Дети не боятся эмоций

      — Я же говорил, — смеётся Арсений, когда обнимает своего маленького чемпиона после защиты второго спортивного разряда. Этому мальчишке вроде недавно исполнилось девять, но он ещё такой ребёнок, что словами не передать. Хнычет, смеётся, плачет, радуется, расстраивается, бесится.       Вот, например, месяц назад Попов его неделю в себя привести не мог, потому что Шастун носился по спортивному залу так, будто за ним рой ос летит. Но на самом же деле, Антон просто придумал себе какого-то воображаемого друга Матвея, с которым и решил поиграть в догонялки прямо на тренировке. На льду было всё тоже самое, и тренеру стоило колоссальных усилий, чтобы на шестой день провести вразумительную, серьёзную и нервную беседу для этого непоседы. Нужно было, конечно, сделать это раньше, но старший слепо надеялся, что всё образуется само, что это просто полнолуние, Меркурий не в той фазе, к примеру.. Но нет. Поэтому разговором это назвать было нельзя.       Иногда брюнету кажется, что он тогда перегнул непозволительно, грозившись выгоном, лишением вкусностей, усилением растяжки, увеличением упражнений и ещё что-то, что вырвалось в тот момент на жутких эмоциях. Но он, прежде всего, взрослый и рассудительный человек, должен был поговорить нормально, а не орать..       Воспоминания Арсения. Месяц назад, суббота:       — Шастун, а ну мигом сюда, бездельник! — громко разносится на всю ледовую арену. Пацан от неожиданности крупно вздрагивает и падает на колени, на которых теперь наверняка останутся синяки, — Быстрее!       — Ну, Арсений Сергее.., — пытается что-то сказать младший, пока приближается к борту, но улизнуть по простому ему не дают.       — Замолчи! Чехлы надел, — приказывает мужчина, как только объект его ярости вышел со льда, — Пулей в тренерскую, — взяв парня за ухо, направляет его, шипящего, в нужном направлении взрослый.       — Да ну не надо, — пытается исправить положение Антон по пути в кабинет, только сейчас понимая, что он натворил своими шалостями. С ним же тут не играют всё-таки. Только почему он так поздно это понял?       — Сел на стул! Негодник, — почти рычит слетевший с цепей Арсений, глаза которого давно стали тёмными, почти синими. Дверь в это время громко захлопывается, от чего малыш вздрагивает и даже не имеет возможности толком осмотреть помещение, в котором он находится впервые, — Ты что себе позволяешь? — старший могущественно нависает над спортсменом, что сжался на мягком стуле напротив рабочего стола, — Ты как себя ведёшь вообще? Непоседа, фигов! Что ты там себе уже понапридумывал, что теперь я вижу такое поведение? Где мой старательный мальчик? Я закрывал глаза всю неделю, Шастун, но носиться по льду, когда все работают, — пытается не орать на ребёнка брюнет, но получается плохо. Арсений терпеть не может непослушание и отсутствие дисциплины. Антон смотрит на тренера, ни жив, ни мёртв. Глаза на мокром месте, понимание неизбежного яркой вывеской крутится в голове, затмевая остатки здравого рассудка, — Может я слишком мягок к вам? — вдруг на пол тона тише произносит взрослый, медленно отстраняясь, но не отходя дальше, чем на метр, — Жёстче надо, да? — и Антон готов поклясться, что ему этот тон кажется до того кровожадным, прям как в фильмах, — Хорошо.       — Арсений Сергеевич, — мальчик не узнаёт собственный охрипший голос, — Простите..       — Простить я тебе мог в понедельник. Даже может быть в среду! Но не в субботу, когда ты всю неделю как сумасшедший себя ведёшь! — вновь срывается и грозит пальцем Попов, пока зеленоглазый сжимается вновь, — Теперь будешь отвечать.       — Я понял.. Всё понял.. Может не надо? — уже чуть не плачет Антон, которому кажется что его сейчас, ну, как минимум, зарежут.       — Никакого сладкого месяц. У матери спрошу, взвешиваться каждый день будешь, не дай бог поправишься, — цедит тренер, — Приходишь на тренировку на час раньше, уходишь на час позже, опять же, месяц, — а парнишка уже открыто ревёт, даже скорее от напряжения, страха и тона мужчины, — Отдельно с тобой будем заниматься, — а ребёнок упорно слышит: «Отдельно над тобой буду издеваться».       — Хватит! — теперь очередь провинившегося отчаянно кричать.       — А ну-ка тихо, Шастун! — в миг утихомиривает его старший, — Ещё один протест, ещё один такой вот выкрутас, и ты вылетишь отсюда, как пробка от шампанского! Поверь, мне есть кем заняться вместо тебя. А теперь вон от сюда! Звони отцу, на сегодня твоя тренировка окончена.       Как только за взахлёб рыдающим ребёнком закрывается дверь, Арсений выдыхает, понимая, что перегнул. И перегнул сильно. Вмиг становится стыдно за своё поведение, хотя стыдно должно быть Антону. Попов минут десять собирается с мыслями, после чего звонит Майе Олеговне, маме этого мальчишки, чтобы ей всё дословно и аргументированно рассказать.       Благо, женщина всё прекрасно поняла и даже извинилась за поведение сына, но дурацкий едкий осадок всё равно остался. Но фигурист успокаивал себя тем, что поступил он всё же правильно, потому что по-другому, мягко и рассудительно, как целенаправленно было вплоть с понедельника по пятницу, Антон не понимал.       Но теперь этот непослушный мальчик сидит и плачет в раздевалке, сжавшись в комочек на холодном полу. Прямо как три года назад. Папе он звонит только через минут пять, как только приводит дыхание в норму. Потом долго одевается, складывает одежду в сумку, допивает воду из бутылки, которую успел прихватить с собой на обратном пути. Затем сидит и бездумно глядит в стену напротив своими опухшими глазками. Мозг упорно пытается анализировать собственное поведение, но ничего не выходит. Ответа просто нет.       На самом же деле, Антошке просто хотелось играть, а не концентрироваться на тренировке. Он устал и хотел таким образом неосознанно разгрузится, поэтому и бесился. Но понять это сейчас, к сожалению, малышу не дано.

***

      Август. Антону десять.       — Шастун, я совершенно не хочу слышать ничего, что имеет частицу «не». Все твои «не могу», «не получается», «не буду» и «не хочу» до жути неуместны, — Попов с лёгкостью пресекает все попытки пацана отвертеться от сегодняшней тяжёлой тренировки в зале, желая сделать обычную и причём на льду. Они сейчас находятся в той самой тренерской, на ежемесячном взвешивании, которое уже понемногу наводит ужас. Сегодня парнишку привезли пораньше, поэтому он тут пока один на один с тренером.       — Не честно! — капризничает мальчик, снимая с себя плотные спортивки и оставаясь в трусах и майке, ведь иначе на весах цифра будет во много раз больше допустимой.       — Что, прости? — практически издевается Арсений, ведь было произнесено то самое «не».       — Ничего, — бубнит Антон, — Двадцать девять ровно, — озвучивает результат он и одевается обратно, как только тренер убедился в честности его слов и записал результат в журнал.       — А теперь погнал в двенадцатый, к уже хорошо тебе знакомым юниорам, говоришь твоему любимому Лёше, чтобы он поотрабатывал аксель, а сам прыгаешь на скакалке, пока я не приду, — легко даёт задание уходящему из тренерской юному спортсмену Попов.

***

      — Не беси, а. Ложись давай, — просто и ни о чём не забочась, подзывает к себе Антона взрослый. Поперечный шпагат мальчик давно тянет с прямыми ногами, но пока с пола, особенно, после летних каникул. Шастун послушно ложится на спину прямо перед тренером, сначала поднимая прямые и натянутые ножки вверх, а потом их разводя в стороны. Арсений быстро визуально выравнивает ровную линию ног и таза и начинает давить где-то около колен парнишки.       — Ай! Ммм, — тут же хватается за свои бёдра мальчик. Почему-то ему кажется, что сегодня брюнет тянет сильнее, чем обычно, — Хмм..       — Руки наверх! Ну-ка, давай до пола, — и старший тут же дожимает до предела, полностью опуская ножки ребёнка на пол, до которого и так оставалось всего ничего. Но всё это под протяжное «А!», — Тише ты, глянь, свершилось чудо! — коротко и сдержанно смеётся Попов, удерживая это положение, в голове начиная отсчёт.       — Хватит! Больно! — хнычет мальчишка, всячески ёрзая и выкручиваясь, но на самом деле вырываться уже не собирается. Он резко закрывает ладошками свои глазки и начинает беззвучно плакать, — Отпустите..       — Нет, Антон, потерпи, — без капли зла произносит взрослый, просто понимая, что сейчас нужно просто дожать, додавить, пусть это и действительно очень больно. Он уводит худые ножки чуть-чуть вверх, потом чуть-чуть вниз, прокручивая тазобедренные суставы, и возвращается снова в линию, конкретно припечатывая последний раз.       — Всё! — всё-таки в этот момент срывается на громкий плач Шастун, даже не сразу понимая, что его ножки соединяют и сгибают.       — Давай, приходи в себя, — Арсений хлопает по плечам лежащего пацана, — Видишь, всё ты можешь. Теперь с лавки будем тянутся, — предупреждает голубоглазый, пока младший беззвучно ревёт, подавляя всхлипы, — Ты знаешь, что так нужно, не делай из себя мученика, — холодно отзывается Попов, который уже порядком подустал вечно сочувствовать плачущему на растяжке мальчику. Другие почему-то так не воют, — Ложись и покажи мне свою почти идеальную лягушку, которую мы сейчас, наверное, тоже дотянем до конца, — спокойно говорит мужчина, пока дитё перекатывается на живот и подгибает ножки, — Так, — хорошо нажимает на детскую попу Арсений, в итоге раскрыв бёдра маленького фигуриста полностью.       — А-а! — мальчишка кричит, а потом переходит в рёв, начиная барабанить кулачками по всему, до чего достаёт, — Больно, Арсений Сергеевич.. Больно-о!       — Нет, ну что ты будешь делать? Тебе сколько лет, золотой мой? Хватит рыдать каждый раз, расслабился и терпишь, — нервно выдаёт взрослый, на самом деле просто не зная, что ещё сказать. Успокаивать ласковыми словами бесполезно. Во-первых, авторитет строгого тренера пошатнётся в десятый раз, ведь мужчина и так много себе позволял на тренировках, а во-вторых, не помогут эти сюсюканья, потому что это реально очень больно. Но деваться некуда, а работать надо.

***

      Холодный и промозглый ноябрь. Антону всё те же десять, когда его родители уезжают в другой город по работе на неизвестное время. Мальчик тяжело принимает новость о том, что теперь будет жить без родителей в спортивном общежитии. Как вообще всё так резко успело изменится? Друзья в школе, что находится буквально в пяти минутах от дома, безумно долгие, но дающие результат тренировки, которые начинаются сначала в пять утра, перед школой, а потом почти сразу после уроков, практически идеальные отношения с тренерами, которых Шастун видит во много раз чаще, чем родных, победы на пока не масштабных, но всё равно волнующих соревнованиях… Всё это не могло достаться просто так, верно? Не может всё быть хорошо, обязательно что-нибудь где-нибудь должно быть плохо.       — Но, мам! Я и так вас раз в сто лет вижу! — мальчик долго и надрывно плакал в тот вечер, когда ему сказали об уезде родителей практически в последний момент. Уже завтра воскресенье, у малыша заслуженный выходной, казалось бы, счастливый день обычного третьеклассника.. но нет. Именно завтра нужно собрать все свои вещи, перевезти их в уже подготовленную комнату в общежитии, попрощаться с главными людьми в его жизни и остаться одному.       Звучит ужасно. Просто отвратительно. Антон плачет всю ночь, не находя себе места. Ему страшно до ужаса, он боится, волнуется, грустит, не знает, как и что будет дальше, на сколько родители уедут, когда вернуться. С кем он теперь будет? Кто будет рядом?       А Арсений Сергеевич уже как месяц в курсе данного события и давно всё обдумал, продумал и обсудил с Майей и Андреем. Конечно, отдельных комнат и нянек для детей младшей школы не предусмотрено, ведь обычно всё-таки в общежитие ребята попадают будучи постарше, и присмотр за ними уже просто не нужен. Ну, разве что в некоторых моментах. Но для этого есть дежурный Владимир Степанович, который может быть и добрым мужичком, и злым сторожем.       Свободная кровать нашлась у Алексея Комарова в 219 комнате, а с этим пацаном Антон уже хорошо знаком и даже, вроде, дружит. Правда, Лёша уже к зимней олимпиаде готовится, а ему ведь всего шестнадцать. Но вряд ли десятилетний сосед в принципе как-либо помешает. Особенно учитывая то, что парень сейчас безвылазно находится в комплексе, на льду или в зале.       И Комаров, кстати, тоже давно в курсе. Как и Владимир Степанович. Один Шастун узнал всё в последний момент, причём он не очень понимает, почему. Вроде, это непосредственно его жизнь, его дальнейшее существование в тех или иных условиях, а взрослые считают, что лучше сказать всё ребёнку в последний момент. Чтобы препирался меньше.

***

      — Всё, будь умницей, — целует сына в обе щеки и красный нос Майя, когда она с мужем стоит недалеко от входа в спортивный комплекс. Рядом Антон, весь в слезах и соплях. Чуть поодаль стоит и поверхностно наблюдает непоколебимый Арсений, засунув ладони в карманы строгого пальто.       — Хватит слёзы лить, Антон, — по-отцовски треплет парнишку по лохматым кудрям Андрей, — Ты ж мужик, а мужики не плачут! — он хлопает своей крепкой ладонью по хрупкому плечу и отстраняется.       — Люблю тебя, Тош, — напоследок прикасается губами ко лбу младшего женщина и встаёт с корточек. Как раз в это время чувствуется сильный порыв ветра, который норовит снести, кажется, даже дерево. Попов осторожно подходит сзади и приобнимает мальчика за плечи, — Арсения Сергеевича слушайся, — наказывает мама, чуть пригрозив пальцем. Тренер только чуть сильнее сжимает дальнее плечо малыша в знак поддержки, оставаясь внешне непоколебимо спокойным и холодным. Прямо как погода. Родители, горько вздохнув, наконец садятся в давно приехавшее за ними такси и уезжают. Антон с брюнетом стоят, замерев в той же позе, ещё около пяти минут, пока шатен абсолютно пустыми и стеклянными глазами глядит куда-то сквозь этот мир.       — Замёрз? — спокойно уточняет мужчина, проведя ладонью по детскому плечу. Дует холодный, почти уже зимний, пронизывающий ветер, а Шастун без шапки между прочем. И без шарфа. Но ему, видимо, всё равно.       — Нет, — еле слышно отвечает парнишка, шмыгая носом. Он будто не здесь сейчас, не на безлюдном под вечер тротуаре. Он где-то в тумане или, может, в невесомости.       — Тогда пошли сходим в парк. Там есть пекарня, где продают безумно вкусные булочки, тебе обязательно понравится, — Арсений перехватывает худую и холодную ладошку ученика, вздыхает, ведь мелкий всё-таки замёрз, и не спеша идёт с ним в противоположную от катка сторону.

***

      — Кушай давай, — настаивает брюнет, когда он вместе с Антоном сидит за длинным барным столиком в тёплой кофейне. Парнишка почему-то с каким-то презрением и недоверием смотрит на маковую улитку, но всё-таки осторожно откусывает небольшой кусочек мягкой и ещё горячей булочки, — Наверняка ведь не обедал даже, — зачем-то говорит старший, когда ставит на стол два стаканчика с травяным чаем, — Держи. Только осторожно, горячий, — предупреждает взрослый, пока ребёнок уже успел распробовать улитку, на что Арсений мягко улыбается уголком губ.

***

      — Лёш, ты звони, конечно, если что, но я надеюсь он привыкнет, — немного нервно говорит Арсений, сидя на свободной, но уже постеленной кровати, когда Антон пошёл в душ.       — Да не волнуйтесь, я если что и успокою, и отжиматься заставлю. И разбужу, и уложу, — смеётся максимально спокойный и расслабленный Комаров, делая какие-то экзаменационные задания к репетитору, — Его, может, в школу отвести? — как ни в чём не бывало предлагает пацан.       — У тебя завтра первая тренировка только в час, ты проснёшься, когда он закончит, — вздыхает Попов и понимает: он нифига не спокоен и нифига не уверен в том, что этот маленький кудряш справится сам. Он ведь внутри ещё совсем кроха, ему бы ласки и заботы близких после таких жёстких тренировок, как у Арсения.       — Да не кипишуйте, — отвлекается от своих тетрадей Лёша, видя задумчивость и загнанность своего обычно уверенного во всём тренера, — Ему же не пять, а аж в два раза больше, — хихикает. Брюнету бы его лёгкость, — Я знаю, что мне нужно ему показать столовку с утра и передать вместе с рюкзаком Гришке, который отведёт его в новую школу и приведёт потом обратно. А! Ещё сказать, чтобы после уроков пообедал и погнал на тренировку, — послушно выдаёт весь план действий младший, решая хотя бы немного привести в себя тренера тем, что чётко всё запомнил, — Вы живёте этажом выше, меньше минуты, если что, — зачем-то говорит Лёша через пару минут, игриво крутясь на колёсном стуле.       — Мда, — зарывается в волосы Арсений, а потом закатывает рукава своей домашней тёмно-зелёной толстовки, — Ух-ты! Какая классная пижама, — искренне улыбается голубоглазый, когда в полутёмную комнату возвращается Антон с полотенцем и щёткой в руках и в жёлтенькой пижамке с лимонами. Мальчик же только аккуратно убирает ванные принадлежности на полочку и залезает под одеяло, беря в руки телефон. Он быстро печатает маме ответное, но безэмоциональное «Спокойной ночи», ставит устройство на зарядку и укладывается по удобнее, обхватывая и прижимая к себе плюшевую Совушку.       — У меня головка болит, — смотрит на взрослого своими большими и уставшими глазками Шастун, чуть не плача и на секунду переведя взгляд на друга, что вновь весь в уроках.       — Не заболей только, пожалуйста, — прикладывает свою ладонь к тёплому мальчишескому лбу Попов, хмуря брови, — Вроде не горячий. У тебя был тяжёлый день, нужно отдохнуть, — мужчина укрывает ребёнка получше, напоследок легонько хлопает по груди и поднимается, — Спокойной ночи, Антош. Лёш, не сиди долго, уже поздно, начало двенадцатого.       — Угу, — кивает сосредоточенный Комаров, — Антоха, спи, ничего не бойся. Всех монстров я разогнал отсюда ещё год назад, — всё так же склонившись над столом, рассказывает парень, — Когда на Новый год с девчонками пили, — шепчет эту незначительную деталь уже себе под нос и коротко смеётся, вспоминая, какая клёвая тусовка была именно в его комнате, — Спокойной ночи, малышок.       Арсений последний раз оглядывает комнату, вздыхает, улыбается ребёнку и выходит, закрыв дверь. Антон шмыгает носиком, закрывает уставшие глазки и вырубается тут же. Завтра в новую школу, к новым учителям, к новым одноклассникам. Но у мальчика нет сил думать об этом.