Memories of a Protector [The Protector AU]

Из-за большого количества переселенцев из Альтернативных Вселенных, вынужденных переехать в Аутертейл, бар Гриллби обычно был полон клиентов, иногда до такой степени, что владелец бара задерживался на работе в особенно загруженные вечера. Сегодня же заведение было почти пустым, за исключением нескольких засидевшихся посетителей. В одной из кабинок полудремал монстр-кролик маг. Светящийся Пес Поменьше сосредоточенно играл в карты за столиком. В углу притаилась призрачная Шайрен, которая ела специально приготовленный призрачный бургер, почти слившись со стеной. Но не из-за этих завсегдатаев Core!Фриск зашел сегодня в бар Гриллби в Аутертейле. Он появился в баре, кивнул Outertale!Гриллби и уселся на табурет рядом с последним посетителем бара. Кларет не признавал присутствия Core!Фриска, допивая свой напиток. Он с силой стукнул пустым стаканом по барной стойке. Гриллби невозмутимо взял стакан и вновь наполнил его. Кларет принял напиток, осушил его залпом и снова хлопнул стаканом по столешнице. – Уходи. Core!Фриск больше не мог видеть будущее, но прекрасно понимал, что проявление сочувствия к потере Кларета, скорее всего, вызовет у последнего бурную реакцию. Он все равно попытался, ведь даже если Кларет не оценит этого сейчас, ему нужно знать, что он не один. – Кларет, я сожалею о… – Ваша шайка зазнаек-советников уже допрашивала меня, как ты, очевидно, уже знаешь, – прервал Кларет, даже не обратив внимания на попытку Core!Фриска посочувствовать. – Да, Модератор разрушил мой дом. Да, мои брат и отец мертвы. Нет, я не знаю, дрался ли Модератор с Эррором после того, как я свалил. Нет, я не пойду в ваше драгоценное маленькое "убежище". Даже если Модератор хочет, чтобы мы все погибли, хотя бы один Разрушитель не нападет на Аутертейл. Я не твой последний свидетель или объект жалости. Просто оставь меня в покое. Хотя его слова были резкими, голос Кларета был слишком ровным, чтобы в нем звучала горечь, и слишком усталым, чтобы быть злым. Он совсем не походил на Блу, когда говорил это. Он был похож на многих Сансов, окончательно потерявших последние крохи надежды. Core!Фриск сидел в молчании, пока Кларет допивал очередной стакан. Он действительно не мог найти Эррора, но это было не так уж необычно, чтобы бояться. По крайней мере, он пытался убедить себя в этом. Core!Фриск даже не подозревал, что произошло еще одно нападение, и два Разрушителя столкнулись друг с другом, пока Аутер не сообщил, что Кларет находится в Аутертейле. Совет узнал об атаке раньше, чем Core!Фриск, что еще раз доказывало, насколько он ослеплен. У них был лишь отчет Кларета о схватке между Модератором и Эррором. С тех пор об Эрроре ничего не было слышно, и Советы Омега-таймлайна надеялись, что прежний Разрушитель может быть мертв, и боялись еще более безжалостного, мотивированного и целеустремленного, который, похоже, занял его место. – Он придет за нами, – вспомнил Core!Фриск слова Goner!Альфис во время их неофициального подпольного заседания "Совета" (на которое Короля-воина Азгора и его союзников, естественно, не пригласили). Он помнил, как она говорила с уверенностью пророка, предвидящего единственное и неизбежное будущее. – Это может случиться завтра, а может и через несколько месяцев. Но Модератор придет за нами. И не думаю, что мы когда-нибудь будем готовы остановить его. Если бы Омега-таймлайн был в полной силе, Core!Фриск, может, и не так боялся бы. Он (и мир, который он так тщательно создавал в надежде обезопасить его жителей) не был в полной силе. Даже близко нет. Совет раскололся. Дрим был проклят Найтмером. Блу был занят Андерсвапом. Андерфелл пал. Король-воин Азгор планировал захват власти и откровенно игнорировал предупреждения Core!Фриска о Найтмере и Модераторе, полагая, что у него больше шансов защитить их всех. Защита Омега-таймлайна продолжала ослабевать, как бы Core!Фриск ни старался. Но в данный момент Core!Фриск больше беспокоился об очередном единственном выжившем из потерянной АВ. Он услышал звук открывающейся двери и обернулся, увидев Аутера, который подходил к барной стойке. Аутер подал знак Гриллби, чтобы тот перестал наливать Кларету, а затем поймал пустой взгляд Core!Фриска, садясь по другую сторону от Кларета. Core!Фриск тут бессилен. Может быть, Аутер сможет помочь. Он не мог знать наверняка. Он не мог предвидеть, что произойдет дальше. Он мог только надеяться. Но даже после того, как Core!Фриск исчез из Аутертейла, образ Кларета, тупо смотрящего на свое искаженное отражение в стакане, так и засел в его памяти.

***

Даст понял все в тот момент, когда Нот вытащил кого-то из Пустоты. Ему не нужно было видеть, кого пытался спрятать Фелл Гастер. Ему не нужно было Проверять его. Он и так знал, что это за человек. Даст ни за что бы не перепутал это присутствие с чьим-то другим. Его первой мыслью было, что он действительно никогда не узнает покоя. Если бы не злые силы, решившие превратить Дасттейл в сплошной зацикленный ад, это был бы кто-то другой, такой же, как они. Выхода не было. Тот факт, что человек-убийца оказался в Зефиртопе именно тогда, когда Даст осмелился надеяться, что они с Нотом могут быть в безопасности, вызвал у него реакцию, которую он обычно испытывал только в присутствии Найтмера. Даст застыл. Замереть вместо атаки было, пожалуй, самым опасным, что он мог сделать, столкнувшись с потенциальным противником. Но в этот раз его не сразили, как только он перестал уклоняться. Вместо этого у него появилось время для анализа, пока его чувства обострялись, сосредоточившись на потенциальных угрозах. Во-первых, он заметил, что УР этого человека не переносится. Во-вторых, вокруг него была легкая аура, указывающая на то, что это скорее призрак, чем живой человек. Может он и призрак, но атаки Даста убивали Напстаблука и многих других нематериальных врагов по всей Мультивселенной. Не говоря уже о том, что если Даст прав и это был Undertop!Чара, то Топ бы… Теневая фигура Гастера поднялась с пола, и он радостно улыбнулся Дасту: – А! Ты выжил! Даст вынырнул из дымки подавляемой агрессии почти так же быстро, как она попыталась поглотить его. – Шейд? Улыбка Шейда растянулась еще шире. Даст рассеянно слушал его и другого Гастера, Свапстера, едва ли осознавая, что это вполне может быть отец Блу. Его внимание было приковано к человеку, которого продолжал прятать Фелл Гастер. Фелл Гастер был родом из Андерфелла. Хотя Фриск его мира якобы никогда не пытался устраивать Геноцид, Фелл Гастер не был дураком. Он не стал бы вестись на личину "невинного" ребенка. "Каст" Чара из Андертопа не был невинным. Но тот факт, что он до сих пор не напал, говорил о многом… «О черт». Этим человеком был "Каст" Чара из Андертопа. Нот вытащил его из Пустоты в дом Топа. Даст знал, на кого падет вся вина, как только Топ это поймет. Нот был недостаточно в себе, чтобы защититься. И сознательно или нет, но Нот приравнял Топа к Создателю. Приоритеты Даста изменились. Безопасность Нота была важнее его собственных опасений. Он должен был убедиться, что тот не окажется в гуще схватки. Он сохранял спокойствие, пока Шейд-Гастер приближался к Ноту, и заставил себя заговорить, когда тот подошел. Враждебный взгляд Фелл Гастера вызывал дискомфорт, но не он был здесь наибольшей угрозой. И не ребенок, которого он держал на руках. Душа Даста забилась чуть быстрее, когда Топ понял, что Каст – человек. Он ухватился за краткую передышку перед неизбежным и не смог солгать, когда Фелл Гастер переспросил, будет ли Каст в безопасности. Он даже почувствовал некоторое облегчение от того, что Калор был в безопасности в Омега-таймлайне. Нот не был в безопасности. Если бы прошлое "я" Даста увидел, что он собирается сделать, он бы просто упал в обморок от шока. Даст сел на кровать между Нотом и Топом, подставив спину человеку, и попытался уговорить того, кого считал большей угрозой: – Топ, мы можем уйти. Мы не будем никому мешать. Замешательство и боль Топа были страшнее любого гнева. Его заверения в их безопасности ничего не значили, несмотря на его искренность в тот момент. Даст услышал знакомый смех и понял, что все кончено. Каст Чара шагнул вперед. Он ухмыльнулся Топу. Раньше Даст напал бы на него не задумываясь. Теперь, когда Нот был рядом, он смог сдержаться и присмотреться получше. Хотя из глаз Чары струились тени, а улыбка была слишком широкой, Даст слишком хорошо умел читать выражения лиц, чтобы увидеть демона, которым тот пытался казаться. – Приветствую, Гастер. Ты скучал по мне? Cast!Чара не насмехался над Топом. Он скрывал свою тревогу и стыд за жестокой улыбкой. Топ напрягся. Он слегка приподнял руку, словно собирался коснуться экрана, который Даст не мог видеть. Вероятно, там были какие-то коды. Что могут сделать эти коды? Что Топ может сделать с Нотом, когда Каст снова исчезнет? Подсознательно или нет, но Нот приравнивал Топа к Создателю – тому, кто ранил его так сильно, что он едва не истек кровью. Даст догадывался, как Каст Чара оказался в Пустоте. Он не мог винить Топа за это, ведь и сам, если бы мог, поступил бы с человеком своего мира так же (а некоторые могли бы сказать, что то, что сделал Даст, было еще хуже). Но насколько бы невменяем ни был Нот, он не стал бы впускать в Зефиртоп того, кого считал безжалостным убийцей. К тому же Чар… Каст спас их обоих от Найтмера. Даст не был Нотом. Он не бросился между Топом и Кастом, чтобы заслонить последнего своим телом. Но не мог игнорировать страх, который тот пытался скрыть. По меньшей мере, он мог заговорить. – Давайте не будем сражаться здесь. Голова человека… Каста резко повернулась лицом к Дасту. Он буквально услышал, как хрустнула его шея. – О, так ты хочешь сразиться в другом месте, Санси? Даст не позволил своим глазам вспыхнуть подавляемой магией. Фелл Гастер защищал человека. Он и так не доверял Дасту. Под командованием Найтмера Даст бесчисленное количество раз нападал на его дом и его сыновей. Любой явный признак агрессии был бы встречен в штыки. Даст не хотел подставлять Нота под перекрестный огонь. В пользу Топа и Гастеров Пустоты говорило то, что они, похоже, тоже не хотели этого делать. Даст не мог надеть маску расслабленности, как многие Сансы. Он был слишком издерган и холоден, чтобы создать иллюзию дружелюбия. Его тон оставался отрывистым и резким, но без явной агрессии. – Не пытайся провернуть это со мной. Я видел, что ты сделал. Ты спас нас от Найтмера. Он не хотел этого говорить. Ему было противно даже признавать это. Но он должен был это сказать, потому что ему нужно было заставить Топа колебаться. Потому что как только Топ перестанет колебаться, кто знает, что они с Кастом сделают, даже несмотря на то, что Нот лежит прямо здесь. Даст удовлетворенно отметил, что Чара слегка дернулся. Топ, казалось, застыл как вкопанный, молча и не мигая уставившись на Cast!Чару, но это было лучше, чем то, как Даст отреагировал бы в подобной ситуации. Он попытался представить, что бы он сделал, если бы Нот случайно вернул человека. Даст не был настолько самонадеян, чтобы полагать, будто он с пониманием отнесется к ошибке Нота. Каст не был человеком-геноцидником мира Даста, но он был таким человеком мира Топа. Поэтому Даст сделал еще одну вещь, о которой раньше и помыслить не мог, и проигнорировал человеческую угрозу в пользу другой. – Как я уже говорил, мы можем уйти, – настаивал Даст, удивляясь своему спокойному тону. – Ты можешь запретить Касту возвращаться, и мы уйдем навсегда. Сияющие фиолетовые глаза Топа не отрывались от Cast!Чары. Постепенно этот яркий фиолетовый свет начал мерцать вокруг его рук, словно собирающаяся гроза. – Ты не понимаешь, что он сделал. Он говорил о Касте или о Ноте? Стало ясно, что Топ говорит о Чаре, когда его голос повысился от напряжения и ярости: – Ты подчинил себе Фриска. Ты сжег мой дом, мучил меня и мою семью, разбил глазницу Санса, обезглавил Папируса и вырвал глаза Меттатону. Ты управлял мной, как марионеткой, ломая мне кости и заставляя смотреть, как страдают и умирают мои близкие! А после того, как тебя изгнали, ты вернулся, вселившись в Астера. Затем ты попытался использовать его тело, чтобы снова убить нас. И снова Каст Чара дрогнул, как и его насмешливая улыбка. Его полные теней глаза сочились чернотой, а пятна на щеках расплывались, словно нарисованные кровью. – Верно. И с чего бы мне это делать после того, как ты швырнул меня в Пустоту и оставил гнить, пока все остальные жили дальше, забыв обо мне? – Ты уже был мертв, – ровным тоном отрезал Топ. Его глаза горели так ярко, что чернота глазниц казалась тенью. Вблизи его рук ничего не мерцало, но Шейд и Свапстер напряглись. Даст приготовился… к чему-то. Он не был уверен, на что способен Топ, но полагал, что программисты иногда могут изгонять из мира или еще чего похуже. Например, как Скетч… сделал что-то с Эррором? (Воздух взревел. Коды проявились вспышкой, потрескивая и глюча, на секунду озарившись оранжевым свечением. Частицы Скорча горели. Они кружили вокруг Эррора и Скетча, заряжая и закручивая воздух вокруг них, словно они стояли в эпицентре шторма. Постепенно, начиная с конца нескольких строк данных, эти коды исчезали. Эррор судорожно попытался схватить руку, сжимавшую фрагмент его души, но его пальцы рассыпались, не успев даже дернуть за беспощадную хватку Скетча…) Мысли Даста застопорились. Воспоминания заволокло серой дымкой, но не так, словно они потускнели, а скорее так, как бывало, когда он пытался слишком глубоко задуматься о мучительных методах "вербовки" Найтмера. Его разум просто отказывался продолжать, чтобы не пришлось разбираться с тем, что несло это воспоминание. И это еще больше сбивало с толку, потому что последнее, что Даст почувствовал бы, увидев, как Разрушителю надрали задницу – это отчаяние, вину и тоску. Даст быстро отвлекся от своих мыслей, когда выражение лица Топа стало непроницаемой маской. Он отбросил непонятные чувства ужаса и горя, сопровождавшие обрывки воспоминаний, и сосредоточился на текущей угрозе. Даст узнал выражение подавленной тревоги. Топ абсолютно точно пытался что-то сделать с кодами, но безуспешно. Осторожность Даста быстро сменилась трепетом, когда он понял, почему Каст до сих пор в Зефиртопе. Понимание привело его в ужас, когда до него дошло, что Топ не мог запретить Cast!Чаре вернуться, потому что Нот не позволял ему. Осознанно или нет, Нот защищал Каста. Свет в глазницах Топа погас, оставив лишь тьму. – Убирайся, или я заставлю тебя. На лице Каста едва заметно промелькнул страх, а затем его губы растянулись в насмешливой улыбке. – Я не буду создавать проблем… – Я не позволю тебе снова причинить вред моей семье, – прервал его Топ громовым голосом, и Даст почувствовал, как атмосфера изменилась, словно за мгновение до удара молнии. – Тебе здесь не место. Убирайся! Единственным предупреждением Даста был звук тихого прерывистого дыхания. Его услышали только Даст, Шейд и Топ, и их взгляды одновременно метнулись от Undertop!Чары к притихшей фигуре на кровати. Глазницы Нота были открыты. Он был в сознании. Но смотрел на Топа ошеломленным, отсутствующим взглядом, словно не видя его. Отсутствие цвета в его глазах было пугающим. Еще хуже был его слабый выдох, словно он последний раз устало вздохнул, прежде чем сдаться и погрузиться в темные волны бушующего моря. Топ замер в замешательстве, услышав тихий дрожащий вздох. Его недоумение сменилось ужасом. – Инк, нет, я говорю не с… Даст бросился к Note!Инку. Конец повязки цвета морской пены порвался в его руке. Остальное исчезло, когда тело Нота растворилось во тьме. Даст вскрикнул, пытаясь удержать черные чернила (что?), но они проскользнули сквозь пальцы. Пустые одеяла, бинты и медицинский халат упали на матрас. Мгновение спустя исчезли и черные пятна крови на одеялах, медицинском халате, бинтах и рукавах Даста. Даст ударился ногами о край пустой кровати и, пошатнувшись, замер. Он крепко сжал в пальцах обрывок повязки Нота. Черные пятна исчезли. Она осталась нежно-зеленой. Даст окинул взглядом пустую кровать и скомканные простыни в поисках маленького мешочка. Его там не было. Он, как и остальная часть повязки, все еще был на Ноте. Рука Даста дернулась к шарфу. Он ухватился за ткань, все еще сжимая в руке обрывок повязки Нота, сомкнув пальцы на сохранившемся сообщении, написанном его кровью. "Нот не мертв". Нот не был мертв, хотя и растаял, словно рассыпавшись в пыль. Нот не был мертв. Он исчез. Он покинул Зефиртоп.

***

Если бы какой-нибудь странствующий путешественник из Мультивселенной наткнулся на этот скелет, он мог бы подумать о разном. Любой сведущий Ученый мог бы предположить, что он вырвался из Пустоты. Санс мог бы распознать вид крови и решить, что он пережил нападение Разрушителя. Другие могли просто подумать, что он потерял сознание или уснул в странной черной субстанции, прилипшей к его костям. Инк не был без сознания и не спал. Он бодрствовал. Но это не означало, что он полностью осознавал окружающее. Он парил в туманной серой дымке, что было хорошо, потому что все вокруг было белым. Он лежал на спине. Он был в Анти-пустоте. Он был не один. Здесь были Создатели с гневными напряженными голосами и гневными напряженными эмоциями. Инк совершил нечто непоправимое. У него осталось достаточно желтого, чтобы радоваться, что он не боится. Фиолетовый и синий закончились. Оранжевый и зеленый быстро иссякали. Голубой держался. Красный обратился внутрь и превратился в ненависть к себе, лаская Инка, как обжигающее пламя. Не то чтобы это имело значение. Все цвета медленно вытекали из Инка, превращаясь в черную лужу. Он чувствовал, как они собираются вокруг него. Он должен был сообщить Создателям о повреждениях, хотя Они и так прекрасно это видели, но были заняты разговорами друг с другом. Многие из Них были очень злы. Злы на Инка. Он гадал, вспомнит ли он, за что его наказали. Слишком много Удаленного заполняло его разум. Инку нужно было снова записать жизни стертых. И Удаленных Андерфеллов. И продолжать писать про Удаленного Эррора. И воспоминания других об Инке. Слишком много всего. Даже одного Удаленного слова было слишком много. Инк не хотел быть в сознании или осознавать Удаленное. Он предпочел бы быть Павшим. В таком состоянии он мог бы ненадолго уйти от реальности, прежде чем его вернут обратно. А может, он вообще не вернулся бы. Это было бы неплохо. Он был ужасным Сосудом и ужасным Защитником. Инк не был уверен, чего он избегал, но подозревал, что совершил что-то плохое. Что-то непростительное. На этот раз у него были большие неприятности. Он спас Даста. И других. А, ну да. Вот что он сделал. Он (освободил Даста) украл файлы Даста у Создателей. И не только Даста. Один из Создателей написал послание в книге в своей АВ и Удалил ее только для того, чтобы предупредить его, что Фелл Гастер, Шейд Гастер, Свапстер и Каст Чара под угрозой Удаления. Инк спас и их. (Они были свободны). Инк все еще помнил об этом. Это был такой (замечательный) ужасный поступок с его стороны по отношению к Ним. (Потрясающий) непростительный поступок. Он бы, наверное, плакал (от страха? или от радости?), если бы у него хватило краски. Создатели еще не закончили. На этот раз Инк не просто осмелился защитить от (Них) Эррора Альтернативную Вселенную. Он забрал у Них Даста. (Он защитил Даста от Них). Возможно, Инк говорил. Возможно, он умолял. Он не был уверен в том, что происходит, только чувствовал, что все болит. Он чувствовал, как по мере Удаления одного мира за другим на его костях открываются новые раны там, где когда-то были коды этих миров. В этой бешеной, яростной буре Их гнева он заметил, что некоторые Создатели протестуют. Они кричали остальным, чтобы те прекратили, что с Инка хватит, что Они могут позволить ему вернуться в Дудл-сферу. Их проигнорировали, пока остальные (во главе с Изначальными, которые создали и спланировали эту Мультивселенную) продолжали разбирать завалы накопившихся "ненужных" АВ, которые Они все равно планировали Удалить. (Они держали эти Альтернативные Вселенные исключительно для этого. Они хранили их на случай, если захотят наказать… навредить Инку). Инк не был уверен, почему он изо всех сил старался оставаться в сознании. Удаленные воспоминания будут на месте, когда он очнется. Смогут ли остаться остальные воспоминания? Или он останется с воспоминаниями о жизни Удаленных, которых он так и не успел узнать? Это было слишком, но Инк не мог полностью отключиться. Его пока не использовали, но на мгновение он почувствовал себя оторванным от своего тела. Было почти приятно быть почти свободным. Он почти не чувствовал жгучей боли в каждом свежевырезанном шраме. Глазницы Инка были открыты. Он не помнил, чтобы открывал их. Или закрывал. Но кто-то был рядом. Он видел над собой неясные фигуры. Или одну фигуру, мерцающую и исчезающую у него перед глазами. Она была слишком высокой, чтобы быть Скетчем. Слишком тонкой, чтобы быть Тирианом Азгором. Призрачные руки тянулись к Инку, растворяясь, как графит, стертый всепоглощающей белизной. Они сгорели, как душа Инка, когда он уничтожил ее и попал в Пустоту. В Дудл-сферу. К Ним. На этот раз Инк не мог сбежать. Он больше никогда не сбежит от Них. Он не мог сказать, кричал ли он. Когда Инк снова открыл глазницы, вокруг была только бесконечная белизна. Были только он и Они, и белизна, и исчезающая темнота его крови. Время шло. Возможно, прошли часы. Или дни. Инк не мог уследить. Последние пролитые чернила высохли. Инк чувствовал, как они трескаются и шелушатся на его костях, а потом развеиваются и испаряются, словно летучий пепел. Это напомнило ему распыление. Он не распылится. Никогда не сможет. Все его краски исчезли. Удаления прекратились, но Удаленные воспоминания продолжали прибывать. Они топили его, затягивая все дальше и дальше от пылающей белизны в ад иного рода. Ториэль жила в Подземелье со своими шестью приемными детьми. Ей удалось убедить упавших людей жить с ней, и она мирно наблюдала за их взрослением в Руинах. Все изменилось, когда еще один человек, Фриск, упал в Подземелье и не смог отказаться от своего желания вернуться на Поверхность. Вместе Ториэль и семеро людей (дети, подростки и взрослые) отправились преодолевать Барьер. Им так и не удалось достичь его. Версия Даста умирала и умирала снова и снова, падая на клинок человека раз за разом на протяжении всех своих жизней. Его Дасттейл был основан исключительно на битве в Зале Суда. У него даже не было мира за пределами этой комнаты. Даст бесконечно умирал, а человек радовался каждой его смерти. У него так и не было шанса освободиться от Перезагрузки. (Теперь он вообще ничего не мог сделать). Папирус жил с Ториэль в Руинах. Он никогда не думал, что встретит друга Санса, с которым тот общался через дверь. Да у него и не было такой возможности, пока его брат не исчез таинственным образом. Андайн тоже пропала. Меттатон и Альфис тоже. Папирус был так одинок, пока Ториэль не открыла ему дверь. Хотя ее тук-тук шутки и каламбуры были просто ужасны и не соответствовали стандартам Великого Папируса, она была прекрасной соседкой. Папирус даже научился печь восхитительный ирисково-коричный пирог. У Ториэль так и не хватило духу сказать ему, что ребенок, которого она пропустила, убил его брата. (У нее никогда не будет шанса рассказать ему правду). Монстрам Андерфелла было трудно находиться на Поверхности. Их устрашающая внешность была мрачнее, чем у многих их собратьев в других мирах. Острые зубы, когти, шипы, массивные челюсти, слишком много глаз, чтобы люди могли чувствовать себя комфортно. Распространялись ложные слухи о черной магии, людоедах, исчезновениях. Однако более добрые и решительные души одержали верх, и человечество научилось не повторять прежних ошибок. Они приняли своих новых соседей и поддержали их. (Этот путь к миру был бесцеремонно прерван, так и не завершившись). Жизнь на Поверхности давалась Азгору нелегко. Хотя между людьми и монстрами царил мир, шесть человеческих душ были темной тучей, нависшей над всеми. Некоторые понимали, что нет другого способа разрушить Барьер, который создали сами люди. Семь магов пожертвовали своими жизнями и магией человечества, чтобы создать этот Барьер. Чтобы разрушить его, тоже пришлось пожертвовать жизнями. Азгор сложил с себя полномочия Короля, позволив Ториэль взять на себя управление монстрами в их новом доме. Он не был уверен, что заслужил право сидеть на солнышке, но он это сделает. Не ради себя, а ради человека Фриска, который добровольно отдал ему свою душу, прежде чем он смог отдать ему свою, чтобы освободить свой народ. (В итоге эта сила не смогла спасти никого из них). Эти воспоминания были лишь несколькими из многих. Теперь все эти миры исчезли, как и сотни других. Их Удалили. Их жители больше никогда не увидят солнца, не испекут пирогов и вообще ничего не сделают. Не будет никаких мемориалов. Никаких могил. Никаких воспоминаний об их существовании у кого-либо еще. Даже если кто-то из их жителей раньше провалился в Пустоту или попал в Омега-таймлайн, теперь их не было. Их помнил только Инк. Но в этом-то и был смысл, не так ли? Все они были Удалены из-за его предательства. Каждое Удаление, каждое воспоминание, каждый шрам были напоминанием от Них: "Это твоя вина". Отсутствие красок не мешало Инку чувствовать боль. Шрамы жалили или жгли в зависимости от их глубины и длины. Его кости казались полыми и хрупкими. Словно он был маленькой птичкой, сделанной из зубочисток. У него так и не получилось взлететь. Стоило ему оказаться снаружи крошечной клетки, как его безжалостно запихивали обратно. Инк наблюдал, как черная лужа становится серой, затем белой. Последние капли испарились. Инку не дали забыться и потерять сознание. Он погрузился в бурный океан Их эмоций. Они обжигали. Гнев. Столько гнева из-за непростительного преступления Инка. Шок и растерянность в попытках понять, как Инк мог бросить Им вызов. Печаль, жгучая обида от того, что он украл у Них (а у других – печаль от того, что ему причиняют боль). Удовлетворение от подтверждения, что Инк этой Мультивселенной действительно самозванец. Настоящий Инк никогда бы не предал Их так. Он не был бы настолько эгоистичен, чтобы разрушать Их истории и сценарии. Они всего лишь хотели творить и видеть, как Их сценарии воплощаются в жизнь. "Инк" (Они подчеркнули кавычки) все разрушил. Неудивительно, что у Них была власть, необходимая для того, чтобы держать в узде такой деструктивный и эгоистичный Сосуд. – Тебе никогда не суждено было участвовать в жизни этой Мультивселенной, – прошептали Они. – Ты всего лишь наш Сосуд. Это все, чем ты когда-либо будешь. Инк мог бы согласиться, если бы мог забыть. Но Они совершили ошибку. Из-за Их решения Удалить все воспоминания о нем, Инк больше не мог забыть себя. И сколько бы Удаленных воспоминаний ни вбивали ему в голову, он не мог забыть Нота. Он не мог забыть, как спас Даста и тех, кто был в Пустоте. Создатели не могли отнять у него эти воспоминания. Ничего уже не будет прежним. Инк знал это. Создатели тоже. И что теперь? Прошло достаточно времени, чтобы Инк снова смог воспринимать окружающее. Он лежал на спине. Правая нога была согнута коленом наружу. Правая рука лежала на груди. Левая была вытянута, но ни к чему не тянулась. Вокруг было белым-бело. На этот раз Блуберри не было рядом, чтобы помочь ему. Никого не было. В воздухе не было даже потрескивающих остатков глючных кодов, имевшихся в Анти-пустоте. Здесь было пусто. Кроме одной маленькой записи в пылающем белом небе. _____тейл. Это была не Анти-пустота. Он вернулся обратно. Даже незаконченные наброски исчезли. Инк лежал там, где они когда-то стояли. Там, где когда-то стоял Скетч. И там, где безымянное, брошенное, безнадежное ничтожество уничтожило собственную душу. Океан омывал его шрамы, обжигая, как соленая вода и переполняя Их эмоциями. Приступ страха был вторичным, внушенным ему несколькими Создателями, но он был таким же реальным, как и другие эмоции Инка. Его горло больше не было забито краской, но голос оставался сдавленным. Неважно, говорил он или нет. Создатели никогда его не слушали. Как бы он ни торговался. Как бы он ни умолял. Поступила команда. Инка не нужно было отталкивать в сторону. Он уже отделился от своего тела, наблюдая сквозь туман, как Создатель подхватывает его. Создатели никогда не чувствовали боли, используя тело своего Сосуда. Это было бы неудобно. Хотя порезы на пальцах Инка, безусловно, раздражали. Это затрудняло их сгибание. Только отвращение к его шрамам заставило Его создать ему хоть какую-то одежду. Это была просто длинная белая футболка. Ее подол заканчивался чуть выше колен. Ткань была тонкой и легко рвалась. Создателя так и тянуло сделать для себя что-нибудь поизящнее, чисто из гордости. Но сейчас это было бы пустой тратой времени. Как только Он закончит, ткань заберут. Какая-то часть Инка была достаточно чуткой, чтобы понять, что его не вернут в Дудл-сферу за красками. Создателям не нужны были краски, чтобы его использовать. Так что в перерывах между использованиями его будут возвращать сюда. Если бы Инк не заботился о своих красках, у него бы их вообще не было. Он должен был стать Их Сосудом. И он будет пустым Павшим Сосудом, когда его не будут использовать. Именно это Они и собирались сделать, когда Удалили его существование из памяти каждого. Теперь Они просто лишали его остатков свободы. Создатель обратил внимание на повязку цвета морской пены на запястье Инка. Он сорвал ее и бросил на пустую белую землю _____тейла, вместо того чтобы уничтожить. Не из милосердия, а на случай, если Нот понадобится для Их развлечения. Было досадно осознавать, что Они не могут отправить Инка сыграть роль в Их последнем сценарии Мультивселенной. Нот был обходным путем. Для Них. Не для Инка. Нот был известен тем, что видел "плохое будущее", верно? Создатели с радостью заставили бы Сосуд стоять и смотреть, как гибнет все больше миров в качестве безмолвного наблюдателя, который не вмешивается, даже когда умирающие умоляют о помощи. Возможно, в результате его образ запомнился бы как предзнаменование смерти и ужасного конца. Потому что именно в этом было предназначение Инка. Он был Их Сосудом. Он должен был наблюдать за развитием Их историй, а не защищать. И уж тем более не спасать. ̷О̷н̷ ̷н̷и̷к̷о̷г̷д̷а̷ ̷б̷ы̷ ̷н̷е̷ ̷с̷п̷а̷с̷ ̷Д̷р̷и̷м̷а̷.̷ Создатель использовал Сосуд, чтобы создать Пацифистский таймлайн Свапфелла. Несмотря на первоначальное счастье, все закончится его "разрушением" от руки Эррора. Большинство жителей погибнет через несколько дней после того, как они достигнут Поверхности. Swapfell!Санс станет единственным выжившим и будет интегрирован в Мультивселенную. Инк вернулся в бесконечную белизну прошлого. Белая футболка была Удалена, и он остался в океане Их эмоций, который быстро поглотил его. Среди гнева и мстительного чувства удовлетворения, которые Они испытывали, Инк ощущал нарастающий ужас и грусть. Создателям не нужно было требовать присутствия Сосуда. Его просто забрали и использовали для создания новой области Сноудина, а затем вернули в его пустой, мертвый, заброшенный мир. Единственной причиной, по которой Инк не кричал, когда его швыряли (возвращали обратно), был инстинкт молчания. Эррора раздражало, когда он был слишком громким. Создатели не хотели и не нуждались в том, чтобы Сосуд разговаривал. Создатели были рядом. Их было так много. Почти столько же, сколько он часто слышал и ощущал в Дудл-сфере. Изначальные Создатели могли прийти сюда в любое время. Они знали, что он был создан здесь. Они могли бы помочь Инку. Но не помогли. Сосуд использовали. В сценарий был встроен мрачный скрипт Хоррорфелла. Инка сбросили обратно. Он приземлился в холодном белом пространстве. Его схватили прежде, чем он успел осознать бесконечную пустоту. Создатели неделями ждали, когда он снова станет доступен. Их терпение кончилось. Поэтому его передавали по кругу, как инструмент. После жалобы очередного Создателя ему дали слишком большую белую футболку. Она плохо сидела и спадала с плеча, оголяя ключицу, словно он был всего лишь куклой, которую второпях сунули в первый попавшийся наряд. Когда его снова бросили обратно для секундной передышки, несколько Создателей обсуждали, стоит ли одевать его во что-то более постоянное на время использования Сосуда. Некоторым из Них было некомфортно использовать голый скелет (но не настолько, чтобы перестать использовать Инка), и хотелось, чтобы он носил что-то более подобающее Им, чем наспех созданные футболки. Они не могли помешать Инку питаться Их эмоциями, как пиявка, но не хотели давать Инку больше цветов. Посмотрите, что он с ними сделал. Он все испортил. «Я спас Даста. Я спас Фелл Гастера. Я спас Шейда. Я спас Каста. Я спас Свапстера». Инк ухватился за эту мысль, когда его снова оттеснили в сторону. Он смотрел, не видя, как с него снимают мерки. Создатели одели его в мантию, похожую на мантию многих Смотрителей Руин вроде Ториэль и Underswap!Азгора со свободным капюшоном. Белый капюшон падал на лицо, оставляя в тени его верхнюю часть, и скрывал глазницы и огоньки глаз от тех, кто мог бы его увидеть. Никто его не увидит. Разве что если Они захотят. В отличие от одежды Смотрителей, мантия не была цветной. Не было и рисунка спереди. Ткань была пустой. Без единого намека на видимые швы или любые цвета. Еще одним отличием между ними была форма рукавов. У абсолютно белой мантии были расклешенные рукава, заправленные в обтягивающие перчатки, доходившие до локтей. Свободные рукава, капюшон и мантия только подчеркивали, как плотно перчатки облегали запястья, а воротник – шею. Его старая одежда исчезла. Одежды Нота больше не было. Его ноги остались босыми. Ему не разрешалось носить шарф. Ему больше не нужно было "притворяться" Инком. Он был Сосудом. Вот и все. Несколько Создателей обсуждали, стоит ли завязывать ему глаза снаружи (теперь он в _____тейле, он вернулся), чтобы он не видел никаких цветов во время использования, но не были уверены, повлияет ли это на Их зрение, так что идея была отвергнута (пока что). Они спорили, стоит ли замазывать его метку белым. Они шутили, что закрасят белым его "уродливые" черные шрамы. Это было для Них и Их комфорта. Только для Них. Обрывок повязки цвета морской пены остался лежать на земле, вне досягаемости и поля зрения Инка. Он знал, что она там, но не мог повернуться, чтобы посмотреть. Он не стал бы искать ее, даже если бы мог двигаться. Он не хотел, чтобы ее тоже уничтожили. Флаконы Инка пропали. Его пояса не было. Одежда Нота тоже исчезла (за исключением повязки, которая пока была в безопасности). Бруми не было. Благодарность Инка затрепетала где-то глубоко внутри, куда Они не могли добраться. Если бы Бруми и Гласси были здесь, их бы уничтожили. Давление в грудной клетке не ослабевало. В его грудной клетке что-то было. Оно было маленьким, но тяжелым. Его шнур беспорядочно запутался в костях, и оно давило изнутри на позвоночник. На ощупь это было похоже на ткань. Его мешочек все еще был… Инка забрали. Сосуд использовали для Творения. Его швырнули туда, откуда он взялся. Инка забрали. Сосуд использовали для Творения. Его швырнули туда, откуда он взялся. Инка забрали. Сосуд использовали для Творения. Его швырнули туда, откуда он взялся. Еще раз. И еще. И еще. И еще. Забрали. Использовали. Швырнули туда. Теперь не "туда", а "сюда". В _____тейл. Их со Скетчем незаконченный мир. Это было почти как после Удаления всех воспоминаний о нем, когда его почти постоянно использовали. На этот раз ему не давали ни минуты передышки. На этот раз ему не разрешили вернуться в Дудл-сферу, чтобы пополнить запасы красок. Ему не позволили записать данные Удаленных и сохранить воспоминания об их жизни в Библиотеке. (Если бы у Инка не было воспоминаний о жизни снаружи, он мог бы подумать, что вообще не уходил). Он предал Их, Создателей, тех, кто дал ему и этой Мультивселенной жизнь. Они знали, что он склонен к корысти и обману. Теперь Они поняли, что ему нельзя доверять. (Они сделали это не поэтому. Они навредили Инку, потому что были в ярости от того, что он посмел встать у Них на пути. Как Они ни старались, Они не могли заставить Инка перестать заботиться. Они не могли заставить его забыть, что он спас от Них Даста. Они могли отнять у него все. Его цвета, его воспоминания, его друзей, его свободу. Но не это. И не Удаленных. Даже будучи навсегда стертыми, они все равно оставались с ним. Блуберри остался. Его собственная личность осталась). Инка сбросили обратно. Последний Создатель милостиво позволил ему оставить белые одежды, чтобы не обнажать кости. Он считал, что его шрамы (полученные от Них) отвратительны, а восстановление одеяний требует дополнительных усилий. Инк сидел там, где его поставили, оставшись на коленях и безвольно сложив на них руки. Эмоции Создателей бурлили и горели внутри него, но у него не было красок, чтобы его стошнило. Среди этих эмоций росло чувство возмущения. Это чувство отличалось от гнева, направленного на него. Тысячи глаз следили за ним, пока несколько Создателей спорили о том, кто будет использовать его следующим. Они хотели разблокировать миры, которые Модератор поместил в карантин. «Скетч…» Инк молчал. Он не издавал ни звука. Он не двигался. Как его приучили Эррор, Найтмер и многие Ученые. И Они. Ему нужно было извиниться перед Скетчем. Он помнил об этом. Создатели больше не могли отнять у него воспоминания о его происхождении и брате. На этот раз здесь не было других эскизов. Инк был один. Не считая Их (потому что Они убили всех остальных, не дав им даже шанса на жизнь). Тело Инка послушно оставалось неподвижным, пока Создатели продолжали спорить. Его дыхание оставалось ровным. Он смотрел прямо перед собой, хотя паника все нарастала и нарастала в его грудной клетке, расширяясь до ощущения, что он задыхается. Вокруг не было ничего, кроме бесконечного белого цвета. Белый вокруг него. Белый на нем. Белый, белый, белый. Белый, и единственное цветное пятно – его повязка Нота. Она была так маняще близко. Если бы он повернулся и потянулся к ней, ее бы уничтожили. Создатели наблюдали за ним. И все же Инк был еще более одинок, чем до того, как разорвал свою душу. Некоторые из Создателей ушли, поняв, что Им придется подождать, чтобы воспользоваться Сосудом. Некоторые из оставшихся выразили раздражение тем, что Дрим не может появляться в Их мирах. Его состояние было настолько ужасным, что его аура не давала Им желаемого эффекта. Им напомнили, что сценарии Мультивселенной Изначальных имеют приоритет. Дыхание Инка участилось. Он больше не мог потеть. Ему нечем было плакать. У него не было красок, чтобы тратить их впустую. Создатели были рядом, но он был один. Нет. Нет. Кто-то был с ним. Они должны были быть здесь. Они обязаны быть здесь. Да, незавершенные погибли, но Создатели могли кого-то пропустить, когда мчались через _____тейл, торопясь добраться до Скетча. Инк был не один (только с Ними). Он был не один. Пожалуйста. Инк не пытался звать на помощь. Никто бы не ответил. Он цеплялся за воспоминания, хотя они причиняли боль. Эти воспоминания были настоящими. Скетч, Блуберри, Дрим, Блу, Рас, Core!Фриск, Чара, Даст, все. Он встретил их. Он был с ними. Он выбрался отсюда. Он выбрался. Он выбрался… Инка отпихнули в сторону. Сосуд забрали из бесконечной белой бездны. Его использовали, чтобы исправить коды в Альтернативной Вселенной. Его вернули обратно. Другой Создатель схватил Инка так быстро, что его тело покачнулось. В поле зрения взорвались цвета, такие яркие, что, казалось, обжигали глазницы своей интенсивностью. Зеленый, коричневый, голубой, желтый. Инк оказался на травянистом поле рядом с лесом. Он был в другом мире, а не просто в его кодах. В нем запульсировали истерические извинения. Создатель не хотел хватать его так грубо, но Он был в отчаянии. Его паника была отчетливее любых других эмоций Создателей. Этот мир, должно быть, инкод. Инк заметил какие-то шевеления на земле. Это были… бурундуки? Цвета и формы казались неподходящими для них. Он не стал поворачивать голову, чтобы рассмотреть получше. Создатель усадил его на прекрасную зеленую траву возле красивых коричнево-зеленых деревьев под ярко-голубым небом. Как мило с Его стороны. Он ждал. Трудно было оставаться неподвижным и не плакать, когда отчаяние и печаль Создателя пронизывали его насквозь. – Я не могу защитить тебя! – причитал Он. От Его судорожных всхлипываний у Инка снова перехватило горло. У него не было красок, но в костях ощущалась пустота иного рода. Здесь он был голоден. Там он не был голоден. И там ему не нужно было спать. Его можно было оставить там ждать. Он ждал. Создатель шмыгнул носом и создал несколько красочных цветов. Он в отчаянии наблюдал за Инком. Затем Он создал пруд с радужной "водой". Он плеснул немного этой жидкости на Инка. Она скатилась с белых одежд, словно ткань отталкивала ее, и растеклась вокруг. Создатель тихонько захныкал. Он вывел прямо перед Инком какие-то мировые коды, словно подталкивая их к нему. – Сможешь взять управление? Это поможет? Что взять? Инк не спрашивал. Он оставался безмолвным и неподвижным. Отчаяние Создателя сменилось оцепенением. Это оцепенение переросло в нечто похожее на гнев. Не такой, как Их гнев (из-за того, что Инк спас Даста). Это напомнило Инку о нескольких недавно Удаленных душах Справедливости. И бесчисленные Удаленные версии Фриска. – Мы не бросим тебя, Инк. Я не могу держать тебя здесь долго, чтобы меня не выгнали, но я обещаю, что помогу тебе. Мы придумаем, как это остановить. Не теряй надежды. Инк не двигался. Его белые глаза не следили за движениями маленьких существ поблизости. Точно. Это были хомяки. У них были клички?.. Создатель неохотно вернул его обратно. С Инком отправился цветок. Он лежал у него на коленях. Это был подсолнух. Подсолнухи обычно символизировали долгую жизнь, счастье и благоприятные перспективы. Подсолнух побелел и рассыпался. Создателей было так много, что Инк не мог понять, отчитали ли Создателя хомячков за Его ошибку. Инк сидел в пустоте _____тейла, облаченный в белое, и ждал. Долго ждать не пришлось. Сосуд для Творения использовали и возвращали обратно. Цикл продолжался.

***

Кто-то следил за Дримом. Он чувствовал их взгляды на своей спине, пробираясь по оживленным улицам Маркеттейла. Его желтая толстовка не грела. Он даже надел свои желтые перчатки, но пальцы все равно мерзли. Ткани, когда-то такие мягкие и уютные, теперь, казалось, царапали его руку и грудную клетку, словно наждачная бумага. Левая нога тоже начала неметь, из-за чего он слегка прихрамывал. Конечность казалась тяжелой, хотя все еще выглядела как кость. Боль в руке прошла, жгучий холод Негатива тоже исчез. Она словно онемела. Дрим не был уверен, связано ли это с природной негативностью Маркеттейла или с его собственной травмой, но холод пробирался все глубже, все ближе к золотому яблоку, что было его душой. Острые боли в груди были так же привычны, как биение его собственной души. Ужас, который испытывал Дрим, перерос в полноценную паранойю. На Дриме не было его характерной одежды и короны, но он чувствовал на себе взгляды. Он не мог распознать эмоции наблюдателя (или наблюдателей). Не потому, что вокруг было слишком много народу, а потому, что Дрим вообще с трудом ощущал чужие эмоции. После Фармтейла Найтмер как-то стих. Раньше он нападал на Альтернативные Вселенные чуть ли не каждый день, но после того смертоносного нападения словно исчез с лица Мультивселенной. Эррор тоже подозрительно притих, похоже, ничуть не волнуясь о том, что Модератор уничтожил больше Альтернативных Вселенных, чем мог сосчитать даже Core!Фриск. Несмотря на разрушения Модератора, Дрим не чувствовал себя хуже. Отсутствие изменений в Балансе пугало. Это означало либо то, что Модератор тщательно подбирал Альтернативные Вселенные с обеих сторон, чтобы не затронуть Баланс, либо то, что миры могут гибнуть, не влияя на Баланс, либо то, что Дрим теряет способность определять, когда ситуация слишком резко смещается в ту или иную сторону. Найтмер мог бы преследовать Дрима по всей Мультивселенной, и тот даже не заметил бы присутствия брата. Присутствия Короля Негатива. Найтмер не был близнецом Дрима. Близнец Дрима был мертв. Сворачивать с главной улицы в тенистый переулок в Маркеттейле было крайне опрометчиво, но, несмотря на все усилия, Дрим выделялся в толпе. Его аура отравляла воздух, заставляя монстров нервно коситься на него или вовсе избегать. Никто не решался подойти. Возможно, они думали, что у него высокий УР. Единственным предупреждением был краткий всплеск удивления, прежде чем он обнаружил, что кто-то преградил ему путь. Киборг Папирус вскрикнул и извернулся, врезавшись в стену, и сделал попытку избежать столкновения бессмысленной, задев ногой ногу Дрима. Они свалились на землю нелепой кучей. Киборг Папирус тут же сел, нахмурившись. – Санс! Пожалуйста, предупреждай меня, когда решишь появиться на другом конце Подземелья… Ох. – Он удивленно округлил глаза, и его лицо омрачила печаль. – Мои извинения. Я принял тебя за другого. Мой брат тоже носит желтую толстовку. Носил. Он… носил ее. Дрим разглядел фиолетовый шарф на шее Киборга Папируса и обратил внимание на маленький желтый клочок, повязанный на его запястье. У кого-то могли возникнуть подозрения, но Дриму не нужны были эмпатические способности, чтобы понять, что горе Папируса было неподдельным. – Мне жаль, – пробормотал он. – Не извиняйся. Ты ничего не можешь поделать с тем, что похож на него. – Папирус не поднялся с земли. Он сидел, слегка согнув колени, словно был слишком измотан, чтобы встать. – Он был типа "Свап", хотя наш мир основан на Андертейле. Ты… Ты мог бы быть его близнецом. – Его голос сорвался. Душа Дрима заныла от сочувствия. Он чуть не сказал, что потерял своего близнеца, но в последний момент прикусил язык. Было бы ужасной идеей рассказывать об этом еще одному незнакомцу. Особенно после Скетча. Киборг Папирус медленно встал. Он не хотел пугать Дрима резкими движениями. – Ты здесь недавно? Я, Великий Киборг-Папирус, с удовольствием покажу тебе окрестности! – Он с надеждой улыбнулся и театрально принял героическую позу. Звезды, он был так искренен, что это было больно. – Я ненадолго, – отмахнулся Дрим. – Понимаю, – сказал Киборг, и, Звезды небесные, он действительно понимал. – Просто ты выглядишь немного… ошеломленным. – Он заколебался, затем понизил голос: – Ты похож на чужака, который плохо представляет, где находится и куда направляется. Я всерьез опасаюсь, что на тебя могут напасть. – В этом нет ничего нового, – признал Дрим. – Но спасибо за предложение. Киборг Папирус принял это: – Что ж, если тебе когда-нибудь понадобится связаться… Пронзительный крик перекрыл шум города. Дрим и Киборг бросились на звук, и навстречу им выбежал маленький синий Монстренок. Ребенок встретил взгляд Дрима расширенными от страха глазами: – Помогите… Нож полоснул его по спине, и он рассыпался в пыль. Высокая фигура в капюшоне шагнула в кучу и с руганью попыталась счистить пыль с ботинок, но атака ударила ее по голове, сбив капюшон. Это был бородатый взрослый человек с короткими каштановыми волосами и холодными красными глазами. Несмотря на схожий цвет волос, глаз и кожи, Дрим инстинктивно понял, что это не взрослая версия Чары. Его аура подтвердила то, что уже должна была прояснить смерть Монстренка. Человек не забрел в Маркеттейл случайно. Он пришел охотиться и набрать УР с как можно большего количества монстров. Дрим мог бы попытаться думать иначе, но он чувствовал эмоции человека. Они были темными, ядовитыми и удушливыми, источая агрессивную ауру намерения убивать и злобы. Радость человека была отвратительной. Ему нравилось видеть ужас монстров. Ему нравилась власть, которую он имел над своими жертвами. Ему нравилось ощущение растущих чисел, полученного Золота, пыли и крови на руках. Проверка полностью подтвердила подозрения Дрима. Имя человека было размыто, но описание было четким. В Мультивселенной редко встречалась версия отца Чары. Дрим достаточно знал о его обычной истории, чтобы беспокоиться. И знал, что глупо думать, будто этот человек ищет своего ребенка. Данные Проверки оправдали худшие ожидания Дрима: оказалось, что человек убил Чару своего мира. Своего собственного ребенка. Ненависть этого человека распространялась не только на монстров, за которыми он охотился, но и на людей. Он использовал эту злобу как оружие, чтобы сражать монстров, так же, как он прикончил собственного ребенка. Его параметры были размыты, так что Дрим не знал точно, какой у него УР, но определенно больше восемнадцати. Злоба этого человека была ужасающей. Он возвышался над Дримом, превосходя ростом даже Киборга Папируса и остановив свой ледяной взгляд на Хранителе. – Похоже, еще немного халявных ОП. Киборг Папирус схватил Дрима и уклонился, используя оранжевые движки в ногах, чтобы развить дополнительную скорость и инерцию. Нож человека оставил глубокую борозду в кирпичной стене рядом с тем местом, где стоял Дрим. Киборг выбежал вместе с ним на улицу. Человек неотступно следовал за ними. Еще больше монстров услышали шум. Некоторые из них убежали, но Дрим различил среди гама тяжелое бряцание доспехов, свидетельствующее о приближении Стражей. Невнятные шепотки страха и невинного замешательства привлекли внимание Дрима, и он заметил еще нескольких детей, в отчаянии жавшихся к дверям магазина. Никому из них не могло быть больше шести лет. Витрины были заколочены, как и дверь, и их нельзя было открыть. С первого взгляда было ясно, что один из детей – версия Санса в грязной сиреневой толстовке. Маленький хрупкий скелетик, в белых беззащитных глазах которого было слишком много ужаса. Человек повернулся к сбившимся в кучку детям и поднял нож. Он светился темно-красной энергией с более чем достаточной Решимостью, чтобы разорвать их всех на части. Дрим отреагировал инстинктивно. Он вырвался из рук Киборга, бросился вперед и схватил человека за запястье, собираясь его обезоружить. – Стой… Словно само время остановилось, человек застыл в его хватке. В его пыльном окровавленном ноже погасла красная энергия. И что-то треснуло на кончиках пальцев Дрима, словно крошащийся камень. Дрим испуганно отпустил человека, чья бледная кожа стала еще более пепельно-серой. На глазах Дрима и потрясенной толпы кожа человека затвердела и стала холодной. Человек не успел закричать, его лицо застыло в выражении шока, даже глаза и внутренняя часть рта стали серыми. Дрим потрясенно посмотрел на свою руку. Его перчатка была такой же серой, как и человек. Пальцы все еще двигались, но казались жесткими, почти застывшими. Когда Дрим снова поднял взгляд, человек уже полностью окаменел. Статуя рассыпалась в порошок. Через полсекунды рассыпалась и серая человеческая душа. На улице воцарилась гробовая тишина: монстры смотрели на каменную пыль, которая когда-то была взрослым человеком. Затем раздались потрясенные возгласы. – Ты его добил! – ахнул монстр поблизости. – Клянусь З-звездами! С одного удара?! – заикаясь, пролепетала лавочница-кролик. – Ты спас нас, – всхлипнул юный Сноудрейк. Другой ребенок-монстр расстроенно хмыкнул: – Душа разбилась. Эх, невезуха. – Ты в порядке, Санс? – настойчиво спросила Андайн. Дрим был так зациклен на куче серой пыли, что не заметил ее приближения. Он в оцепенении медленно поднял взгляд, и ее лицо расплылось перед его глазами. Судя по доспехам, она могла быть местным Капитаном Королевской Стражи. Все смотрели. Все ждали ответа Дрима. Все ждали, что Дрим покажет, что с ним все в порядке. Дрим с трудом кивнул. Аура Андайн дрожала от гнева, облегчения и горя. – Этот взрослый человек устроил погром в Хотленде. Мы потеряли много жителей. – Ее голос оставался жестко контролируемым, и хотя лицо смягчилось, гнев и печаль не исчезли. – Ты герой. Несколько монстров ликовали. Другие плакали. Они потеряли близких во время нападения человека. Эмоции, внезапно ставшие такими свободными и ясными, давили на Дрима, казалось, пронзая его кости и пытаясь задушить. Радость, благодарность и облегчение мощным потоком кружили вокруг него, но, как Дрим ни старался, он не мог открыть портал. Дрим стоял как вкопанный, уставившись на свои руки. Правая перчатка была желтой. Левая – серой. Рядом с ним слабо пульсировал маячок беспокойства. Это ощущение было слабым на фоне радости и облегчения, которые испытывали остальные по поводу смерти убийцы, то вспыхивая, то угасая, как слабеющий сигнал. – Да, Санс отлично справился, – громко сказал Киборг Папирус. Он стоял рядом с Дримом, создавая физический барьер от нескольких монстров, которые пытались подойти и заговорить с ним. – Давайте дадим ему немного пространства, хорошо? Markettale!Андайн сосредоточилась и встала по другую сторону от Дрима, защищая его. Дрим пассивно последовал за ними с улицы в переулок. Киборг Папирус тут же повернулся к нему, без колебаний положив теплую руку на плечо Дрима. Дрим вздрогнул так сильно, что тот отдернул руку. – Я кого-то убил. Боль и сострадание промелькнули в них обоих, слабые и далекие для слабеющего восприятия Дрима. Выражение лица Андайн сочувственно смягчилось: – Дрим, ты спас жизни… Слух Дрима пропал. Он видел, как шевелятся губы Андайн, но не мог уловить ни звука. В ее ауре не было осуждения. Только понимание. Ведь убийство в целях самозащиты было самым обычным делом. Дрим прожил сотни лет, не убивая. Он годами выслушивал чужие доводы, но отказывался использовать такие методы, хотя другие твердили ему, что он должен навсегда покончить с угрозой Найтмера. Он не убил Найтмера, но в конце концов сделал то, чего поклялся никогда не делать. Он только что убил кого-то. – Простите. Кажется, мне пора, – шепотом извинился Дрим. – Прошу прощения. Он не стал дожидаться, услышат ли его Андайн и Папирус. Дрим бросился бежать по переулку, едва не столкнувшись в темноте с Сансом. В отличие от большинства Сансов, на нем не было ни толстовки, ни куртки с меховой опушкой. Вместо этого он был одет в длинную черную куртку и черные штаны, заправленные в черные сапоги. Удивленные фиолетовые глаза встретились с желтыми глазами Дрима, но он почувствовал лишь насмешку, а не то удивление, которое пытался изобразить Санс. Тени были густыми, но Дрим отчетливо видел лицо этого Санса. Этот Санс, должно быть, Свап. Он был слишком похож на Дрима. Он выглядел так, как Дрим представлял себе взрослого Найтмера, если бы тот выжил. На глазах у Дрима эти зрачки вспыхнули голубым, а затем правая глазница потемнела. Дрим моргнул, и они снова стали светлыми, нежно-фиолетовыми. Эмоции Санса продолжали мерцать, как сбойный сигнал, то появляясь, то исчезая, пока не угасли последние ниточки чувств. Этого хватило, чтобы Дрим почувствовал его восторг. – Ты в порядке, Дрим? – В глубоком знакомом голосе слышались нотки беспокойства, совершенно не соответствовавшего его ауре. Дрим не стал задерживаться, чтобы проверить, галлюцинации ли это или перед ним действительно Король Негатива. В поисках безопасности он распахнул портал и провалился в него. Он уловил позади себя последний укол удовлетворения. Затем трещащий хлипкий портал захлопнулся. Дрим приземлился в снег и упал на четвереньки. Холод Сноудина не мог сравниться со льдом в его груди, и он согнулся, не в силах выпустить рвущийся из горла крик. Он ничего не почувствовал, пока его поле зрения не заполнил оранжевый цвет. До него донесся гудящий от беспокойства голос Раса, а на заднем плане глуховато ворчал Ред. Он не слышал их слов. Они превратились в статический шум в его голове, пока напряжение не вырвалось наружу всхлипом. Он поднял голову, не сдерживая бегущие по щекам слезы, и позволил Расу и Реду увидеть свое лицо. Рас и Ред были Судьями. Они умели читать выражения лиц. Они могли видеть Статистику. Они уже знали. Как и Дрим. Рас слишком уважал Дрима, чтобы пытаться скрыть от него правду. Он поднял руки и показал знаками: "Твой УР увеличился. УР четыре". Учитывая количество УР у человека, некоторые могли бы оптимистично сказать, что все могло быть гораздо хуже. Причин такого низкого прироста ОП может быть тысяча. Потому что это была самооборона. Потому что в родном мире взрослого человека не было полностью совместимой системы УР, а Дримтейл был еще одной странностью в Мультивселенной. Потому что человек убивал всех, кого встречал или выслеживал, а Дрим случайно взял на себя роль Героя, чтобы остановить его. Потому что в жестокой душе этого человека не было милосердия. Как бы то ни было, УР Дрима не вырос астрономически. Это было слабое утешение. Намеренно или нет, но Дрим изменился. Он убил агрессора, убийцу, человека, который убил собственного ребенка, потом еще одного ребенка на глазах у Дрима, а потом попытался убить еще больше. Дрим только что оборвал жизнь этого человека. И все же его первой мыслью было, что подумают другие. (Неужели он так быстро изменился? Неужели УР уже повлиял на него? Или простой параллели с тем, как взрослый нападает на другого ребенка-скелета, было достаточно, чтобы переступить черту?) Markettale!Андайн опознала Дрима. Даже если она сохранит это в тайне или расскажет только руководству Маркеттейла, другие увидят или узнают, кто такой таинственный "Санс". Разнесутся слухи. Любой взгляд на Статистику Дрима развеет оставшиеся сомнения. Многие в Мультивселенной не осудили бы Дрима за то, что он защитил тех детей. Даже такие настороженные Судьи, как Рас, понимали, что такое самооборона. Вместо этого Мультивселенная будет гадать, почему Дрим не смог сделать то же самое, чтобы остановить Найтмера.

***

Их гнев был стремительным. Их гнев нарастал. Глубина Их гнева была неизвестна ни Инку, ни другим Создателям. Их сценарий развивался уже давно. Кто-то может сказать, что он был запущен с самого начала существования этой Мультивселенной. Дрим был на грани падения с тех пор, как его брат погиб под яблоней. Предательство Инка по отношению к Ним лишь ускорило неизбежный исход. Некоторые Создатели меньшего масштаба были недовольны, но не имело значения, что Дрим (Хранитель Позитива, "надежда Мультивселенной", "образец", Звездный Санс) был "испорчен" УР. Его заменят, как и планировалось. И неважно, хочет ли этого большинство из Них или нет. На сервере, который Они использовали для общения с многочисленными Создателями Мультивселенной, был размещен невинный опрос. "Всем привет! Если вы пропустили, в Мультивселенной случилось нечто важное: Дрим получил УР, и из-за этого его основной характер необратимо изменился. Все так! Сам мистер Благородный и Самый Добрый Хранитель Позитива только что достиг четвертого УР. Если вы не в курсе, это уже выходит за рамки «оправданного самообороной». Это большая оплошность с нашей стороны, потому что теперь Судьи будут смотреть на него косо. К сожалению, мы не можем исправить эту маленькую ошибку Перезагрузкой. Стоит ли Удалять? Пожалуйста, проголосуйте!" УДАЛИТЬ?       Да              Нет Опрос был предвзятым. Его формулировка была достаточно расплывчатой, чтобы не привлекать внимания. В сочетании с отсутствием общих знаний об истинных сценариях Мультивселенной и недавними необратимыми изменениями в Статистике Дрима, многие из Них могли ненароком согласиться на Удаление и начать все сначала. По правде говоря, не имело значения, чего хотят остальные. Сценарии уже были написаны. Выбор был сделан давным-давно (как и выбор Удалить все воспоминания об Инке). Но Изначальные Создатели могли бы и дальше притворяться.