Инверсия психа

— Чёрт возьми, куда подевались мои джинсы? — Ну как куда? В стирку! — А кто просил кидать их туда? Я, что ли? — Ну вообще-то да. Ещё сказал "Смотри, Ребекка, вон какое пятно на них". Как ты вообще оставил пятнище на половину задницы? — Ну а откуда я знал, что у кого-то в том здании такие руки кривые? Как обычно, не глядя, сел, потом смотрю – а по ним соус размазан! Где это видано? — Видано-не видано, а штаны поищи другие! — Где? Какие? Я вышел из комнаты под слившиеся в унисон переругиваниями родителей. Наш большой двухэтажный дом буквально грозился разорваться по швам от царившего в нём напряжения и волнения. Отец, будучи в одной рубашке и трусах, судорожно рылся в руинах одежды на гладильной доске, выискивая джинсы, мать бросала вещи в чемодан: купальные принадлежности, походный набор, состоящий из пары телескопических стаканов, пластмассовых тарелок и приборов, и ту же одежду. Бекки, судя по всему, тоже подняли вместе с собой, потому как она сновала между ними, помогая то отцу, то матери. Словом, сборы шли полным ходом. Сборы куда, разрешите уточнить? Хрен его знает. — Эй, люди, а что происходит? – крикнул я с лестницы, чтобы услышали все. Ответила сестра: — Родители уезжать собираются. На пляже отдохнут, проведут вместе время! — Вон оно что... Давненько они не отдыхали. Папа ведь работает всё время, даже за едой чиркает что-то в блокноте. Как-то раз он не запер дверь в толчок, и я заглянул туда. Он испражнялся и параллельно писал какому-то китайцу детали важного контракта. Даже лежа в постели перед сном он то общался с китайцами, то кому-то звонил, то и дело выдыхая и стараясь сохранить спокойный тон и не сорваться на непонятливых иностранцев. Мама во всём ему помогала, поэтому во всей этой корпоративной движухе тоже варилась. Недавно я заметил у неё круги под глазами и несколько раз заставал её при походе в туалет ночью сидящей за ноутбуком. Конечно, отдых для них – необходимость сейчас. — А ты сама чего встала? – спросил я и перелез через перила, спрыгнув на землю. — Да так – махнула она рукой – помочь им решила. Они даже тебя, храпуна, своим шумом разбудили, а уж меня тем более – как бы в подтверждение своих слов она широко зевнула, едва не вывихнув челюсть – тем более я спала в гостевой комнате, а она как раз через стену от них! — М-да...не завидую тебе. — Да уж не каркай – махнула она рукой – лучше пока завтрак нам всем приготовь. — Ладно. Я не извращался. Кинул на раскалённую сковородку пачку бекона, выбил туда несколько яиц, поставил на плиту чайник и просто стоял и ждал, пока эта братия сама приготовится. Засвистевший чайник стал к этому сигналом. Подготовил пять тарелок, на каждую по порции омлета, и заварил чаю в пять чашек. Положил пять пар приборов, пять салфеток. Всего по пять. И крикнул в толпу, перекроив ругань: — Люди добрые, завтрак готов! Первым среагировал отец. Он на одной ноге попрыгал на кухню, параллельно пытаясь натянуть штанину на вторую. Мать удручённо покачала головой ему вслед и прошептала: — Ну и дурак... — Ну чего ты, мам? – я подошёл к ней – хочешь, чтобы папа был вечно серьёзным? Или офисным планктоном? Радуйся, что он у нас такой. Её взгляд заметно потеплел. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб: — Ты прав. Пошли завтракать! — Я пойду Лику разбужу сначала. — А, ладно, потом подтягивайтесь! На самом деле, я просто хотел отвлечься от этой утренней суеты. От этих возгласов, шумных обсуждений. Всё-таки все за столом взрослые люди, даже Бекки, а мне всего пятнадцать. Я там не просто лишний, а буду вредить ещё и себе. По пути начал размышлять о... внезапно, стихосложении. Интересно, как получаются все эти запутанные узлы из строчек, именуемые рифмами? Как эти рифмы переплетаются с другими рифмами, эпитетами, метафорами? Как в этот тёмный лес вообще помещается сюжет, посыл? Кто все эти люди, которые этим занимаются? Они гении? Или глупцы? С одной стороны, только гений может выполнить далеко не полную цепочку действий, представляемую у меня в голове, не запутавшись. С другой, рассчитывают на успех, по крайней мере, сегодня, полные идиоты. Стихи сейчас не интересны никому. Я пару раз ходил в книжные магазины из праздного интереса, и по чистой случайности раз наткнулся на полку со сборниками стихов. Это был оживлённый день: люди то и дело сновали между секциями, за ними по пятам, будто приклеенные, шли консультанты, со скоростью пулемёта выстреливающие рекомендациями по той или иной книге (каждый предложенный экземпляр являлся одним из самых дорогих на полке), дети путались у взрослых под ногами, дёргали их за штанины... Отдел, в котором стоял я, эта катавасия обошла стороной. Сюда наверняка не заходили даже уборщики, потому как, проведя ладонью по одной корочке, я увидел, как мой палец покрылся пылью миллиметра два в толщину. Тогда-то в моей голове и укоренилась мысль, что все обходят стихи стороной за сотню километров, как рассадник оспы. Комната Лики находилась в конце коридора, в некоторой удалённости от остальных помещений. На прибитом к двери крючке висела табличка с надписью "Не беспокойте Спящую Красавицу". Её подарила мама, прокомментировав это тем, что "разбудить тебя должен будет только принц на белом коне". Проигнорировав табличку, я аккуратно вошёл. Лика постаралась на славу. В середине комнаты лежало лего, большая часть которого была собрана в замок с несколькими башнями. На валяющейся неподалёку коробке я прочитал "Хогвартс". Там же валялось несколько маленьких кукол, одна из которых располагалась в комнатке без стены, остальные были просто разбросаны неподалёку. Рядом с ними был опрокинут пластиковый сервиз из расписных чашечек и такого же милого заварника. Видимо, ночью она выходила в туалет, и споткнулась об него. Надо её предупредить, чтобы не оставляла всё на середине комнаты. Повезло, что "Хогвартс" не задела. Остальное пространство занимали: маленький шкаф, комод на шесть ящиков, кресло, трансформирующееся кровать, небольшой балкончик и, собственно, постель Лики. Именно к ней я подошёл и положил ладонь ей на щёку, закрыв чуть ли не половину лица. — Солнце, пора вставать. Ноль реакции. — Вставай, родная, я завтрак приготовил. Еле слышно сопнула носом. — Ну солнышко – я легонько, но настойчиво потрепал её по голове. — Да я давно проснулась – сонным голосом объявила она – просто хотела, чтобы ты уделил мне немножко больше внимания. Я рассмеялся и чмокнул хитрюгу в лобик. Та в удовольствии зажмурилась. — Ну всё, хватит дурачиться, встаём. А хотя знаешь что? – в голову пришла забавная идея. Я ухватил Лику одной рукой за шею, вторую просунул под ноги и резко поднял её облачённое в пижаму тельце весом килограммов двадцать пять. Она залилась смехом и ухватилась мне за шею. Я, набирая скорость, точно гоночный спорткар, выбежал из комнаты и через пару секунд принёс её на кухню, торжественно поставив перед обедавшими родственниками. Они с секунду таращились на нас, после чего на их лицах тоже появились улыбки. — Садитесь кушать – пригласила Бекки и указала на два рядом стоящих стула рядом с собой. Мы поели. Я отчего-то не был особо голоден, поэтому две недоеденные трети яичницы упаковал в контейнер, который всегда носил с собой в школу. В полулитровую бутылку налил холодной воды из-под крана. На часах было пол-восьмого утра. Самое время выдвигаться. На ногах или на самокате? Что ж, я уже несколько дней проходил эти несчастные два километра исключительно на своих двоих, да и времени не хрен. Поэтому, одевшись в жёлтое худи с парой дырок на рукаве, я пошёл не на улицу, а в другую дверь, ведущую в гараж. Нажал две кнопки на пульте, и ворота сами начали отворяться. Я завернул за родительскую машину, параллельно доставая ключ зажигания. Вот он, мой электрический конь! Мне подарили его на пятнадцатилетие, настрого запретив совершать опасные трюки и маячить перед копами (мало ли, подумают что-то не то). Это был один из самых дорогих электросамокатов прошлого года, он был выполнен качественно, колёса можно было сравнить по конструкции с машинными, у него имелось собственное зажигание на спидометре – этакая противоугонка, да и в целом он блестел на солнце, словно благодаря меня за надлежащий уход. Я ухаживал за своим мерином с особым старанием, обильно поливая из мойки высокого давления каждые три дня, подкачивая покрышки и фиксируя болты. И всё ради того, чтобы раз-два в недельку сесть на него (а сидение у него также имелось), повернуть ключ, включить спидометр, третью скорость и со всей мочи рвануть из дома. На свободу! Параллельно заставил выдвигаться ворота, и в последний момент вылетев из-под них, едва не придавленный, я с азартным криком вылетел из ворот дома. Выехал на дорогу, как обычно, вопреки наказаниям родителей. Что мне этот асфальтированный тротуар? Только веселье портить! Объезжать людей, сбавляя скорость, драйв, слышать хаяния бабушек, дам и пьяниц. Как-то раз один такой запустил в меня бутылкой с горловым звуком, таким бранным, что сам чёрт поучился бы у него такое выкрикивать. С того момента я и езжу по краям дорог, уступая места машинам. Некоторые удивлённо бибикали, кто-то открывал окна, высовывался из них и кричал что-то, что я не слышал от потока воздуха, бьющего мне в уши благодаря развитой скорости в сорок миль в час. Я немного сбавлял скорость только на поворотах, дабы не врезаться в бордюр или машину. Тот же ветер, заглушающий звуки, сорвал с меня капюшон, взъерошил уложенные утром волосы, но мне было всё равно. Свобода, о, свобода, свободное перемещение! Никто мне не помеха! Никто не сможет догнать меня! Я сама скорость, мать его!! Я немного сбавил на перепутье, где машин сейчас не было. Тыкнул пару раз на установленный в подставке телефон. Еле слышно заиграла музыка. Я прибавил громкость на максимум, и теперь она ревела вместе с уличным ветром и ураганом в моей голове. Я снова набрал максимальную скорость и начал слушать слова песни: "Пытаться женский ум понять не надо Себе рассудок лучше сохрани. Я ей цветы, конфеты на тридцатку, Она: "Не мой типаж ты, извини". Певец начал повышать голос. Громкость музыки увеличилась. Она ревела в ушах. Я также перешёл на крик: — Я руку с сердцем предложил тебе, А ты её мне просто отрубила Раз так на похуй отнеслась ко мне, Так разве это всё ты заслужила? Теперь я не кричал. Я рвал глотку, ведь начался он. Мой любимый, душевный припев: "Я глотку рвал, тебя зовя Ты не пришла, выходит, зря, Стоял в дожде я, как дурак, С букетом орхидей в руках!"

"Я глотку рвал..."

— Тебя зовя!

"Ты не пришла..."

— Выходит, зря!

"Стоял в дожде я..."

— Как дурак! С букетом орхидей в руках!! Звон электрогитары. До следующего куплета он должен звучать ровно пять секунд. Я начал отсчитывать их в голове: Пять. Звон стал громче. Четыре. Мимо проехала машина. Три. Самокат подпрыгнул на ухабе, точно на трамплине. Два. Он приземлился на асфальт с силой удара отбойного молотка. Один. Пора!

"Сижу за партой в школе я в раздумьях,

И вижу, как ты мнёшься у дверей,

Потом подходишь, говоришь понуро:

«Я неправа была, прости, Гордей»"

Рёв старой машины пронёсся в левом ухе. Точно в начало второй половины куплета. Я запрокидываю голову и горланю:

— А я тебе сказал: "А что так поздно?

Разбито сердце у меня уже

Подумала бы раньше, вот серьёзно,

Не пронеслась бы ночь сейчас в душе"

"Я глотку рвал..."

— Тебя зовя!

"Ты не пришла..."

— Выходит, зря!

"Стоял в дожде я..."

— Как дурак! С букетом орхидей в руках!!

Наши голоса теперь сливались в унисон постоянно:

— Я ГЛОТКУ РВАЛ, ТЕБЯ ЗОВЯ!

Впереди показались огни школы.

— ТЫ НЕ ПРИШЛА, ВЫХОДИТ, ЗРЯ!

Они приближались.

— СТОЯЛ В ДОЖДЕ Я, КАК ДУРАК...

Совсем близко.

— С БУКЕТОМ...

С силой...

— ОРХИДЕЙ...

Жму...

— В РУКАХ!!!

На тормоз! Самокат остановился ровно с окончанием пения и музыки. Я, не в силах сдержать эмоции, шумно, дрожаще выдохнул: — ВА-АХ! Как же ахуенно! Душа пела, сердце подпевало. Да, попса, да, бессмысленная, и что? Почему мне должно быть не насрать на мнение окружающих? Мне просто нравилась музыка и то, как парень мелодично орёт фразы, над которыми я даже толком не задумывался. Я слушал и наслаждался, а остальное меня не колышет. Честное слово, я живу ради таких моментов! Которые, к сожалению, всегда очень быстро кончаются. Те самые огни, которые я приметил во время поездки, оказались горящими окнами классов. Не горели всего несколько штук, и те, по примерным предположениям, туалет для учителей (я не знаю, зачем там окно, наверное, срать школьникам на головы, когда захочется), служебная комната и пара закрытых на ремонт помещений. Ещё до входа я приснял толстовку, футболку, впустил побольше прохладного воздуха внутрь, чтобы остудить выступивший пот, и вошёл. — Кто таков? – хрипло возопил охранник, кинув на меня заспанный взгляд. Я уже несколько месяцев в этой школе, прихожу в одном и том же наряде: жёлтая толстовка с капюшоном и тёмные джинсы, а он до сих пор меня не узнаёт. — Алекс из девятого "г" – переборов в себе желание проигнорировать старикана ответил я. — А, ты, новень-кай...про-хади! – сказал он с акцентом, надавил на кнопку открытия турникета и улёгся спать дальше. Класс встретил меня шумом. По правде, меня никто не встречал, но весь класс был занят своими делами. Писали домашку, ковыряли парты ручками, пальцами в носу. И не только в своём – на одной из последних парт сидел не очень адекватный пацан с одним из наших заучек и пытался засунуть ему две фаланги в ноздрю. Тот, видимо, уже отвопил своё и просто для приличия пытался отпихиваться. Я, как обычно, бросил взгляд на свою парту, шагая к ней. Возле неё стоял Максвелл. — И хер ли ты такая грязнуля тут свалилась? – я услышал противный, басоватый и в то же время с гнусинкой голос задиры. — Да уж точно не на тебя! – парировала Фрэн, сидевшая на своём новоиспечённом месте – ты чё доебался? Свали! Он ухмыльнулся: — Да расслабься ты – и с силой хлопнул её по плечу – мне такие быдлячки, как ты, нравятся. Пойдёшь на свиданку? Та отдёрнула его руку от себя и с силой оттолкнула: — Нахер идёшь! Тот, не ожидая совершенно никакого напора со стороны новенькой, отшатнулся. Его лицо исказилось, как это обычно бывает, когда он промахивается с жертвой: — Слышь, сука... Я прервал его тираду касанием по спине. Тот резко обернулся. В его глазах на секунду промелькнуло смятение. — Отвали от новенькой, а – спокойно сказал я – иди вон, Грега позадирай – я указал на парня, который всё ещё доставал ботана в правом дальнем углу класса. — Ты мне ещё указывать собрался, сопля? – он навис надо мной, пытаясь устрашать. Я, держа в голове вчерашнюю потасовку, сумел не поддаться искушению опустить глаза: — Я, наверное, дополню свою вчерашнюю угрозу – включив фирменный холодный взгляд, я принялся охлаждать его горящий – если ты ещё раз коснёшься меня, или этой девочки, я раскрошу тебе табло. Максвелл колебался, переминался с ноги на ногу. Держал злобу, принимал решение. — Ну или яйца – добавил я – смотря, что первым попадётся под руку. Я буквально почувствовал, как у него с бёдер к мошонке стянулась кровь. Он издал низкий горловой звук, и, резко развернувшись, покинул пространство, отделяющее меня от парты. Я протиснулся между задним столом и стулом с сидящей на ней и несколько охреневшей Фрэн, и сел. Усадил рюкзак рядом с собой, вынул принадлежности. Первый урок – литература. — Эм...привет – окликнула меня Фрэн. Опять меня на разговор выводит. Что ж, проигнорировать её после случившегося мне самому было бы неловко. Поэтому я проворчал: — Вот тебе и привет. С порога прям – я кинул учебник по литературе, тетрадь и чёрную ручку на стол перед собой. Она выглядела очень зантересованной: — Я тебя вижу второй раз в жизни, и второй раз ты меня поражаешь. То заборешь здоровенного быка с пары ударов, то вообще одним видом и словами припугнёшь. Это ж надо! – после этих слов её рука легонько коснулась моей ладони. — Слушай – твёрдо сказала она – я понимаю, что ты вчера был не в духе, да и сегодня, может быть, не особенно. Но теперь мы, можно сказать, сокамерники. Надо же дружить как-то. Согласишься? Чистейшая правда. Я не придумал ни одной отмазки, поэтому согласился: — Пожалуй. А может быть, ты просто хочешь меня к себе в телохранители? — Да нет, конечно! Я сама, если хочешь знать, в дыхалку ему бы прописала так, что он бы отлетел в стену! Как его...Марстон, что ли... — Максвелл – поправил я – да ну прям заборешь? Она гордо выпятила грудь. Хотя заметить это мог бы только глаз-алмаз. — Да я та ещё драчунья! Видел бы, сколько синих рож ходило в прошлой школе из-за меня. — Жестоко. — Ну а как ещё – тут её глаза приняли положение, как будто она сейчас блеванёт – подкатывал ко мне один...ещё выше этого. Два метра, чёрт его дери! Моего возраста! А ебало-то какое... – ощущение того, что она окатит меня полупереваренным завтраком, только усилилось – ей-богу, на каждом сантиметре кожи прыщ. Да не какой-то незаметный, а настоящий, созревший гнойник! Их у него штук тридцать, и это только на лице...фу, блять. Я поспешил достать воду из рюкзака, открутить крышку и протянуть ей. Она приняла, сделала пару широченных глотков, осушила бутылку наполовину, и шумно втянула воздух... — Ой, спасибушки...блять, какой же он урод! — Может, какого-нибудь красавчика вспомнишь? – посоветовал я. — Да не было в моём классе красавчиков! Ну или я просто ни по кому не сохла – она выдохнула – хотя нет, все уроды. Просто в разной степени. Она таки заставила меня издать смешок. — А я смотрю, ты не такой непробиваемый на эмоции, а? –она пихнула меня локтем в плечо. Я отстранился: — Ага, только воздержись от принудительного тактильного контакта. — От прину...прину-ды...чего? — Не пихайся. — А. Ну так и говори. Не ботаник же. — Милая моя, у нас даже ботаники так не говорят. Только я. — Тогда ты, получается, ещё хуже, чем ботаник. — Ты что-то имеешь против ботаников? — Ну да. Они всегда скучные, навязчивые и воняют! — Я воняю? — Да нет. Ты ничем из перечисленного не обладаешь, а только заумные словечки вставляешь. Вот и дивлюсь. Прозвенел звонок. Фрэн по-быстрому закрутила бутылку, и протянула мне. Я убрал её в рюкзак, и в этот момент зашла Майя Ван – наша учительница литературы и слишком хорошо сохранившаяся брюнетка для своих сорока трёх лет. Все в классе за глаза называли её "Майкой". Мы, как по команде, встали. — Да садитесь – пробормотала она, как обычно. Мы каждый раз вставали, как единая программа. — Что ж, дети – начала Майка – я проверила ваши сочинения, и это, конечно, тихий ужас. Вот Максвелл – обратилась она к крепышу – у кого списал? И не притворяйся, все знают, что ты списал. — У Грега – раздражённо буркнул он. — У Грега? Такое идеальное сочинение? Очень сомневаюсь. — А вы считаете, что я не могу хорошо написать? – возмущённо прогнусавил Грег. — Ты написал на три. С минусом – спокойно ответила она и тот осел. — Ты списал сочинение один в один – обратилась она снова к Максвеллу – и ты знаешь, у кого. Не буду показывать пальцем. Так уж и быть, нарисую тебе три – она вздохнула. Всё в точности, как я предсказывал. — Единственная, подчёркиваю, единственная безоговорочная пятёрка у одного Алекса! Алекс, выйди, пожалуйста – пригласила она меня. Я только хмыкнул и скрипнул стулом, поднимаясь. Ожидаемо. Бездари. — Вот, держи – она протянула мне мою тетрадь – зачитай его классу. Никогда не любил это дело. Но почему-то никогда не рисковал отказаться. Майке каждый раз для чего-то надо было, чтобы какой-то бедолага отличник выходил и зачитывал своё сочинение классу. Лишь пару раз им оказывался не я. Я откашлялся и начал чтение. Без особого энтузиазма я проходился глазами по строчкам и озвучивал поступающую информацию. Хотя безэмоциональность придавала сочинению красок. Я один написал про то, какая же весенняя пора мрачная. Раскрыл её с новой стороны. Весна – моё любимое время года, но отчего-то захотелось, чтобы за одну лишь идею мне поставили пятёрку. И нет, я не проверял сочинения других одноклассников. Просто в интернете, откуда они списывали, почти не было моих сочинений. Я дочитал. По классу прокатились жидкие хлопки, поэтому я чуть не оглох от того, как сильно застучала Фрэн. Буквально громовые шлепки Зевса по заднице, не иначе. Когда она закончила, на неё все уставились в непонимании. — Что? – возмутилась она – классно же зачитал! Майка проигнорировала столь жирную похвалу и разрешила мне обратно сесть на своё место. Пока я это делал, она уже подготовила подставку, здоровенная книга на которой отлично закрывала просматриваемую учительницей зону. — Ну ты мощь – восхитилась она. — Да брось ты. Плёвое же дело. — Да знал бы ты, какую хрень я настрочила! Вспоминать стыдно. Она это не выделила наверняка только потому, что я новенькая. — Она выделяет только лучших. В этом классе меня, у первоклашек мою сестру. От меня унаследовала талант к литературе – гордо заявил я. Она оживилась: — У тебя есть сестра? Я кивнул: — Да, и не одна. Но живёт со мной только Лика, младшенькая. — Хотела бы я иметь сестру – она мечтательно вздохнула, взметнув волосами – ну или братика. Чтобы о ком-то заботиться. — По тебе не скажешь, что ты заботливая. — Ага, а я ещё какая заботливая! — Чем ещё удивишь? — Хм-м – она задумалась – ничем, пожалуй. Пошутить могу. — Ну попробуй. — Знаешь, какие шутки у Майка Тайсона? — Э-эм...сногсшибательные? — Твою мать! – она ненароком повысила голос. Благо, Майка была чем-то занята в компе и не обращала внимания. — Потише будь – сказал я. С этого момента мы перешёптывались. До тех пор, пока не прозвенел звонок, болтали о всяком. О таком, что эти темы выветривались из головы уже через пару секунд после окончания и не задерживались на языках надолго. Прозвенел звонок на перемену. — Так быстро? – удивилась Фрэн и принялась складывать вещи в сумку. Я последовал её примеру, взвалил рюкзак на плечо и покинул кабинет. Решил пойти в столовую, так как ещё за десять минут до конца урока живот протрубил о том, что пора бы доесть утренний омлет, и это стало очередной проходной темой для наших с Фрэн шуток. Мы, как мне показалось, достаточно сильно сблизились за эти сорок пять минут. Вообще настолько, насколько возможно сблизиться за такой срок. Оказалось, она не только растяпа и грубиянка, а ещё и вполне общительная девочка. В мозгу она уже автоматически записалась, как подруга. В голове назрел диссонанс. Даже с Нилом, которого я с грехом пополам мог назвать своим единственным другом, мы сдружились за гораздо больший срок и всё равно не успели так наловчиться в общении, как с Фрэн. Поистине удивительный человек. Таких принято называть экстравертами. Двери столовой были похожи на вычищенные резцы кролика: блестели, белели, и воняли каким-то сеном. Мне казалось, что там в целом хлевом пасло, как ни в себя, поэтому я никогда не рисковал брать еду, которую там продавали. Все эти булочки с сахаром, со сгущёнкой, с маком, эти супы, котлеты хоть и выглядели аппетитно, но я уж лучше поем то, что принёс с собой из дома. Да и историй из прошлой школы про столовую я наслушался достаточно. Доходило до того, что кому-то попался таракан в бургере. После этого школу на неделю закрыли. Хорошо было всем, кроме этого паренька. Поэтому я всегда, как сейчас, садился на ближайшее сидение, доставал из рюкзака контейнер, бутылку с водой, вилку, лежащую в целлофановом пакете, и начинал есть, параллельно поглядывая на интерьер. Он был до ужаса прост и так приелся, что я всерьёз подумывал начать пересчитывать количество разводов на столе. Телефон зазвонил, выведя меня из кошмара скуки. Я поднял трубку. Звонили по видео. — Алё? На экране высветилось лицо моей матери. Чем-то она была похожа на меня – тоже пухловатое, щекастое лицо с немного детской розовизной, и карие глаза, умеющие выглядеть как добро, так и прожигать морозами Антарктиды. — Приве-ет! – она помахала рукой – я немного не разобралась, что это за видеозвонки такие. Твой папа мне объяснил кое-как. Папа, поздоровайся! – она навела камеру на отца. — Привет, Алекс! – крикнул он, не оборачиваясь. Они сидели в машине, и отец вёл её по трассе, полной машин. Мама снова перевела камеру на себя. — Как дела? Что делаешь? — Да вот ем. Всё нормально – я тоже перевёл камеру на уже изуродованный омлет с беконом. — Слушай, ты так вкусно приготовил! Я вроде бы жарю так же, но у тебя как-то вкуснее, что ли, получилось! — Ага – кивнул я – я просто не ужариваю бекон до размера атома, а оставляю его полусырым. Делай так же и можешь идти получать звезду Мишлен. — И в кого ты такой поварёнок? – улыбнулась она. — В тебя, мам – ответил я. — Ну всё, Ребекка, отключайся. Сейчас связь вырубится – окликнул её папа. — Ох...нас прерывают, милый. Удачи в школе! Любим тебя! — И я вас. Звук дороги успел немного прерваться перед тем, как звонок выключился. Отголоски потери связи. Ну ничего. Пусть отдыхают, наслаждаются друг другом. Мне иногда тоже от них отдых требуется, и, когда я говорю им об этом, они ссылают меня в какое-то классное место на пару дней. Они тоже должны отдыхать, и ещё почаще меня. Всё-таки не я добытчик в доме, а они. Остальные пять уроков я отсидел без эксцессов. Мы общались с Фрэн, на перемене один раз подошёл Нил и принялся рассказывать мне про новые серии своего любимого сериала. Я, как обычно, слушал и кивал, чтобы хоть как-то поддержать разговор. Сам я его, вопреки бесконечным убеждениям Нила, не смотрел. Вообще не особо люблю сериалы. Да и фильмы тоже. Я как-то больше по играм, а кинчик какой-нибудь мог посмотреть только вместе с родителями или с Бекки. И то за компанию: они любили всякие драмы, мелодрамы и детективы с кучей крови, жестокости и пафосных фразочек законников. Буэ. Тошнит. Когда я вышел из школы, меня уже поджидала Фрэн, одетая поверх футболки в лёгкую ветровку. — Ты зачем это напялила? – осведомился я. — Ой, не начинай – отмахнулась она – что напялила, с тем и хожу. Что, пойдём вместе? Я покачал головой: — Не-а. Я вон на чём – указал ладонью на самокат, приваленный к забору. — А, на драндулете – протянула она – слушай, какой холёный! – оценивающим взглядом она пробежалась по всему нему. Таким же взглядом похотливые пьяницы раздевают девушек в клубах. Особенно она задержалась на спидометре и замке зажигания. Увидев их, она даже присвистнула: — Эво, нихуя! Это что, прям как мопед настоящий или что-то вроде того? — Ну, по мощности, по крайней мере, не уступает – я бережно погладил руль своего железного коня. — Слушай, прокатишь? Ну нихрена себе. От такого предложения я врос в землю и на пару секунд онемел. — Эй, Алекс? Я в гипнотизёры вроде бы не подаюсь! — А... – пробормотал я – извини. Просто это так...неожиданно. — Да брось – она хлопнула меня по плечу – мы ж теперь друзья! — Легко ты друзей заводишь – заметил я. — А чем плохо? Ну так что, прокатишь? Я задумался: — А сколько ты весишь? Она удивлённо подняла бровь: — Сто десять фунтов где-то. А что? Боишься, не выдержит? — Ну да, нельзя превышать грузоподъёмность... — Да ебала я эту грузоподъёмность! Он у тебя выглядит, как будто ты его вчера купил. Уж одну поездку должен выдержать. Я весил тоже примерно сто десять фунтов, когда как самокат, по заявленому, мог удержать только двести. А может, в чём-то она и права. Что ему будет от пары проезженных километров с повышенным на пару десятков фунтов грузом? — Ну ладно, залезай – разрешил я. Она с победным воплем обняла меня. Я пошатнулся, едва не опрокинувшись от её веса. — Ну отпусти, я тебе не твоя бабушка. — Не ворчи! – шикнула она, держа меня в объятиях ещё секунд пять. После соизволила отпустить. Я закашлялся. К горлу подкатил комок. Приступ астмы. — Эй, что такое? – наверняка моё лицо посинело. Я, держась одной рукой за горло, потянулся к ингалятору в кармане, но ноги подкосились, и я упал. — Что? Что случилось? – она подбежала ко мне. Я еле как прохрипел: — Ин-га-лят-хар... Она начала шарить по моим карманам и вскоре извлекал оттуда баллончик с жидкостью. Я быстро перехватил его, надавил на кнопку, попытался вдохнуть...попытался вдохнуть...попытался вдохнуть...есть, чуть-чуть получилось! Так что я продолжал попытки где-то секунд с тридцать, пока в глотку не попало достаточно лекарства. Ещё некоторое время я лежал, пытаясь отдышаться, а после Фрэн протянула мне руку. Я ухватился и поднялся. — Чтоб тебя...Фрэн, блять, ради всего святого, если оно существует, не сдавливай меня так. Я астматик. — Да я уже поняла – буркнула она – извиняй. Нормально всё? – она беспокойно и виновато смотрела на меня, топчась на месте. — Да, всё о-кей. Залезай. Та, всё ещё не спуская с меня волнительного взгляда, села на сидушку. Я расположился спереди в стоячем положении и ухватился за руль. Выпнул подножку из-под пола так, чтобы она зафиксировалась, оттолкнулся, повернул ключ зажигания и вдавил курок газа. Мы сначала разгонялись не с той скоростью, с которой я бы ехал один, но постепенно, выехав на дорогу, мы достигли пика. Фрэн обхватила руками мою талию, чтобы не упасть. — Гони! – прокричала она сквозь ветер. — Это и так уже максимальная скорость! – крикнул я. — Пизда быстрый! За сколько купил?! — Не твоё дело! — Значит, дорогой, собака! А, осторожнее, ухаб!! А-а-а-а-а-а!!! Мы подлетели и приземлились. Фрэн, которая до этого момента не слишком крепко за меня держалась, теперь схватила мёртвой хваткой: — Ты чего, блять?! Не надо так! — Тебе невесело? — Отчего мне должно быть, блять, весело? Ты нас чуть не угробил? — Ну извиняй, я так всегда катаюсь! Да и ты не хрустальная, не разобьёшься! Она, наверное, засопела, сквозь шум в ушах я этого не услышал. Я немного сбавил и включил "Букет орхидей". С первых же строк: "Пытаться женский ум понять не надо, себе рассудок лучше сохрани", она заржала, ещё сильнее ухватившись за толстовку. — Ой, бля! А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Ты эту попсятину слушаешь?! – её буквально сотрясало спазмами смеха. — Да насрать мне, попса-не попса! Чел классно поёт, а это самое главное! — А ты не задумывался над тем, что он поёт?! — Да не особо! — А ты вслушайся! Я попытался. Как раз закончился первый куплет и начался припев: "Я глотку рвал, тебя зовя. Ты не пришла, выходит, зря Стоял в дожде я, как дурак, С букетом орхидей в руках!" — Понял?! – крикнула Фрэн – в куплете пелось о том, что она ему отказала, а не бросила на дождливой улице! У этого дебила даже текст связи не имеет! — Тебе честно ответить?! — Да, давай! — Мне насрать! Она громко хмыкнула: — Ну как хочешь! Аккурат к завершению песни она ткнула пальцем мне в бок: — Вон туда заворачивай. Я повиновался. Спустя метров пятьдесят мы подъехали к одноэтажному белому дому с выстриженным газоном. Я остановил самокат, и попутчица слезла. — Это было шикарно, Алекс. Спасибо – она рассыпалась в благодарностях. — Да забей – успокоил её я. — Я не могу! Это правда было здорово. — Не загоняйся. Мы же...друзья. Она улыбнулась и обхватила меня руками. На этот раз более мягко и всего лишь на секунду. — Быстро учишься – заметил я. — То же самое могу о тебе сказать! – бросила она через плечо, подходя к дому. Я развернул самокат и выехал с узкой улочки, которая вела к дому Фрэн. Включил поставленные на паузу "Орхидеи" и затянулся во втором припеве: — Я глотку рвал, тебя зовя! Ты не пришла, выходит, зря! Стоял в дожде я, как дурак, С букетом орхидей в руках!!! ... Дверь домой была почему-то не заперта. Я вошёл без проблем. По звукам, Бекки снова что-то готовила. Звуки были хлюпающими, как от жидкого теста. — Бекки, блины готовишь? – окликнул я сестру. — Панкейки! – отозвалась она. Я разулся. Толстовку решил пока не снимать, слишком лень. Пойду, наверное, включу комп, пусть разогревается. Поиграю во что-нибудь. Звон разбитого стекла. Прозвучал на весь дом из кухни. — Бекки, всё нормально? Тишина. — Бекки? Молчание. — Я спускаюсь! Ноль реакции. Бекки стояла перед кухонным телевизором, не обращая никакого внимания. Просто стояла, вперивши жадный взгляд в экран. — Бекки? — ...по предположительным данным, белый Мерседес-бенц S-класса сбила фура. Толчок был настолько сильным, что его стену вмяло, и он скатился вниз по холму к самому подножию. Фура при это не остановилась и продолжила движение. Детали выясняются... По щекам сестры потекли слёзы. Она всхлипнула. — Бекки, ты так плачешь от репортажа? Такие смерти же каждй день происходят, ты чего? — ...личности погибших установлены... На экране высветились лица, будто фотографии с паспортов. Мужчина и женщина. У мужика острый подбородок, карие глаза, задорный курносый нос. У женщины пухлые розовые щёки, добрый взгляд...улыбка...та улыбка...та с ая у ыбк ... — а ЧТО ПРОИСХОДИТ¿ в КУ Ю ВБ Ж АЛ ЛИКА. О А ВЫГЛ Е А У И Л Н ОЙ. — н-НИ ЕГО, Л КА – ВСХ ИПЫ , СКА А А бЕККИ. пОЧЕМУ ТЫ ПЛАЧЕШЬ, Б И¿ ——— рЕА Й М Р ПОТУ . Е -Ё , НЕ ДО КО ЦА ОСО АВ ЧТО ПРО,З,ШЛО Я ОДНЯ__ СЯ К БЕ В ОМНАТ. кОМП РАЗ₽ГО С. . г Р Л Р БОЧ СТОЛ. я ОТРЕШЁННО СЕЛ Н#А С К ЩИВМБШРЧМРГjghvcdslcxfsgev ydesjjh!!!!!!&&&!!!!! GOGV DFUCVWEVUBB!!!! GOGV DFUCVWEVUBB!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! gogv dfucvwevubb ! ! Їx n3т.... GOGV DFUCVWEVUBB!!!!!!!!!!!!'!!!!!!! GOGV DFUCVWEVUBB!'!!!!!!!!!!!!!!!!!! GOGV DFUCVWEVUBB!!!!!!!!!!!!!!!!!!!' GOGV DFUCVWEVUBB!!!!!!!!!!!!!!'!!!!!