Вот Вам, матушка, и сюжет, достойный России 1 или Домашнего

Весь день брожу по штабу, бросая на полковника Елисеенко косые взгляды. Пару раз он их даже ловил, встречаясь со мной глазами, и я тогда молила все свои мыслимые и немыслимые телепатические способности, чтобы он догадался связаться со мной подальше от любопытных глаз. В столовой Ткачёв с Поляковым наблюдали за мной прямо в открытую, даже не скрывая своей слежки, что просто пиздец как бесило. Майор ещё ехидненько так улыбался, скалясь своими дорогущими имплантами, делая тончайший намёк, что если я всё-таки свяжусь с кем-то – Артёма кто-нибудь да двусмысленно продырявит в СИЗО. Увы, к концу дня Елисеенко всё-таки уходит с работы, никак не проконтактировав со мной. Хуёвый из меня телепат получается. Не видать никаких мистических отделов в спецслужбах мне, в которых всякие супергерои – в этих ваших подростковых кинах про сверхспособности – работают, короче. Раздосадованная иду в женскую раздевалку, подавив желание от всей души пнуть дверь. Проходящий мимо Поляков со своей наимерзотнейшей улыбочкой желает мне доброго вечера – доброй ночки и сладкой дрочки, как говорится, – и скрывается в закате. В раздевалке темно, что, собственно, и не удивительно. Женщин в нашем отделении не много, если не считать бесполезный малинник Мурова, который он себе завёл исключительно из молоденьких переводчиц, чтобы чесать своё пожилое чувство собственной важности, но у тех рабочий день заканчивается на час раньше, потому что обычно пользы от них кот наплакал. Я у Ткачёва одна единственная дамочка в отделе, да и у Елисеенко тоже не густо - аж целых две. И то, вроде как, толку от нас троих больше, чем от всего отдела Мурова. Щёлкаю выключателем и встречаюсь глазами с молодым лейтенантом из команды Елисеенко. Белокурая девица сидит на скамье, путая между пальцев провод от наушников, и смотрит на меня в упор, словно пытаясь просверлить во мне дырку своими серыми глазами. И чего она тут в кромешной темноте со своими наушниками делала? Они ж ни к телефону, ни к плееру не подключены, вон штекер болтается даже. Но если девчонка здесь, значит, Елисеенко всё-таки понял, что я взгляды на него не ради заигрывания – господи, стыд-то какой! – кидала. И женская раздевалка выбрана специально, чтобы не было лишних ушей. Чтобы милые девочки поговорили по душам, как говорится. - Господи, думала состарюсь тут, - недовольно бубнит она, поднимаясь с лавки, разминая затёкшие мышцы. На её лице усталость смешивается с чем-то вроде досады, как будто ей уже порядком надоело здесь торчать, дожидаясь, как выяснилось, меня. – Вас за смертью посылать только, старлей, - язвительно добавляет она, поднимая взгляд с насмешливой ухмылкой. Я только закатываю глаза и медленно расстёгиваю форменную блузку, раздумывая, как бы перевести разговор в необходимое русло. Внутри всё сжимается от раздражения, но этот тон – отточенный, почти болезненно колкий, – поддевает меня с таким хладнокровием, что невозможно оставить это без ответа. - Ты даже не представляешь, как я рада, что ты меня нашла, - отвечаю ей, стараясь придать своему голосу ядовитую вежливость, вешая белую блузку на плечики. Блондинка продолжает теребить провод в своих пальцах, беззастенчиво и даже как-то безразлично разглядывая мои сиськи в простеньком застиранном лифчике. - Я пришла не для того, чтобы заботиться о Вашем душевном спокойствии, старлей, - девчонка пренебрежительно хмыкает, её серые глаза продолжают ощупывать меня взглядом, зацепившись за шрам от ножа на животе. – У меня, как ни странно, всё же есть работа. - Работа? – подхватываю, сама до конца не понимая, зачем я вообще в это ввязываюсь. Одно дело рассказать всё лично Елисеенко, натравить его на своего начальника, поделившись ценной информацией, а другое – рассказать третьему лицу. Где гарантия, что девчонку не подкупил и не подослал тот же Поляков? – И что же это за работа? - Мой начальник недоволен: говорит, чего-то старлей из отдела по борьбе с преступностью рядышком шарахается, - усмехается блондинка, продолжая смотреть в ожидании. – Он не может понять, почему этот старший лейтенант не может просто взять и подойти к нему в открытую, если ей требуется какая-то помощь от разведки. Короче, - лейтенант скептически приподнимает неощипанную бровь, - лично я тут для того, чтобы понять, почему Вы тут бродите, как привидение, и не идёте прямо к Елисеенко, а? Или Вы надеетесь, что он сам к Вам подкатит с просьбами поделиться и рассказать? - Не льсти ему так, - бросаю с тяжёлым вздохом, стараясь удержаться от колкого ответа. – Мне что, стоять на коленях и умолять о встрече? У него ведь есть дела поважнее, - жму плечами, хотя внутри нарастает злость от осознания, насколько я теперь завишу от людей вроде этой светловолосой сучки, способной передать мои слова начальнику разведки. От любой сраной мелочи теперь зависит судьба Артёма. - Видимо, всё-таки придётся, - усмехается она, смотря на меня так, будто не понимает, зачем я вообще здесь. – Твой муж в изоляторе, и естественно, что ты хочешь его оттуда вытащить, потому что он, конечно же, невиновен, - дерзкий переход на ты режет слух, но я не гордая, сама же первая начала тыкать. – Может, тебе проще сдаться и оставить его там? Её голос сочится ядом, но вместе с тем в её тоне слышно и ироничное подбадривание, как будто она просто проверяет меня, не дам ли слабину. Испытывает меня, белобрысая сучка. - Может, поделишься, как ты поступила бы на моём месте, раз уж ты такая умная? – выпаливаю, чувствуя, как кровь приливает к лицу от раздражения. Все же умные такие, заебали! Лейтенант на мгновение прищуривается, её взгляд становится ещё более цепким, как будто она, наконец, почувствовала, что я начинаю трещать по швам в эмоциональном плане. Уголки её губ подрагивают, будто она вот-вот рассмеётся, но сдерживается. - На твоём месте? – она делает шаг ко мне, переходя опасно близкую грань, не отводя взгляда. – Я бы не ждала, пока нужный мне человек угадает по взглядам, что ему пора вмешаться. Твоя нерешительность, старлей, - это твой главный враг, а не Поляков и не Ткачёв. Сидишь, ждёшь, пока тебе ручки развяжут, а времечко уходит – тик-так, тик-так. Сжимаю губы, внутренне отталкиваясь от её слов, хотя эта язвительная интонация попадает прямо в цель, выводя меня из себя. Вот же ж сука! Но с другой стороны, как бы ни хотелось прописать ей чапалах, понимаю – если за ней стоит Елисеенко, то у меня есть шанс донести до него свои намерения. Но как же эта сучка раздражает своей уверенностью! - Хорошо, допустим, ты уже пронюхала, почему я здесь, - говорю медленно, прищурившись. Ладно, признаю, наша разведка работает хорошо. – Но если ты пришла давать советы, то давай, излагай. - О, кайф, ты не представляешь, как мне приятно видеть это новое отношение, - едко усмехается блондинка, скрестив руки на груди. – Вот теперь это похоже на человека, которому не наплевать на судьбу своего мужа. Что бы я сделала? Я бы нашла способ напрямую втянуть Елисеенко в эту игру. Понимаешь, он не из тех, кто будет просто смотреть со стороны, – она останавливается, явно наслаждаясь тем, как её слова царапают меня, и ожидая, как я отреагирую. - И как, по-твоему, я это сделаю? – отрывисто бросаю, сдерживая растущую в груди тревогу, хотя её слова звучат почти разумно. – Я не из вашей команды, поэтому он не обязан выслушивать меня. - Поверь, если ему преподнести историю достаточно пикантно, он тебя ещё как выслушает, - она хмыкает, откровенно насмехаясь над моими сомнениями. – Ткачёв и Поляков? Дай ему намёк, что они в чём-то замешаны, и он сам сожрёт их с потрохами. Слова врезаются в нутро, оставляя болезненное эхо. Ебучее чувство униженности смешивается с лихорадочным гневом, как от пощёчины – неожиданной и ещё больше раздражающей оттого, что ответить в полной мере я не могу. Да и блондинка передо мной явно привыкла вызывать раздражение, будто специально наточила свою сраную язвительность и теперь с наслаждением бросает её в меня. Я наблюдаю, как она медленно, со всей нарочитой ленцой разглаживает рукав своей форменной куртки. Пальцы уверенные, как у кукловода, будто каждая складка ткани контролируется намеренно. Будто каждая мелочь в этом разговоре – её собственная игра, и я тут просто потому, что она решила позабавиться. Злость сдавливает горло, но я быстро заставляю себя усмехнуться, придавая голосу нарочитую вежливость. - Так вот как у вас в разведке разговоры ведутся, - произношу, чуть склонив голову в сторону, чтобы лучше рассмотреть сучку. – И это у вас называется «конкретика»? Ну что ж, лейтенант, спасибо за консультацию. Полезно было услышать новое мнение, - подчёркиваю, делая акцент на последнем слове. Она поднимает бровь и усмехается, будто мои слова только подливают масло в её собственное пламя. Серые глаза смотрят так, будто она видит меня насквозь, как если бы я была пустым манекеном, и ей до меня нет дела. Наклоняется ближе, и от этого напряжение между нами становится ещё ощутимее, почти осязаемым, как туман. - Короче, благодарю за советы, - добавляю, позволяя холодной улыбке приподнять уголки губ. – Если мне будет нужно дополнительное напутствие, то буду знать, к кому обратиться. Лейтенант хмыкает. Её длинные пальцы на мгновение останавливаются, прекратив теребить провод от наушников, словно она обдумывает, насколько ещё может позволить себе меня поддеть. Наконец, спустя долгих нескольких секунд, он кивает, усмехнувшись. - Да делай что хочешь, старлей. Здесь всем плевать на чувства, - бросает она и, развернувшись на пятках, идёт к двери, оставляя меня в одиночестве в тусклом свете. И вот я стою одна, а сердце всё ещё колотится от всех её язвительных слов. Руки сами собой сжимаются в кулаки. Но лейтенант, хоть и невыносимая сучара, которой хочется расколотить ебучку, но отчасти права. Надо начать что-то делать, а не бродить по коридорам, надеясь на внезапные открывшиеся телепатические способности. И нужно отбросить все эмоции.