Жатва

Эта боль разрушает мои берега Я вода

Я река Эта боль разрушает мои берега

Когда-то Сириус умирал на этой постели, смотря за догорающей свечой, его сознание плавилось подобно ее горячему воску, выводя жуткие образы в ночных кошмарах. Теперь же он возрождался в руках Ремуса с каждым новым поцелуем, каждым чутким касанием, а свеча так же медленно горела поблизости. В эту ночь страха не было, и мрак за окном не звучал хрустом костей под лапами, он укрывал их ото всего мира в маленьком лесном доме, а за кости можно было кусать, хвататься, греться в них. Сириус надавливал на каждый позвонок Ремуса языком, мысленно считал их. Один, два, три, четыре... восемь... на двенадцатом чужая кожа пошла мурашками, и Сириус прикоснулся к нему губами. На пятнадцатом — шестнадцатом? он сбился со счета — Ремус завел руку за спину, останавливая, развернулся, притянул Сириуса к себе и жадно поцеловал, будто больше не желая делить его поцелуи с собственной кожей. Какой ревнивый. Одной рукой оборотень крепко ухватил его за шею, посылая разряд удовольствия по загривку, а другую опустил на его член, и это было в точности так же, как Сириус представлял: немного грубо и не слишком аккуратно. Но еще это было трепетно, изучающе. Взгляд Ремуса выискивал любой отклик в его лице на свои действия, подмечал детали, о которых даже сам Сириус понятия мог не иметь и которые теперь будет знать только он. Сириус закусил губу и прошипел, когда большой палец прошелся по головке, однако затем Ремус слегка поморщился и убрал руку. — Все в порядке? — Ты не представляешь, — губы медленно растянулись в улыбке. — Просто ебучее запястье. — О, — выдохнул Сириус. — Точно. — Совсем не вовремя, — раздраженно пробормотал Ремус и приподнялся, прислонился спиной к стене. — Поменяемся местами? Сириус кивнул и украл парочку влажных поцелуев, прежде чем оказался под Ремусом. Часть его, животная, гордая, воспротивилась тому, чтобы быть снизу, но человеческая была согласна на любой расклад. Сириус усмехнулся, когда подумал о том, что пес судя по всему плевать хотел на волка, не боялся и не чувствовал себя кем-то ниже или слабее, а затем Ремус вернулся к его члену, и любая усмешка сошла с лица. Слюна не была хорошей смазкой, и он краем мысли подумал о том, что у них есть в распоряжении, но Ремус сделал какое-то движение пальцами, и они стали влажными и скользкими — храни, дух лесной, магию оборотней. Сириус качнул бедрами вперед, ища больше трения, желая отдаться, забыться; но в то же время хотелось проявить инициативу, показать все, о чем думалось одинокими ночами. Показать, как Ремус важен, нужен. Движение руки Ремуса стало глаже, увереннее, как нужно, но он обхватил его ладонь своей и остановил. — Не торопись. Видят нави, никто не собирается забирать меня у тебя. — Поднес руку к губам и нежно поцеловал больное запястье. — Если ты думаешь, что я позволю тебе кончить только раз и на этом мы разойдемся, то ошибаешься. — Ремус упрямо выпутался из захвата и снова взялся за его член. Сириус простонал и откинул голову на подушку. Ему не пришлось ничего говорить: Ремус, как способный ученик, в процессе понимал и запоминал, где сжать сильнее, где надавить, когда замедлиться или ускориться, с завидной внимательностью прослеживал реакцию Сириуса на все, что он делал, и в конце концов Сириус потерялся в этих ласках. Он знал, что наблюдательности Лунатика можно позавидовать, но никогда бы не предположил, где она пригодится. — Со мной тебе придется говорить, — задыхался он. — Я так не умею с лету схватывать. — Плохо схватываю, если ты еще способен говорить полными предложениями. Сириус рассмеялся, а потом всхлипнул, когда движение руки на члене ускорилось. Он выгнулся навстречу ей, беззащитно выставляя шею, чем тут же воспользовался Ремус и широко лизнул заходящийся кадык, прикусил кожу под самым подбородком, оставляя след. Затем его губы проследили линию челюсти, подобрались к уху, зубы оттянули мочку, ухватили щеку, оцарапали нижнюю губу, но Сириус прервал их дальнейший путь и вовлек Ремуса в беспорядочный поцелуй, чувствуя себя на грани, вцепился пальцами в кудрявые волосы, притягивая ближе, под кожу, в самую кровь. Тяжелый истекающий член Ремуса лег на его бедро, и в следующее мгновение Сириус со скулящим стоном излился в грубую ладонь. — Иди сюда, иди сюда, — несвязно пробормотал он, когда едва пришел в себя, а сам вопреки своим словам толкнул Ремуса на спину и спустился ниже по его, оказывается, подрагивающему от напряжения телу. Член Ремуса в самом деле был больше, красиво возвышался над стройными сильными бедрами в светлых волосках, блестел от естественной смазки. На него хотелось смотреть, его хотелось держать в руке, прикасаться к нему ртом, ощутить его тяжесть на языке. — Что ты... — голос Ремуса оборвался, когда Сириус проник кончиком языка в щель на головке его члена. Сириус довольно ухмыльнулся, когда увидел застывшие в немом стоне удовольствия губы, и сделал так еще раз, а потом вернул все внимание одному только члену Ремуса. Он свято верил, был убежден, что ему никогда не доведется увидеть член Ремуса во всей красе, а теперь буквально держал его в руке, разглядывал как драгоценность, пробовал на вкус. О, как много он мог теперь сделать. Ремус наблюдал за ним, Сириус чувствовал это так же, как свое возвращающееся возбуждение, но не мог — не хотел — оторвать взгляда от того, что было прямо перед его лицом. Он провел приоткрытым ртом сбоку по влажной, раскрасневшейся головке, прикрыл глаза, прижался к нежной коже щекой. От его манипуляций член заинтересованно дернулся, хотя, казалось, и так был возбужден до предела, только сдержанность Ремуса давала Сириусу контроль над ситуацией. Сириус тяжело выдохнул, чувствуя пульсацию под своими пальцами, думая о том, что так бьется сердце Ремуса, и без лишних предисловий опустился на его член ртом, насколько получилось, плотно, скользко обхватил губами. Бедра Ремуса дернулись вверх, и он надавил на них свободной ладонью, не давая ему и шанса взять хоть какой-то контроль в свои руки. Сириус собирался посвятить ближайшее время только его члену у себя во рту, на своем языке, так, как ему того хотелось — он ждал этого слишком долго. Выдох, с которым Ремус откинулся на спину, показал, что он догадался о планах Сириуса. Не то чтобы Ремус возражал, по крайней мере, не вслух. Сириус очертил языком венку на нижней стороне его члена, слизал влагу, пока поднимался вверх, и это не было особенно приятно, больше солоно и горько, как он и представлял, смутно, но это был Лунатик, и Сириус удовлетворенно простонал, возвращаясь к основанию — опять же, насколько мог. — Черт, — судорожно выдохнул Ремус, запуская пальцы в его волосы. — Сделай так еще раз. Сириус послушно простонал снова — ему даже не надо было стараться, звуки сами выходили из его горла. Он был как дорвавшийся до пира голодающий. Пальцы Ремуса сжали прядки у корней, слегка потянули, и Сириус уже был возбужден как прежде, если не сильнее. Ему нужно было трение, и он задвигал бедрами в такт движениям головы, пока Ремус направлял его властной рукой. Возможно, Сириус собирался сойти с ума от количества чувств, запираемых внутри так много лет, а теперь выплескивающихся все сразу всхлипами, стонами, касаниями и поцелуями. В конце концов он воодушевился настолько, что попытался взять член Ремуса полностью — и ему удалось, но в следующее же мгновение он почувствовал, как давится, на ресницах проступили слезы, и пришлось выпустить его изо рта. Жадно втянув ртом воздух, Сириус с горечью — и обещанием себе самому — подумал, что должен научиться брать член Ремуса до конца. Он не знал, насколько это необходимо, но имея некоторое представление решил, что Ремусу должно очень понравиться. Сириус облизал губы, восстанавливая дыхание, ниточка слюны, протянувшаяся от его рта к члену Ремуса, разорвалась. В следующее мгновение он заметил, что Ремус быстро задвигал рукой, доводя себя до края, и резко оттолкнул ее. — Я здесь не закончил. Он понятия не имел, откуда взялась вся эта уверенность, но снова опустился на член Ремуса и принялся увлеченно сосать, помогая себе рукой там, докуда не мог дотянуться ртом. Послышался глухой удар головы о стену и неразборчивые ругательства, но Сириус не успел засомневаться, что делает что-то неправильно, как рука опять схватила его за волосы, на этот раз намеренно утягивая наверх, и на его подбородок горячо брызнуло. Сириус застонал и уронил голову на его бедро, продолжая двигать рукой, пока Ремус не излился весь. — Ну что ты делаешь, — послышалось через какое-то время, к виску прикоснулись пальцы, убирая что-то с волос. Сириус поднял голову и увидел, что именно, почему-то покраснел, но не думая схватил чужую ладонь и облизал пальцы, собирая с них сперму. — Я же отодвинул тебя. — Да плевать, — прямо с пальцами во рту заявил Сириус, а потом выпустил и приподнялся выше. Их члены прошлись друг по другу, Ремус низко проурчал. — Думаешь... — начал Сириус, но был прерван поцелуем. — Да, — ответил Ремус в его губы. — Дай мне минуту. Но прошло куда больше минуты, потому что оба вдруг словно вспомнили, как много времени они провели, потеряли, не целуясь. Возможно, Сириус бы остался доволен, даже несмотря на свое возбуждение, просто процеловаться с ним до утра, пока не опухнут болезненно губы, но Ремус был серьезен в своем желании довести Сириуса до края несколько раз за ночь. В какой-то момент их бедра снова оказались друг напротив друга, и Ремус опустил руку, обхватывая широкой шершавой ладонью оба члена. Сириус приник губами к серебристой нити шрама на его соленой от пота шее. Запястье другой руки Ремуса тоже разболелось, о чем Сириус догадался только по ставшим неаккуратными и рваными движениям. Ремус отважно не показал неудобство даже выражением своего лица, но Сириус молча перехватил инициативу. Их руки неуклюже сталкивались внизу, пока Ремус не уступил и не отдался полностью во власть Сириуса. Когда забрезжил рассвет, простыни были отчаянно измяты, а два парня впечатались друг в дружку испачканными, уставшими, разгоряченными телами, переплелись, как ивовая лоза, руками и ногами. Ремус водил пальцами незамысловатые узоры на спине Сириуса, пока тот горячо дышал в его плечо и, как думал Ремус, уже спал. Однако, как только он сам начал проваливаться в сон, Сириус неожиданно сонно пробормотал, касаясь искусанными губами его кожи: — Я хочу навестить Реджи. Ремус открыл глаза и моргнул, собирая смысл прозвучавших слов. — Хорошо, — тихо сказал он, зарылся в спутанные волосы носом и снова закрыл глаза, чтобы окончательно забыться глубоким сном. День, в который они отправились на погост, выдался пасмурным и мрачным, каким был Регулус Блэк при жизни. Но еще Регулус был, как тихий шелест листвы, что сопровождал их шаг, редкие просветы солнца среди туч, спокойствие, опустившееся на землю. Ремус неосознанно улыбнулся. Они не были близки, но любви Сириуса к брату хватало на двоих, если не на десятерых, и когда Регулус находился поблизости, он обнаруживал себя в каком-то смысле разделяющим эти чувства. Ремус посмотрел на Сириуса, идущего рядом не дальше, чем на расстоянии касания, но лицо его было нечитаемым. Он переплел их пальцы, не думая о том, что кто-то может увидеть, и Сириус рассеяно сжал его ладонь в ответ, не отрывая взгляда от дороги. Утром Ремус предложил позвать Питера вместе с ними, но Сириус отмахнулся, отчего-то не желая того видеть. Ремус знал, что после всего у них натянутые отношения, да и раньше они ругались чаще, чем кто-либо в их компании, но это не означало, что Ремус не пытался как-то исправить это. Может, в следующий раз. Стоило им приблизиться к знакомой части широкого поля, утыканного деревянными крестами, словно камыши на пруду, Ремус отпустил его руку. Это был устоявшийся обряд: Ремус останавливался у могил Лили и Джеймса, Сириус проходил мимо, направлялся сразу к могиле брата. Он выглядел как загипнотизированный или словно был немножко не в себе, отмахиваясь от чего-то, что сознание не собиралось принимать за правду. Ремус привык навещать друзей в одиночестве или с Питером, но на этот раз Сириус не прошел мимо. Сириус остановился. Ремус настороженно повернул к нему голову. Сириус выглядел как обычно, когда приходил на погост: немного стеклянный взгляд, крепко сжатые губы, руки в карманах. Он смотрел на могилы Лили и Джеймса так же, как смотрел на могилу Регулуса. Ремус не знал, чего ожидать, поэтому просто дал ему время, готовый правильным образом отреагировать в любой момент, хотя бы постараться. А Сириус стоял и стоял, смотрел невидящим взором и молчал. Спустя неизвестно сколько времени на глаза Ремуса начали наворачиваться слезы, и он не знал отчего. Скорбь по друзьям редко проявлялась слезами и никогда при ком-то, тем более при Сириусе. Может, естественная реакция от долгого высматривания в его лице любого признака надвигающейся бури, а может, от того, что буря уже в нем была, недоступная для чужих глаз. Он давно перестал пытаться разобраться в том, что происходит в голове Сириуса после войны, только позволил вещам идти так, как они идут. Пока Сириус был в относительном порядке и не причинял вреда окружающим и, что самое главное, себе, Ремус был спокоен. Сморгнув влагу, он осторожно шагнул вбок и прижался плечом к его плечу. Сириус по-прежнему оставался молчалив и недвижим. — Тучи совсем потяжелели, солнца не видно. Мокнуть не хочется. Давай навестим Реджи и пойдем домой? — попробовал Ремус, ничего не ожидая. Но Сириус слегка вздрогнул, дернул бровями, будто очнулся от транса, и посмотрел на него. — Да, — непривычно глухо сказал он. — Секунду. Ремус кивнул и медленно выдохнул, стараясь скрыть облегчение этого жеста от Сириуса. Он как мог бодро улыбнулся и перевел взгляд обратно на могилы. Секунда затянулась, но не было и мысли нарушить молчание. На нос приземлилась одинокая дождевая капля, когда Сириус тяжело выдохнул и прислонился ухом к его плечу. — Иногда мне кажется, ты единственное, что держит меня целым.