After a thousand dreams

Глаза широко открыты, чувства обострены в ожидании. Даже руки снова подрагивают так, словно все происходит впервые. Размытое начало очередного путешествия сразу всплыло в памяти. Точнее, не само оно, а лишь тот факт, что что-то происходило, но что именно - неясно. Да и это столь неважно и неинтересно, что думать об этом и пытаться что-то вспомнить не имеет никакого смысла. Он знает, что все происходящее вокруг нереально, и любое воспоминание - глупость, не стоящая того, чтобы занимать место в голове. Джон мотнул головой, отгоняя пережитую бессмыслицу, и провел рукой по волосам. Теперь он, наконец осознавая себя, стоящего посреди черно-белого ничто, мог оглядеться вокруг и даже сделать шаг вперед. Ничто одновременно расступалось и сгущалось под его ногами, позволяя не зависать, словно в вакууме, а четко перемещаться в пространстве, будто он идет по твердому полу. Но даже это не было ему интересно: почти каждый день одна и та же картина представала перед ним, всегда пустая и до дрожи в конечностях холодная. Полное отсутствие какой-либо эмоциональной наполненности поначалу часто приводило Джона в смятение, но не потому, что он искал душевного отклика в окружающем пространстве, а потому, что тот сам его находил: иногда эту скуку разбавляло едва уловимое присутствие другой фигуры. Ее можно ощутить, увидеть или услышать - неважно. Если она здесь, то даст о себе знать любым доступным способом. В последние же, наверное, года два, а то и все три Джона вовсе не напрягали дни, когда она удостаивала его своим присутствием. Напротив, он всегда с нетерпением ждал ее возвращения. Теперь было глупо отрицать даже то, что она спасает его от одиночества, тяжелой тучей висящего прямо над головой. Его небольшое хобби, хороший друг и одна из главных головных болей - все это совмещала в себе одна странная фигура из его головы. Так и теперь, он с выжидающей улыбкой на лице искал глазами такой знакомый силуэт, вслушивался в гробовую тишину, ожидая, что он как-нибудь проявит себя. И действительно, вскоре пустота прямо перед ним разверзлась, и сплошная тьма, сгущаясь в изменчивый силуэт, сделала шаг ему навстречу. Непроглядно черное и непостоянное в своей форме нечто уверенно двинулось к нему, приближаясь неторопливо, постоянно хаотично сливаясь с пустотой. Ее ноги тонули в несуществующей земле и словно увязали в ней, но, казалось, это ничуть не мешало ей двигаться. Сам не зная почему, Джон четко чувствовал улыбку на лице существа, хотя у него вообще не было сформированных черт лица. Лишь неизменные ярко-голубые глаза выделялись посреди бесцветного окружения. Джон смотрел прямо в них, но никак не мог понять, поймал ли он их взгляд, или же тот направлен не на него, а куда-то в сторону. Джон отошел в сторону, ожидая, что фигура, как и всегда, пройдет мимо, воспроизводя очередное свое воспоминание, но, как только он сделал эти несколько маленьких шагов, она остановилась, с неким удивлением глядя на него. Она даже повернула голову набок, словно большая собака, смиренно прислушивающаяся к команде своего хозяина. -Сторонишься меня? У существа не было губ, с которых мог бы сорваться этот вопрос, но уже давно знакомый Джону мягкий мужской голос, будто бы расплывающийся в пространстве и переплетающийся с ним, точно принадлежал ей. Это было чем-то новым для Джона, ведь такой формы взаимодействия ему еще не доводилось испытать. Раньше это всегда были отголоски прошлого в разных видах, но никак не способное к живому взаимодействию и, кажется, даже почти телесное существо. "Видимо, это осколок не воспоминания, а личности," - догадался Джон. -Не совсем так, - фигура покачала головой. - Я не воспоминание, не личность, не чувство и не желание. Я - предзнаменование. Юноша вскинул брови, не ожидав такого уровня продвинутости этого нечто. Очевидно, оно взаимодействует с ним в реальном времени, хотя сложно сказать, что именно это такое. Такие дурацкие ответы, не дающие никакой информации, кроме почвы для размышлений и очередной сотни гипотез, не были чем-то необычным для этого мира. Можно подумать, ему больше не над чем поразмышлять. И все же, все происходящее никогда не переставало порождать глубокий интерес в душе Джона. Порой ему даже приходилось подавлять его, ведь в приоритете у него совсем иная цель. Существо тем временем снова двинулось по направлению к нему, но уже будто бы осторожнее, даже с недоверием. Все это Джон больше чувствовал, чем видел. В обычном мире такой расклад заставил бы его усомниться в истинности всего, что он сейчас принимал за правду, но он уже давно понял, что здесь все работает иначе, чем диктуют законы логики. Здесь чувства - это и есть истина. Фигура подошла почти вплотную, расплываясь в пространстве еще сильнее из-за резких движений. Джон не воспротивился ей, когда она мягко взяла его ладонь в свою, переплетая пальцы и поднимая их руки наверх, на уровень груди. Прикосновение было одновременно нежным и крепким, но ощущалось так невесомо, словно весенний ветерок касался сейчас ладони Джона. Это совсем не сочеталось с тем, как это существо выглядело: непрозрачное, черное, плавно перетекающее и вязкое, словно смола. До сих пор ему зачастую было сложно понять, каким из этих ощущений следует доверять. -Ты можешь видеть меня, потому что сегодня особенный день, - тихо проговорила фигура. В ее ярких глазах Джон почувствовал отражение таинственной печали и ожидания чего-то, что ему, видимо, еще не дано было понять. - Ты ведь чувствуешь это? - она сжала их пальцы сильнее и заглянула Джону в глаза. - Связь крепчает. -Судя по тому, что ты здесь, связь крепка, как никогда, - усмехнулся тот, разглядывая ее тело. -Я спрашиваю не о твоих догадках, - фигура сразу помрачнела, словно разочарованная, и отпустила руку Джона. - Я спрашиваю о твоих чувствах. Ты не можешь заявить о том, чего нет, опираясь на свои додумки. Не сейчас, не со мной. И снова странные изречения. В пределах этого места они имеют смысл или, по крайней мере, должны иметь, но Джон был слишком далек от понимания этих вещей. За три года он ни на шаг не приблизился к разгадке принципов существования этого мира, но все это время постоянно получал информацию о чужой жизни, при этом даже не зная, чьей именно. -Я не чувствую связи во сне, - признался Джон. Он действительно не чувствовал здесь ничего из того, что обычно ощущает в повседневной жизни. Никаких видений, галлюцинаций, голосов в голове - ничего этого здесь не было. Да он и в реальности поначалу считал себя сумасшедшим, пока не выяснил, что так все и должно быть. Но сколько бы времени ни проходило, он никак не мог понять, что из происходящего здесь вообще можно назвать "чувством". Все, что он знал наверняка, - он такой не один. Их всегда было двое, и человек по ту сторону чувствует то же, что и он. -Не чувствуешь, - согласилась фигура. Ее голубые глаза смотрели так мягко, что в душе Джона зарождался диссонанс, когда он замечал некоторое высокомерие в ее вздернутом подбородке. - Ведь ты и так внутри "связи". Неужели ты так и не понял этого? -Что такое "связь"? Джон видел перед собой нечто, явно обладающее большими знаниями, в то время как он сам все время опирался на какие-то расплывчатые догадки, которые сам и построил. Возможно, следует наконец что-то прояснить, пока есть возможность. К тому же, очень любопытно, откуда именно она столько знает? Что она вообще такое? -Вы - одно, но вы и двое, - фигура прищурила глаза, словно говорила с кем-то неразумным. - Это ошибка, которой не должно было случиться. Вселенная всегда стремилась исправить это, и потому создала канал, связывающий вас. По нему один переходит в другого, постоянно сливаясь и разделяясь. Именно это позволяет вам хаотично видеть частицы друг друга. Именно это - связь. Наверное, это можно назвать успехом, ведь подтвердилась одна из главных гипотез Джона. Они ближе простых братьев, ближе близнецов, ближе кого бы то ни было в этом или другом мире, они - одно. Даже ни разу не видев друг друга, не зная имен или внешности, они близки духовно. Это странно и даже глупо звучит, когда думаешь об этом или произносишь вслух, но это так. Так твердят чувства - то, что формирует весь этот мир. -Тогда ты - проявление связи? - уточнил Джон. -Именно, - фигура удовлетворенно прикрыла глаза. - Чем ближе вы, тем крепче связь и четче ее проявления. Это и породило меня. -Хочешь сказать, он где-то рядом? Или ты имеешь ввиду, что мы стали ближе духовно? Джон почему-то не мог поверить ни в одну из собственных догадок, но сердце его вдруг забилось быстрее в нервном ожидании. В последние дни он действительно чувствовал, что связь крепчает, но не мог и подумать, что есть вероятность, что они смогут встретиться в реальности. Для него это все еще лишь какой-то странный затянувшийся сон, который скрашивает его однообразные дни, но перспектива того, что это скоро изменится, как-то странно волнует. За внезапно начавшимся шумом крови в ушах было неясно, радует ли она или вгоняет в тоску, но, очевидно, не оставляет равнодушным. Джон демонстративно прокашлялся, отгоняя нахлынувшие чувства. Это все влияние этого мира. Да, определенно оно. -Думаю, на этот вопрос ты готов ответить самостоятельно. Джон в последний раз ощутил ласковую, заговорщицкую улыбку на лице фигуры, и ему до безумия сильно захотелось прижать ее к себе, пока она отходила назад, не спуская с него глаз, но он заставил себя остаться на месте. В следующий же миг фигура подняла руку вверх, словно призывая что-то свыше, а затем одним слабым взрывом рассыпалась на черные искры, вновь сливаясь с пространством. И снова Джон один, но на этот раз без надежды на чье-то появление. На своем лице он уже не чувствует приятной улыбки, не чувствует присутствия этого почти родного существа. Чувствует лишь наплывающее, словно окружающая темнота, одиночество. А черные искры все опускались и опускались, плавно танцуя посреди пустоты, сливаясь с ней и снова появляясь. С каждым разом их становилось все меньше и меньше, но они продолжали кружиться в парах, время от времени разбиваясь и формируя новые, убывая и снова разбиваясь. Так, пока не осталась одна-единственная искорка, едва различимая в темноте, но и она, устав парить без пары, потухла, слившись с окружающим мраком. Когда погасла последняя искра, весь свет от хаотичных белых элементов вдруг исчез, словно по щелчку. Вокруг воцарилась непроглядная тьма. Джон почувствовал себя так, словно его глаза до боли зажмурены, хотя они абсолютно точно были открыты. Ни одного источника света, даже малейшего. Юноша перемялся с ноги на ногу, не понимая, что ему делать. Где он вообще? Это "связь" или сон? Никакой ощутимой разницы, кроме смыслового наполнения, Джон никогда между ними не ощущал, но теперь ему вообще нечего было ощущать. Тьма давила на голову, заполняла его каким-то необъяснимым страхом, хотя он никогда в своей жизни не боялся темноты. Он зажмурил глаза, словно это должно было что-то изменить, и обнял себя руками, защищаясь от внезапно усилившегося холода. Когда Джон распахнул глаза, перед ним уже не было ничего из увиденного ранее: он лежал на кровати в своей комнате, заполненной теплым светом летнего солнца. Он оторвал спину от постели, присаживаясь и одновременно устало потирая слипшиеся глаза тыльной стороной ладони. Где-то за окном очень громко щебетали ранние пташки: видимо, у них было гнездо где-то под карнизом. На тумбочке, как и обычно, монотонно тикали дорогие часы с изящно выгравированными римскими цифрами вместо арабских. Джон весьма неаккуратно схватил лежавшие на все той же тумбочке не менее дорогие очки и, предварительно тряхнув головой, чтобы растрепавшиеся волосы не лезли в лицо, надел их и мельком выглянул в окно. Ему уже порядком надоели эти кусты идеальной квадратной формы, какой-то маленький фонтан, который, наверное, стоит здесь столько же, сколько и сам дворец, вычурные каменные дорожки. Не то, чтобы его раздражало само убранство. Скорее, его неизменность. Если он ломал очки, ему тотчас доставали другие, новые, сильно отличающиеся от прежних, но этот неизменный вид из окна невероятно наскучил за все эти годы. Джон со вздохом разочарования поднялся с кровати и сладко потянулся, позволяя себе похрустеть затекшими конечностями, и лишь затем взглянул на часы, которые исправно отсчитывали секунды от шести утра. Обычно Джон просыпался немногим позже, и потому недовольно нахмурился. Лишь теперь воспоминания о сегодняшнем сне вернулись к нему, но настроения для размышлений у него не нашлось. Склонившись над стулом, на котором висел рабочий халат, Джон достал из его кармана толстый графитовый карандаш и прочертил короткую полосу на внутренней стороне запястья, чтобы не забыть об этом отложенном деле. Но, едва убрав карандаш обратно, он на секунду задумался и тут же стер пальцами только что начерченную "заметку". Ему не о чем больше размышлять. "Я чувствую, что ты рядом," - эта простая мысль заставила Джона заторопиться, хотя он сам еще не понимал, куда именно. Это горячее, почти обжигающее чувство внутри не могло быть ничем иным, особенно в совокупности с четким осознанием этого факта: где-то рядом, он где-то рядом. И он, Джон, должен найти его прежде, чем его заметит император. И когда это успело стать чем-то настолько важным? Наверное, в тот момент, когда он узнал, для чего императору понадобился его таинственный "человек по ту сторону". В тот момент, когда он впервые услышал обыкновенный юношеский голос, безмятежно повествующий о самых обычных случаях из человеческой жизни. В тот момент, когда он узнал, что у того есть брат. В тот момент, когда он осознал, как давно не чувствовал такого тепла от чьей-то компании, пусть и столь отдаленной, ненастоящей. Так много произошло, что точный ответ этот вопрос, пожалуй, никогда не будет найден, но это и не так важно. Важно, что Джон действительно искренне хочет сохранить кому-то жизнь. Будучи врачом, он каждый день встречается с десятками больных и умирающих, но его задача состоит не в том, чтобы пожалеть их, а в том, чтобы вылечить, облегчить страдания, и никому не важно, что сам врач чувствует в процессе. Но именно его он, сам Джон Дейви Харрис, о котором частенько ходит дурная слава не только в столице, но и во всей стране из-за его сложного характера и неподобающего члену светского общества поведения, пожалел. Пожалел так, что это чувство долгое время вело его за этим далеким человеком. Вот только он совсем позабыл, что это чувство давно осталось где-то позади, уступив место чему-то другому и плетясь за ним лишь по старой привычке. Уже нечто иное заставляло его сейчас так быстро одеваться, путая отверстия для пуговиц на рубашке, несвойственно торопливо натягивать халат, роняя на пол все, что завалялось в карманах, на ходу обуваться. Наспех одевшись, Джон вылетел из комнаты и почти бегом пересек длинный коридор, сейчас кажущийся почти бесконечным. Как и всегда, он направлялся к боковому, а не к парадному выходу, чтобы его несанкционированный побег из дворца не был так заметен тем, кому, по устоявшемуся мнению Джона, знать о нем было необязательно. Это всегда занимало немного больше времени, и он, добравшись до лестницы, рванул вниз, перелетая сразу через несколько ступенек, словно ступая босиком по раскаленному песку. Вырвавшись из каменных стен дворца, он на миг остановился, вдыхая приятный утренний воздух. Была также загвоздка: Джон не знал, куда идти. Чутье подсказывало ему, что нужно идти вперед от центральных ворот, но голова напоминала, что прямо перед дворцом располагается огромный столичный рынок, где всегда была нескончаемая толпа людей, и найти кого-то в ней почти не представляется возможным даже в теории. С другой стороны, еще очень рано. Возможно, сейчас как раз самое время поискать именно там. Еще бы он знал, кого вообще ищет. Как бы то ни было, терять время было нельзя, и Джон, опять же, обогнув аллею и выскользнув через неприметный боковой выход на простор, уже спокойнее двинулся вперед, стараясь оставаться в тени деревьев, растущих вдоль ограды. Обычно он ни от кого не прятался, но сегодняшний случай требовал особой осторожности. В конце концов, не каждый его побег должен был закончиться совершением преступления против вселенной. Отойдя от территории дворца, Джон еще немного замедлил шаг. Отсюда начинались обыкновенные жилые улицы, а чуть левее них был расположен рынок. Юноша свернул туда на первом же переулке, но все же пока что шел мимо роскошных особняков, принадлежащих местной элите, и бросал мимолетные взгляды на лица редких прохожих. Все они без исключения смотрели на Джона с нескрываемым презрением, а затем, встречаясь с уверенным и даже насмешливым выражением лица врача, очень смешно кривились в отвращении. Тем не менее, чем дальше он шел, тем чаще ему попадались люди более скромных сословий, которым не было никакого дела до него, и Джон наконец полностью сосредоточился на поиске. Все, что ему известно, так это то, что он ищет юношу примерно своего возраста, то есть 21 года. Также он ясно ощущал, что связь становится все крепче и крепче с каждым пройденным шагом, но вот он вышел на площадь, сплошь усеянную торговыми лавками и теми, кто толпился возле них. Людей определенно гораздо меньше, чем будет, к примеру, через час или два, и все же очень много, да и они продолжают постоянно прибывать. Джон пробежался глазами по толпе, но не увидел никого даже отдаленно напоминающего того, кто был ему нужен: в основном здесь были старики или зрелые люди, некоторые из которых были с детьми, нередко бегающими вокруг своих родителей и кричащими. Эти крики сливались с зазывающими голосами зажиточных купцов и простых торговцев, радостными или раздраженными возгласами прохожих, стуком сотен сапог, громыханием самых разных предметов и прочим нестерпимо громким шумом. Где-то близко запахло рыбой и свежим хлебом, но Джон не стал обращать внимания на ассортимент продаваемых продуктов. Вместо этого он вновь двинулся вперед, стараясь обходить скопления людей, шагая по самой середине улицы. Он внимательно смотрел по сторонам, чувствуя, что становится ближе, что его сердце вновь начинает биться быстрее, сильнее, отдавая своим звоном в виски, но мелькающие повсюду лица вдруг начали нестерпимо раздражать, и Джон, почти вжав голову в плечи, грубо протиснулся между какими-то стариками, загораживавшими проход. Сейчас же он прижал ладонь к пылающей груди, не понимая, не может он вынести всех этих людей или первого ощущения настолько крепкой связи, что, кажется, еще шаг, и она станет осязаемой. Но Джон все шел вперед, периодически замедляя шаг, чтобы успеть проверить хотя бы половину прохожих, но почти никто из них не подходил по описанию. К тому же, у него вдруг появилось странное предчувствие, постоянно твердящее, что все они - не те, кого он ищет. Джон на секунду усомнился, стоит ли ему верить этому внезапному чувству, но мысленно махнул рукой: все, что он делал до этого, не поддавалось никакой логике, так пусть и теперь будет так же. Пройдя еще всего несколько шагов, Джон на ходу обернулся, случайно пропустив какого-то чересчур подходящего к описанию улыбчивого паренька, но тут же понял, что это снова простой прохожий. Резко развернувшись, Джон вдруг почувствовал резкую боль от столкновения головой, такую, что потемнело в глазах. От неожиданности он отшатнулся назад, попутно наступив кому-то на ногу. Не успел он даже раскрыть глаза, как почувствовал, что кто-то схватил его за предплечье. Джон был готов силой вырвать руку из хватки крепких пальцев, но, взглянув перед собой, сразу забыл и о боли, и о витиеватом ругательстве, которое был готов швырнуть в лицо незадачливому прохожему, и обо всем, что его заботило минуту назад. Вместо всего этого он встретил глазами слегка согнувшегося перед ним юношу. Было хорошо заметно, как на его губах застыло невысказанное извинение, а в глазах сменяли друг друга глубокое изумление и сожаление. В этих ясных голубых глазах, таких противоречиво теплых и так хорошо знакомых.