Ай, он весь в отца, из него ничего не выйдет.

      Она опять обсуждала его по телефону со своей подругой Нинкой. Андрей её ненавидел. Их обеих. Мать обсуждала его громко, потому что связь была неважная, а Нинка плохо слышала. Она всегда звонила Нинке, когда Андрей был дома. Когда делал уроки, мыл пол, варил макароны. Она басила в телефонную трубку, наматывая кольца провода на длинный палец. — Он такое ничтожество, Нин! — жаловалась мать. — Вчера манную кашу варил — она вся к кастрюле пригорела, представляешь? Ха-ха, да что и говорить, если руки у него из задницы! Сегодня опять тройку по алгебре принёс, прямо не знаю, что с ним, дебилом эдаким, делать… Что говоришь? В детдом отдать и забыть? Думала, конечно…       Он не может больше это слушать. Резко опускает ладони на стол по обе стороны от разделочной доски. Берёт нож — длинный и острый, продлевающий его собственную руку. — Ай, он весь в отца, из него ничего не выйдет. — отмахивается мать, увлеченно глядя на экран телевизора — звук отключён, но она всё равно следит за героями фильма.       Андрей заходит тихо. Мать сидит к нему боком, и не замечает, пока он не кидается на неё с рёвом ненависти и боли. Он вспарывает ей горло двумя резкими движениями. Мать хрипит, изо рта льётся кровь.       Андрей возвращается на кухню, споласкивает нож и заканчивает нарезать варёный картофель для салата.       Смешав все ингредиенты, он накладывает готовый салат в тарелку и неспешно ест. На брюки падают крошки, и инстинктивно Андрей втягивает голову в плечи, боясь подзатыльника… как вдруг вспоминает — его больше некому унижать.       Андрей улыбается и, допив чай, моет посуду.