Paper Cut / Порез Бумагой

Несколько дней спустя его головная боль наконец прошла. Это была постоянная головная боль, которая никогда полностью не исчезала, хотя иногда казалось, что она должна исчезнуть. Он продолжал пить воду и пытаться уснуть, но сон не давался ему легко, поэтому он уходил раньше времени, как линчеватель. Он становился лучше с каждой прошедшей ночью, с каждым прошедшим боем. Он, конечно, не был профессионалом, но он мог постоять за себя, учитывая, что у него не было никакой подготовки. Бросаться в драку с одним лишь кирпичом и некоторыми мыслями о причудах своих противников, возможно, не лучшее решение, но, эй, если это работает, то это работает — не нужно жаловаться, если все в итоге получится. (Он проигнорировал это назойливое чувство, но что, если ничего не получится? В последнее время оно часто так и было). Ночь продвигалась без особых трудностей до этого момента. Ничего особенного не произошло, он только остановил грабителя и все быстрее и быстрее карабкался вверх и вниз по стенам. Его руки были мозолистыми и исцарапанными, несмотря на то, что его новые перчатки были там, чтобы защитить его, без пальцев, чтобы получить больше доступа к его причуде. Он сам разрезал их, так что они были немного зазубренными и неровными, легко разваливающимися по швам. Когда он сможет себе позволить, он купит настоящие перчатки без пальцев. Его колени болели от ударов об острые края, и он слегка запыхался от того, что потерял хватку и упал на землю. Он сидел на крыше и смотрел вниз на город. Поздний вечер пятницы оказался занятым тусовщиками, бродящими вокруг и громко смеющимися над своими тенями. Иногда он хотел быть таким же беззаботным, как они. У него не было бы никаких забот, много друзей и место, где он был бы своим. Никто не осудил бы его за его недостатки или странности и не помогал бы ему исправить их. Он ценил помощь Качаана, он действительно ценил! Но иногда ему казалось, что он никогда не сможет стать таким же хорошим, как Качаан. Как он и сказал: ему нужно быть реалистом. Он сжал кулаки и положил их на колени. Но он не сдался бы так легко! Нет ничего плохого в попытках, не так ли? Даже если он никогда не достигнет уровня Качаана, он может с гордостью заявить, что он пытался, и он старался больше, чем кто-либо другой. Вот тогда он услышал крик. Он резко обернулся и побежал в направлении звука, прежде чем звук внезапно оборвался. Он перепрыгивал через крыши с гораздо большей легкостью, чем когда начинал, даже если он все еще спотыкался и делал ошибки. Через несколько минут он добрался до того места, откуда доносился вопль. Он ничего не слышал. Паника схватила его горло и сердце, когда он лихорадочно бегал вокруг, осматривая каждый дюйм крыш, чтобы найти хоть какие-то доказательства того, что произошло. Ему это показалось? Нет, это было слишком реально для этого. Это был крик чистой боли и ужаса. Ему нужно было найти их. Он не знал, что еще делать. Он продолжил свои поиски, кружа над крышами и все больше расширяя свои поиски. Он искал подозрительных людей, вещи, которые казались ненормальными, и даже кровь на стенах и земле. Но все было напрасно. Ничего не было. Это было действительно так, как будто ему померещилось это. Он спрыгнул в переулок, решительно продолжая свои поиски пешком. Может быть, человека утащили туда, откуда он не мог видеть сверху? В тайную комнату, или под землю, или в машину, которая была спрятана? Деку молча прокрался вперед. Несколько бездомных прижались к стене; они спали или бодрствовали, но не обращали на него внимания. Никто не выглядел испуганным или взволнованным, просто опасались его. Он не знал, стоит ли ему желать, чтобы их спокойное состояние было связано с тем, что они что-то увидели, но привыкли к этому, или же с тем, что поблизости действительно ничего не произошло. С одной стороны, он мог получить от них информацию. С другой стороны, это означало бы, что это происходит часто. –Эй, ребенок, — раздался хриплый голос. Он замер. Его сердце подскочило к горлу, когда он остановился. Он сделал что-то, чтобы проявить неуважение к кому-либо? Он не знал правил бездомных (что звучит очень грубо, и ему очень жаль, но он не знает, но реалистично не может быть, чтобы они следовали только законам общества, потому что в противном случае они, вероятно, умерли бы, так что у них должны быть дополнительные правила, чтобы защитить себя, но когда это так говоришь, создается впечатление, что они какие-то животные, а это совсем не то, что он пытался сказать— ), но подумал, что если бы он просто занимался своими делами и пытался делать вид, что не создает никаких проблем, все было бы в порядке. Он медленно повернулся, кулаки слегка тряслись, глаза были широко раскрыты. Он медленно дышал, пытаясь успокоиться, пока смотрел на того, кто его звал. Он столкнулся с кем-то с мутационной причудой, которая сделала его голову толстым экраном телевизора и двумя изогнутыми антеннами наверху. Их шея была серой и тонкой, как металлическая труба, которая исчезала в толстых слоях их одежды. Их телосложение было худым с широкими плечами и бедрами, но большая часть была скрыта под двумя слоями черно-белых свитеров и коричнево-красным пятнистым пальто. Из их одежды время от времени торчали провода, особенно из их темно-серых брюк, которые были полны дыр, и изношенных красных кроссовок. Деку наклонил голову и посмотрел на провода, торчащие из их шеи. Они были цвета меди. «Интересно, связано ли это с их нервной системой… Или это что-то совсем другое?» Они прикрыли провода одной свободной рукой и помахали другой перед собой. –А, извините, извините, не ребенок!.— воскликнули они тем же глючным голосом, наполняя переулок статикой. Какой-то другой бездомный хмыкнул и бросил на них сердитый взгляд, но никто больше ничего не сделал. –Слушай, ты... ты ищешь то, что сейчас произошло, да? Они продолжили тише. Всякий раз, когда они говорили, их экран заполнялся статикой, и с экрана доносился слабый жужжащий шум. В голове Деку неслись мысли и идеи. Была ли их мутация их причудой? Или просто ее следствием? Может быть, все было наоборот? Могут ли они показывать картинки на своем экране? Подключаться к интернету? Вероятно, не к интернету, так как их телевизор довольно старый, но это не так уж много значит в наши дни, не так ли? Как они вообще видят? Могут ли они видеть? Могут, не так ли? Вот как они узнали, что он... Они знали, что он был ребенком?! Подождите, они ведь извинились, да? Он пропустил то, что они сказали! О нет, это нехорошо. Ему нужно было сохранить как можно больше информации о себе как можно ближе. Знание того, сколько ему лет, может быть разрушительным! Что, если им удастся отследить его возраст, а затем рассмотреть разные возрастные группы, а затем области, в которых он чаще всего находится, и сузить круг его интересов с помощью его причуды (на самом деле ему не следовало бы использовать ее так часто, даже если он будет стараться не оставлять никаких улик и как можно меньше отпечатков пальцев)? Что, если они решат обыскать некоторые из вещей, которые он использовал (например, камни, случайные предметы, но не его кирпич, потому что он хранит свой кирпич при себе, даже если случайные пятна крови приводят его в панику, но они все дышали, когда он связался с полицией, и он, должно быть, уже слышал бы о каком-то серийном убийце, если они умерли, верно?!) и связать его с преступлениями, которые он совершил, из-за этого! –О, п-простите, не должен был предполагать этого о вас. Или вообще что-либо о вас, на самом деле. Но вы же расследуете, что произошло, верно? Деку кивнул, сбитый с толку всем. Почему они извиняются перед ним? О чем они вообще говорят? Он... он не ребенок, как думал? Что происходит? Черт возьми, Деку, хватит отключаться! Другой дернул своей телевизионной головой в сторону, показывая, что они хотят, чтобы он следовал за ними. Он не был слишком заинтересован в том, чтобы следовать за ними куда-то, куда он не знал, но просто схватил крепче бумагу, которая содержала его кирпич, и последовал за ними. Прогулка была не долгой. Прямо за углом. Уличные фонари отбрасывали желтый свет на тротуар и отражались на экране телевизора. Это был сюрреалистический опыт. Не странный, никогда в наши дни, но сюрреалистический. Или, может быть, нет, и Деку просто испытывает ностальгию. Здесь было гораздо меньше людей, гораздо меньше, чем обычно. И холоднее. Почти зима, листья больше не были яркими, а на земле было море резких коричневых тонов. Ему стоит купить куртку, чтобы надеть ее, когда пойдет снег. Может быть, дождевик. Или и то, и другое, но дождевик сверху. Так легче защитить одежду от грязи и пыли. Ему следует вернуться в комиссионный магазин в ближайшее время. Когда он накопит достаточно денег. Может, он сможет выполнить несколько поручений в городе? Так он получил большую часть своих денег. Может ли он найти где-нибудь работу на неполный рабочий день? Могут ли 13-летние дети вообще иметь работу на неполный рабочий день? Вероятно, нет, по крайней мере, официально. Ему придется быть начеку и поискать больше информации, когда он вернется домой. Другой прочистил горло, держа сжатую руку перед собой, как будто кашлял в нее. Деку замер и выпрямился, приняв более открытую и расслабленную позу. Они начали теребить свою одежду, пока их голова качалась взад и вперед, как будто они искали что-то или кого-то. Но они оба знали, что вокруг никого нет. Он не мог не чувствовать себя немного смущенным и обеспокоенным действиями другого. Прежде чем он успел поднять руку и коснуться их, они начали разговаривать. –Слушай, я... обычно мне все равно, ясно? Но тут слишком много всего происходит, и это меня пугает, понимаешь? Деку не знал, но ничего не сказал, позволив им свободно высказывать свое мнение. По какой-то причине его молчание только больше заставило нервничать другого. –Я не знаю, что случилось с тем, кто кричал, но это не редкость. В последнее время слишком много людей пропало, а полиция не нашла никаких зацепок. Э-все здесь немного нервничают. Никто больше не доверяет друг другу. Э-это... Я... Ты можешь... быть начеку? Не то чтобы ты обязан, конечно! Просто... Было бы безопаснее, если бы ты это делал. Они затихли, словно внезапно что-то вспомнили. –Ты... ведь линчеватель, да? Деку кивнул. Конечно, он будет начеку! Он выяснит, что происходит, и поможет как можно большему количеству людей. Делать что-либо еще было бы глупо для того, кто пытается стать героем! Он попытается связаться с полицией и предоставить им информацию, если окажется, что он не может справиться с ситуацией. Он не был уверен, насколько именно он это сделает. Ему придется установить какой-то контакт с полицией таким образом... Или, может быть, оставить анонимное сообщение? Но насколько это анонимно на самом деле? Может ли он доверять этой системе? Он говорит об опасных вещах, и они, вероятно, хотят найти его, чтобы попытаться получить больше информации (которой у него не будет; сокрытие информации от полиции только вызовет больше проблем!), так что он, возможно, не сможет этого сделать. Значит ли это, что ему придется сражаться в одиночку? Ну, может, он попробует и уложит их по одному. Он не был таким уж скрытным, но он не думал, что узнает что-то в ближайшие дни; он не был так уж хорош в сборе информации. Он может больше практиковаться в школе и дома, так как это было проще, чем паркур или драка. Было бы глупо с его стороны предполагать, что есть только несколько человек, которые совершили что-то подобное. Их должно быть больше; это должна быть организация. В противном случае они бы вели себя небрежно и уже были бы пойманы. Но поскольку у полиции не было никаких зацепок, они, должно быть, хорошо умеют убирать за собой. Он раньше не боролся с организациями. Он редко контактирует с бандами, а если и контактирует, то старается не взаимодействовать с ними. Он хотел бы, чтобы это было возможно, но он не мог подобраться к ним слишком близко. Говоря о близости, у него должно быть дальнобойное оружие. Например, труба. Или рогатка. У него был только кирпич, и это просто означало, что он наносил больше ударов. Но какое оружие у него должно быть? Это должно быть что-то, что он мог бы спрятать, а также легко найти, если бы оно сломалось. Что вписывается в эти критерии...? Телеголовый человек уставился на него. Хотели ли они чего-то еще? Они вообще смотрели на него? У них не было глаз. Могли ли они вообще видеть? Они знали, что он был там, так что, может быть, они видят? Но это ничего не доказывало, так как слепые люди, вероятно, могли знать, что он был там, так как он не был скрытным. Ладно, это становится действительно неловко. Должен ли он что-то сделать? Он что-то сделал не так? Вероятно, так и было. О боже, должен ли он что-то сделать?! Должен ли он уйти? Просто уйти немного неловко, не так ли? Но разве не еще более неловко просто стоять здесь? Что ему делать? Что он может сделать? Его тело напряглось, а разум лихорадочно работал, не замечая, как его действия могут быть истолкованы ими. –Да, так что, э-э, я тут как бы где-то, понимаешь? Я-я имею в виду, если ты хочешь найти меня для информации? Хотя я не возражаю об оплате едой, — нервно рассмеялись они. Деку расслабился и откинулся назад. Он пожевал щеку, и улыбка расплылась на его лице. Да, это было выполнимо. Он мог бы принести им свой ужин, не так ли? У них действительно много пластиковых контейнеров, в которые он может положить еду, разогретую, конечно, и отдать им. Может, он даже получит контейнер обратно! Они казались достаточно милыми. Каким-то образом они казались еще более напряженными. –Просто шучу, клянусь! П-пожалуйста, не делайте мне больно, но, э-э, вы знаете, где меня найти! Так что, пока! Они промчались мимо него, прежде чем исчезнуть за углом. Когда они прошли, Деку услышал слабый звук, но что-то такое, что он не мог определить. Они, и звук, исчезли слишком быстро для этого. С этими словами Деку ушел, пытаясь найти другой путь на крышу, сбитый с толку всей этой встречей. «Подождите... Они думали, что я причиню им вред?»

***

Кулак Деку, сжимавший его кирпич, врезался в лицо женщины. Громкий хруст исчез за ее криком, когда он сломал ей нос. Его собственные глаза слезились так же, как и у женщины, но это было больше от действия, которое он только что сделал, чем боль, которую она чувствовала. Кровь капала на его руку и кирпич, пачкая ткань и оружие. –ТЫ, УБЛЮДОК! — закричала она и схватилась за лицо свободной рукой, кровь текла между ее пальцев. –Я УБЬЮ ТЕБЯ! Она присела на корточки и нанесла удар ножом, пытаясь попасть ему в живот или грудь. Он едва успел увернуться, откинувшись назад и отойдя в сторону. Она встала и снова рванула вперед, выкрикивая еще больше ругательств. Он отпрыгнул в сторону, но его рука была задета лезвием. Кровь просочилась сквозь ткань, но его адреналин заглушил боль. Он бросил взгляд на рану, прежде чем ударить снова, но на этот раз промахнулся. Рана даже не выглядела такой уж глубокой; крови было недостаточно, чтобы она задела вену. Он продолжал сражаться. Он мог перевязать себя позже. Она махнула ножом вперед, слепо нанося удары, пока слезы застилали ей глаза. Он нырнул под ее руку и ударил ее кирпичом. Ее кровь капала ей на голову и стекала по лицу, но она едва замечала это. Она закричала (или пробормотала?) что-то бессвязное, прежде чем упасть, приземлившись в какой-то мусор, который загрохотал. Он резко вдохнул. После этого она будет вонять неделями. Они ведь позволяют преступникам мыться, не так ли? Или сначала отвозят их в больницу? Наверное, в больницу, раз они ранены, да? Думаю, рано или поздно он узнает, либо как герой, либо как линчеватель. (Он проигнорировал мысль о том, что никогда не узнает об этом, потому что будет мертв). Он встал на колени перед женщиной и толкнул ее на живот, связав ей запястья. Ее дыхание было немного поверхностным, но стабильным. Он позволил улыбке появиться на его губах и встал. Он никогда не знал, сколько силы ему следует применить. Но до сих пор все было в порядке. Пока он никого не убьет, все будет хорошо. Хорошо, что он не планировал этого. Он не позволит никому умереть на его посту, ни преступникам, ни жертвам! Он вспомнил, что бездомный сказал ему всего несколько часов назад. Он немного хотел бы узнать у них имя, но понимал, почему он не сказал ему свое имя. Чтобы получить информацию о похищении, ему нужно было найти людей, у которых есть эта информация, и допросить их. Но для этого ему нужно поговорить с ними, чего он не может сделать (если только он не создаст себе еще одну личность, но это может быть последним средством, если его другие идеи не сработают) или рисковать быть пойманным из-за своего голоса. Может, он мог бы воспользоваться своим телефоном? Ну, может, не своим, а чужим. Или купить неотслеживаемый телефон. Они вообще продаются в магазинах? Наверное, нет, это казалось каким-то незаконным. О боже, ему пришлось еще больше заняться криминалом, не так ли? Ему не очень то хотелось. Но был ли у него другой выбор? Он не мог просто пользоваться чужими телефонами; рано или поздно у него бы возникли проблемы. Слава богу, что добрые люди вызвали для него полицию. Подождите, это на самом деле хорошая идея. Деку поднес руку к подбородку, когда он думал. Он мог бы купить более дешевый телефон для общения (т.е. текст-в-голос) и показывать его людям, чтобы поговорить с ними. Не все время, конечно, на случай, если его можно будет отследить или он сломается, а только когда это необходимо. И если он не может использовать телефоны преступников, и никто не вызвал помощь, он мог бы вытащить их на открытое пространство и ждать, пока кто-то их найдет. Это высокорискованно, но он все равно будет поблизости и будет следить за неприятностями или за тем, чтобы они не проснулись и не попытались сбежать. Он кивнул сам себе, довольный своими планами на будущее, и обернулся, чтобы тут же оказаться под дулом пистолета.