Я знаю, знаю, — успокаивает шатен, — Меня больше волнует то, что ты не спал ночью из-за меня, и что ты не позавтракал, тоже из-за меня, — обречённо и сожалеюще выдаёт вдруг парнишка, которого речь экскурсовода уже начинает понемногу усыплять.       — Вообще не парься! Сегодня высплюсь, а минус в весе к произвольной только на руку, — коротко поясняет Васюхник, откидываясь на своё кресло полностью, — Всё, отдыхай. Если что, сразу говори, понял?       — Спасибо, Ник, брат, — совсем обессилено улыбается Шастун и шумно выдыхает, пытаясь следить за рассказом приятной, по голосу, женщины.

***

      — Боже, Шастун, ты почему бледный, как призрак? — с широко открытыми глазами удивляется Попов, когда дети по очереди заходят в небольшой автобус после прогулки по площади Стурторьет. Мальчишка игнорирует старшего, молча делая шаг на ступеньку, но его оттаскивают назад. Первый прямой контакт с тренером за последние три дня: эта мысль осознанием вертится в детской голове, — Посмотри на меня, — требует мужчина с нотками волнения. Но пацан жмурится и прячется за складками капюшона, даже не пытаясь что-то сказать или хотя бы помотать головой. Мужчина замечает жалостливый взгляд ещё одного спортсмена, что не заходит в автобус, а преданно ждёт друга, — Васюхник? — обращается к спортсмену он.       — Антон, прости, но я скажу, — сожалеюще шепчет мальчик тому на ухо, слабо похлопывая плечо, — Он не спал всю ночь, его тошнило сильно, — на выдохе выдаёт Никита, принимая тяжёлую голову друга себе на грудь. Зеленоглазый сам так припал, от бессилия, наперёд зная, что товарищ придержит.       Арсений с опозданием замечает небольшие синяки и под глазами Васюхника, понимая, что тот, похоже, просидел с другом всю ночь, а потом переводит взгляд на «мученика жизни». Вернее, на его чёрную куртку, за которой самого мальчика не видно, ведь она больше его в сто раз. Брюнет осторожно отводит в сторону капюшон и прикладывает ладонь к влажному и горячему лбу. Вздыхает и машет Никите головой в автобус, тот всё понимает и вместе с другом заходит в транспорт.       — Шастуна всю ночь тошнило, а сейчас с температурой еле на ногах стоит, — затуманено рассказывает Паше Попов, пока водитель везёт их дальше, а лёгкий гул детей и рассказ Валентины заглушает их разговор.       — Да ну? Это плохо. Похоже ты довёл его, — лаконично выдаёт Воля и тут же лезет в интернет за какой-нибудь полезной информацией. А голубоглазый тем временем встаёт и идёт в даль автобуса, выискивая глазами нужные лица. Вернее, нужный капюшон.       — Антон, я тебя прошу, взгляни на меня, — остановившись рядом с парнями, просит Арсений. Шатен через силу снимает капюшон и устремляет пустынные глаза на взрослого, которого немного качает дорога, — Выглядишь отменно, — поджимает губы мужчина. Перед ним бело-зелёная мордашка Шастуна, который даже взгляд не фокусирует ни на чём, его колыхает из стороны в сторону и явно видно, что ему тяжело даже дышать, — Выпей, — старший протягивает небольшую таблетку и откручивает крышку у полулитровой бутылки. Помогает младшему попить, а тот после сразу откидывается назад, немного падая на Никиту, который только расправляет его куртку для удобства.       — Может, закинем его в отель? Там ведь и Дмитрий Темурович есть, — предлагает Васюхник.       — Это был бы гениальный план, если бы вы признались утром, господа! Теперь мы будем в отеле только к четырём, — оба взглянули на часы — только начало первого. Видно было, что тренер волнуется, и Антон слышал это по голосу краем уха. Может, болезнь сможет сгладить углы их колких отношений?       — Извините, — шепчет Шастун, не открывая опухших глаз.       — Да что ты, — отмахивается взрослый, — Ты что-то ел вчера вечером? — отрицательное мотание головой, — А чем рвало? Ещё вчерашними завтраком и обедом? — кивок, — Мы все ели, все живы, — негромко делает вывод тренер, — Ладно, возможных причин море. Не хочешь вперёд сесть? Там меньше качает, — предлагает Арсений, смягчаясь, почему-то видя в Антоне замученную и замёрзшую зверушку просто с мило надутыми губками.       — Только если с Никитой, — бубнит Шастун, на ощупь хватаясь за руку друга. Именно в Никите сейчас сосредоточена главная поддержка Антона.       — Хорошо, идём, — охотно отвечает парень, тут же приготовившись к импровизированному переезду. Тренер помогает ребятам перебраться ближе к переду, усаживая их так, чтобы смотреть можно было в лобовое окно, а не только в сторону. Потом, убедившись, что шатен спокойно сопит на плече товарища, он возвращает своё внимание на красивый европейский город.

***

      — Ну всё, прекрати капризничать, — воет Никита, пока почти полностью тащит друга до номера на себе. Под конец экскурсионного дня Антон совсем раскис, организм не мог справится с ходьбой даже после сна, хоть он и был сидя в кресле.       — Да я весь день ходил, устал. Не ворчи, — бурчит мальчишка, с трудом перенося вес с товарища на самого себя, чтобы тому было легче.       — Сейчас переодеваемся, ты отдыхаешь, а чуть позже придут Темурыч и Арсений, — информирует Васюхник, ведь больной спал, пока они это обсуждали по пути в отель. Шастун прерывисто вздыхает.       — Теперь меня Попов ещё больше ненавидит, — разбито произносит спортсмен, пока в уголках глаз скапливается влага, а нос начинает щипать, — Точно выгонит, — он нервно смеётся, на секунду прикрывает рот рукой и, взглянув на озабоченного друга, срывается на плач, — Я ему такой не нужен. Я мямля и постоянно огрызаюсь, никто не хочет таких учеников, — парнишка полностью скрывает лицо в ладонях, сгибаясь пополам прямо у стены в коридоре, — Прости, прости, Никита. Я, наверное, так тебя достал, — с паузами еле-еле мямлит зеленоглазый, с трудом не падая на ковролин.       — Шаст, ну, ты чего? — теряется Васюхник, кладя руку на костлявое плечо. У него слова закончились ещё с утра, но он искренне переживает за состояние друга, — Пойдём…       — Никита? Антон? Вы ещё здесь? — в начале коридора появляется силуэт тренера, который стремительно движется вперёд. Шатен, бросив на него секундный взгляд, опять заливается слезами, всё-таки сползая по стене на пол. Опять. Опять Арсений видит его плачущим! Слёзы. Грёбаные слёзы, которые Шастун всё ещё не научился контролировать в нужной степени! Трясущиеся руки, ноги, вообще всё тело. Ему противно от самого себя, от своего состояния, от своей слабости. Его никто не должен был видеть таким. Никто! — Плачешь, — разбито констатирует мужчина, подойдя ближе.       — М, — Никита поджимает губы и разводит руками, когда к нему был обращён вопросительный взгляд голубых глаз.       — Антош, пойдём в номер? — садится на корточки брюнет, но мальчик мотает головой, — Пойдём, пойдём, — мягко просит старший, пытаясь чуть-чуть помочь, но зеленоглазый быстро вырывается, — Вот же вредина, — по-доброму выдаёт взрослый, закатывая глаза, а потом пролазит руками пацану под колени и за спину и поднимает, прижимая к себе, — Ух, ты ещё похудел? — не обратив внимание на резкий пугливый вдох, Попов начинает уверенное движение к номеру ребят, — Как себя чувствуешь? Лучше, хуже? — чуть серьёзней спрашивает Арсений, чувствуя напряжение сжавшегося на руках ребёнка. А Шастун даже вздохнуть лишний раз боится, только всхлипывает, прожигая чужую чёрную куртку своими опухшими глазами.       — Говорил, что нормально, только устал сильно, — помогает с ответом Никита, открывая дверь магнитной картой и пропуская «Скорую помощь» вперёд.       — Ясен пень. Нужно было с утра сказать, мы бы тебя оставили отдыхать, всё б хорошо было, — на удивление спокойно рассказывает тренер, досадливо вздыхая, а мальчик чувствует от этого только укол вины: он опять всё портит, опять приносит проблемы, — Куда тебя?       — Правая, — снова подсказывает Васюхник, разуваясь. Арсений опускает подопечного на заправленную горничной кровать, а потом пытается взглянуть в зелёные глазки.       — Антош, посмотри на меня, — мягко просит брюнет, садясь рядом. Младший делает из ладошек малюсенькую щёлочку, через неё глядя на мир и тренера. Становится от чего-то стыдно, — Давай, золотой, — взрослый сам не спеша убирает детские руки в стороны, наконец полностью видя перед собой этого убитого воробушка. Становится стыдно: это ведь по любому из-за него, Арсения, ребёнку сейчас так плохо.       — П-п-простите, — у Шастуна дрожит губа, прерывистое дыхание сбивает буквы окончательно, снова хочется рыдать. Попов видит, как меняется лицо мальчишки, как он упорно поджимает губы и жмурит глаза, пытаясь не проронить слёз.       — Иди ко мне, поплачь ещё, — сдаётся и раскрывает руки мужчина, у которого морщин от сожаления стало, кажется, в два раза больше, — Иди, иди, давай, — немного тянет на себя старший, всё-таки принимая ребёнка к своей груди. Тот тут же обмякает, разрешая себе не думать о своём постыдном виде, — Тшшш. Тише, — шепчет в ответ на вздрагивания взрослый, поглаживая спину, выпирающиеся рёбра и позвоночник, — Мы с тобой обязательно обо всём поговорим, но потом, в Москве. Сейчас просто знай, что я тебя не выгоню, что бы ты не занял. Понял? — тихо шепчет на ухо Попов, наверное, впервые опровергая собственные слова во взрослом возрасте. Но сейчас этот факт мальчишке слишком нужен, чтобы скинуть хоть частичку разрушающего изнутри напряжения. Антон понемногу стихает, чувствуя себя каким-то маленьким и слишком не значительным в этом мире. И никому не нужным.       — Простите, — снова шепчет куда-то в крепкое плечо зеленоглазый, слабо, но преданно обхватывая спину тренера.       — Давай переодевайся и ложись поспи. Потом приду ещё к тебе, — мужчина напоследок проводит руками по хрупким лопаткам и мягко отстраняет ребёнка от себя. Мальчик тут же отворачивается, прекрасно понимая, что выглядит сейчас не лучшим образом, — Умывайся и ложись, хорошо? — Арсений встаёт, по-отцовски треплет светлую макушку, получая глухое «угу» в ответ, а потом уходит, ловя в коридоре до этого тактично ушедшего Никиту.       Придя наконец к себе в комнату, голубоглазый невольно задумывается снова. Плохой прокат Антона это ведь и его, Арсения, вина. Выступление спортсмена это всегда работа обоих, поэтому Шастун виноват лишь на половину. Да, он натворил в Москве дел. Катастрофических. Но он ребёнок, а Попов взрослый. Это всё решает, как бы категорично не звучало. И именно Попов сейчас должен что-то сделать, иначе полетит всё к чёртовой матери окончательно. И выступление спортсмена — это не только физическая форма, но также и голова: мысли, чувства, убеждения. Голова всегда играет роль, именно она из раза в раз показывает, что мы люди, а не роботы.

***

      Уже вечером, после ёмких рекомендаций Позова, Антон с Арсением сидят на кровати младшего, обсуждая завтрашний выход с произвольной.       — Снимемся? — озабоченно предлагает взрослый, заглядывая спортсмену в блеклые глаза.       — Нет, нельзя. Что тогда люди подумают? — честно спрашивает мальчишка, а брюнета такой аргумент удивляет.       — Ты не должен сейчас об этом думать, — твёрдо машет головой мужчина, — И вообще никогда не должен об этом думать, — добавляет следом, хотя почему-то был уверен, что Шастуна чужое мнение не волновало никогда. Тот обычно зациклен исключительно на себе, не думает об окружающих в принципе, не то что о их мыслях.       — Я всё равно буду катать, — скорее просит, чем утверждает пацан, как-то запугано пялясь на старшего, — Я поспал, мне лучше, сейчас пойду найду какую-нибудь паровую тефтельку и чай попью. Завтра как новенький буду, — наивно объясняет свою точку зрения мальчик, подгибая под себя вторую ногу, садясь по-турецки.       — А если хуже будет? Если на разминке вообще не прыгнешь? Ты ж пойми, никто тебе из-за плохого самочувствия поблажки делать не собирается, — намного уверенней твердит Попов, зная, о чём говорит. Как бы кто не геройствовал, выступая при плохом самочувствии, хороший финал выходит далеко не у многих, — Давай сниматься, — да, Шастун может напрячься и сделать хорошо, но с той же вероятностью может просрать буквально всё. Арсению почему-то безумно хочется перестраховаться, уберечь ребёнка от чего бы там ни было, оставить его целым хоть немного.       — Нет. Все подумают, что я снимаюсь из-за того, что я проиграл короткую, и теперь просто не хочу пролететь пьедестал, — неосознанно дует губы младший.       — Какая разница кто что подумает? — вкрадчиво пассивно-агрессивно вопрошает голубоглазый. Опять непрошеная злость подступает. Что ж такое?       — А так скажут, мол, вот ему плохо, а он всё равно вышел, молодец, — дальше рассказывает Антон, уверенный в истине своих слов. Люди же вроде любят эту несгибаемую стойкость, когда кто-то, несмотря ни на что, продолжает. Разве такие поступки не восхищают?       — Или люди подумают, что раз тебе плохо и ты не остался отдыхать, то ты вышел специально, чтобы тебя пожалели. Какой ты бедненький, несчастненький, — вдруг играет по правилам подопечного Арсений, театрально размахивая руками по сторонам. Он-то прекрасно знает, как ситуацию можно легко вывернуть в сорок разных сторон, и совсем не обязательно ты везде будешь хорошим. Шатен с грустью хмурит бровки.       — Так… могут подумать? — донельзя невинно спрашивает он у взрослого. Тот кивает, поджимая губы, — Ну…       — Давай ты подумаешь, — опережает его Попов, кладя руку на хрупкое плечо, — Время есть, и я поддержу любой твой выбор, — спокойно внушает старший, видя всё ещё загнанного в угол ребёнка.       Нужно оставить его, пусть сам решит. Ему катать, его выбор. Да…

***

      — …никогда раньше такого не показывал. О, а мы пока что снова видим Антона Шастуна в компании Арсения Попова! — радуется и удивляется одновременно комментатор, когда на экран выводят мальчишку и тренера, — Короткая программа у Антона не получилась, но в этот раз Арсений Сергеевич рядом, поэтому будем надеяться на результат, — спешно озвучивает мысли Гришин, ведь камеры уже вновь транслируют каток, — А сейчас на лёд выехал Евгений Беляев…       — Сразу настройся на определённый набор. Но если чувствуешь, что всё — не рискуй, успеем ещё всех порвать, — советует мужчина, пока подопечный вертится рядом. Мальчишка сегодня ужасно слаб, его конечности ватные, в голове опилки, и со всем этим букетам он через каких-то десять минут будет кому-то что-то доказывать.       — Нам недавно стало известно, что Антон вчера чувствовал себя плохо, и поднимали вопрос о его снятии с произвольной, но сейчас мы видим, как Шастун с улыбкой выезжает на лёд, а значит, какие-то силы он в себе всё-таки нашёл. Заявлена программа сложная, посмотрим, что выдаст в итоге, — комментирует Гришин, на время отключая микрофон, — Давай, ребёнок, покажи им! — он сжимает кулаки и начинает жутко переживать, как только слышит музыку.       У Антона в голове перекати-поле, смешанное с громадным волнением до дёргающегося глаза. Что сейчас происходит вообще? Он ног не чувствует, нарастающей силы не чувствует, уверенности хоть в чём-нибудь тоже. На разминке с трудом получились тройные, но вот четверные полетели все поголовно. А ведь у тренера с подопечным был уговор на три четверных. Но, если часть про выгон отменили, значит ли это, что и отдых по всем условиям отменяется?       Шастун немного теряется, когда слышит начало своей музыки. Он слишком сильно ушёл в свои мысли, а ему, между прочим, надо сейчас показать хороший результат, несмотря ни на что. Поэтому на первой перебежке к четвёртому тулупу с двойным акселем он собирается и приземляет всё почти идеально. На начало сил хватило, а дальше? А дальше ещё два четверных, один из которых в каскаде, только вот оба прыжка мальчик очень сильно не докручивает, поэтому падает. Вторая часть состоит только из тройных и, конечно, вращений, но на танцевальной дорожке зеленоглазый уже чувствует, на сколько сухо во рту и на сколько сжимаются лёгкие. Сил не остаётся. Он делает не самые чистые каскады три-три, но искренне старается дожать программу до конца. Мальчик даже хмурится неосознанно там, где не должен, и Арсений это, разумеется, замечает. Но Шастун программу всё-таки докатывает, хоть и на последних издыханиях.       — Ох, Антон-Антон, что ж с тобой случилось за те месяцы, что мы тебя не видели? — горестно произносит в микрофон Гришин, как только музыка останавливается.       Мальчик падает на четвереньки сразу после последнего движения и активно пытается отдышаться и не сдохнуть. Его охватывает чуть ли не паника какая-то, когда доходит, что произвольную он тоже завалил не по-детски. В глазах ребит, в ушах белый шум, через который активно пробиваются аплодисменты, но сейчас главная задача всё же доехать до тренера.       Твою мать, ещё же поклониться надо…       Шастун не спеша, боясь потерять равновесие, клонится, при этом всё равно обращаясь напрямую к зрителю. Арсений Сергеевич объяснял как-то, что поклон должен быть всегда честный, искренний и красивый, не зависимо от качества проката. Когда Антон едет к борту, он понимает, что не хочет сейчас видеть никого, особенно тренеров. Они так старались все вместе, а он сейчас, получается, их подставляет. Не хочется видеть разочарованных или жалостливых взглядов, не хочется слов поддержки или замечаний, он и так всё знает, не хочется видеть оценки, дураку понятно, что пьедестал он пролетел.       — Начало было хорошее, — встречает Попов, и пацан слышит в его голосе явную печаль, из-за чего живот мучительно стягивает от досады. После двух шагов к kiss&cry, ноги подкашиваются, поэтому брюнет доводит спортсмена до сидений под руку, — Как ты? — спрашивает на ухо взрослый.       — Плохо, — мотает опущенной головой мальчик.       — According to the results of the free program, Anton Shastun scores 139.7 points. In total, he receives 193.77 points for both programs and currently occupies the second line.       А после меня ещё шесть лидеров, значит я буду только восьмым…       — Давайте Вы меня выгоните всё-таки? Нафиг я Вам такой нужен? — скулит Антон после объявления результатов.       — Не придумывай, — отрешённо отвечает мужчина, помогая младшему встать.       — Нет, ну, правда! У Вас проблем станет в сто раз меньше…       — Так, прекрати быстро, — одёргивает шатена Арсений, от чего тот тут же сжимается сильнее, — Антон, пожалуйста, — он сам не знает, чего хочет от ребёнка, но продолжает активно поглаживать его, уставшего и безжизненного, по плечу.       — Извините, можно пару вопросов? — нагло перегораживает им путь журналистка с противной наклеенной улыбкой.       — Нельзя, — бросает секундный осуждающий взгляд старший, даже на миг не затормозив перед ней, — Не плачь только, только не плачь, — как мантру повторяет Попов, стоит им прийти в раздевалку, а Антону упасть на лавку.       — Я и не собирался вообще-то, — огрызается мальчишка, усмехаясь, будто старший сморозил жуткую глупость.       — Отлично. Переодевайся, — тоже меняет интонацию тренер и поспешно удаляется обратно на арену к другим своим подопечным. Почему этот ребёнок так себя ведёт? Ну зачем опять злит?       — Сука, — беззвучно и страдальчески вырывается у Антона, когда он понимает, что снова на эмоциях проявил жуткое неуважение. Нахрена эти эмоции вообще нужны? Они только мешают жить!

***

      — Я должен был собраться! Должен был, понимаешь ты или нет? — истерит после обеда Антон, когда им старшие объявили что-то наподобие тихого часа.       — Ты никому ничего не должен! Ты же сам это говорил! — тоже на повышенных тонах отвечает Никита, уверенный, что иначе его просто не услышат.       — Да это о другом, — отмахивается, прямо как от мухи, пацан, — А я про себя! Я себе должен, себе! Не Арсению Сергеевичу, не Павлу Алексеевичу, а себе, — объясняет фигурист, будто говорит с маленьким ребёнком, — Я не хочу ничего вообще, это ужасно, просто ужасно, — хрипло воет Антон, когда друг пытается приблизиться, — Ужасно, ужасно, ужасно! — он с силой хватается за свои волосы.       — Э-э-э, Шаст, твою на лево! Ну-ка тихо, — тут же перехватывает ладони Васюхник, старательно спасая товарища от самого себя, — Меня послушай! — кричит он, когда зеленоглазый в руках начинает буянить. Но такой яростный голос Никиты действительно заставляет шатена поутихнуть, — Это не конец, Антон, совсем нет. Подумаешь, первый юниорский сезон не задался! У нас, как минимум, ещё показательных сейчас наберётся, которые ценятся публикой, пусть и не дают за это медалей. Отдохнёшь в мае, поле…       — Не отдохну. Арсений Серге…       — Мне насрать, ты отдохнёшь! — с нажимом твердит Никита, даже заставляя товарища дёрнуться, — Полежишь, поешь, посмотришь сериалы, погуляешь. Нагуляешь, так сказать, настрой, и за лето будешь круче всех. Тебе надо немного восстановиться, Попов тебе всю голову затуманил, но ничего, справитесь. Кто ж знал, что он тебе родителем будет? — оба вздыхают, — У тебя получается, Антон. У тебя будет ещё очень много стартов и побед. В этот раз ты сделал всё, что было в твоих силах, запомни. Всё, что не убивает, делает сильнее, не так ли? — с мягкой улыбкой спрашивает Васюхник.       — Так, — кивает парень, расслабляясь. Крушить всё вокруг больше не хочется. Теперь хочется Совушку под бок и пломбир с шоколадной крошкой, — Мне страшно, когда я представляю наш разговор с Арсением Сергеевичем, — вдруг признаётся Шастун, падая на кровать.       — Это нормально, — не задумываясь выпаливает кареглазый, — Почему ты удивляешься собственным чувствам? — хмурится он, — Что в них такого? Да, страшно, потому что неизвестность всегда пугает. Но, если хочешь немного успокоится, проще хотя бы чуть-чуть поговорить с ним сейчас, — достаточно спокойно продолжает беседовать мальчик, расхаживая по номеру, что-то перекладывая или складывая, — Он же добрый в жизни по твоим рассказам, когда ты не колючий, а вы не на тренировке, он к тебе очень мягок.       — Блять, ты знаешь, что ты прав? — ответом служит довольная ухмылка в зеркале, — Почему ты всегда такой разумный?       — Родители такие, — пожимает плечами Васюхник, — Тихие, спокойные, но уверенные, — улыбается он.       — Это круто, — одобрительно кивает Антон и встаёт, чтобы открыть дверь, в которую только что постучали.       — Ребятня, через полчаса встречаемся в холе, внизу. Пойдём гулять, поужинаем в кафе. Пока мы здесь, все хотят посмотреть окрестности, — бодро выдаёт улыбчивый Арсений, стоя в коридоре и оглядывая номер спортсменов, — Боже, какой у вас бардак! — хмурится он следом, ведь всё в комнате перевёрнуто вверх дном. Одеяла и подушки смяты, одежда разбросана, спортивная форма тоже, вредная и не очень еда вперемешку валяется на небольшом столике, куча обёрток и грязных кружек, окно открыто, телик включён. Даже холодильник нараспашку! — Так, ну-ка приберитесь и форточку закройте, а то простынете, — коротко наставляет брюнет, — Антон, пошли к Дмитрию Темуровичу сходим.       — Ладно.       — Как ты? — мужчина бережно придерживает мальчишку за спину, пока они выходят в коридор.       — Да не знаю. Не тошнит, но есть не хочется, — слегка хмурится зеленоглазый, неосознанно прижимаясь к тренеру чуть сильнее.       — А что насчёт проката? — аккуратно спрашивает брюнет.       — Не пойму пока, — на выдохе отвечает мальчишка, — Сейчас…, — он на секунду задумывается, а потом всё-таки рассказывает, — Кричал на себя, Никита там бесился, но он успокоил как-то, поэтому я более-менее.       — Всё бывает в жизни, Антош. Главное, вынести из ситуации главное, а этим мы с тобой основательно займёмся в Москве, — грустно улыбается старший, стуча в номер.       Да, кстати об этом, — так и хочется сказать пацану, но дверь перед ними быстро открывается.       — Привет, че… ребята. Проходите, — кивает врач, на автомате желая произнести «чемпионы», но запоздало понимает, что сейчас такое обращение всё же будет не кстати, — Температура есть?       — Температура есть? — вторит вопрос голубоглазый, обращаясь к фигуристу. Тот пожимает плечами, а мужчина кладёт ладонь на тёплый детский лоб, — Вроде нет.