Пламя в тебе

Luke Silva – Someone You Loved (ft. Nick Howe)

Понедельник, 7 сентября 2009 г. Луч все еще теплого сентябрьского солнца, пробивавшийся через щелку между шторами, медленно скользил по одеялу и подбирался к его оголенному бедру. Драко уже знал, что через несколько минут этот поток утреннего света слегка нагреет бледную кожу и продолжит свой путь поперек кровати. Почти три месяца каждое утро Малфой наблюдал за медленным, но непрерывным следованием рассветного солнечного луча по своей комнате, начиная от точки над дверью в ванную комнату и заканчивая противоположным краем собственной кровати. Радовало только одно: с каждым пробуждением этот луч появлялся все позже, а это значило, что день сменялся новым днем, неделя – новой неделей, а месяц – новым месяцем. Прошло уже почти полгода с тех пор, как рассвет забирал у Драко любые признаки сна, даже если накануне слизеринец усердно топил свою хандру в очередной бутылке огневиски. Почти полгода назад Гермиона просто ушла, поставив его перед фактом и раскрошив в пыль все его хрупкие надежды вновь обрести семейное счастье. Первую неделю после расставания Драко буквально не находил себе места: пытался встретиться с ней и поговорить, просил Поттера передать письмо с местом и временем встречи, даже посылал Гермионе патронуса, которого научился вызывать именно после того, как они впервые признались друг другу во взаимных чувствах. Грейнджер же лишь передала через Поттера скупую записку, в которой просила Драко прекратить попытки увидеться с ней, ясно и безоговорочно дав понять, что теперь они всего лишь знакомые, которые иногда пересекаются в атриуме или кабинке лифта, как и любые другие сотрудники Министерства магии. Следующий месяц Драко испытывал в основном три эмоции: гнев, отчаяние и остервенение. Первая заставляла его уничтожать глиняные цветочные горшки в оранжерее матери в Малфой-мэноре к огромному разочарованию как самой Нарциссы, так и домового эльфа Долли, боявшейся попасть под горячую руку молодого хозяина. Вторая из эмоций приводила его, уже порядком опьяневшего, в дом Забини, где верный друг хмурил брови и, молча вздохнув, открывал очередную бутылку огденского, полагая, что уж лучше Малфой наклюкается до беспамятства в знакомых стенах, нежели чем в каком-нибудь баре с сомнительной репутацией. Третья эмоция появлялась реже всего, но была самой немилосердной и делала Драко чересчур импульсивным и жестоким, заставляя срываться на матери, близких друзьях, коллегах и даже на незнакомых магах и ведьмах, задействованных в расследованиях Аврората. Гремучая смесь трех этих эмоций сильно ухудшила показатели Малфоя на работе: он часто получал отвод от задания по причине явки на службу в нетрезвом виде, применении слишком жестких методов допроса и повышенной конфликтности при общении с главами смежных отделов Министерства. Драко немного одумался после крайне неприятного разговора с Поттером и Гавейном Робардсом, старшим аврором. За почти пять лет службы в Аврорате эти люди не стали ему близкими друзьями, но им определенно удалось выстроить доверительные рабочие отношения. Именно Поттер и Робардс, а не мать и Блейз, смогли достучаться до остатков здравого смысла в сознании Драко. Конечно, озвученная Робардсом угроза увольнения и запрета на занятие любой другой должности в Министерстве тоже сыграла в этом свою немалую роль, и Драко в какой-то момент понял, что не имеет никакого права так бессмысленно загубить свои собственные усилия по возвращению фамилии Малфой положительной репутации. Пройти через жернова Второй магической войны, больше года обитать под одной крышей с Волдемортом и его приспешниками, выдержать суровый суд вместе с семьей, смириться с двадцатипятилетним заключением отца в Азкабане, провести год под домашним арестом – это далеко не все события из его личного списка пережитых наяву кошмаров. В двадцать один год Драко получил шанс доказать, что действительно стал новым лордом Малфоем – он женился на Астории Гринграсс, чем всколыхнул новую волну интереса к себе со стороны магического сообщества. Но, впервые со времен битвы за Хогвартс, этот интерес проявлялся не в поругании и осуждении, а в выражении любопытства и доброжелательных слов после церемонии бракосочетания. Драко и Астория не были безумно влюблены – этого от них и не требовалось. Было кое-что гораздо более важное: они смогли ужиться и научились заботиться друг о друге, как подобает мужу и жене. Но, менее, чем через три года, общественность вновь получила трагичный повод обсудить юную чету Малфоев, когда очередной выпуск «Ежедневного пророка» вышел с оглушительным заголовком: «Драко Люциус Малфой – молодой вдовец!!! Родовое проклятие жены или расплата за грехи юности мужа?». Он помнил, как испепелил этот мерзкий кусок пергамента, оставив черное обуглившееся пятно на столе в библиотеке поместья. Помнил, как аппарировал в офис «Пророка» и снес с петель дверь в кабинет выпускающего редактора, как уже навел на мерзавца палочку и с языка готово было сорваться то самое Непростительное. Только интуиция и быстрая реакция Блейза, наблюдавшего за уничтожением газеты в библиотеке, спасли главу издания от смертельной зеленой вспышки тем утром. Раздавленный горем от потери жены и новорожденного сына, Драко закрылся в себе почти на полгода, а потом решил подать заявку в Аврорат. Он не ожидал положительного ответа, поэтому удивился, получив сову от Робардса (и министра Бруствера!) с приглашением пройти вводный базовый курс. Возможно, помогли давние связи Нарциссы Малфой и личные навыки боевой магии самого Драко. Он же склонялся к мысли, что Святому Поттеру, выросшему без родителей и потерявшему на войне многих близких людей, стало просто жаль бывшего однокурсника, и гриффиндорец решил воспользоваться собственным авторитетом, убедив Бруствера и Робардса дать Малфою шанс. Как бы там ни было, Драко ухватился за эту великодушную возможность и прошел базовый курс и стажировку, успешно сдав аттестацию на должность аврора. Первые шесть месяцев Малфой проходил процесс жесткой притирки с Поттером и другими коллегами, поскольку они все еще не могли до конца доверять друг другу. Но несколько вызовов на места преступлений и пара опасных облав на скрывавшихся пожирателей смерти раскрыли Драко и его новым коллегам глаза на поразительный факт: с возрастом человек действительно способен переосмыслить свои взгляды, принципы и ценности, выбрав порядочность, самоотверженность и честность вместо гордыни, предвзятости и высокомерия. Еще через месяц службы Поттер впервые позвал Драко в бар пропустить по стаканчику огневиски на редких рабоче-дружеских посиделках, собиравших довольно внушительную компанию из нескольких отделов Министерства. Там он впервые заметил, как изменилась Гермиона Грейнджер со времен слушаний по делу его семьи, когда Золотая девочка выступала в защиту Малфоев. Поле этого слизеринцу довелось несколько раз пересечься с ней на этаже Аврората и в архиве, куда Гермиона часто заходила в поисках нужных документов для своего начальника из Отдела регулирования магических популяций. Но общение между ними всегда сводилось к ее несмелой полуулыбке и его сдержанному быстрому кивку в ответ. Спустя пару месяцев после первых дружеских посиделок в баре Драко получил приглашение на день рождения Поттера. Именно в тот вечер они с Грейнджер оказались наедине в беседке во внутреннем дворике дома на площади Гриммо. Он поздравил ее с повышением до должности третьего помощника Министра магии, о чем в начале праздника хитро упомянула рыжая пассия Поттера, а Грейнджер, в свою очередь, выразила искренние соболезнования по поводу потери им супруги и ребенка. Эта открытость – как и отсутствие в ее словах жалости – стали первым кирпичиком в их мостике на пути друг к другу. Они были невероятной и драматичной парой: маглорожденная героиня войны и раскаявшийся бывший пожиратель смерти, к тому же чистокровный. Оба успели испытать горечь от утраты близких, ведь родители Гермионы трагически погибли в аварии через два года после окончания Второй магической войны. Они стали друг для друга лучом надежды среди бескрайней пасмурной пустоши, наполненной лишь болью и потерями. Год назад Драко предложил съехаться, и Гермиона согласилась с условием, что это будет не Малфой-мэнор, поскольку им обоим не хотелось вновь вспоминать о мрачных и тяжелых событиях, произошедших в его родовом поместье. Через два месяца после этого он впервые сделал ей предложение – Гермиона ответила, что очень любит Драко, но пока не готова к помолвке. Следующее предложение было на прошлое Рождество – тогда она задержалась на работе в канун праздника и из-за усталости была скорее раздражена, чем обрадована его второй попыткой. Последний раз Драко делал ей предложение (как оказалось, накануне расставания), абсолютно уверенный в том, что теперь она точно готова. Но, стоя перед ней на одном колене на берегу волшебного озера где-то в Шотландии, он вдруг перестал чувствовать пронизывающий мартовский ветер – в тот самый момент, когда Гермиона сказала, что больше так не может. Оставшийся вечер они провели, ругаясь и обвиняя друг друга в ничтожных промахах и невысказанных взаимных претензиях, накопившихся за весь предыдущий год. На следующее утро Драко проснулся от шума в гостиной и, выйдя из спальни в одном халате, обнаружил несколько собранных чемоданов с ее вещами и саму Гермиону, державшую на руках уже постаревшего Живоглота. Малфой ничего не успел ответить, когда она аппарировала со всеми вещами, сказав напоследок: «Драко, прости, но у нас никогда не получится...». Приглушенный хлопок слева от кровати вырвал Драко из нахлынувших воспоминаний нескольких последних лет его жизни. – Доброе утро, хозяин! – Долли, его личный домовик, сделала несколько робких шагов вперед, взглянув своими большими желто-серыми глазами на Драко, ее голос звучал мягко, но настойчиво. – Вам пора вставать. Подать завтрак в комнату, или спуститесь в гостиную? Драко бросил взгляд на окно – солнце переместилось гораздо выше, а значит, прошло уже около получаса. – Доброе, Долли. Спущусь через двадцать минут. На лице эльфийки возникла несмелая улыбка, но она сразу же спрятала ее за серьезным, почти что поучительным тоном: – Как угодно хозяину. Ваша мать будет ждать внизу. Поклонившись, она исчезла с тихим хлопком.

***

Быстро приняв контрастный душ, почистив зубы, и уложив растрепавшиеся волосы, Драко облачился в официальную форму своего отдела. Проверив наличие в кобуре всех необходимых компонентов – набора зелий для экстренной помощи, портключа в лазарет Министерства и собственного значка аврора – он схватил ее вместе с волшебной палочкой, подошел к двери и, глубоко вдохнув и выдохнув, вышел из комнаты. Опаздывать к завтраку не имело никакого смысла: Нарцисса была в курсе предстоящего сегодня события, поэтому по истечении тех двадцати минут, что Драко щедро выделил сам себе чуть ранее, его мать несомненно послала бы Долли напомнить о главном приеме пищи за день. И хотя эльфийка подчинялась в первую очередь именно хозяину, а не хозяйке, у него не было никаких сомнений в том, что это волшебное существо вступило в вероломный сговор с Нарциссой, чтобы предотвратить любые попытки сына не явиться сегодня на работу вовремя и сытым. Драко спустился по лестнице на первый этаж, завернул за угол и подошел ко входу в столовую, выполненную в нежно-лимонных и оливковых цветах. Из всех помещений в Малфой-мэноре именно эта комната нравилась ему больше всего, потому что была закрыта на ремонт во время пребывания Волдеморта в доме его семьи. Пол, стены и потолок столовой не впитали в себя леденящего кровь ощущения боли и страданий, которыми были щедро «одарены» многие другие уголки поместья. Но даже несмотря на свое безгрешное прошлое эта комната тоже подверглась изменениям после падения темного волшебника. На третий месяц домашнего ареста и Драко, и Нарцисса начали потихоньку терять здравый рассудок, оставшись практически отрезанными от волшебного сообщества: авроры наложили на территорию мэнора антиаппарационные чары, перекрыли каминную сеть на перемещение из поместья и ограничили возможность отправки и получения писем совиной почтой. Не то, чтобы мать и сын горели желанием обмениваться длинными эпистолярными опусами со всеми своими знакомыми – нет, в самом начале они, наоборот, закрылись от внешнего мира, посчитав свое наказание истинным спасением в такой незавидной ситуации. Однако со временем само наличие подобных ограничений стало сказываться на их физическом и психологическом состоянии: Нарцисса все меньше занималась своими цветами и коллекцией украшений, а Драко все реже и реже брался за изучение школьной программы по книгам из семейной библиотеки, и даже почти перестал летать на метле вдоль обширных земель Малфой-мэнора. У них забрали всех домовых эльфов, разрешив оставить только Долли, которая, отныне занималась всеми домашними делами и получала вместо хозяев свежие выпуски «Ежедневного пророка», редкие официальные письма от Министерства магии и из Азкабана – Люциусу было позволено писать семье раз в месяц. Отвечать на письма Малфоя-старшего было запрещено до окончания домашнего ареста Драко, но их клятвенно заверили, что в случае каких-либо происшествий в поместье Люциус непременно будет уведомлен о состоянии своей супруги и единственного сына. Четвертое письмо из Азкабана пришло первого января тысяча девятьсот девяносто девятого года, в последний день срока домашнего ареста Нарциссы, и было достаточно скупым в своем содержании. Малфой-старший кратко поздравил их с прошедшим Рождеством и наступившим Новым годом, сообщил, что находится в здравии как телом, так и разумом, и завершил письмо словами, адресованными Нарциссе: «Любовь моя, твоя золотая клетка отныне снова становится твоим домом, и я питаю надежду на то, что когда-нибудь увижу, как ты сумела избавить это благородное жилище от тяжелых воспоминаний последней пары лет нашей жизни. Будь сильной и поддержи Драко. Твой любящий муж». Последние строки, несмотря на отсутствие прямого обращения к Драко, оказали на него довольно отрезвляющий эффект. Малфой-младший осознал, что отец не сможет увидеть поместье еще почти четверть века, поэтому теперь роль хозяина дома неформально возложена на него. Перечитав письмо еще раз, Драко взглянул на мать, которая тихо плакала, сидя в кресле напротив, и принял первое решение в статусе юного хозяина Малфой-мэнора: он изменит особняк. Пусть это место все еще являлось фактической тюрьмой для Драко, но Нарцисса больше не должна была жить как отшельница, молчаливо бродя по поместью днями напролет. Несколько ночей подряд он обдумывал, как мягко преподнести матери свое решение, и в конце концов нашел правильные слова, зародившие в ней желание заняться этими хлопотами. Благодаря врожденному чувству стиля и красоты, а также искренней поддержке со стороны сына, Нарциссе удалось вновь превратить мрачные комнаты мэнора в дом благородного семейства. Интерьеры стали на несколько тонов светлее, все предметы, несшие в себе отголоски былых взглядов и ценностей, были либо безжалостно уничтожены, либо, будучи семейными реликвиями, отправлены на хранение в Гринготтс. Через восемь месяцев, когда испытательный срок Драко тоже подошел к концу и ему предстояло отправиться на целый год обратно в Хогвартс для завершения обучения, Малфой даже ощутил грусть от невозможности остаться с матерью и помогать ей продолжать преображать поместье. Отбросив размышления об изменениях, произошедших в доме, Драко наконец вошел в столовую. Нарцисса сидела за овальным дубовым столом, расположенным посередине комнаты и терпеливо ожидала сына, чтобы начать завтракать вместе. Драко подошел к матери, оставил на ее щеке легкий поцелуй и поприветствовал: – Доброе утро, мама! Прости, если заставил тебя ждать. – Все в порядке, дорогой, – Нарцисса тепло улыбнулась, жестом руки пригласив его занять место напротив, – Долли передала, что ты спустишься как раз к этому времени, так что я пока успела прочитать свежий выпуск «Пророка». – Что желает на завтрак хозяин? – вмешалась эльфийка, появившаяся рядом с Драко, как только он сел за стол. – Блинчики, панкейки, круассаны, кашу? Драко непроизвольно поморщился от последнего предложенного варианта и выбрал панкейки с шоколадным соусом. Эльфийка кивнула и повторила вопрос для Нарциссы – та попросила приготовить блинчики с ягодным соусом. Долли кивнула еще раз, поставила на стол чайник и чашки и исчезла. – Сынок, как ты сегодня спал? – поинтересовалась Нарцисса, налив себе чай со свойственной ей утонченностью в движениях. – Как и всегда сносно, мама, – Драко тоже наполнил свою чашку и сделал небольшой глоток, чтобы выиграть время. – Я знаю, мы договорились обойтись без нравоучений сегодня утром, – Нарцисса посмотрела на него, приподняв брови, – поэтому просто хочу сказать, что очень горжусь тобой, дорогой. Быть наставником для стажеров в Аврорате – невероятно ответственная задача, и доверяют ее только самым надежным сотрудникам. Уверена, что твои подопечные вырастут в достойных хранителей магического порядка. – Мама, – прервал ее Драко, попытавшись скрыть волнение, начавшее просыпаться где-то внутри, – для напутствия этого вполне достаточно. Пожалуйста, не продолжай дальше, иначе у меня сложится ощущение, что вам с Поттером и Робардсом дали один текст на троих, потому что вчера я услышал от них ровно то же самое про честь, доверие и прочее по списку. Ты же знаешь, что это я просил Поттера дать мне стажеров. В столовой вновь появилась Долли, молча подала им завтрак и исчезла. Драко принялся разрезать панкейк, и, как только он положил первый кусочек в рот, Нарцисса вновь заговорила. – И он тебя услышал, Драко! Разве не замечательно? – на лице матери отразилась искренняя радость, пока она накалывала на вилку кусочек блинчика. – Учитывая твой опыт не только в заклинаниях, но и в зельях, я считаю, что мистеру Поттеру самому следовало предложить тебе наставничество, причем гораздо раньше. Ты заметно оживился после того, как три недели назад мистер Робардс одобрил для тебя эту программу. Драко понял, что молчаливое поедание завтрака было не лучшим вариантом избежать дальнейшего разговора с матерью, поэтому решил побыстрее расправиться со вторым панкейком, параллельно предприняв еще одну отчаянную попытку перевести тему: – Есть новости от тети Андромеды? Как Тедди осваивается в Хогвартсе? Проницательный взгляд и слегка поджатые губы Нарциссы дали понять, что его маневр раскусили, но затем она вновь мягко улыбнулась. – Вчера вечером сова принесла от нее письмо. Накануне у Тедди был первый урок полетов на метле, и мальчик восторженно описал, как легко смог призвать свое древко и как ни разу не упал за все время занятия! – мать остановилась, слегка наклонив голову вниз и, одарив его хитрым взглядом, и продолжила. – Конечно, иначе и быть не могло, ведь это ты обучал его полетам еще прошлым летом. Блэки всегда славились своим умением владеть метлой, многие играли в школьной команде по квиддичу. Но я все равно рада, что мальчик получает столько удовольствия от этого занятия. Далеко не все способны по достоинству оценить полет на метле, знаешь ли, – Нарцисса опять наклонила голову вперед, но на этот раз в ее взгляде легко читалась укоризненность. Драко замер и тревожно взглянул на мать. Аппетит пропал сразу же. Он отвел глаза в сторону, положил приборы на тарелку и молча сделал несколько глотков из чашки с чаем. Все это время Нарцисса пристально наблюдала за эмоциями сына. Драко снова взглянул на нее – в этот раз предостерегающе – сложил тканевую салфетку рядом с тарелкой и поднялся из-за стола. – Долли, – позвал он эльфийку. Та тут же появилась рядом с хозяином, снова слегка ему поклонившись. – Принеси мою мантию, я отправляюсь в Министерство. Она испарилась на несколько мгновений и возникла рядом с Драко, протянув ему черную аврорскую мантию. Малфой наклонился к Долли, кивком поблагодарил крохотное существо и выпрямился, снова посмотрев на мать. Нарцисса по-прежнему выжидающе молчала, Драко успел различить в ее глазах короткий проблеск болезненного волнения. Он обошел стол, поцеловал мать в щеку и мягко погладил по плечу. – Мне правда пора идти. Нельзя наставнику опаздывать в день знакомства со стажерами. Увидимся вечером! – Удачи, сынок! – Нарцисса поднялась из-за стола, чтобы крепко обнять сына. Она серьезно посмотрела на него. – Обещай рассказать мне о них, когда вернешься, хорошо? – Обязательно, мама. Драко вышел из столовой, подошел к большому камину в холле, зачерпнул летучий порох из горшочка и исчез в языках зеленого пламени, ощутив внутри такое же сильное волнение, как и перед первой игрой в квиддич.

***

Lana Del Rey – Dark Paradise

Выйдя из камина в атриуме Министерства, Малфой быстрым шагом направился к лифтам, постаравшись не обращать внимания на людей вокруг. Он редко сталкивался с Грейнджер в холле Министерства: Гермиона имела привычку приходить на работу почти на час раньше, и Драко не сомневался, что это осталось неизменным. Он зашел в лифт, пропустив вперед парочку молодых ведьм из Отдела коммуникаций и прессы. Пока лифт ехал на нужный ему этаж, мыслями Драко вновь завладела бывшая возлюбленная. Каждый раз, когда он пересекался с ней в Министерстве, Гермиона сдержанно кивала, ни разу так и не заговорив с ним. Он тоже хранил молчание и отвечал подобным сдержанным кивком, но в такие моменты внутри все разрывалось на жалящие осколки. Прошло почти полгода со дня расставания, а Драко по-прежнему ловил себя на мысли, что хочет случайно столкнуться с ней в атриуме, или в кафетерии, или в архиве. Разнообразие сценариев его дальнейшего поведения было невероятно пугающим: от полного игнорирования или надрывного скандала до пылкого поцелуя. Но ни один из вариантов ни разу не воплотился в жизнь, так и оставшись висеть тяжелой гирей где-то в груди. Единственное, в чем Малфой был всегда уверен, так это то, что после каждой подобной встречи ему требовалось минимум полчаса, чтобы вернуть внутреннее равновесие и начать соображать, как опытный и хладнокровный аврор, а не как жалкий неудачник с разбитым сердцем. И сегодня – впервые за долгие месяцы – Драко действительно не хотел пересекаться с Гермионой, потому что до знакомства со стажерами в кабинете Поттера оставалось буквально пятнадцать минут. Оказавшись на этаже Аврората, он направился в общий кабинет к своему рабочему столу. Накануне Поттер пообещал оставить там конверт с именами новых подопечных, о которых Драко знал только то, что до начала стажировки они несколько лет работали в Министерстве магии Австралии под руководством местного главного аврора Макса Брисбери. Гавейн Робардс, старший аврор британского Министерства, был давним другом мистера Брисбери, и раньше они уже практиковали обмен сотрудниками для обогащения опытом или в случае, если требовалась помощь специалистов из других стран, в частности, при поиске скрывавшихся по всему миру пожирателей смерти. Драко сам участвовал в поимке нескольких во Франции и Венгрии, а Поттер помогал местным аврорам в Бразилии, Иране и Египте. Внезапно в голове возникла отвратительная мысль: что, если бы после битвы за Хогвартс Драко не послушался мать и не вернулся с родителями в поместье, смиренно ожидая появления сотрудников Министерства во главе с Кингсли Бруствером? Что, если бы он поддался панике и тоже стал беглецом, как многие из приспешников Волдеморта? Как долго он смог бы скрываться, прячась в заброшенных лачугах или в дикой местности, просыпаясь по ночам от каждого подозрительного звука и нигде особо надолго не задерживаясь. Что, если бы Поттер лично нашел его и в лучшем случае отправил в Азкабан? Или бы Драко затаился где-то, выжидая, пока все не поуляжется? Вот это было бы настоящим затворничеством, в сравнении с которым год домашнего ареста, проведенный в родном поместье, показался бы просто затянувшимся отпуском. С такими мыслями в голове Драко прошел мимом других авроров, отрешенно кивнув на их приветствия, и встал перед своим рабочим местом. На его столе всегда был идеальный порядок: пергаменты и папки разложены по нескольким стопкам, а именные письменные принадлежности расположены на одном и том же месте. Единственная вещь, выбивавшаяся из общего строгого и аскетичного стиля – это рамка с колдографией, на которой был запечатлен момент празднования десятилетия Тедди в прошлом году. На черно-белом снимке была изображена целая компания людей: на переднем плане на траве сидел сам Тедди, задорно смеясь и держа в руках биту загонщика – подарок от Драко. За ним на стульях сидели Нарцисса и тетя Андромеда, по бокам от них стояло несколько ребят, друзей Тедди. На заднем же плане в камеру улыбались двое младших Уизли (формально – Уизли и миссис Поттер), а справа от них сам Драко спорил с Избранным о необходимости наличия биты загонщика у десятилетнего ребенка. В тот день с ними была и Грейнджер, но компания решила сделать несколько снимков, сменив друг друга на роли фотографа, поэтому Гермионы не было на этой колдографии – она как раз и делала снимок. Но раньше она там была: Драко заменил колдографию пару месяцев назад, когда наконец вернулся в строй Отдела магического правопорядка. Отсутствие Грейнджер на колдоснимке служило одновременно и молчаливым напоминанием о том, что она присутствует там как наблюдатель, но это все же было не так больно, как видеть ее, стоящей рядом с ним и крепко обнимающей за плечо с лучезарной улыбкой на лице. Малфой тряхнул головой, чтобы отогнать назойливые мысли, и обратил взгляд на светло-коричневый конверт без надписей, расположенный прямо посередине стола. Взяв его в руки и распечатав, Драко прочитал две короткие строчки, написанные корявым почерком Поттера. Пришлось несколько раз зажмуриться и посмотреть на пергамент опять, но зрение не подвело его и в первый раз, потому что там действительно красовались две абсолютно идентичные надписи: В. Гроумер, 05.11.1981 (Австралия) В. Гроумер, 05.11.1981 (Австралия) Гнев мгновенно затопил Малфоя. Это что, какая-то глупая шутка от Поттера? Он что, водил его за нос все это время, через день упоминая о назначении стажеров для Драко? Какого черта этот мальчик-который-выжил-умер-и-снова-выжил решил опять лезть на рожон, подначивая очередного слизеринца на то, чтобы все же закончить начатое Волдемортом?! Возмущение и злость стремительно смешались в голове Драко, уничтожив его самообладание, которое после утренней беседы с матерью и так дало достаточно ощутимую трещину. Поддавшись желанию как можно скорее излить на кого-нибудь эту неприглядную палитру эмоций, Драко крепко сжал в руках пергамент, резко развернулся и грозно зашагал к кабинету заместителя старшего аврора. Подойдя к двери, Драко остановился и прислушался: оттуда доносился воодушевленный голос Поттера. «Ну конечно, он там еще и публику собрал, чтобы мы все вместе посмеялись над этой веселой шуточкой, вот же гаденыш!» – пронеслось в голове у слизеринца. Он уже занес кисть над дверной ручкой, чтобы резко толкнуть ту вперед и ворваться в кабинет, словно разъяренный гиппогриф, но замер, так и не притронувшись к металлу. Если сейчас он заявится к Поттеру в таком состоянии, то тот непременно опять отстранит Малфоя от полевых заданий, нагрузив нудной бумажной работой и аргументировав это нестабильным эмоциональным состоянием и полным отсутствием чувства юмора (что было абсолютной неправдой, мантикора его раздери!). Но Драко не для того столь долго выбирался из болота самобичевания из-за несчастной любви, чтобы позволить всему разлететься в пух и прах по причине задетой гордости. Если Поттер захотел поиграть, то делать они это будут по правилам Малфоя. Прибегнув к окклюменции, Драко отодвинул гремучую смесь эмоций на задний план, вернул на лицо фирменную самодовольную ухмылку, выпрямился, взялся за ручку двери и медленно нажал на нее, переполненный желанием с достоинством выдержать предстоящий разговор и выйти из него победителем. – Поттер, объясни мне, неужели все настолько плохо с твоим третьим отцовством, что тебе не по силам запомнить даже минимальное количество информации?! – открыв дверь и переступив порог кабинета, спросил Драко, держа кусок пергамента перед собой и не отводя взгляда от написанного. – Ибо спешу тебе сообщить, что тут написаны две абсолютно одинаковых…. Он наконец отвел глаза от бумаги, намеревавшись приколотить своим взглядом Избранного к месту, но резко запнулся, увидев троих человек, стоявших перед ним, из-за чего следующее слово вырвалось из его уст с явным удивлением и замешательством: – …фамилии. Перед ним, по обе стороны от Поттера, стояло два человека в темно-синей форме, и Драко опять засомневался, не подводят ли его собственные глаза – эти двое были до странного похожи друг на друга. С той лишь разницей, что слева от Поттера стоял молодой мужчина ростом почти как Драко, а справа – молодая женщина на голову ниже своего визави. Когда Малфой зашел в кабинет, все трое посмотрели на него: Поттер стоял прямо напротив Драко, а двое незнакомцев – вполоборота к Поттеру. Они лишь слегка повели корпусом в направлении голоса вошедшего, синхронно развернув на него головы. После непродолжительной немой сцены Поттер первым нарушил тишину: – Малфой, ты как всегда пунктуален! – он звучал дружелюбно, без какого-либо намека на издевку или шутку. – Я только что рассказывал Винсенту и Вивьен, что им придется несладко, потому как ты не терпишь опозданий. Поттер широко улыбнулся и перевел взгляд сначала на девушку, а потом на парня. Те же продолжали молча изучать Малфоя. Парень слева от Поттера был брюнетом атлетического телосложения, со слегка кудрявыми волосами, забранными в небрежный маленький хвост на затылке, и ясными голубыми глазами. На его овальном лице читалась дружелюбие вперемешку с серьезностью и интересом. Уголки губ незнакомца слегка приподнялись в знак приветствия. Девушка справа от Поттера – тоже брюнетка, с таким же овальным лицом, была сложена чуть менее спортивно, но выглядела стройной. Ее волосы тоже были собраны на затылке в тугой пучок. Но, в отличие от парня, выражение на ее лице было сдержанными, почти нечитаемым. Обработав всю полученную за последнюю минуту информацию и попытавшись сохранить спокойствие, как и подобает аврору, Драко наконец сумел заметить одно отличие во внешнем облике этих незнакомцев: девушка смотрела на него внимательными глазами темно-карего цвета. Его будто прошибло электрическим разрядом – точно такие же, как у Гермионы во время их последнего разговора полгода назад!