За штурвалом корабля “Каданс”

      Как же нелепо и противно было Александру, когда каждый, даже случайно зашедший в трюм матрос, глазел на него, будто на зверя, при этом не говоря ни слова. И было совсем не ясно, что эти люди думали про него? Может быть, они считали его предателем? А может быть, героем? И вот он всё ещё сидит здесь, позорно связанный, и ожидает приговора.        «До боли несправедливо.» — думал Саша. И легко было сказать: «несправедливо». Это ведь просто вопиющий случай, когда самолюбие офицеров, что не являлось редкостью, стояло в их глазах куда выше, чем сохранность корабля, жизней матросов, да и их же собственных.        Влажная от морской воды одежда также доставляла более-менее терпимый дискомфорт, но всё равно ощущалась на коже липкой и противной. Не менее противной, чем ощущение от его намеренных публичных принижений. И ведь помощник капитана нарочито притащил его в первую очередь под ноги шокированной команде, и принялся грозно обвинять, словно Александр в один миг нарушил несоизмеримое количество смертных грехов. В духе таких яростных невежд были игры над затуманенным разумом других, чем не срамился промышлять и Дуглас.       Болезненное пощипывание глаз, вызванное всё той же морской водой и отсутствием возможности их протереть, начинало потихоньку спадать, отчего Саша мог лишь бессмысленно озираться вокруг, глядя на темноту в бездонных углах трюма. Там было не так уж и плохо: совсем не грязный пол и стены, лишь небольшой беспорядок, ну и кучи всевозможного груза, различаемые в недостатке света, что были тщательно закреплены и вплотную приставлены друг к другу с разных сторон — всё так же, как и на других кораблях.       Так и прошел час, а затем другой, но даже в этом нельзя было быть столь уверенным, ведь время тянулось слишком медленно. С того момента, как он попал на судно, ему не представлялось ни малейшей возможности побыть наедине со своими мыслями, и теперь она наконец подвернулась, но, очевидно, не так, как он мог бы себе представить. Всем своим разумом Александр не хотел, чтобы тревожные домыслы и воспоминания догоняли его, преследовали, будто по пятам, но сбежать, когда ты самым досадным образом оказался обездвижен, было никак невозможно.       Естественно, ему довелось подумать и о Елене, сквозь призму отвращения промотав и проглядев эти тягостные моменты вновь. В работе ему удавалось отвлечь себя от вспышек в памяти и приобрести какой-никакой покой, ведь в это время он думал лишь о том, чтобы не приложиться головой к различным твёрдым поверхностям, ну, или ко дну океана, тут уж дело случая. Хандра совсем потопила его, когда он вспомнил о родителях, что скорее всего и не знали, где же сейчас находится их единственный сын. Наверняка они по сей час думают, что Александр готовится к дневному сну, беспечно растянувшись на шёлковых перинах в обнимку с женой, а сама матушка, видать, уже вернулась с базара и в компании старого инструмента коротала время до приезда мужа. И ведь отец вряд ли успел вернуться к службе, скорее всего он ненадолго пропадал в военном штабе. Что же случится, когда они, спустя пару месяцев, получат наконец письмо с неприятным известием от семьи Баркесвиль? Болело Сашино сердце за родную мать, что наверняка не найдет себе и места, когда узнает, что её семнадцатилетний сын, чей последний день рождения им даже не довелось отметить в пылу свадебных подготовок, находится в бегах, Бог знает где. Он бы её глубоко разочаровал, расстроил и дал бы почву для каждодневных болей в области груди, отчего на душе становилось еще тягостней и постыдней.       Шторм уже давно утих, но его уставшее тело продолжало затекать и покалывать от того, как сильно верёвки сдавливали жилы и мышцы. Он мог лишь считать минуты в ожидании кого-нибудь, кто наконец соизволит освободить его от этих дурных ощущений.        И вскоре это действительно произошло, уставший мужчина практически ввалился в трюм и с самодовольной ухмылкой приблизился к Саше, присев на корточки. Он с отвращением сжал скулы юноши в холодной ладони и повертел его голову, словно разглядывал неодушевлённый предмет, диковинку.       — Ну что, юнец, стало быть, пора проследовать к капитану. — Офицер принялся развязывать его.       — Больно вы вежливы. — Выдавил Саша, покорно встав. Хоть руки при себе держать он умел, но точно соврал бы, если б сказал, что накопившуюся злость не хочется оставить пухлой отметиной на морщинистой роже.       Гнусавый голос раздался, когда некто, если верить словам капитана, по имени Дуглас, услышал явные нотки сарказма в его голосе, но, как ни странно, он ограничился лишь растянутой мольбой, не прибегнув к грубой силе.       — Ну уж не упорствуй, тратить на тебя нервы ещё, ух-х-х… — От него разило спиртным, будто тот разом опустошил пару-тройку полных бокалов крепкого напитка. А вот, в чём и была причина такой расслабленности.       — Пх… — Александр молча плёлся за мужчиной, вдыхая воздух с омерзительно сильным и тошнотворным перегаром. Он преодолевал ступеньки навстречу дневному свету, пока оба не вышли на мокрую от минувшего шторма палубу, где помимо капитана столпились несколько матросов-зевак, жаждущих не только услышать его заключение, но и взглянуть в глаза тому, кому хватило смелости столь грубо пойти против устава.       Вокруг всё было серым, начиная от неба, что было укрыто мрачными облаками, до самого судна, света на котором было недостаточно, чтобы оно заблестело, как при ясном золотом солнце. Капитан же задумчиво стоял, вглядываясь куда-то вдаль.       — Капитан! Я привел того бунтаря! — Почти закричал офицер, внезапно потянув Александра за шиворот, и из-за чего в итоге споткнулся сам, в силу помутнения разума.       — Дуглас… — Раздражённо обратился к нему капитан и неспеша подошёл поближе. — Ты вновь отвратительно пьян… Хотя, к чему бы мне удивляться, когда ты без зазрения совести глотнул спиртного под носом у лекаря, пока им же мне обрабатывали рану… — Послышался еле сдерживаемый тихий гогот, что издали ребята, стоящие немного позади. Альтер, не обращая на них внимания, слегка презрительно оглядел Александра, который тоже оказался не в силах удержать в себе тихий смешок. Капитан хмыкнул, вопросительно взглянув на Дугласа. — Это что за дохлик?       — Тот юноша, что нарушил приказ и ослушался вас! — Гордо произнёс офицер, так, будто совершил настоящий героический поступок, приперев Сашу к стенке.       — Так вот, кто оказался виновником твоего нытья и играния на моих нервах… — Он взглянул на Александра вновь, на этот раз уже в глаза. — Ну, реши уже сам, что с ним сделать, даже не знаю… Высеки розгами, дай повыполнять поросячьей работы, ты ведь мой помощник, а тратишь попусту моё время, словно моя нерадивая жена.       Саша возмутился пуще прежнего. Неужто его держали взаперти, чтобы просто отдать на растерзание пьяному бездушному офицеру? Гнев снова закипал в висках и жилах, густые брови нахмурились, а кулаки сжались настолько сильно, что казалось, будто ногти насквозь пронзили обожжённую кожу.       — Послушайте, капитан Грант! — Возразил он, вырвавшись из крепкой хватки. — Я спас вам жизнь, спас наш корабль! Вы считаете, что это достойный ответ?! — Александр возмущённо и эмоционально поднял свои руки вверх.       — Послушай, …       — Эрико.       — Да, Эрико. — Повторил Альтер. — Я думаю, нам стоит поговорить с глазу на глаз… — Жестом он указал следовать за ним. — А ты, Дуглас. — Обратился он к помощнику. — Не смей больше лезть не в своё дело, иначе сам падёшь, ниже будет некуда.        Александр, будучи крайне озадаченным, последовал просьбе капитана, и вместе они двинулись в сторону фок-мачты, где народу, по сравнению с любой другой частью палубы, оказалось меньше всего. Альтер своенравно задрал треуголку, блеснув натуральной черной шевелюрой. Длиной оказалась она чуть ли не до лопаток, хотя ранее была скрыта за париком из овечьей шерсти.       Саша отнюдь не мог понять как излишне странного поведения Дугласа, так и действий капитана. Почему внезапные обещания казни вдруг сменились предложением о неформальной беседе? В глубине души он почуял некий подвох, но лишь сослался на свою повышенную тревожность, вызванную последними переживаниями, с которыми он столкнулся, будучи еще в трюме.       — Стоит продолжить наш разговор здесь. — Заявил Альтер, поглаживая длинную бородку.       Александр молчал и только ожидающе смотрел на капитана.       — Буду честен, сначала я не понял, о ком же так яростно трепался мой помощник, но раз такое дело, то просто не полагайся на слова тупицы Уилсона. — Нелестно отозвался он о Дугласе. — Ты лучше скажи мне, к чему была приурочена твоя выходка? — Альтер вопросительно взглянул на Сашу.       — Разве мне стоило сидеть, сложа руки, пока вы свисали с борта? Стоило оставить пустующий штурвал, пока судно несло в крен? — Альтер лишь задумчиво сверлил его взглядом. — Скажите же, капитан?       — Ты нарушил половину из возможных правил устава… Но все же, я благодарен тебе за спасение моего корабля, ну и моей драгоценной жизни, естественно. — Самодовольно ответил он. — А с другой стороны, Эрико, зачем вдруг случайному беглецу понадобилось устраивать целую спасательную операцию? Рисковать жизнью ради чего?       Ему на секунду захотелось отмотать время назад и убедиться, что его слух внезапно его подвел, но нет, Саша не ослышался. Альтер без всяких сомнений назвал его «беглецом». Капитан был спокоен и уверен в своих словах. Ожидая реакции Александра, он лишь успевал замечать, как глаза юноши в миг забегали.       — С чего вы взяли, что я…       — А ты действительно думал, что я не замечу? — Перебил его Альтер. — Не пойми откуда взявшийся паренек с грубоватым акцентом и отсутствием понятий о дисциплине… — Заключил капитан, дав понять, что явно не желает слушать бессмысленных оправданий.       — Проницательно… — Дрогнувший голос выдал его еще сильнее. До последнего Саше хотелось объяснится, и он принялся перебирать возможные варианты быстрой и удобной для него лжи, но выдумывать запутанных историй о оконченной когда-то мореходной школе он не решился, ведь капитан наверняка знал каждую из них, словно свои пять пальцев.       Он слегка напуганно глядел в пол, никак не подбирая слов, что могли бы прервать повисшую в воздухе тишину. Альтер, в свою очередь, без конца ухмылялся, нагловато и самовлюблённо, он явно был очень доволен своей сообразительностью и смекалкой.       — Считай моё молчание платой за спасённую жизнь, Эрико. — Капитан уверенно протянул ему руку.       — Я понял, капитан… Спасибо. — Пожал Саша её в ответ. — Надеюсь, что вы не бросаете слов на ветер.       — Не бросаю так же, как ты за ними не следишь. — Посмеялся мужчина.       На вид ему было около сорока, статный и грозный, всегда внимательный и чуткий, но до боли нарциссичный, что чуялось за версту. Он еще немного помолчал, над чем-то раздумывая, а после почесал голову и вновь обратился к Саше.       — Куда хоть путь держишь, юнга?       — Я не могу сказать… — Смущённо ответил Александр. — Извините.       — Сурово, однако. — Усмехнулся Альтер. — Но пусть будет по твоему, я уйму своё любопытство.       Капитан достал компас и внимательно вгляделся в направление стрелок, а после озирнулся по сторонам и, что-то бормоча себе под нос, удалился в сторону штурвала, оставив Сашу наедине со своими мыслями.       С чего-то вдруг последующие несколько часов матросы без конца косились на него, словно дети отводя взгляд и перешёптываясь, когда Александр отвечал взаимным зрительным контактом. Почему-то ему перепало оказаться в центре всеобщего, сказать так, «холодного» внимания, ведь стоило кому-либо лишь заметить Сашу в относительной близости, как этот же матрос старательно принимался делать вид, что у него появилось до ужаса срочное дело. И так происходило почти со всеми. Оставляли его в ступоре также тщетные попытки завести со знакомыми товарищами беседу, касающуюся, например, работы. В ответ он мог услышать не более, чем сухое «угу», либо мычание, означающее отказ, в дополнении с говорящей саму за себя гримасой.       Куда дискомфортней оказалось на позднем обеде. В тесном камбузе царила неестественная для этого места гробовая тишина, которая прерывалась чавканьем и стуком приборов о миски. Все, кому не лень, считали своим долгом пробежаться презрительным взглядом по Сашиному лицу. И как назло, обеденная каюта оказалась куда менее просторной, чем, например, та, что была на Индерманланге. Он поторопился побыстрей проглотить странную пресную кашицу неизвестного происхождения, сваренную с кусочками рыбы, и, наконец, одним из первых покинул душный камбуз.       Но всё же, тревога неумолимо нарастала с каждой минутой, и в итоге она достигла своего пика как раз, когда солнце плавно зашло за горизонт. Александр боялся даже лишний раз покоситься в чью-то сторону, поэтому и принял решение до последнего задержаться на палубе, лишь бы ненароком не нарваться на чей-то гнев.       Только успел он хоть немного отвлечься, занявшись разборкой использованных продовольственных тар, как внезапно по спине побежал холодный пот, а в висках громко загудело от того, что ему довелось вспомнить в этот миг.       «Альберт…» — Губами произнес он. И ведь правда, старика было совсем не видно после шторма, и пугало то, что в момент толчка он точно должен был находиться прямо на палубе. Боцман всегда крутился недалеко от работающей команды, и его сложно было бы не заметить просто так. «Неужели, он…» — Не договорил Саша и бросился бежать прямо по направлению к офицерской каюте. «Говорил же ему…».       Крепкая резная дверь оказалась плотно заперта и не поддавалась даже грубым толчкам, которые Саша совершал в безуспешных попытках отворить её. Тогда он принялся активно стучать, в надежде, что в каюте случайным образом окажется старший, решивший вдруг запереться от посторонних перед долгожданным отбоем. Но, как и следовало ожидать, никакого намёка на ответ он не получил. В каюте, если Александра вдруг не подводила память, помимо боцманской, располагались еще три койки, и предположительно они принадлежали помощнику Дугласу Уилсону, секретарю и ещё кому-то неизвестному.       Неужели жизнь окажется такой бездушной хамкой и вновь отнимет у Саши даже настолько отдалённо близкого человека? Нет, думать о плохом было нельзя, стоило поскорее узнать правду, даже если она будет болезненной. Он направился обратно к палубе, полагая, что на ней ему удастся встретить хоть одного офицера из местного состава и разузнать у них о состоянии Альберта.       Александр прошерстил почти всё судно, в конце концов наткнувшись на беззаботно ковыляющего Дугласа, который с большим удовольствием покуривал тонкую черную трубку прямо у капитанского мостика. Правда, с лица его напрочь испарились все благие эмоции, когда помощник заметил приближающегося к нему юношу.       — Где боцман?! — С ходу крикнул Александр, даже не подумав поздороваться. — Где старик Альберт?!       Уилсон аж закашлялся, оторопев от такого нахальства.       — Слушай, Генри, или как там тебя звать вообще… Ты что, почувствовал себя излишне важным, потому что капитан защитил тебя передо мной?! — Намеренно не ответив на вопрос набросился он в ответ. — Кто вообще смеет так обращаться к вышестоящему чину?! — Дуглас нахмурился и поспешил сделать шаг в другом направлении, в попытке уйти от разговора, но Саша быстро преградил ему путь и, не обратив своего внимания на высказанное офицером замечание, вновь обратился к нему.       — Меня зовут Эрико. — Сквозь зубы прорычал он. — Где сейчас находится боцман? — Уже тише, но агрессивней прозвучал этот вопрос.       — В лазарете… — Замешкался Дуглас от такой напористости и даже попятился назад, потешно выставив руки.       Не сказав ни слова более, Александр прошмыгнул мимо него, в скором времени оказавшись под дверью больничной каюты. Лекарь с удивлённым видом уставился на него, когда тот, запыхавшийся и нервный, со всех ног влетел в лазарет и, оглядев каждую из коек, разыскал нужную, на которой и расположился боцман.       Старик, кажется, дремал, но из-за шума, поднятого юношей, лениво открыл глаза, взглянул на Сашу и тихо поприветствовал его.       — Доброго вечера, Ал… Эрико — Наверняка спросонья Альберт спутал имена. — Что вообще принесло тебя сюда? — Поинтересовался он.       Он уже не был столь строг, как ранее, видимо, в нерабочее время он и не был таким уж грозным наставником. Александр не спеша прошел к нему, стараясь не тревожить других больных.       — Слава Богу, что вы в порядке… — С облегчением вздохнул Саша, положив всё ещё дрожащую от волнения руку себе на грудь. — Я думал… Думал, что во время шторма вы… — Он не мог подобрать слов, лишь чувствовал, как отходит от сердца то самое колющее и леденящее предчувствие.       — Помер? — Громко рассмеялся Альберт, вызывав у Саши ответную тёплую улыбку. — Не дождёшься, Эрико, я ещё и тебя переживу!       — Крайне на это надеюсь…       — Так уж… Ты так не тревожься лишний раз, да нервы побереги, иначе растеряешь их, а мы ведь даже не переплыли Ла-Манш. — Старик подбадривающе похлопал его по руке. — А у меня лишь небольшой вывих, скоро выберусь, буду как новенький.       — Кхм… — С намёком прокашлял медик. — Не разноси заразу, юнга. — Он указал Саше на выход.       Куда легче стало, когда он узнал, что на судне всё же остался хотя бы один человек, не воротивший от него носа. Осталось теперь разобраться, что же делать с остальными. Вынужден он был успокаивать себя тем, что со временем всё рано или поздно забудется, как частенько и бывает, когда у людей просто нет возможности тратить на сплетни и бойкот столько сил, работы ведь невпроворот, а это, на минуточку, был только первый день после отплытия из порта. С такими мыслями он и направился в кубрик, желая в этот момент лишь двух вещей: гамака и тишины.       Странным было то, что слабый свет в каюте до сих пор горел, несмотря на отданную команду об отбое. Александр закрыл за собой дверь и увидел, как мигали десятки озадаченно смотрящих в его сторону глаз, в каждом из которых отражался свет от горящего масляного фонаря. Саша вздрогнул, изумившись тому, что никто уже и не думал скрывать своей тихой неприязни. Он сделал пару неуверенных шагов в сторону своего спального места, и эти «голодные» взгляды последовали за ним. От негодования к горлу подступил то ли гнев, то ли тошнота, не важно, но также уверенно держать лицо он уже не мог, поэтому глубоко вдохнул и, сохраняя последние капли сдержанности внутри себя, начал:       — Кто-нибудь постарается объяснить мне всё это? — Он не постеснялся заглянуть каждому из них в глаза, нахмуренно обводя взглядом толпу. — В чём дело?! — Уже с большим напором требовал он ответа.       Вперед вышел один из матросов. Он как-будто был напуган происходящим, тупил носом в направлении пола и перебирал пальцами.       — У нас на борту не принято разговаривать с теми, кого собираются казнить… — Робко сказал юноша. Ещё совсем мальчишка, лет так пятнадцати.       — Офицер Уилсон чуть ли не жизнью клялся, что отправит тебя на дно пролива, мы уже и знать не можем, чего такого ты умудрился натворить. — Вмешался Энди, разочарованно смотря на Сашу, с которым они еще утром дружно справлялись с самыми обычными поручениями.       Знатно хотел посрамить его репутацию этот «офицер», судя по всему. И всё из-за какого-то нарушенного приказа, который, с большой вероятностью, привёл бы к гибели капитана судна. Своеобразная месть за признание и прощение Альтера? Может быть, да и скорее всего, так оно и было.       — Капитан Грант отказался от предложения моей казни и от любого возможного для меня наказания.       Вокруг послышались удивленные вздохи, а шёпот значительно оживился.       — У кого-то ещё остались ко мне вопросы? — Саша скрестил руки, со вздёрнутой головой глядя на поменявшихся в лице матросов. — Вот и славно. — Закончил он и уже собирался уложиться в гамак, как вдруг вновь заговорил Энди.       — Эрико… — Аккуратно обратился к нему коротышка. — Мы не можем быть уверены, что ты не врёшь.       — Какой смысл мне обманывать вас?! — Почти вскрикнул он. — Я всё ещё жив, целый день расхаживал по палубе, причём со шпагой на поясе! Разве мне позволили бы этого, будь я таким опасным преступником, каким вы меня описываете?! — Вскинул руками Александр. — И за борт меня, как видишь, не собираются выкидывать, и я собираюсь лечь спать и встретить завтрашний день, чтобы проснуться с мыслью, что вы считаете меня монстром! — В этот раз он сорвался на крик.       Энди, как и все вокруг, с опаской попятился назад. Его лицо с точностью показывало битву эмоций: доброты и страха, что в нём сошлись. Наверняка он хотел довериться тому, кого успел посчитать хорошим парнем, но осторожность и высокий риск этому крайне мешали.       — Тогда скажи, это правда, что про тебя говорят? — Также тихо и неуверенно спросил юнга, что ранее поведал ему о традициях перед казнью.       — Что говорят?… — Озадачился Саша.       — Мы подслушали разговор мичмана и помощника Дугласа… — Продолжал всё тот же парнишка. — Первый с ним оживлённо спорил и заявлял, что своими глазами видел, как ты спас капитана, а после бросился к штурвалу и вывел корабль из крена.       Матросы поддакивали, желая поскорей услышать ответ.       — Но Дуглас отказался слушать и жутко разозлился, когда мичман предложил ему отпустить тебя и не доводить это дело до забот капитана. — Добавил Энди. — И мы не знаем, кому верить, ведь нам Дуглас говорил, что ты и не пытался никого спасти, а лишь бездумно вертел рулем… — Он почесал почти лысую голову. — Мозги кипят…       — То, что сказал мичман — чистая правда, а Дуглас ваш — большая свинья, что бегает за капитаном, будто назойливый хвостик. — Все аж ахнули от того, как Александр посмел обозвать столь важного человека. — Будь я предателем, капитан Грант давно казнил бы меня, но наверняка многие из вас могли видеть, как мы после полудня беседовали около форштевня.       Даже сейчас в воздухе витали нотки недоверия. Он слышал, о чем шептались не только рядом, но и в самом дальнем углу.       — Вспомните, что произошло, когда я после того толчка выбежал на палубу. — Он ненадолго замолчал, позволив ребятам освежить этот день в памяти. — Спустя несколько минут корабль встал против волны, и угол крена достиг минимума, ведь мы буквально начали пробираться сквозь шторм. — Он описывал это так, будто всегда это знал, и уже с десяток лет управлял крупными судами. Кажется, что те стопки книг и рассказы отца не прошли мимо него даром. — Капитан не смог оценить масштаб шторма и наверняка хотел обойти его, ожидая, что габариты судна не позволят волнам завалить его, но когда Альтер понял, что ошибся, было уже слишком поздно и его отбросило сильным ударом. — Многие замолчали, с большим интересом слушая, как рассуждает Александр. — Я не совершал подвига или преступления, я лишь выскочил на палубу в удачный момент и развернул корабль, перед этим сумев помочь Дугласу вытащить капитана, который чуть не свалился за борт.       Ранее озлобленные взгляды сменились более спокойными и в какой то степени виноватыми. Матросы кротко переглядывались и дружно молчали, обдумывая произнесенную Александром речь.       — Я не прошу вашего понимания, я лишь хочу, чтобы мы без смуты внутри команды добрались до места назначения… — Добавил Саша.        Вдруг вперёд вышел Энди, быстрым жестом указав повторить за ним. Александр слегка попятился назад, не имея понятия, что сейчас было в голове у солдат, но его опасения, к счастью, оказались ложными. Коротышка протянул ему руку, виновато ухмыльнувшись.       — Я не знаю, кто ты вообще такой и как ты смог учудить такое в свой первый день службы… — Несмело продолжал он. — Но я очень хотел бы тебе доверять.       Александр почувствовал облегчение, когда принял такое важное для него рукопожатие. Он прямо таки ощутил, как разрядилась тревожная атмосфера вокруг, когда матросы, вслед за Энди, не постеснялись поддержать его и подбодрить своим доверием, один за другим протягивая юноше правую руку.       Очередь дошла и до Джорджа, что с особым энтузиазмом по-дружески ударил Сашу в грудь, приговаривая:       — Не позволь пропасть своему таланту, Эрико, гляди с таким подвешенным языком и штурманскими умениями в офицеры пробьёшься! — На полном серьёзе заявил здоровяк.       — Ну, брось! — Рассмеялся Александр. — Куда ж мне до них…       Матросы подняли оживлённый гам, беззаботно болтая и заваливая юношу различными вопросами. На большую часть из них, вроде его прошлого, возраста и обучения мореходному делу, Саше пришлось ответить ложью, дабы не выдать себя и свою «настоящую» личность. Так и оказалось, что он — двадцатидвухлетний парень по имени Эрико, окончивший небольшое военное училище в Грейт-Ярмуте, после которого отдельно от семьи перебрался в Детфорд.       Саша был до ужаса рад, что в этот раз всё-таки вышло остаться сухим, да и к тому же заполучить львиную долю уважения среди солдат. Помимо того, с задачей «умело лгать», которую ещё вчера поставил перед ним боцман, он справился на ура.       Спокойная ночь и тихая качка вскоре дали свои плоды, и уже через полчаса все матросы крепко спали в кубрике, а вокруг был слышим только храп. Да и Саша тоже вымотался, отчего смог провалиться в дрему за считанные минуты.       

***

      Уже через несколько дней был минован пролив Ла-Манш, и Чарльз Второй наконец остановился на крошечном Уэссане, острове, который очень удачно лежал на их пути. Бросив якорь, счастливые матросы, доплывшие до небольшой бухты в шлюпках, взобрались на скалистый мыс, где несколько минут просто стояли, любуясь красотой утренней зари, разливавшейся по кристально-чистому небу. На острове был всего лишь невысокий маяк «Стифф» и одна малехонькая деревушка, в которую и направились солдаты, любезно обменяв горсть золотых на хоть какой-то запас чистой воды. Всё вокруг казалось крошечным и беззаботным, будто маленький мир, соответствующий размерам своего острова, на котором было тихо, словно в удалённом от людей диком поле, и лишь птицы создавали небольшой шум своими крыльями и утренними криками.       С работой на суше было покончено, но времени всё же оставалось вдоволь, и небольшой компанией, вместе с Александром, парни лениво доплелись до центра острова, где располагался укрытый во впадине водоём с пресной водой. От радости они аж засвистели и тут же бросились ему навстречу, желая смыть с себя накопившуюся на коже соль и грязь. Они без конца плескались и ныряли, пока прополощенная одежда сохла на теплых от солнца камнях. Александр получил особое удовольствие, когда смог перебрать запутанные черные пряди длинных волос и очистить их от всего, что делало их столь неприятно жирными и непослушными.       Саша в очередной раз вынырнул и, протерев глаза, услышал, как ребята сошлись в самой настоящей водной схватке, в шутку топя друг-друга и подбадривая тех, кто ещё остался на плаву.       Энди хмуро стоял в стороне, потому как умудрился проиграть крупному Джорджу аж в самом первом раунде. Во всём он винил глубину озера, ведь по его мнению, нечестным было то, что он не доставал ногами до дна. Словно дети, которые тайком от семьи сбежались на речку, они веселились и наслаждались солнечным днем, пока другие из команды подтягивались к ним, либо находили для себя иной досуг, общаясь, например, с местными жителями, что естественно переходило в непринужденный флирт с местными трудолюбивыми загорелыми дамами. Или же они находили крайне увлекательными пробежки по небольшим равнинным местностям, где трава щекотала босые ноги и оставляла на них капельки прохладной утренней росы.       Александру вся эта благодать даже напомнила о нередких выездах за город, когда они, вместе с родителями, прогуливались по сёлам и отдыхали от постоянного шума, что нередко присутствовал на их улице. На сердце даже стало немного легче. Тело отдыхало от нескончаемой корабельной качки, и впервые ему так понравилось уверенно стоять на земле, которая не скрипела и не колебалась под ногами. Кажется, именно это и имел Матвей, когда говорил о матросской жизни: на землю его манил лишь отдых и те незабываемые секунды расслабления, которые она благородно давала, но душа уже, спустя лишь несколько жалких часов, гнала его обратно, и он всё чаще глядел в сторону фрегата.       Корабль отчалил лишь к вечеру, чистые и отдохнувшие они направились дальше, выйдя на курс к знаменитому испанскому порту.       Темно-синие, почти фиолетовые воды Атлантики несли их мимо Бискайского залива. Опасных постоянных течений в этой местности никогда не наблюдалось, да и погода не могла не радовать, ведь была она самой, что ни на есть благоприятной. Дни оказались приятно малооблачными, но достаточно ветряными, отчего корабль резво скользил по океану, опережая изначальный план аж на несколько дней. По ночам небо покрывалось молочной россыпью из разнообразных звёздных скоплений, что отражались в чёрной воде. Это периодически приковывало заинтересованные взгляды восхищённых моряков, никак не отпуская их отправиться на отбой. Все вокруг было, точно в сказке, и шло так хорошо, что Саше даже не верилось в то, что это действительно самая настоящая реальность. Он окончательно привык к удивительно разношёрстной команде Чарльза Второго, да и узнал многое о офицерском составе. В основном сплетни плодились между ним и новоиспечённой компанией дружелюбных товарищей, в которой он оказался четвёртым. Энди частенько совал длинный нос во всяческие авантюры, так что тем для обсуждения всегда было предостаточно. В особенности их забавляло, как скучающие от отсутствия работы матросы всеми силами старались найти себе хоть какие-нибудь развлечения, помимо бесконечной уборки на палубе, ухода за рангоутом, такелажем и припасами.       Каждый новый день, проведённый под последним в этом году подпекающим солнцем, отражался на коже Александра бронзовым загаром, что отлично сочетался с его ещё пуще завитыми от морского воздуха волосами. Тело окончательно приспособилось к такому специфическому климату и ему даже удавалось иногда споласкивать вспотевшую кожу в морской воде, что хоть и давало очень краткосрочный эффект, но всё равно здорово освежало в жаркие знойные дни. Душой Саша сильно припал к ежедневным монологам, которые вёл с собой, чтобы не терять способности изъясняться на родном языке столь складно, как он умел до своей затянувшейся поездки, он часами мог рассуждать, напевать под нос знакомые сердцу песни и вспоминать тома прочитанных дома книг.       Остро ощущал он лишь нехватку тепла и любви, и это — единственное, что его действительно тревожило по сей день. Александр ведь успел припасть душой к ежечасным сладостным объятиям, к жарким речам и ощущению близости любимой под боком. Отвыкать от этого, кажется, придётся гораздо дольше, чем довелось ранее привыкать. Спасали лишь воспоминания и возможность побыть «наедине с собой» хотя бы десяток минут в день, пока в кубрике, который частенько пустовал из-за дневной духоты, никого не было. А вообще, сам по себе шанс оказаться в одиночестве предоставлялся на судне лишь тем, кто действительно умудрялся найти момент, когда рядом не окажется ни единой души, в неудобном же случае, времяпровождение будет не самым приятным образом прервано.       Раны на руках окончательно затянулись и Саша с большим наслаждением вернулся к полюбившейся ему такелажной работе. Для него было маленькой детской радостью взбираться на самый пик грот-мачты и оглядывать корабль сверху, с каждым новым разом удивляясь его величию не меньше, чем в прошлый. Альберт тоже, как и обещал, здоровый и полный сил, наконец начал выходить из каюты и, немного хромая, занимался привычными боцману делами, а точнее, контролировал боцманата, который, в свою очередь, контролировал работу солдат в области хранения и использования канатов, якорей, анкерштоков и буев. Такой уж была ранговая система на военных судах, ничего не поделаешь. Хотя старик куда больше любил отдавать приказы, нежели выполнять их, простыми задачами он тоже не брезговал, и рука об руку с молодыми юнгами трудился до последней капли пота, пролитой на палубу фрегата.       Парни познакомили Сашу со многими видами традиционных азартных игр, в которые моряки со всего мира обожали играть после ряда напряжённых, полных забот дней. Естественно, сие действо происходило в тайне, без излишних шумов, дабы не привлечь внимания старшины. Иногда «поединки» сопровождались распитием спиртного, которое на судах дальнего следования, а особенно на военных, в особенности ценилось. Одну бутылку могли поделить больше десятка солдат, но зачастую, алкоголь предназначался лишь для «своих», и уже тогда на одного человека приходилось куда больше, чем пара небольших глотков…       — Девять! — Уверенно заявил Саша, лихо подсматривая под приподнятый стакан.       — Семьдесят пенни, верю! — Воскликнул Кори, блеснув золотым зубом.       После отбоя они смогли вытащить небольшой шаткий столик, поместив его в одной из частей кубрика. Его украшали две бутылки араки, тусклый фонарь и пара деревянных чашек с игральными костями, которые и оказались на сегодня главным вечерним развлечением. Не такими уж и сложными оказались правила: нужно было всего лишь угадать, говорит ли правду обладатель чаши, или лжет.       —Не верю, шестьдесят два на ложь! — Ухмыльнулся Энди.       Те, кто уже успел выбыть, либо просто отказался ставить часть жалования, активно подбадривали матросов, болея за определённого участника. Мотивация была довольно велика, ведь помимо денежного выигрыша победителю полагался целый стакан горячительного.       Саша вновь залился звонким смехом, пока открывал взору игроков и зрителей кости, где сумма очков, как он и отвечал, была равна девяти.       Черт! — Ударил по столу коротышка. — Да вы в сговоре, сволочи! — Негодовал он, нехотя отдавая поставленные монеты.       — Сегодня удача явно строит тебе козни, Энди… — Только уняв приступ хохота, подсёк Александр, уже встряхивая новую партию. — Сколько? — Обратился он к друзьям. Один из них самодовольно гремел полными монет карманами, а вот второй нервно обшаривал свои, нахмурившись, будто от горечи на языке.       — Ц-с-с… Да нисколько! Я в проигрыше… — Энди скрестил руки на столе и расстроенно уткнулся в них.       — Утешительный приз для главного врага фортуны! — Саша быстро наполнил его стакан до краев, да и сам сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка пузатой бутылки.       Ещё тогда все уже порядком успели захмелеть, отчего до карт дело так, к сожалению, и не дошло. Многие расслабившись, развалились прямо на столе, уснув в этом же положении.       На утро, естественно, каждый из них жалел о ночных посиделках, с трудом борясь с болью в голове и сильной тошнотой, которая усиливалась с постоянной качкой. Кого-то выворачивало прямо за борт, но уже к вечеру им становилось легче, в первую очередь от чистого воздуха. Такой досуг отлично сближал и позволял преодолеть неловкость, что и помогло Саше обзавестись сразу тремя новыми друзьями. Джордж, Кори и Энди давненько работали вместе, буквально со скамьи училища, где познакомились почти пять лет назад, и вместе, по счастливому стечению обстоятельств, отправились служить на борт «Чарльза Второго». Они были вовсе друг на друга не похожи, причём не только внешне, из-за чего всех порой удивляло то, как же им удавалось так здорово ладить. Саша же был в этом квартете некой уравновешивающей силой — частенько помогал разрешить спор или недоразумение, за что его талант к дипломатии и красноречию, как и его самого, очень зауважали.

***

      Берега Ла-Коруньи показались на горизонте спустя неделю. Светлый и почти пустой порт, вдоль которого возвышались серые каменные колонны с небольшими статуями на них, оказался куда красивей, чем порта, что находились в той же Англии. За ним легли широкие просторные улицы, со знакомыми невысокими белоснежными зданиями, которые были довольно похожи на те, что Саше довелось лицезреть по приезде в Детфорд. Отличала Ла-Корунью от Англии, на первый взгляд, лишь чистота и уютные коричневые крыши жилых домиков. С тем, что происходило в глубине городка, а не только в его портовой части, им предстояло ещё познакомиться, ведь стоянка обещала быть долгой, по крайней мере по словам самого капитана.       Матросы ловко сложили паруса, когда корабль окончил швартовку и окончательно встал на своё место. Старшина принялся решать вопросы бумажной волокиты, вручать смотрящему порта плату за стоянку, а для обычных солдат капитан отдал команду «вольно». Он что-то эмоционально, но довольно тихо обсуждал, стоя на капитанском мостике, в компании офицера Уилсона, на что Александр, в радости от долгожданной высадки, почти и не успел обратить своего внимания.       Почти с разбегу они бросились в город, дабы поизучать его диковинки. По личной рекомендации боцмана, они не стали даже смотреть на близлежащие забегаловки и сразу направились к знаменитому в узких кругах постоялому двору с длинным и трудно читаемым названием «Син-Преокупасьонес», на нижнем этаже которого располагалась крошечная, но уютная таверна с аналогичным названием. Ночевать на корабле было, понятно дело, куда дешевле, но что в море было в помощь, на суше оказывалось только в тягость, и в условиях стоянки, без какой либо качки, спать в тесных гамаках было до ужаса неудобно.       При входе их взгляд поймала на себе молодая хозяйка заведения. Смуглая черноглазая девушка мило улыбнулась парням и махнула в сторону обшарпанной стойки, подзывая подойти к ней. Она приветливо протараторила что-то на родном языке, а после спросила их о чём-то, но ни единого слова, помимо звонкого «hola!» они так и не поняли. Они лишь нелепо переглянулись и от уха до уха улыбались даме, которая в недоумении повторила вопрос и испуганно сделала пару шагов назад.       Тогда Энди, словно гордый орёл (ну, или петух) выпятил грудную клетку вперёд и облокотился на деревянную поверхность, смазливо подмигнув удивлённой хозяйке.       — Habitación! Cuatro! — Слегка напыщенно произнёс он.       Девушка немного выдохнула, рассмеялась и кивнула юноше в ответ. Она принялась что-то записывать в старую книжицу, пока коротышка развернулся и посмотрел в сторону друзей, чванливо покачал головой и повел бровями, мол: «Глядите, кто мне подвернулся!»       — Энди, у неё ж кольцо! — Притормозил его Джордж. — Уйми свой пыл, не один ты по женщинам заскучал!       — Не понять тебе, женатому! — Парировал он. — Да и что там, кольцо, вдруг оно фамильное, ну, или в лавке куплено? — Успокаивал себя парень, пока девушка не переставала улыбаться и поглядывать в его сторону.       — Следуйте за мной. — На хорошем английском сказала она и ехидно ухмыльнулась, наблюдая, как глаза Энди в миг расширились от такой неожиданности. Ребята чуть ли не покатились со смеху, когда их друг ошарашено застыл на месте, да так, что его пришлось подтолкнуть, дабы пройти вверх по лестнице.       Леди поднялась вместе с ними и указала им на две соседние комнаты, объяснив, что в одной из них располагаются всего лишь три койки, а во второй — одна недостающая.       — И кстати, — Она положила руку на плечо юноши. — Кольцо фамильное. — Девушка удалилась, кокетливо подмигнув.       Даже без раздумий все сошлись во мнении, что раз уж такое дело, то статус временного хозяина одноместной комнаты будет закреплен именно за Энди.       Они не спеша ополоснулись в прохладной купальне, в которую направились вскоре после быстрого размещения в комнатах. Запах мыла приятно ударил в нос, пока вся грязь стекала вместе с пресной водой, а одежда промывалась. Стоило им лишь пройтись по местному торговому переулку, как на выделенное жалование уже удалось прикупить по набору из самой дешёвой сорочки и пары брюк, дабы в полном неглиже не дожидаться, пока их форма будет высушена.       Они до глубины души прониклись местной атмосферой, когда до самой ночи гуляли вдоль хорошо освещённых, по тем возможностям, улиц. Вокруг звучали национальные испанские мотивы, исполняемые уличными музыкантами и танцорами, что почти вводили в гипноз своей пластичностью и умениями. Кто-то выступал вместе с собственным бродячим балаганом, а кто-то работал на себя самого, но никто из них не излучал и капли негатива, лишь улыбались и строили восторженной публике свои горящие карие глаза, пока сменялась музыка, такая жизнерадостная и темпераментная, до боли красивая и горячая. Они исполняли известный всем «фламенко», каждый по своему, кто-то в танце, а кто-то в песнях или игре на гитаре и звонких кастаньетах. Пока на родине Саши, да и в Англии тоже, в такое время уже никто и не думал выходить на улицу, чтобы развлечь свои взоры и слух, здесь, на городских площадях, расцветал целый новый мир, страстный и завораживающий.       Было далеко за полночь, когда они вернулись в постоялый двор, таверна уже не кишела большим количеством посетителей, и хозяйка уставшим взглядом окидывала захмелевших работяг. Несмотря на утомлённость, она тут же повеселела, увидев вошедших в дубовую дверь парней, и широкой улыбкой встретила их, поинтересовалась их последним досугом и самочувствием, а Энди, в свою очередь, восторженно описал все запомнившеися прелести города, от красоты и чистоты улиц, до незнакомых ранее колоритов.       Александр, вместе с Джорджем и Кори, первыми упали на мягкие матрасы, вплоть до последней трезвой мысли делясь взаимными впечатлениями от сегодняшнего небольшого путешествия. Здесь всё было совершенно иначе: и красота местных девушек, и приветливость жителей утягивали в себя любого, а от всех пережитых ранее проблем на душе не оставалось и следа. Откликаясь лишь напряжением в ногах, что с утра до ночи пускались в пляс и многочасовые прогулки, блаженная, вовсе не мучительная усталость отправила их на покой, и последнее, что им довелось услышать, это топот, женский тихий смех и скрип соседней двери, что сопровождался голосом подвыпившего друга, который до закрытия таверны наверняка не отошел ни на метр от хозяйской стойки.