Кротек

2021 г.

Видит Кту... Ну кто-то точно видит, что нет у Князева привычки сидеть и жалеть себя, приговаривая, что это был тяжелый год. Хотя декабрь в этом году точно выдался не из лёгких. Не такой, как тот, конечно, когда он в тринадцатом (с ума сойти — уже восемь лет прошло! Кто бы тогда сказал, что у них ещё будут эти годы! А теперь и этого ужасно мало!) судился за Мишу, весь оплёванный и обгавканный не только фанатами, но и некоторыми "хорошими знакомцами". Тот был сложнее. Гораздо. Ещё и неизвестность полная. Но это было давно, а к хорошему человек привыкает быстро. Вот и он расслабился, давно судьба пику свою на него не обрушивала. Почему бы и не расслабиться?

Расслабишься тут, пожалуй... То пятое, то десятое. И без того форменного эрзаца бегал сайгаком, и не скажешь, что скоро ему полтос преисполнится. Да и не только ему, вообще-то. Но вот это самое «вообще-то» и сидело не комом даже в горле, а, в соответствии с сезоном, сосулькой. Талой.

Андрей тоскливо покосился за стекло, пятая точка уже успела занеметь — всё-таки подоконник не лучший насест для такого задёрганного птица, как он. Но привычка-то осталась. Высоко сижу, далёко гляжу. И ситуацию пасу. Ну иллюзия контроля появлялась. Рассеивалась, правда, быстро.

Какой уж тут контроль. Порой ему казалось, что вот удила судьбы у него в руках и строптивый конь, наконец, пошёл куда нужно. А потом происходило вот... Какой-то камень, корень или иная подножка от Фортуны-шутовки... И ты летишь из седла под ржание коня и не знаешь, сломаешь ли ты шею или просто отобьёшь бока.

Лучше бы бока: они у него жирненькие и мягкие. Заживут. А вот шея — Андрей потёр ту легонько — пусть и не тощая курячья, но и без того трещала. Да уж, пытался отвлечься, в окно попялиться... За чужими, не сметенными сыгранными картами жизнями.

А только больше накрыло. За стеклом вместо снежка белого да лиц счастливых — извечная Питерская слякоть да хмарь несусветная. Прохожие редкие — опять город вирусом захлестнуло (вот уж не думал, что это верно напел однажды. Спасибо, что не зомби... Наверное. Может, ковид — это какой-то отложенный зомбовирус!) — торопятся, бегут, ещё и в масках (как Мишка говорит, намордниках) на подбородках... Да уж, даже щедро украшенный любимый город не создавал нужного ощущения праздника. Скорее уж огромного лепрозория. Новый год через две недели (ещё пару концертов отыграть и можно отдохнуть... Ага, в нормальный год! А не в этот, блин: сидят дома, пухнут со скуки и отсутствия денег... Тревожно, в общем! Да чёрт бы с ними — не они главное, другое убивало, совсем другое), а на душе не то что кошки — львы какие-то скребут.

Оно и понятно. Окно — единственное безопасное место в этой квартире, как бы странно ни звучало. Потому что всё остальное — Андрей прижухло огляделся — напоминало о Михе: вон беспорядок, далёкий от творческого (хотя, казалось бы, давно ослеп, проще всё класть на свои места, чтоб потом не тыкаться, искать, попутно стуча соседям Князевым — спасите, мол, помогите! Потерял плеер! Угу, сейчас бы всё отдал, чтоб его так бесцеремонно из-за какой-то фигни выдёрнули из неги, но, увы...), и все его примочки и фишки, облегчающие незрячему, а заодно и его родным жизнь.

Милые сувенирчики всякие, и не говорите, что у Горшка не может быть ничего милого. Это неправда. И никогда ею не было. Вон камней пирамидка выложена, каждый — особенный. Мишка эти годы меньше, конечно, ездит в туры. Зато стал больше интересоваться всякой там жизнью извне гримёрки-сцены-гостишки-вокзала. Вот, что трезвая жизнь делает, да. Вон и камни собирать начал, да. По мнению Андрея: что угодно, лишь бы не тянуло в сторону колюще-режущего, пьянящего. Они же и группой всей сохраняли сухой закон, когда Миша с ними из берлоги выбирался. Ну как, сухой... Сильно надо — идите куда подальше и пейте там. Только потом в другую сторону дышите.

И ничего, нормально всё было. Горшок, конечно, знал прекрасно, чёй-то Димка с Альбертом такие весёлые порой возвращаются. А иногда и сам Андрей, но эти семь лет без эксцессов прошли. И вот, нате... Несмотря на ЗОЖ (ранее немыслимый для Мишутки), на все их усилия — пришла беда, откуда не ждали... Точнее, ждать-то можно было, просто уже казалось, что обошло, свезло, ан нет. Вот Князев теперь и грустил тут, в квартире Горшенёвской, один. Казалось бы, чего пришёл, если так болью всё отдаётся. А вот тянуло... Хоть куда-то, где комья воспоминаний сопят и дух родной чувствуется.

Взгляд запинается о забытую в углу игрушку Адельки — лабрадориха переехала к ним. Вон за стенкой послышался короткий лай — пёска тоже грустила, но Алису любила. Видно, ей сейчас удалось ту расшевелить... И то хорошо. А игрушку Князь сцапал в карман — отдаст владелице. Это ещё недавно казалось, что Адель перебралась к нем ненадолго...

Временно, бл*дь, как они все надеялись. А сейчас осталось от этой надежды — пшик. Андрей потёр виски: как же он устал. Но и сдаваться права не имел. Из стольких передряг выбирались... Столько раз казалось, что сейчас точно всё... Но Миха, хоть и похож больше на пса, живуч, как кот. Вопрос в другом: а не исчерпались ли все эти уже даже не девять жизней? Ведь сколько верёвочке не виться, а конец-то всё равно будет.

И снова, и снова, бл*дь, послушай — верить надо! Надо верить, да, только сложно это делать, когда на горло железным сапогом наступает ощущение, что все шансы, в их случае с лихвой отсыпанные судьбой (той же рукой, что и люли отсыпала!), положенные людям на удачу и счастье, они уже исчерпали. И вот стоит теперь один со старой обслюнявленной собачьей игрушкой, в опустевшей Михиной квартире, и не знает, что делать, и как натурально не начать биться головой об стену. От последнего останавливает только то, что жена и дочь услышат, да. Так бы побился... Полегчало б ещё от этого, ага.

Но всё равно возвращался сюда. Раз за разом. Хоть и передачки давно уже никакие не брали. Режим в том ковидарии — хлеще, чем на зоне. Не то что прям опыт большой имел, но впечатление такое складывалось, крайне гнетущее. И деньги, что, к слову, таяли быстро, — не особо помогали. Ещё немного работали связи, но ключевое «немного» — сейчас всем тяжко было.

От безнадёги-то и желания повыть (тут оно максимизировалось, но в дикие вокальные партии не перерождалось, затухало на какое-то время, пройдя апогей) и убегал сюда, в Мишкину берлогу, как раньше шутила Агата. Теперь это в какой-то степени и его берлога — благо рядышком. В любое время дня и ночи можно разбередить душу.

Хотя лучше уж так, одному побыть, подклеить хотя бы фасад, когда уже маска по швам трещит... Ибо сидят они все дома — опять всё ограничили, особо и не спрячешься, ладно, берлога, есть. Нельзя ещё и за себя заставлять беспокоиться и без того переживающих домашних. Понятно, что все всё давно просекли, и побеги не тайна, не выход... Но одно дело подозревать, а другое — прям за руку поймать и прочухать, в каком отчаянии пребывает Андрей.

Впрочем, это не только его беда. И он сейчас не про семейство Горшенёвых — там-то понятно. Но и Агата, как бы ни закатывала порой глаза, отчитывая время от времени своих «несносных мальчишек», как бы ни фыркала Князеву, задвигая об их «лохматой проблеме», но всё реже использовала местоимение «твой»... Приняла, короче, как неотъемлемую (о, если б!) часть их жизни. Давно уже задружилась с Михой, нашли они какие-то свои точки пересечения. И без Андрея там явно бы общение продолжалось. А то мало ли... Он вздохнул.

Да, Мишка умел людей расположить. Не утратил ни обаяния, ни умения убалтывать. Пусть и не сияли больше его колдовские глаза, однако другие навыки все на месте были. Вот и Алиска тоже привязалась к дяде Мише, блин. Сейчас с Аделькой возится, тоже грустная, а собаку развлечь пытается — лабрадориха совсем хвост повесила. Не ребёнок маленький уже Алиска, понимает всё.

Вот так вот... И, вроде, старался изо всех сил, а всё равно баркас их на мель сел и течь дал. Князев, как бы ни заверял себя, что ничего нельзя было пописать, что это жизнь и вообще, радоваться надо, что хоть столько выгрыз у судьбы, но не мог... Даже думать в таком ключе. Вместо этого чувствовал, что в очередной раз облажался. Сильно.

И никак не мог взять в толк, где и как. Поэтому сидел в берлоге и занимался любимым мазохистским занятием: разматывал свой клубочек боли в поисках ошибки, вины своей след высвечивал, и копал, копал... Глубоко накопал. Теперь бы не свалиться только в ту ямищу, почти могилу. Только этого и не хватало, бл*дь!

Начиналось-то всё, вроде как, без сучка, без задоринки. Как пошли первые слухи о ковиде забугорном (китайцы, мыши, ещё скажите, Оззи Осборны!) в пределах страны, Андрей просёк, чем это им грозит. Да и нашлись знакомые, кто в красках описал, насколько эта зараза косит... У кого-то симптомов ноль, только распространяют заразу, кто-то, ёлки, и вкус, и запах жизни терял, а иные и вовсе... Со всеми предосторожностями да без нормальных похорон в землю.

Увы, Мишкино здоровье особых иллюзий не оставляло. Тот в группе риска. Если не сказать, что именно это слово и без того регулярно горело у него на лбу, словно на табло... На пару лет Андрей позволил себе расслабиться, зато теперь оно мигало практически как при аварийной ситуации.

Хотя, надо сказать, и не так всё и запущено было. Горшочек их не разваливался на части — пусть и латанный-перелатанный, но вполне скрипел по сцене, прыгал даже — хотя Князя от такого, впервые проделанного трюка чуть кондрашка не хватила. Ну куда, скажите? Слепой кротек, а у них аппаратура, провода, край сцены... Кошмар. Потом чуть легче стало — берега Миша хоть и не видел, но чуял... Или он ориентировался на идущие на него волны беспокойства. В общем-то, далеко не в каждый тур они его с собой брали. А только в те, где можно было без особого напряга прибыть и убыть.

То есть, скорее, Мишку катали в точечные места. Прилетел, отпел, отдохнул в гостишке — и назад. Максимум два города подряд. Ну три. Только поезд тогда нужен был комфортный. Или автобус. А это далеко не каждый орг мог насуетить. Да и слишком часто никто не рисковал — дома дел у того было много. Курсы лечения периодические, благо, что и Лёха не открещивался — иногда помогал. Порой Мишку в санаторий отправляли, тот сперва ершился хуже кота уличного, а потом взял и втянулся... Оно всё лучше, чем со скуки пухнуть в четырёх стенах. Да и здоровье поддерживало, да.

Несмотря на многочисленные оговорки (мелкие и не болючие — хоть и куксился кое-кто, но принимал, как данность, в чёрную тоску, гоблинскую, не скатывался), Князь был благодарен судьбе, Шуту, кому угодно. И не хотел, чтоб всё это у них отобрали теперь из-за китайской моднявой заразы.

Сработал на опережение, не дожидаясь вполне себе официального локдауна (а тот уже спустя месяцок грянул!), чётко и жёстко (кто-то выл — жестоко даже, но Аделька зря выла: и её, и хозяина её лохматого выгуливали вполне себе регулярно, со всеми мерами предосторожностями — намордниками-масками в парадной!) тогда поступил — изолировал Мишку! А сам ещё, да, успел, покатался в туры... Чуточку. Пока Агата не позвонила и не заявила, что роль тюремщицы играть не расписывалась... И вообще, твоя идея — ты и исполняй! Точнее, уговаривай и убеждай.

Никто ж не знал тогда, что вскоре все окажутся в таком незавидном положении «по норкам разойдись», а мантры: «дома не скучно», «сидим дома, чтоб не сдохнуть, на улице чума какая-то» — станут общими. Ещё и попробуй докажи, что не преступник какой, а собаку гулять вывел, бл*дь. А у кого зверей нет? Что врать? С булкой хлеба в авоське показательно вышагивать по опустевшим улочкам?! Да, такое вот коронабесие.

Так что перестраховался Андрей максимально и ответственность свою признавал... Потому и перенёс несколько концертов ещё до всей катавасии. Слушать его по телефону Миха отказывался. Не вовремя вспомнил про свои анархические замашки. Домостроевцем Князева обозвал, во! Но Андрей не слушал — зубы сцепил, и продолжал стоять на своём.

Встреча Михи с этим вирусом с учётом его здоровья кончилась бы фатально. Хотя ужасно било и другое, брошенное как-то этим чёртом лохматым, что он специально-де ему всё это напел в уши — про свободу, позволил так думать... Что Мишка расслабился, да и не стал время на бумажки и восстановление дееспособности тратить. Теперь вот пожинает... От опекуна-перестраховщика диктаторские плоды!

Это хлестануло, да. Но с намеченной траектории не сбило — в счётчик смертей по ковиду Андрей регулярно заглядывал. И благодаря этому убеждал самого себя: да злой, на него злой, но живой же... Мечется тигром по квартирке своей. Ладно, хоть угрозу не воплотил — не отправил на сайт послание о помощи... Помогите-де, Князь с ума сошёл — запер, все контакты ограничил. Еду протирает антисептиком, сам является в наморднике и остальным посетителям велит. А те и слушаются же, бл*дь. Никого из тех, кто «вхож», не удалось Мишке убедить, что надо в конвенцию ООН по правам человека звонить. Поэтому всё чаще Горшочек исполнял, а Адель подвывала, о заговоре против инвалида-анархиста.

Благо, что недолго все эти, выматывающие нервы концерты продолжались. В один момент как-то взял и присмирел Горшок. Случилось это, когда Князь перестал ездить в туры. Тоже почти что... самоизолировался! Явно отлегло от души у анархиста, даже ворча хлопнул его по спине да сказанул:

— Правильно, Княже... Ну его... Доскачешься — заболеешь сам, ещё и вперёд меня! — Миша состроил физиономию жмура... Ну, что ж, юмор у него всегда специфический был. Но даже это лучше, чем то глухое неприятие: ты меня ограничиваешь, власть показываешь... Произвол! Очень надеялся Андрей, что все эти его бурчания — всего лишь реакция на внутреннее кипение от общей ситуации, а всё ж таки не злость на конкретного Князя, который и впрямь лишку махнул... В принципе прав был. Смирился его лохматик, прекратил через губу общаться. А может, просто верил, что вот он, конец заразки... Рядышком... Почти ну, не виден, а почуян. А хрен там. Но Горшочек-то не знал и в целом вёл себя примерно. Только иногда нет-нет да вздохнёт обречённо:

— Знаешь, это уже не забота, это тюрьма! — с этим было сложно спорить. Прогулки устраивал хоть и не по расписанию, но старался регулярно, еду вот приносил... Сам старался не задерживаться, потому что кое-какие дела ни он, ни Агата, ни Алиса в онлайн перенести не могли. Общался бы с удовольствием онлайн с лохматиком своим, да тот сердит всё ещё был... Хоть и отвечал, но без особого энтузиазма. Немного расшевелить удавалось, только когда начинал в стенку азбукой морзе стучать.

На удивление, лохматик не делал никаких попыток обойти запреты. Ну, впрочем, слепому не так-то и легко всё это сделать. Особенно, если тюрем... друг переживающий крепко постарался! Да, однозначно, в своё время психотерапия кое-кому на пользу пошла. Явно правильно докрутил в своей чудной головушке, что не злыдень какой Андрейка, а о нём же беспокоится. А то, что говнился порой... Тяжко в изоляции сидеть — скоро они все это прочухали.

Важно не это. А то, что сработало же! Не потеряли они Миху той страшной весной, да и летом… Махнули ближе к природе — аж в Голубково (сняли домик, тот-то давно продали, увы) — всё равно концертов не было, а домашний альбом, чтоб было, чем время занять, они везде, где интернет был, писать могли. Там вообще Горшок счастлив был... Ну, так казалось, и к Андрею гнев на милость сменил.

Постепенно же к ковиду стали привыкать (человек существо такое — спасибо сией чуме, прокачали службы доставки скилы, внезапно самыми нужными после врачей стали!), ограничения снимать, а Князев успокаиваться. Настолько, что когда разрешили уже, блин, в 2021 году снова массовые мероприятия проводить (с предосторожностями!), то за собой потащил и засидевшегося, почти одичавшего Мишку... Психологическое ж здоровье тоже очень важно!

Наверное, в этом и была роковая ошибка: ковид-то никуда не делся, увы. Просто отношение к нему проще стало... Ну а что, не жить теперь вовсе, что ли? Спрятаться да остаток жизни чахнуть в почти тюрьме? Ну, так Горшок сказал, а Князев повёлся. Что он один им, что ли, денег бы не заработал... Лёха б немного, но помог. Продержались бы. Но нет, Миха сам и полезным быть хотел, и соскучился... Не смог отказать.

Расслабился Княже, хоть порой и гавкал: масочка там (не намордник, Мих), антисептик, не кашляйте тут... Но это всего оказалось безнадежно мало. Не спас и купленный рециркулятор в репточку.

Ну не дурак ли, а? Сейчас видится, что однозначно — да. Но ведь и правда тогда казалось, что всё самое страшное позади: почти два года пирует чума и ничего, ковидом не заразились (вообще, были у них подозрения на Алиску... Но тест не делали — опять же, ковида боялись. Болела та легко, потом на антитела сдали — у всех, кроме Горшка, имелись. Такие вот чудеса, блин!), жить продолжали и всё такое.

И вот в ноябре-то, когда работаешь движимый ожиданиями плеяды праздников (Дианка, Алиска, Новый год, а там и у самого уже днюха), Мишка невесть откуда и заразился. Никто, бл*дь, в группе и доме не заболел (с Андреем не забалуешь: сопли, сиди дома, выдергивал сессионщиков — пофиг на расходы, Мишкино здоровье дороже), а этот лохматый — пожалуйста.

Ещё и дурак, блин, по первости не говорил ничего — зашкерился у себя в берлоге, ехать отказался в тур, сославшись на усталость. Ну Андрей копать и не стал, потому что на тот момент выглядел тот нормально — никаких тебе соплей до колен или чего-то подобного. Заподозрить мог только сам Миха, которому, как впоследствии выяснилось, резко поплохело. Но он отчего-то же решил не дёргать всех по пустякам... Отлежаться! Угу, отлежался, медведь.

До последнего шкерился, пока не пришёл даже не милый пушной зверёк из Сибири, а полный пздц. Ладно, хоть Агата проведать зашла — а Горшочек их там лежит, причём на ковре, бл*дь (как упал, так и подняться не смог), без сил, едва дышит. Больше всего Андрея только удручало то, что тот и не пробовал постучаться, позвать на помощь. И не поймёшь — то ли до последнего надеялся, что фигня, само пройдет, а тут резко наступил пздц (который не лечится!), то ли решил, что всё, вышел его срок и намеренно вылеживал. Если второе, то желание прибить мерзавца ещё раз, уже самостоятельно, накрывало с головой. Ну так, не насмерть... А профилактически.

Разборки Котлета с... Ну, вопрос, кто виноват, отступал пред лицом удручающей реальности. Без толку о таком думать, когда невезение сработало по полной — а может, это и не невезение вовсе, а так, совершенно нормальная, блин, реакция.

Учитывая степень изношенности Мишкиного организма, вряд ли можно было ожидать, что ковид пройдется по нему легкой простудкой. Неделька — и гуляй, Горшочек. Нет, чёртов вирус проехался катком, отправив Миху сначала просто в больничку, а уже на следующий день и в отделение интенсивной терапии. Андрей, что прервал тур, подоспел в Питер, как раз к этой новости, которую ему аккуратно преподнесла Агата. Хотя как можно аккуратно преподнести слова «кислородная поддержка» и «40% лёгких пздц». Причём если бы оно остановилось... Так хрен же, дальше пластало. Вот и жил там Миша последние две недели. Это «жил» Князь специально использовал, а не какой-то более подходящий глагол. Ну, чтоб не забывать, что тот всё ещё в этой реальности.

Андрей поморщился и вернулся к наблюдательному посту на подоконнике, но не для того, чтобы, собственно, наблюдать, а с легким замахом приложился пылающим лбом к стеклу. Ещё один способ напомнить себе о реальности. Вообще-то, лбу не полагалось быть таковым. Ну, по-хорошему.

Замкнувшим диодом промелькнула мысль, что надо бы чекнуть температурку: вот праздник девчонкам будет, если он и тут соседом Горшочка станет. Маловероятно, что от него хватанул — уже все сроки по контактам вышли, но мало, что ли, мест? Эх... Да нет — более-менее у Князя самочух, а пылает башка от нервов. Мысли её греют. Тягостные.

И ведь с позитивным настроем не задалось с самого начала. Как бы ни настраивал себя, пока мчал домой, что вовремя нашли, а одышка — фигня, это привет от профессии, когда дыхалку на максимум пользовали, что в больнице помогут, Мишку вылечат. Обязательно, бл*дь. Ведь глупо такому тёртому калачу погибнуть от какой-то вирусни. Они же столько всего пережили, ну!

Но жуткое предчувствие не обманешь. Оно разбивало аргументы один за другим, будто в игре «городки», и выло, и выло внутри волчарой одиноким. Ещё и злость примешивалась, бл*дь. На виновника — хотя это глупо, бесспорно... Что же, он специально заболел, что ли?

Нет, конечно. Но злиться не мешало, что смолчал, что сразу, при первых признаках, не сообщил. Что, бл*дь, чуть очухавшись от плясок Агаты вокруг себя вовсю упирался — в больничку ехать не хотел. Серьёзно так. Теперь-то задним умом понимал, что, может, и у лохматика предчувствие разыгралось. С самого, блин, начала. Хотел подольше в родной берлоге, побыть... Боялся.

В любом случае и вызванной скорой (частной — государственную в разгар новой вспышки ждать было пугающе долго) тот с невесть откуда взявшимися силами ответственно заявлял, что страшно не хочет в больницу, что дома и стены лечат, и вообще, он все-все рекомендации выполнять будет. Однако ему тогда сатурацию померили — и сказали, что везти точно надо.

Позвонила ему по сейму Агатик. Конечно, можно было и без Михиного согласия увезти — доверенность у Нигровской была, но поступать так даже во благо мерзко было. Вот и уговаривал его Князь, засунув вопящее внутри чувство опасности куда подальше.

А лохматик всё упирался. Не хочу, не поеду, ещё и добавлял фееричное, бьющее прям по сердцу — помру, мол, там, Андрюх.

Можно, конечно, списать на его полнейшую нелюбовь к этим заведениям или даже на то давнее, но, видимо, не исчезнувшее вопросительно-недоверчивое: «А ты заберешь меня?» Когда-то уже задавал Миха такой вопрос, тогда Князь был уверен и мог гарантировать. Там-то плановая операция была, а теперь? Теперь при всём желании могло не получиться. И это выматывало душу. Но Миха явно понимал расклад, потому нехотя поехал. Больше они с ним не общались.

И Князев очень сильно не хотел думать, что последними их словами были:

— Всё нормально будет, Мих, мы ещё 2022 встретим!

— Ещё скажи, на твоём полтосе погуляем... Бреши правдоподобнее, ё-моё!

Больно. Ведь, и правда, хотелось бы погулять — пусть Горшку теперь нельзя не бухать даже, а просто выпивать. Плевать! Есть и безалкогольное вино, и шампанское, и пиво — за эти годы окунулся в мир дивный "зиро-зиро".

Князь легонько побился лбом о чуток завибрировавшее стекло. Блин, да он и сам бы пить бросил, совсем завязался — был бы от этого хоть какой-то прок. А прока никакого не было и быть не могло. Оно так не работает.

Вот и оставалось сопеть тут от неизвестности приплюснутой. Причём полной. Интенсивка же, бл*дь... Абонент не абонент, дозвониться хоть кому-то в этой их ковидарке, молчим уж про лечащего врача, было нереально. Ну в теории шанс отловить неуловимого был, да, но на практике даже при всех связях, задействованных Вахтангом, единственное, что было известно — вашим болезным занимается кандидат наук, а он дико занят. По мнению Князя, хоть доктор наук, хоть перепрофилированный в спешке стоматолог (хотя последнего всё ж не надо — Горшочек их боится) — лишь бы помогло и не отфутболивали так, что ожидайте и всё.

Примерно раз в три дня на Андрея вместо глухого отчаяния накатывало опасно-лихое настроение: вот сейчас приеду, как нибудь проберусь (это как-нибудь зиждилось на двух столпах — влезть в окно, дать взятку или уповать на встречу с фанатами), отыщу Горшка/врача/хоть кого-то, кто владеет инфой. Да, такое настроение, как в песенке старой про кандалы.

По счастью, организм у него относительно разумный, и переваривал сии приступы в отрыжку со слишком много «но». Заметут, не муха, чай — лишнее внимание к Михе привлечет, и так стервятники-журналисты кружат, к тому же неправильно это... А ну как сам зацепит?! Растащит заразу, сделает то, что Миха не сумел.

Подвергнет близких опасности! Никем рисковать не хотелось. Особенно Элисон — пусть та уже и менее болезненной девочкой слыла, но лучше не будить лихо, пока оно тихо. Кроме того, это страшное время показало, что молодые и здоровые тоже рискуют с этим вирусом плохо кончить, а не только группа риска — старые да хворые, ё-моё.

То есть Миха, хоть и не старый, но там находится. Теперь не было ни дня, чтобы голова не пухла от реальных, в отличие от его песен, страшилок... И как бы ни старался — не попускало. Постоянно боролся сам с собой.

Агатка, несмотря на его меры предосторожности (ага, побеги в берлогу — будто те незамеченными проходили), советовала по старой памяти обратиться к Витьку, правда, того теперь звали исключительно по имени-отчеству, вырос малец, заматерел — пусть выпишет чего успокаивающего.

Но Князь упрямо отказывался, хотя, быть может, от колес стало бы легче, да и дозвониться до старого знакомца шансы были... Вряд ли психиатров на ковид мобилизовали, право же, а?! И всё равно отнекивался, потому что казалось, пока не признал вслух (хотя, чего там, все всё понимали), чего боишься до такой степени, что тебе нужны лекарства, это и не исполнится.

Вот, как детские страхи, да, только ставки слишком высокие. И включенный свет монстра не отгонит. Да, бл*дь! И пусть ребёнок — только Мишку ему верните живым и здоровым. Пусть и нездоровым. Таким же, как до. Или немного хуже, но такого же борца с судьбой, как раньше.

И Княже сейчас готов был биться во все двери, то есть просить об этом любые высшие силы. Он не Миха, не такой уж и материалист закостенелый, хотя и тот уже... Ну нельзя было его таковым назвать ныне. Не после того, что пережили. Кто-то же, да услышит, как слышал уже не раз. Правда, нет-нет, да посещали мысли, что израсходовали они свой лимит чудес. Их Княже задвигал подальше. А то, право, получается, не волшебство, а какая-то квота от государства.

Потому-то и, крутясь без сна, в ожидании, когда, наконец, сморит, отчаянно старался думать именно об их мире и главном его обитателе, чтоб можно было расспросить всезнающего друга, Шута. Правда, посещали сомнения: а не скажет ли тот чего-то такого, что Андрей услышать не захочет, то, что убьёт в нём последнюю надежду.

Поэтому и крутился, почти как вентилятор, мешая спать и Агате. От мурашек натуральных, что не только Шута там сыскать может. Неизвестно же ничего, так и новости с больнички, даже самые страшные, идут долго — может, и свет надежды, как звезды, погас, но ещё виден ему, дураку. И теперь сказочный мир — единственный дом... Ушёл по знакомой тропинке в самую чащу под звон бубенцов. Может, его и вовсе в этом, реальном, а не сказочном мире нет уже?

Паника подхлёстывала, Князев метался между своими желаниями. Однако всё было зря — сны были короткие, мутные, не просто туманные, а хрень какая-то бессвязная. И ни намёка на знакомые локации или персонажей. Может, дверь закрывала сумятица в душе, или же туману напускал сам Шут, потому что не хотел... огорчать? Лишать последней надежды? Очень на то похоже. Князь не понимал — и это мучило его с каждым днём всё сильнее и сильнее. Две недели, бл*дь, две! Сколько можно балансировать на краю обрыва, а?

С другой стороны, вот прям сейчас сверзиться в ту пропасть отчаяния он тоже не готов. И вряд ли когда-нибудь будет. Невольно покосился на телефон. Можно, конечно, попробовать снова позвонить — попытка не пытка (не в его случае!), а вдруг ответят? И ответит нужный человек — скажет, наконец, как дела?!

Уж было руку протянул, но так же быстро и судорожно отдёрнул. Молчит — и слава Ктулху, блин. С некоторых пор у него фобия звонков развилась: неизвестно кто и с какими новостями позвонит в следующее мгновение. А вдруг услышит официальный голос, сообщающий, что нет больше Михаила Юрьевича и всё, пора закрыть страницу этой прекрасной книги. Ушла эпоха и больше не повторится. Больше не надо будет никого караулить, переживать, заботиться. Не станет никто больше хмыкать на его новые песни — конец творческому дуэту, уже настоящий.

Впрочем, были и менее страшные опасения. Этакие обыденные ужасы. Что на другом конце окажется, например, Лёшка — наберёт новости узнать. Или Ольга — тоже ведь волнуется. Но хуже — Сашка или Настя. Вот тут совсем уж не знаешь, что и говорить. Обрадовать нечем, вот совсем, ещё только своей паранойей заразить не хватало бы, да. Но ежели б только об этом душа болела, м-да.

Девчонки папку любят, и так уж вышло, что теперь он крепко во всём этом увяз. Со страшными новостями оно ж как... Не то, что самому их придётся пережить, но и поделиться с другими. И если Настя, в общем-то, взрослая уже девчонка — справится, наверное, как и все они, бл*дь, а вот Сашка сейчас в том опасном периоде, когда уже и не ребёнок, чтоб верить во всяких там дедов Морозов и путешествия в дальние страны. Но и не взрослая, не умеет справляться ещё с потерями, да и верит, блин. Наверное, одна из немногих, кто верит, да.

Натянутая, дрожащая струнка — ещё немного и вера эта оборвётся и тогда, поди, совсем кранты будут. Ну вот такое ощущение у Князева возникало. Каждый раз, когда звонила (а делала это часто, чуть ли не ежедневно), всплывало ощущение, что как раз-таки и ждёт от него этого самого чуда. И ничего другого не примет. А ему куда деваться, бл*дь? И сам бы рад, да только не волшебник. Вот и получалось, что этакая невольная ответственность с двух сторон подтачивала.

Вот так Андрей за две недели (с гаком, да!) и узнал о себе несколько новых очевидных вещей. Первая — понятно — фобия телефона: неизвестность хоть и была мучительной, однако оставляла за собой призрачную надежду. Вторая — не менее очевидная: и после стольких лет, которых могло бы и не быть (куда хвалу творцу отсыпать? Эдак с года тринадцатого, а?), всё ещё не готов потерять. А потерять придётся. И это факт — боль эта, маячившая на горизонте, пугала своей неотвратимостью. Была, впрочем, ещё и третья — менее очевидная: он уже настолько внутри доторговался, что выпрашивал любое качество жизни для Горшка, хотя точно знал, что тот не приемлет. Чудо, что слепоту пережил. Если хуже станет — точно всё, баста, зачахнет. И тем не менее это не мешало Князю малодушно просить и эту агонию продлить.

Да уж... За окном совсем стемнело. Скоро Агатик начнёт волноваться, надо возвращаться, но перед этим желательно было всё-таки дозвониться по известному номеру. Но нет — Андрей продолжал, как дурак, гипнотизировать телефон, не решаясь ни плюнуть уже и домой пойти, ни набрать номер самому.

Впрочем, по этому ничтожному поводу метания оказались разрешены достаточно скоро: мобильник зазвонил сам. В тишине берлоги трель звонка прозвучала резко и зловеще. Князев, после полуминутного затруднения, всё же нашел в себе силы взять трубку, отчаянно молясь, чтоб это всё-таки были друзья-родные-знакомые. Пусть Сашка — снова пожует трудные слова, что всё по-старому, в трубку.

На экран вызова целенаправленно не смотрел: если на ночь глядя звонят не друзья-знакомые, а, например, из больницы, сами, бл*дь — это же не очень хороший сигнал, да? Однако чаяния были разбиты незнакомым голосом в трубке и как раз-таки прозвучавшим номер отделения. Да чтоб вас, грёбаный закон Мёрфи, нет?!

— Да, я, — с упавшим сердцем отвечал почти механически Андрей, сконцентрировавшись и весь обращаясь в слух, вдруг всё-таки не то, о чём подумал, а? Не закон подлости, а наоборот, м-м?! — Да… Да, конечно. Что? Как? Вы уверены, точно? — чем больше он слушал, тем сильнее приподнимался тембр его голоса с упавше-обречённого на взволнованно-радостный, но всё ещё до конца не верящий.

Если бы кто-то мог сейчас видеть его (какой-нибудь шепчущий полтергейст... Ну или, да — Шут, что в щелочку глядел), то отметил бы, как оживился Князь: даже заблестели глаза, а потом и вовсе робкая поначалу, а затем уверенная улыбка осветила уставшее и какое-то постаревшее за эти недели лицо.

Даже атмосфера окружающей берлоги, кажется, изменилась — из грустной мрачности и ностальгической безнадежности этакого покинутого медвежьего лежбища превратилась в милую и уютную квартиру, куда Агата время от времени привносила новые дизайнерские веяния (Мишка хмыкал и смешно дёргал носом) и технические удобства.

Закончив разговор, оказавшийся вовсе не приговором, а если не помилованием полным, то точно долговременной (и это, бл*дь, важно!) отсрочкой, Андрей, уже счастливо улыбаясь, а не полыхая обречённо, прислонился к окну головой.

Очаровательный полусумрак Питера за окном успокаивал отчаянно бьющееся сердце. Кажется, кто-то всё-таки услышал. Но поверит он до конца, лишь когда заберёт своё лохматое чудушко сюда, где ему самое место.

* * *

В этом косячном (не високосный же, бл*, но и тринадцатый таковым не был, а вот, поди ж, ага) году наряжали ёлку 31 декабря. Вообще, в этом ничего такого нет, многие (очнувшиеся до боя курантиков граждане) достают новогодние украшения в последний день года.

Только вот они-то не многие: и для дитёнка праздника хотелось, и сами заряжались новогодним настроением (а взрослая жизнь такова, что девиз теперь: создай себе сам), следовательно, и ёлку украшали хотя бы за два-три дня до. Лучше за неделю. Дольше-то не простоит особо. Из-за наличия рядом вечно тусящего у них на праздниках Горшка брали настоящую. Понятно, что забота о природе и всё такое, но запах тот никакие свечки и аромадиффузор не подделает. А для их кротика запах решает, во.

Конечно, никто ему ничего такого не говорил. И самим приятно же, а совесть приглушалась тем, что растут эти ёлки на болотине их, чахнут, а деньги на развитие лесничества идут, во. Чай, не как китайцы, вагонами лес не увозят.

Так что, да, наряжали заранее, в двадцатых, а не тридцатых! Тут ещё и особо нигде не разгуляешься — Мишка запрыгнул в самое начало новой волны (хер знает какой), но детские ёлки-хренолки, как и другие концерты и прочие массовые мероприятия перенесли. Когда эта вся подолбень закончится — вопрос хороший, бл*дь, только не оставляло чувство, что тут как в игре — одного босса победишь, вылезет рыбка покрупнее. Ибо просилось невольное про жизнь и игру, и нет, «Что, где, когда» тут ни при чём. У него цензурных рифм мало было.

Так что вышел и прошлый год, и этот ковидный — тут отсутствием времени не отбрехаешься. Настроения не было. Совсем. Даже Алиска не просила. Вообще, казусы и раньше случались. Причина была в принципе одна — лохматая, тоже иголочками причесона на символ Нового года похожая. Отдалённо. Не дай Ктулху, Михе такие рассуждения услышать, м-да.

Андрей невольно припомнил, как в последний почти момент украшала лесную красавицу Агата в тринадцатом году. Тогда просто забыли. Не до того было, да и деть маленький — можно было с трудом отбрехаться, что и не запомнила бы. Но, возвращаясь сейчас туда, он растерянно потёр бочину — без неё точно было б совсем тоскливо. А так они с Нигровской славно тогда, кхм, сбросили напряжение. Он ещё долго потом смотреть на символ праздника спокойно не мог, без думок, как они лишили деревце девственного смысла.

Целомудрие елочке вернула было в следующем году Алиска, что уже активно занималась украшательством. Но его как-то задвинули снова, потому что женушке время препровождения понравилось — и та решила сделать из этого традицию. Честно, за эти годы Князь крепко поднаторел в подъёлочной акробатике, потому больше ёлку они не роняли. И вообще, вскоре туда лёг пушистый коврик, об истинном назначении которого, он искренне надеялся, дочь никогда не узнает.

Элисон-то думала, что это ей, чтоб было удобнее нырять за подарками. Да, кхм, да!

В любом случае спасибо большому другу — если бы не Вахтанг, так и остались бы в тринадцатом без несомненного атрибута этого праздника. И секса. Но это секрет. Большой-большой, хотя фиксиков дочка уже не смотрит, м-да.

В этом просто не хватало атмосферы, потому что до последнего какое-то глубокое предубеждение работало, что вот расслабятся, начнут праздновать и судьба под дых ударит. Что позвонят и скажут — ошиблись, не вашего Мишку выписываем.

В любом случае Новый год наступит, а чтоб потом Алиска запомнила его мрачным и безъёлочным — не дело. Да и если Горшка всё же выпишут, а у них дома и не пахнет Новым годом... Тоже расстроится, ещё загонится. Нет, этого им не надо.

Потому о ёлке Андрей позаботился сам — заказал с утра пораньше. Настоящее везение (или много денег), что вообще нашёл не самую завалящуюся, кособокую, облезлую какую-нибудь. И что привезли им (ладно-ладно, за срочную доставку ещё докинуть пришлось, но это мелочи) ровно такую, как выбрали на сайте. И то, вспомнил ведь, дурак, в последний момент. Может, подсознательно боялся вспоминать, да. Всё ждал и ждал, что снова позвонят и разобьют в прах чаяния, что уже успели, как бы себя ни убеждал в обратном порой (чтоб не было так больно — было б, всё равно было! И да, ему не угодишь: то в счастье ищет подвох, то в несчастье — тихую надежду), сформироваться.

И да, не вспомнил ыб и вовсе, да и Алиска б тоже не напомнила — всё-то она у него понимала уже, ну почти... Если бы дней десять назад им не позвонили бы, не сказали, что чудушко лохматое само задышало. Какая уж тогда б атмосфера, м-да. Гробовая только. А что мёртвые ёлки, мёртвый и... Не надо, а? Искусственные некоторые так и вовсе на венки похожи — такая вот атмосфера и была бы, да. И гирлянда, что мигает в такт нервному тику. И мантра, что если в комнате висят огонёчки, а не ты — год был не так уж плох — работала бы плохо.

Однако добрые вести подоспели вовремя, чтоб удержать Княжеский лоб от закипания: Мишке стало лучше, его чудный организм в очередной раз вытянул, показав даме в чёрном фак… Вытянул-таки лохматый их очередной счастливый билетик и право на жизнь. И не говорите, что не баловень судьбы... Та его точно любит. И бить, и выпутывать из заковырок. Так и жили. Главное — жили!

Конечно, этот его синдром самозванца и ожидание подвоха не на пустом месте возник: ведь лечащий, вёрткий такой, осторожно говорил, что, мол-де, никаких прогнозов пока дать не могут — сегодня сняли с аппарата, а завтра побочка вдарит по и без того много чего пережившему организму. Осложнения там: на сердце, на печень, почки — да на всё, с ковидом всё часто бывало непредсказуемо, даже у условно до того здоровых.

И пусть робкая надежда и расправила в душе крылья, мягко окутав ту своим теплом и терапевтическим эффектом, но в предновогоднее чудо он поверить оказался готов, только когда сообщили пару дней назад, что, вроде как, и тут повезло. Не проявился букет осложнений, скоро койку в хорошем смысле освобождать придётся, вот тогда-то и второе дыхание открылось. И даже настроение появилось, когда вчера велели приезжать с утреца, забирать подарочек свой предновогодний.

Андрей воровато оглянулся на сопящего в кресле Миху — вот пока не увидел, блин, не поверил до конца. Всё-таки на звонки тот уже и не из реанимации всё так же не отвечал по причине того, что всё управление смартфоном у слепого предполагалось через голос, а его врачи строго-настрого запретили напрягать. Вот и забрали звонилку, от греха подальше. Мишка, к слову, с уже нормальным голосом тут же принялся задвигать ему про скуку смертную и что ТиВи их у него скоро из ушей полезет. И вообще, лучше не говорить при нём слова-триггеры: Гузеева, Малахов, Соловьёв, Познер, Малозёмов, камеди-клабисты, ментовские сериалы и Уральские пельмени.

— А последних за что? — аккуратно поинтересовался Князь, помогая тому влезть в машинку. На самом деле, ему плевать было, внутри всё плясало от счастья. — Юмористы же лучше Бузовых-Арбузовых всяких.

— Не произноси её имя! — почти взмолился Мишка. — Не надо... — а потом продолжил. — Лучше, но тоже достали. Я там думал: с ума сойду, ещё и Новый год встречать в компании голубого огонька, как обрадовали, ё-моё. Князь, не представляешь, как я рад!

— Ладно, значит, ёлку поможешь украсить! — тут же уцепился Андрей, потому что, судя по бубнежу Мишки, пациент точно выздоравливает, раз не пофиг на бубнилку-телек. — Вернёшься, скажем так, к действиям.

Мишке, конечно, не оставалось ничего иного, кроме как согласиться, потому что крыть было нечем. Приехал, только вещи занёс в свою берлогу, да сразу к ним, почуяв не хуже любой собаки, что Агата приняла-таки доставку.

Так что наряжать они вместе с Алиской должны были, да не обязаны, блин! Нет, Князь и так рад был до чертиков — нет-нет, да поглядывал на лохматого своего, что совсем-совсем на дедушку Мороза похож стал: седой весь — в больничке зарос, борода, все дела. Элисон так и сказала тихонечко матери: дед Мороз вернулся. Горшок услышал и провозгласил, что, вообще-то, дед панк-рок. Это хорошо — чувство юмора не померло, удивительно другое, что на деда не обиделся, да.

В общем-то, поглядывать Андрею мало было: не верилось как-то до сих пор. Потому нет-нет, да случайно он его как-то лапами задевал. То сделает вид, что потянулся поправить накидку, то через кресло Горшенёвское решит протянуть на стенку гирлянду — всё делал, лишь бы увериться, что не глюк это.

Конечно, с украшательством Мишка быстро умаялся, это и неудивительно — он и до больнички часто уставал, хотя можно и по-другому сказать: слишком редко у него были силы для активности. Потому-то и не забил тогда Князь тревогу, когда остался дома Горшочек, проигнорив приглашение в тур.

Так что Миша, повоевав немного с колючей мёртвой красавицей и повесив несколько игрушек (спасибо Агате за новомодные крючки для игрушек — с ними вполне реально слепому повесить их наощупь), поиграв немного в угадайку — опознай, что вешаешь (кстати, даже посмеялся немного его кротик при этом, что тоже ценно — помним же жалобы на скуку смертную), был вынужден отправиться в кресло передохнуть, где и благополучно задрых, охраняемый Аделькой.

Преданная пёска, кстати, с момента возвращения Мишки из больницы не оставляла того ни на минуту, чем-то напоминая очень явно Хатико. Не самая радостная, блин, отсылочка, с учётом того, что Адель имела реальные шансы фильм «закосплеить». Ну а что, он ведь гуглил — четырнадцать лет в среднем живут такие пёски. А вот сколько живут отжигавшие первые тридцать девять лет жизни анархисты?!

Вопрос, на самом деле, страшный. Сколько там у Михи трезвых лет было? Ну, положим, первые четырнадцать да сейчас восемь — итого 22, ну, плюсом, были у него ещё сухие годы по первости в браке с Ольгой, были! Получается, прилично трезвым пожил, но ведь, увы, не в алко-нарко стаже дело даже. А в том, насколько сильно он успел потравить за время бешеного угара организм. Врачей он в этом отношении давно перестал спрашивать — знал, что скажут, только расстраиваться. И так подозревал, что те удивляются. Может, какой неофициальный тотализатор имеют, бл*дь.

Да и пускай, жизнь то ещё казино порой. Там-тамовская тусовка даже не через одного, а больше мертва. Вот, к слову, о знакомых... Старых. Гордей — не к Новому году будет упомянут — тот, гад, никак не... Хотя, казалось бы, дурочка закрытая, там ковид должен быстрее разноситься. А хрен там — справлялся — бегает, подлец, физкультуркой занимается, активно на волю скребётся. Благо, что не отпускают. Пока. Ладно... Не надо про него думать. Не в Новый год. И вообще, радоваться надо, что всё получилось, что Мишка и жив, и, вроде даже, относительно здоров, и почти не куксится... Согласился же наряжать. Раньше его на такое хрен подпишешь. Просто, как и хвостики их, рядом крутился да стебался порой:

— Андрей, у тебя звезда криво!

И, когда Князь, пыхтя, начнёт усиленно поправлять, заржёт. До Князева и его семейства не сразу дойдёт, что ни фига-то этот кротек видеть не может, просто угорает. Но это ж хорошо... Смех продлевает жизнь! По крайней мере, Андрею хочется в это верить.

А ещё будить это чудушко... Тем более, что понимали и осторожничали не только он, но и дитё, которое уже не дитё, а скоро будет считаться и подростком, и собака. Аделька просто положила морду на колени и тоже начала посапывать сладко. Алисик и вовсе сбегала, притащила плед — да, Мишке почему-то (проблемы с терморегуляцией у того давние, но дочке это знать ни к чему) постоянно холодно было, укрыли. Князь помог сделать это осторожно, к тому же, помним же про необходимость проверять — не глюк ли. Он очень надеялся, что после Нового года его попустит, ну а пока бороться с собой в отношении этого смысла не видел.

К тому же, ну кто его тут спалит? Все свои. Как на подбор на букву «А»: Андрей, Агата, Алиса, Адель и Миша, да, один, но зато А — Анархист. Если и появятся вдруг гости выздоровевшего поздравить, то и те всё сплошь лица не чужие: Алексей, Алла... Александра, Анастасия, во! Нарочно не придумаешь. Ещё мог нагрянуть Альберт, с которым Князев тоже не выдержал и поделился счастьем, и притащить за собой Диму, нарушив очарование буквы «А». Или Вахтанг... Тот тоже в курсе был, конечно же.

Диана и Алёна сейчас даже не загородом — дальше. Так что старшенькую Князев поздравит хорошо, если на старый новый год. Но пусть отдыхают... А вот позвонить надо, да. Неожиданно закрутивший поток дел его приободряет. Тем более, что не его одного: Агата в соседней комнате успевала что-то по телефону ещё вовсю решать. И даже, кажется, не только по столу их, а ещё и по работе. Ну да, у неё больше возможностей для удалёнки было.

Ну а они с Элисон, так как ёлка сама себя не нарядит, а доверять это ответственное дело Катеньке, Есе и Рине — тоже пустая затея, сыграли в увлекательнейшую игру: вешаем игрушки, как мышки — на цыпочках и с короткими перешептываниями. В основном из-за возмущения Алисы, но не поводу сохранения тишины, а по существу дела:

— Пап! Шляпник висит слишком близко к Чеширскому коту! Котику нужен простор! — то ли в шутку, то ли всерьёз шипела дочь. Андрей, конечно, надеялся, что в шутку, но игрушки всё же развесил подальше, мало ли, не стоит злить подросточка из-за какой-то ерунды. Тем более, Чеширскому и впрямь для полёта требуется размах.

Так что, с оглядкой на спящего Мишку, игрушки они всё же развесили, не расколотив ни одну. И даже Элисон, оглядев результат, шепнула, что не так уж и дурно украсили, батенька. Можно было счесть за комплимент.

Затем Алиска убежала по своим делам — кажется, что-то там не дорисовано было — она, конечно, не Диана, которая в инстаграме работы некоторые выставляла, но определённо к этому шла. И, очевидно, рисовала сейчас на подарок. Скорее всего, бабулям, ну или даже их прелестной маме.

Сам Князь остался, не решаясь Миху будить, хотя надо бы — и так мышцы после месяца в больничке в плачевном состоянии, не стоит долго спать в такой позе. Но тревожить и уводить в постель не хотелось — не факт, что заснёт потом. Во-первых, сон же лечит, да? Любой? Михе явно хорошо было — морда безмятежная, почти как у Адельки, только что слюни не пускал. А во-вторых, это действие ясно бы отнесло их мысленно в декабрь тринадцатого, который Князев и так уже навспоминался нынче, а ведь так хотел забыть. Он лишь надеялся, что Горшка подобные воспоминания не мучают.

Потому как и впрямь, ну, лично Андрею (Агату он спрашивать боялся), происходящее невольно напоминало Мишку образца того страшного года, после дурки. Снова похудевший, заторможенный слегка (это «слегка» немного, но облегчало ситуацию), опять устававший сверх меры. Но — и это было очень жирное «но» — при всём том не чувствовалось той оглушительной тишины и безнадежности в доме. Возможно, потому, что у самого Михи настрой крепко отличался (тогда-то настроя не было вовсе — не человек, а кукла, тот же, что получился потом, тоже не важнецким был — Горшочек очень помереть хотел). И чувствовалось, что тот рад был вернуться, да и нет у него депры. Весьма живенько так огрызался на телик и попсу проклятую. Даже преувеличенно бодро так делал вид, похоже, для них, что всё хорошо. И вот это включение «думалки» о других — тоже показатель. Не исчезло ведь, не было разовым мероприятием, бликом кометы, что раз в хрендалион лет пролетает над нами.

Вообще, всё почему-то виделось сквозь призму разноцветного калейдоскопа, то есть чуда. И выписка эта, на которую и не надеялись, думали, что ещё промурыжат и только после праздников соизволят... Но нет, наоборот, оказалось перед праздниками койки расчищали. Хотя с Мишкой врачи точно перестраховывались — пациент сложный и не только по болячкам, но и известностью своей. Такого хорошо б выпустили до днюхи самого Князя, а вот, поди ж!

И ведь, несмотря на то, что и Мишка не ворвался в квартиру с шумом и гамом, и они не шумели особо, скорее, наоборот, старались не беспокоить, это отрубание в кресле — далеко не первое, хотя и был Мишутка в их доме всего ничего, часа четыре, но было и засыпание, пусть и не в тарелке, но рядом. Тогда растолкал его Князь, словив нехороший флэшбэк. Но той болотисто-туманной атмосферы, как с 13 на 14, и близко не наблюдалось. Всё в доме стало ощущаться звонче, громче. Радостнее, что ли. Да, наверное, радостнее — в их случае не работали никакие там поговорки о счастье и тишине.

Потому что только лично увидев (и потрогав), все окончательно и выдохнули. И не только они — семейство Княгровских — вскоре сумели выдохнуть и родные Михины. Потому что ну ковид ковидом, но по себе же знал, что мало новостей по телефону, видеосвязи. Потому и не пытался отказать страждущим попасть в тот новогодний вечер. Конечно, несмотря на доводы разума, когда в квартиру хлынул ручеек извне, у него снова проснулась повышенная бдительность, хотелось на всех одеть маски (самому поменьше в сторону Горшочка дышать!), однако доводы разума, что у всех уже есть антитела, включая теперь и Мишку, всё же победили. Тем более, что тот очень фыркал и обижался, если его чересчур рьяно оберегать бросались.

Словом, увиделся Горшочек со всеми, а Андрей мог бы так и не переживать — общение не продлилось долго, лохматик его засыпал на ходу. Вот нехотя и уехали гости, видя, что тот ради них ещё пытается в форме держаться, а при этом силёнок ещё маловато — и мордой в салат могло стать реальностью.

Естественно, обещали на каникулах заехать, и в этом Князев был более чем уверен. Но также знал и другое: постараются дать Мишке как можно больше времени и места отдохнуть в спокойной обстановке, видели же, что нуждается тот в этом. А если б не увидели — Андрей или Агата (та тоже была одновременно и рада, и обеспокоена) не постеснялись бы сказать, помочь «расслеповать», увы, очевидное.

К тому же, сыскалось ещё одно новшество, которое, Князев надеялся, не перерастёт на постоянную основу до самой, ну, вы поняли. Это вообще грустно было бы. Но, в общем-то, в свою берлогу Миша только вещи, больницей пропахшие, кинул. А поживёт тот покамест, решили с Агатиком, у них — вот ещё привет с годочка четырнадцатого. Впрочем, на этот раз Горшка не перед фактом поставили, а просто изложили все «за», умолчав о «против». Тот, по счастью, упираться не стал — кажется, наоборот, даже повеселел. Может, опасался, что опять Князю ковидная блажь в голову стукнет и изолирует его в берлоге. На праздники. И так соскучился весь... Так что всем хорошо было: и Мише, что на месяц выпал, и Андрей, несомненно, спокойнее будет спать, зная, что лохматик в соседней комнате (благо была гостевая — там иногда кто-то кантовался, ибо знакомых и родичей много), и не отделяют их несколько стен и лестничная клетка.

Да и объективно Горшку нужна была сейчас помощь больше, чем обычно. Список рекомендаций, направлений, лекарств, выданный при выписке, впечатлял. Правда, что ли, койку освобождали? Вот такая невольная мысль закрадывалась, но Князев её отодвигал — это же просто живодёрство какое, заставлять лохматика слушать Голубой огонёк... А их всех и дальше мучиться неизвестностью.

Особенно поражали всякие дыхательные гимнастики, ссылки на медцентры по реабилитации (серьёзно? Коронавирус кончился? Врачам виднее, бл*дь) и так далее. Звучало не просто дорого, а весьма и весьма заунывно, учитывая, что Горшочек именно на скуку жаловался, им только предстоит ещё много всякого перемолоть вдвоём. Но Княже со всем был согласен, коли то была необходимая плата за живого Мишку.

Вообще, со страхом, что Миша уснёт в салате — это Князь погорячился. Как и вообще в горячем. Придётся их лохматику потерпеть, ибо случилось временное возвращение к пюрешкам (и снова привет тем годам! Ещё б столько же не вспоминал! А то и вовсе забыл бы!) — после пребывания в ОРИТ и перистальтика нарушилась, и с глотанием пищи были проблемы. Сам Миха, правда, не протестовал. Андрей подозревал, что только потому, что сил нет, а не потому, что того устраивало только мандаринки нюхать... Пока не узнал правду.

Сидели вдвоём после того, как отчалили все, а Агатик с Алиской поехали бабушку поздравлять. Тогда Князь решил, что их болезному необходимо хорошо питаться, а тот еле возил ложкой по тарелке. Вот и не утерпел, спросил, какого хряка.

— Да я просто не чувствую вкус, — вяло выдал Мишка, а потом обиженно как-то дёрнул носом, — ни вкус, ни запах…

Вот те на, блин! Для кротика их особенно печальная проблема. А тот ведь продолжал делиться:

— Но самое страшное не это. Я ж слышал, ковид ещё и на мозги влияет... Вот слушал, чё этот телик тарахтит... И больше всего опасался, что мне вот-вот Киркоров понравится. Не, Андро, это был ад!

— Действительно... — тихо пробормотал Князь. — Но мозги, как я понимаю, ты сохранил?

— Чудом, — икнул Горшочек, горестно попивая водички, — чудом!

— Значит, и вкусы другие с запахами вернутся, потерпи, блин... Что совсем-совсем ничего не чуешь? — обидно, выходит, ёлку и мандаринки даже и близко не понюхать.

Андрей пытался припомнить, у кого и как именно затягивались такие вот эффекты паскудные, да всё разнилось. У кого скоренько проходило, у кого полгода, а у иных и год, были и те, кому вообще не повезло — до сих пор всё мясо тухлятиной отдавало. Такой вот ковид — давал не просто по мозгам, а вот так обманывал рецепторы. Веселая перспективка, если вообще отпустит, ага. Впрочем, тут же одёрнул себя Князев, надо смотреть с другой стороны — главное, что эти полгода-год вообще будут. А запахи и вкусы могут соизволить вернуться и раньше. Правда, теперь придётся постараться ещё крепче, чтобы чёрная тоска не сцапала. Тоже, кстати, в числе побочек отмечали. М-да. Поэтому лучше б это... ковид вкусами взял, а не депрессухой.

— Ну, как, — Мишка как-то усмехнулся, беря в руку кусочек нарезочки и откладывая с лёгкой брезгливостью, — некоторое просто как картон и пахнет им же, а иное откровенно мочой какой-то разит. Пюрешки ваши хотя бы не воняют. Вот так и живём, Андрюх, — вздохнул и зачерпнул полную ложку, как ему показалось, демонстративно, блин. А кусочек колбаски тихонько — ага, будто Андрей не видел — Адельке скормил. Для неё-то не картон совсем.

Интересно, а бывает ли у Мишки хоть что-то просто, а? В целях эксперимента они тотчас же перенюхали, полизали в случае отклика не отвратительного — кучу продуктов. Андрей даже пошел против принципа дал занюхнуть водку. Ну та у него имелась, да. Хоть и пил он старательно вне дома, не будя лихо, но вот пока Горшок был в больничке, признаться, поддался накатившей слабости... Так что, да, водочка в холодильнике имелась и была предоставлена на воистину слепую дегустацию. Результат превзошел ожидания:

— Это, вообще, что за ацетон? — от одного занюха как-то резко мотнул головой в сторону Мишка. Ещё и Аделька рядом чихнула. — Не говори, что тут реально что-то съедобное.

— Водка, Миш, — констатировал Андрей, выливая остатки в раковину и даже не пряча довольную улыбку (а от кого?). Пусть со вкусовосприятием у Горшка и всё плохо, но это же злейший враг... Старый, но вполне способный вернуться. Особенно на фоне депрессии, а тут такой вот подарок. От шампанского и то у Горшка ранее чих был пострашнее, чем у Адельки, да.

— Круто, Андро, — кисло выдохнул лохматик, каким-то невероятным образом уловив его настрой, отчего Князь устыдился и радость поумерил. — Ну, теперь точно можно не опасаться, что сорвусь. Я ж даже это в рот не смогу взять, не то, что пить... Химоза жуткая, ё-моё!

— Не сказать, что я не рад такому факту, — Андрей со звоном выкинул бутылку, хоть слух у Михи не просел и то спасибо. А после, чуть подумав, попытался прояснить давно уже на душе лежавшее и требовавшее, блин, этого объяснения. Особенно после собственной мелькнувшей радости. Надо же ведь отмечать и светлое, успехи, тем более, те у них были! Довольно уже вокруг да около ходить, надо оторвать пластырь одним махом:

— Однако ты немного забываешь: я тебе доверяю и доверял. Знаешь, за восемь лет ты мне как-то повода беспокоиться не дал. Меня, если честно, больше эти твои попытки летать на сцене волнуют, веришь ли — волосы дыбом встают. И будут вставать, блин, когда вернёшься, — голос чуть его подвёл, потому что, ну, если верить не будет, то кто будет-то, а? Тем более, что лохматик было вскинулся, но он не дал ему возразить, уверено пробасив: — серьёзно, вернёшься, Мишк, — положил руку на плечо и уже тише закончил: — А запахи, вкус и силы восстановятся.

Князь был уверен, что ещё не раз и не такими формулировками придётся ему всё это повторить. И что надо прежде всего самому верить, не давать огоньку надежды гаснуть, поддерживать его — кто сказал, что будет легко? Правильно, никто. Да и не просил Андрей об этом, когда о чуде умолял. Чудес просто так с неба не бывает. Надо для этого стараться самому.

Что он и делал, когда чуть после полуночи устроили с Михой посиделки прям на балконе. Нет, Андрей не сошёл с ума — балкон у него тёплый, с него лучше видно было салют. Девочки их отправились вниз смотреть, но этим пока Княже не рискнул. Только слегка форточку приоткрыл, чтоб свежесть нового, 2022 года впустить. К тому же Михе воздух нужен очень, и одет он тепло — как полярник почти что на отдыхе в вагончике.

Да и воздух не только в прямом смысле нужен. Потому и отключил некстати поднявшего голову внутреннего душнилу Князь... И пили они там на балкончике безалкогольный глинтвейн (от него, слава Ктулху, не несло так, приемлемо, как сам Мишка и подтвердил) да смотрели на салют (Андрей смотрел, Миха, бл*дь, слушал). И на то, как снизу огромной палкой бенгальских огней Алиска машет...

Где-то в глубине квартиры послышался легкий звяк — ёлку всё же уронили мечущиеся от салюта хвостики... Но благостного настроения Князя это не лишило. Скорее, наоборот, заставило отряхнуться и улыбнуться... Не всё же им с Агаткой, да?!

Ведь атмосфера праздника, хоть и по-прежнему дежавю приснопамятное вызывала, однако была и с колоссальным отличием: Андрей видел, что верит ему Мишка, более того, сам хочет вернуться, когда организм позволит. Вон даже готов, пусть и кротик, идти помогать ликвидировать ёлочные последствия — попридержать хвостов, пока Князь корячиться будет... Если повезёт, то девочки ничего и не узнают, да?

Так что сейчас и пойдут. Только добьют кубок (а то был реально кубок — Женёк подарил, как сказал, викингам... Кстати, надо б счастьем поделиться и группе фоточку отправить, вот прям сейчас, да... Если им, конечно, не слил уже всю инфу Альберт)...

А вообще, всё очень и очень неплохо на сегодняшний день. Живы, рядом, оптимизм и чувство юмора сохранились... А то, что снова непростой путь будет с восстановлением — так всё вывезут. Главное, что пациент-то хочет жить, и с этим даже вирусы и жизнь считаются. Любовь к жизни чудеса творит. А близкие в этом помогут. Особенно Андрей. Он проследит.