Пастух Огня

Было жарко. Джекейрис ощущал себя так, как будто окунулся в один из горячих источников, что находились под Драконьим камнем. Это было приятное тепло, согревающие его до костей, и он был хотел пребывать в этом жаре вечно. Но что-то скреблось на краю его сознания, дергало и говорило, что ему нужно было срочно открыть глаза, что его где-то ждали, что он кому-то был очень нужен. Если сделать усилие и сосредоточиться, то Джекейрис мог слышать какой-то требовательный шепот множества голосов, хотя не мог понять точных слов. Это были даже больше чувства, чем слова, и они переливались разным цветами. Сильное волнение и беспокойство отливало серебром, бронзой отливало раздражение и нетерпение, ужас и страх был окрашен оливковой зеленью с проблесками бронзы, стеснение и робкое любопытство бледно-серым, ворчание было грязно-бурым, а всепоглощающий голод и злоба переливались всеми оттенками черноты с проблесками кислотно-зеленого. И они все чего-то ждали. Проснись. Это был даже не приказ, а будто бы толчок в грудь, толкающий в пропасть. Джекейрис резко открыл глаза и сел на месте, панически озираясь вокруг. И почти сразу зажмурился. Все было таким ярким, переливаясь оттенками, которые прежде даже не видел, запахи резкими, а звуки громкими. Как будто все навалилось одновременно и сразу. Он не понял, где находился и что происходит. Впрочем, едва его носа коснулся резкий аромат железа, который инстинктивно соотнес с запахом крови, жженых волос и оплавленного воска, смешанного с ароматом огненных ипомей, а мысли вернулись к голосу, который его разбудил, Джекейрис в один миг будто прожил те минуты, что предшествовали ее отключке. Вести о падении матери, предательство Деймона, и Веларионов, разговор с мейстером Герардисом, и… …молитва богам Валирии. Молитва, на которую он не ожидал услышать ответ, но услышал, и испытал самую большую муку, какой-то только испытывал в своей жизни. Джекейрис резко вскинул руку, чтобы увидеть свою пронзенную кисть. И в ужасе замер. Он не узнавал свою собственную руку. Неестественная мертвенно-бледная кожа вместо светлой с веснушками, черные острые когти вместо обычных ногтей, а вены под кожей слабо вспыхивали, как будто в его жилах тек огонь вместо крови. Хотя… Он лихорадочно облизал губы, вспоминая, что именно ему божьи гласа, ответивший на его отчаянную мольбу. …мы принимаем твой дар… …твоя кровь — наша… …а в обмен мы даруем тебе пламя… Его такая чужая рука начала дрожать, а потом он повторно провел языком по губам, понимая, что его зубы тоже изменились. Они были острыми. Джекейрис начал тяжелее дышать, а этот «цветной» шепот на краю сознания стал громче, как и голос, который что-то слишком громко бормотал рядом, повторяя благословения богу Арраксу и богине Мелеис на высоком валирийском. Он ощутил острую вспышку злости и раздражения. Джекейрис резко повернул голову и почти сразу нашел взглядом, почти прямо перед собой коленопреклонного жреца в темно-серых одеждах и золотом епитрахили, исписанного письменами на высоком валирийском. — Тихо! — рявкнул он, и почти не узнал собственный голос, приобретший рычащие нотки и странные вибрации. Жрец тут же смолк. Его взгляд был полон благоговения, когда он смотрел то на него, то куда-то вверх. Невольно Джекейрис и сам вскинул голову, чтобы только увидеть, как статуи из вулканического стекла, пред которым он молился, изменили свое положения. Они наклонялись вперед, зависнув прямо над ним, а их сложенные руки зависли прямо над ним. Но больше всего его внимания привлекли их серьезные, даже суровые лица, в чьих стеклянных глазах ему почудилось тлеющие пламя и жесткость. Будто они хотели ему напомнить, что они были милостивы, даровав ему свои благословения и желали получить от него свою плату. …свергнуть ложных андальских богов и прославлять нас… Джекейрис не был дураком и понимал, что это значит. Боги Валирии — Мелеис и Арракс, мгновенно подсказало ему подсознание — что-то сделали с ним в ответ на его отчаянные мольбы, изменили его, чтобы он мог защитить своих братьев и отомстить предателям, а в ответ требовали вернуть им былое почитание. Свернуть власть Семерых и вернуть их на пьедестал, как было во времена древней Валирии. Это было невозможно сделать почти также, как захватить трон, который должен был достаться матери. Но боги не люди, их пожелания вряд ли можно проигнорировать, или сбежать от них. Даже смерть не будет выходом. Но сейчас он не хотел об этом думать. Ни об этом, ни о своем новом облике. Джекейрис отчаянно хотел увидеть братьев. Сколько времени прошло с тех пор, как он говорил с мейстером Герардисом? Час, два, больше? Он надеялся, что мейстер не станет выполнять его такой же отчаянный, как и мольба, приказ без его ведома. Джекейрис резко повернулся, встал на колени, чтобы не ударится о руки изваяний, встал и покачнулся. Но не от слабости, а от того, что… это случилось как-то слишком быстро. Он мог поклясться, что ощутил изменение порывов ветра вокруг себя, когда встал, и даже тихий свист, похожий на тот звук, с каким драконы рассекают крыльями воздух в небесах. Джекейрис сглотнул, уже боясь узнать, что еще с ним не так. Насколько менее человечным он стал, в момент слабости добровольно даровав всю свою кровь богам, а взамен получив огонь под своей кожей. И как будто в насмешку он наконец заметил в одной из глянцевых, более отполированных и ровных, чем снаружи, стен храма свое же отражение. Волосы стали длиннее, кажется, темнее, и сильнее вились, кожа была такой же бледной, как и руки, но самым ужасным были глаза, чей вид невольно заставил его сделать шаг назад, прочь от этого ужасающего отражения… Красные, как раскаленное железо, радужки, и черные белки. Вот такие теперь были его глаза. Да, он часто ненавидел то, что видел в зеркале и желал, чтобы его карие глаза и каштановые волосы были иного цвета, но не так. Он не хотел настолько сильно изменится. Джекейрис желал стать более похожим на мать с ее серебряными волосами и фиалковыми глазами, а не стать каким-то чудовищем. Боги, теперь люди будет не с презрением на него глядеть, а в ужасе убегать, едва завидят! А мальчики? Его братья тоже будут теперь его бояться?.. Не будут. Эта мысль была словно и его, а в то же время нет. Точно также, как почти слишком кровожадное мурчание от этих «цветных» шепотков, что не исчезали с его периферии. — Повелитель? — ворвался в его хаотичные мысли голос жреца. — Повелитель, я могу вам чем-то услужить? Раболепие и благоговение в глазах жреца прежде бы вызвали у него отвращение, но сейчас Джекейрис какой-то частью себя, темной и голодной, какой у него прежде не было, довольно оскалился, жаждя увидеть то же самое на лицах тех, кто разорвал его семью на части. Даже на лице Деймона, который сделал свой выбор. Он бросил их и хочет корону. Значит, теперь он тоже враг, и Джейкерис подарит ему корону. Колючую, из самого острого терновника, или обсидианового не менее острого стекла. — Иди и начни проповедовать истину о настоящих богах вместо того, чтобы прятаться здесь как крыса, жрец. Расскажи любому, кто будет готов слушать то, что ты здесь увидел и услышал. Пусть все знают, что валирийские боги пробудились и дали свое благословение новому королю, первенцу Рейниры Таргариен, истинной королевы Вестероса, вероломной преданной Алисентой Хайтауэр и ее сыновьями, — холодно бросил Джекейрис и быстро обошел коленопреклонного мужчину, стремительно направившись к выходу. Свист ветра и колебания воздуха вокруг него, как скорость пересечения помещения, вновь привели его в замешательство, и он был уверен, что ему нужно как можно скорее начать это контролировать. Уже через мгновение Джекейрис вновь оказался на той развилке дорог. И вновь первым делом не направился наверх, а, услышав, как «цветные» шепотки стали сильнее, особенно тот, что отливал зеленью, бронзой и серебром, бессознательно развернулся к входу на платформу. Там его уже ждали. Чешуя Вермакса, сидящего прямо на краю платформы, была первым, что он заметил. Его молодой спутник, кажется, самовольно вырвавшийся из своего логова, топтался на месте и будто был полон нервозности, которая стала чуть тише, когда Джекейрис стал подходить ближе. Он протянул руку вперед, когда его дракон сделал пару шагов вперед и коснулся непривычно не такой уж и горячей чешуи, как было прежде, желая успокоить молодого разволновавшегося дракона, и не сразу осознал… — Это ты, — удивленно выдохнул Джекейрис, наконец понимая, что одним из «цветных» шепотков в его голове, полные тревоги и волнения, принадлежал Вермаксу. — Я слышу тебя. Это было так поразительно. Нет, прежде он тоже ощущал связь между собой и Вермаксом, но никогда так ярко, четко и сильно. Просто ощущения еще одного сознания, соприкасающегося с его собственным, было ничем против того, что было сейчас. Невольно Джекейрис сильнее сосредоточился на всех шепотках, и также непроизвольно его взгляд, немного слезящийся из-за того, как резко и четко теперь он видел, скользнул в сторону. Туда, где ощущал еще два присутствия. Вермитор и Среброкрылая не помещались на платформе, но их фигуры были прекрасно ему видимы в яме ниже. Они топтались по скальной породе, почти нетерпеливо и нервно, а их большие глаза пристально смотрели на него. …мы даруем тебе пламя и стадо, чтобы вершить суд… Эти слова вновь всплыли в его голове, и Джекейрис медленно с ужасом и немного истеричным весельем понял, что именно боги имели под этим ввиду. По крайней мере, под той частью, где упоминалось «стадо». Драконы. Боги Валирии, помимо Вермакса, с которым его связь усилилась в разы, вверили ему, нет, даровали ему власть над еще несколькими крупными драконами, что были на острове. Начав это осознавать, как бы это не было невероятно, он так же медленно начал понимать, кем были остальные «цветные» голоса. Дикие драконы острова: бурый, должно быть, был Овцекрадом, серый был Серым призраком, а черный… Каннибал. Джекейрис все же не удержался от смешка, и позволил себе на миг прижаться лбом к шее Вермакса, чтобы просто перевести дыхание. Это было слишком. Еще совсем недавно он получил сокрушительные известия, потерял свою константу, свою опору, свою любимую мать, в порыве отчаяния решился на совместное с братьями самоубийство, чтобы их не постигла ужасная участь, пока его ноги вдруг не свернули с пути и не привели его забытый почти всеми храм валирийских богов, которым он вознес молитвы. И теперь был каким-то чудовищем, не узнающим собственную плоть, и заполучивший «стадо», которым были не просто овцы, а шесть драконов. Джекейрис даже мысленно быстро проглотил обиды и ругательства в сторону богов, которых молил не совсем об этом. Он ведь малодушно сдался и молил о прощении. Но теперь мог все же попробовать бороться за себя и за братьев, которых уже точно не сможет умертвить даже для их блага. Порыв прошел, и Джекейрис ощущал, как в его жилах струится сила и жажда покарать изменников и врагов. Сейчас он чувствовал, что может сделать все, что угодно и было бы неблагодарностью сетовать на это тем, кто его услышал. Его, мальчика-бастрада, чья кровь была только наполовину валирийской. Джекейрис лишь остро сожалел, что не получил подобное преимущество раньше. До того, как Люк умер в пасти дракона, полный ужаса и абсолютно один, до того, как Деймон бросил их в самый отчаянный момент в походе за властью, которую явно всего в тайне жаждал больше, чем что-либо в этой жизни, а мать совершила эту глупую вылазку, где ее схватили, и уже должно быть скормили Вхагар, или же прилюдно казнили. Новостям до Драконьего камня просто не от кого было дойти, ведь даже о ее захвате он узнал явно намного позже, чем то случилось. — Ваше высочество?.. — позвал его голос, и, обернувшись, Джекейрис увидел одного из Хранителей, чья роба была в саже. Мужчина тут же отшатнулся, увидев его новый лик. — Ваша светлость, — твердо поправил он, и, оскалил зубы, отчасти забыв, что теперь они были острыми, как у зверя, на валирийском добавил: — Снимите все цепи с драконов в ямах. Пусть летают свободно. Хранитель, чья кожа даже под сажей сильно побледнела, облизнул губы, коротко кивнул и быстро убежал. И лучше бы ему выполнить приказ, а не сбежать прочь отсюда, как сделали многие другие крысы, уже скоро познающие огонь и кровь за свое предательство. Джекейрис нахмурился, понимая, что вновь звучит даже мысленно слишком кровожадно. К этому надо привыкнуть, и лучше научится контролировать. — Мне надо идти, — с неохотой произнес он, отойдя от Вермакса, из чьего горла тут же врывалась недовольная трель, а зеленый «шепот» в его голове стал вибрировать от еще одного приступа тревоги. Джекейрис не смог удержаться от ухмылки. Его верный друг так волновался за него, как курица-наседка, что он не мог не ощутить умиление от этого такого совсем не драконьего поведения. Вермитор был менее встревожен, но, кажется, не очень хотел выпускать его из виду, как и Среброкрылая, из чьей глотки вырвался тихий вопль. Он осмотрел каждого из драконов, какое-то частью себе понимая, что тоже не хочет уходить. Но у него были и другие «дракончики». Три маленьких напуганных и ничего еще не знающих дракончика, которые могли полагаться только на старшего брата, а не на родителей, поставивших свои амбиции выше чем их дети. Поэтому как можно тверже повелел им быть спокойнее. А еще лучше отправиться на охоту. Ведь скоро им понадобятся силы, чтобы сокрушить их врагов. После чего наконец быстрым шагом направился на верхние этажи крепости предков, его крепости, чтобы проверить своих младших братьев. И совсем не осознавая, что чувство горе по матери, как и любая привязанность к Веларионам, или Деймону, стали тусклыми и незначительными. Только Джофф, Эгг и Визерис имели значение в его новом восприятии мира. И никто больше. Все остальные станут либо верными подданными и союзниками, либо врагами и пищей для его большого огнедышащего стада, чьим пастухом его сделали сами боги. Истинные валирийские боги, чей черед наконец пришел после сотен лет забвения. Боги, во имя которых король Джейкерис Таргариен будет вершить суд над всеми: жестокий, суровый и беспощадный. Огнем и кровь.