Anthropophagia

Солнце ещё только начинало вставать, наполняя комнату мягким светом, но утро в доме Мидорий уже было тревожным. Инко стояла у раковины, готовя всё необходимое для завтрака. На столе рядом стояла бутылка с кровью — её густое, тёмное содержимое напоминало ей о том, как изменилась их жизнь. Она смотрела на бутылку, но вместо настоящего перед глазами возникли картины из недавнего прошлого. Инко вспомнила ту холодную больничную палату, где врачи с настойчивым выражением на лицах объясняли, что её сыну теперь потребуется особый рацион. Пальцы сжались на подлокотнике стула, а сердце будто застыло. «Кровь? Моему ребёнку? Это какое-то недоразумение…» — тогда она думала, пытаясь осмыслить услышанное. Но взгляд врача был слишком серьёзен, чтобы это казалось иллюзией. Реальность была безжалостной, и ей не оставалось выбора. «Если он не будет её получать, начнутся необратимые процессы,» — ровный голос доктора звучал в её голове, и Инко чувствовала, как с каждым словом её мир сужается. Она была раздавлена, но понимала, что от неё зависит жизнь Изуку. Он нуждался в этой крови, несмотря на её ужас. Вздохнув, Инко прогнала воспоминания и вернулась к реальности, но вместо них в её сознании возник ещё один образ. Тот день, когда она открыла холодильник и увидела аккуратно упакованные пакеты с кровью. Руки дрожали, когда она вынимала один из них, и горло сдавил тошнотворный ком. «Это ради Изуку,» — она повторяла это про себя, как мантру, чтобы справиться с ужасом, который охватывал её при мысли, что её ребёнку придётся это пить. — Изуку, пора завтракать, — позвала она, пытаясь звучать бодро, но её голос прозвучал более хрипло, чем она ожидала. Мальчик, тихо сидевший на диване, сжался от её слов, будто заранее знал, что последует. Он сидел, вцепившись в подлокотники, его маленькие плечи дрожали. Инко сделала шаг вперёд с бутылкой в руках, но стоило ей протянуть руку, как Изуку резко оттолкнул её. — Нет! Я не хочу это! — выкрикнул он, голос сорвался на истерику, лицо залилось слезами. Инко застыла, как громом поражённая. Её сын всегда был послушным и спокойным ребёнком. Даже после того, как его жизнь изменилась, он редко показывал такие сильные эмоции. А сейчас он кричал, его маленькие руки дрожали, а глаза, обычно полные доверия, смотрели на неё с болью. — Изуку, милый, ты должен… — начала она, пытаясь быть мягкой и уверенной, но мальчик перебил её, зарыдав ещё громче: — Я не хочу это пить! Эта кровь… она плохая! Она… она воняет! Инко нахмурилась, ошарашенная его словами. Она замерла, не зная, как реагировать. — Пахнет? Но эту… эту кровь, её тщательно проверяют. Что с ней что-то не так? Изуку всхлипнул, спрятав лицо в ладонях. Его плечи мелко вздрагивали, как будто он пытался сдержать слёзы и объяснения, которые его так мучили. — Она горькая, грязная… — пробормотал он, сжимая маленькие кулаки. — От неё… мне станет плохо! Инко смотрела на бутылку, и перед её глазами снова возникли воспоминания о том, как она стояла в больнице, слушая врача, который говорил, что Изуку теперь будет ощущать всякое отклонение от нормы в крови. Любые токсичные вещества или неправильное состояние крови — он почувствует это первым. Теперь, глядя на сына, Инко понимала, что он не ошибается. Его слова были правдой. Её сердце болезненно сжалось, как если бы сама реальность издевается над ними. Она знала, что сын прав — его тело теперь не просто нуждается в этой крови, оно становится сверхчувствительным ко всему, что может ему навредить. Инко присела рядом с ним, стараясь найти слова, которые успокоят его, но внутри всё противилось. Она чувствовала, как она теряет силы, не зная, как помочь своему ребёнку пережить этот ад.

***

Изуку сидел на деревянной скамейке у стены игровой комнаты, сжимая в руках фигурку Всемогущего. Его маленькие пальцы нервно скользили по холодному, гладкому пластику. Всё вокруг раздражало его: шумные детские голоса, звон кубиков, скрип стульев и столов. Даже солнечный свет, пробивавшийся сквозь высокие окна, казался слишком ярким, почти слепящим. Шум в комнате становился всё громче, будто волны, накатывающие одна за другой. Дети смеялись, спорили, звали воспитательницу. Один мальчик громко объявил, что его башня из кубиков самая высокая, другой хвастался машинкой, которая «ездить быстрее всех». Но для Изуку всё это было размытым, его разум был мутным. Единственным реальным ощущением оставался холодный пластик фигурки Всемогущего в его руках. Это была его единственная опора в хаосе вокруг. — Изуку, — тихий голос прозвучал рядом, вырывая его из мыслей. Он резко поднял голову. Это была девочка, которая села на скамейку рядом с ним. Её голос был мягким, почти осторожным, а в глазах читалось простое любопытство. Она выглядела немного смущённой, но не испуганной, как остальные. Её голос звучал так, словно она пыталась понять, почему он такой грустный. — Почему тебя так долго не было? Мы думали, ты совсем не вернёшься, — сказала она, склонив голову набок. Её вопрос был невинным, но для Изуку прозвучал как упрёк. Он почувствовал, как внутри поднялась волна тревоги. — Я… был в больнице, — наконец ответил он, едва слышно. Его голос был таким же тихим, как шёпот ветра за окном. — Но теперь всё хорошо. — Правда? Тебе делали уколы? — спросила девочка, её глаза стали серьёзными. Её слова были простыми, но Изуку не смог на них ответить. Он лишь слегка кивнул, надеясь, что этого будет достаточно. Прежде чем она успела спросить что-то ещё, к ним подбежал мальчик, держа в руках ярко-зелёный вертолёт. — Смотрите, у меня новый вертолёт! — радостно выкрикнул он, крутя игрушку в воздухе. Лопасти вертолёта вращались с тихим жужжанием, поблёскивая в солнечных лучах. Изуку лишь машинально кивнул, не желая продолжать разговор. Он снова сосредоточился на фигурке Всемогущего, пытаясь заглушить шум и хаос вокруг. - После обеда детей вывели во двор. Было тепло и солнечно. Небо над площадкой было ясным, а лёгкий ветерок шевелил листья на деревьях. Дети с радостью бросились к качелям, песочнице и горкам, весело смеясь и зовя друг друга играть. Изуку остался в стороне. Он сел на край деревянного бортика песочницы, но играть с другими не пытался. Он чувствовал себя чужим, словно оказался в этом месте случайно. Вдруг его внимание привлёк громкий крик. Один из мальчиков, бегая по площадке, споткнулся и упал на асфальт. Раздался глухой удар, а затем — плач. Когда Изуку поднял глаза, он увидел, как воспитательница торопливо направляется к ребёнку. У мальчика было разбито колено. Тонкая струйка крови стекала по его ноге, оставляя алые пятна на песке. Всё началось с запаха. Резкий металлический аромат крови пробился сквозь хаос других запахов: свежей травы, детского пота, песка. Запах крови был густым, как мёд, обволакивающим все чувства. Он казался живым, зовущим его к себе. Изуку замер, как загнанный зверёк, и резко вдохнул. Мир вокруг словно потускнел. Смех, крики, разговоры — всё утонуло в этом обжигающем, манящем запахе. Голод вспыхнул с новой силой, как огонь, разгорающийся из искры. Тупая боль в животе превратилась в разъедающий жар, от которого хотелось вскрикнуть. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. По спине пробежала ледяная дрожь, словно его бросало то в жар, то в холод. Сердце гулко билось, как барабан, отдаваясь эхом в ушах. «Нет… Нельзя. Я справлюсь,» — отчаянно подумал он, с силой сжав зубы. Тело тянулось вперёд, как будто кто-то невидимый толкал его. Его взгляд застыл на струйке крови, стекавшей по колену мальчика, и он не мог оторвать глаз. Эта алая линия казалась такой тёплой, такой живой… Взгляд помутнел, а в голове всплыло лицо матери. Её тёплый голос звучал отчётливо: «Ты справишься, Изуку. Ты сильнее, чем думаешь.» Прежде чем он успел осознать свои действия, он оказался рядом. Его взгляд метнулся к воспитательнице — она наклонилась, доставая из кармана платок. Все его страхи и мысли растворились. Осталась только одна навязчивая идея: «Ешь.» Изуку наклонился и… его язык коснулся края раны. Тёплая, солёная жидкость обожгла его губы. Голод, который мучил его весь день, наконец затих, как зверь, получивший свою добычу. Но вместе с этим пришло другое чувство — холодный, парализующий ужас. — Что ты делаешь?! — вскрикнула воспитательница, её голос прозвучал громче, чем крики остальных детей. Она выпрямилась, схватив мальчика на руки, как будто пыталась защитить его от зверя. Её голос дрожал, но она старалась сохранить спокойствие, не поддаваясь панике. Однако её глаза, наполненные ужасом, выдавали истинные чувства. Дети вокруг затихли. Кто-то из них шёпотом произнёс: «Что он сделал?» Другие просто смотрели, широко раскрыв глаза. Словно они впервые видели Изуку настоящего — и этот образ их пугал. - Воспитательница быстро отвела Изуку внутрь здания, оставив остальных детей под присмотром помощницы. Он молчал, пока она выговаривала ему за его поступок, но слова её казались далёкими и ненужными. Когда он вернулся в группу, дети смотрели на него настороженно. Они шептались, бросали короткие взгляды, но никто не подходил. Даже Кацуки, который всегда находился рядом, лишь молча смотрел на него издалека, не решаясь подойти. — Ты странный, Деку, — наконец сказал Кацуки, отворачиваясь. Его голос был холодным, и эти слова ранили сильнее любого крика. - Внутри игровой комнаты было тихо. Остальные дети остались во дворе, а Изуку сидел на стуле у окна. Его колени прижаты к груди, руки обхватывают их, словно он пытается защитить себя от этого мира. «Почему я такой? Почему я не могу быть, как они?» — вопросы звучали в его голове, но ответа не было. Он чувствовал, как горячие слёзы скатываются по его щекам. Словно эти слёзы могли смыть тот ужас, который он только что совершил. Он вспомнил взгляд воспитательницы — полный отвращения и страха. Вспомнил мальчика, который теперь наверняка никогда не подойдёт к нему. Вспомнил детей, которые смотрели на него так, будто он был чем-то неправильным, чужим. «Ты странный, Деку,» — в голове зазвучал голос Каччана. Эти слова стали последней каплей. Он знал, что тот прав. Изуку прижался лбом к своим коленям, сжимаясь в маленький комок. «Почему я не такой, как все? Почему моё тело хочет того, что отталкивает других?» — он закрыл глаза, пытаясь унять боль внутри. Но он знал, что эти вопросы останутся без ответа. Теперь он всегда будет один.

***

На следующий день после инцидента с мальчиком и кровью дети уже не бегали вокруг Изуку, как раньше. Они держались подальше, стараясь не встречаться с ним взглядом. Даже самые дружелюбные из них теперь обходили его стороной, словно он был чем-то пугающим, чем-то, чего они не могли понять. Изуку снова сидел один за небольшим столиком в углу игровой комнаты. Его руки лежали на коленях, а взгляд блуждал по полу. Перед ним лежали цветные карандаши и чистый лист бумаги, но он даже не пытался рисовать. — Почему он здесь вообще пришел? — шёпотом спросил один из мальчиков у своего друга, но так громко, что Изуку услышал. — Может, его просто забыли забрать отсюда? Что с ним такое, почему он такой странный? — ответил другой, сдавленно хихикнув. — Нет, ты что, — вмешалась девочка, которая рисовала за соседним столом. — Он такой, потому что у него нет причуды. Мне папа расказывал что все безпричудные странные. Эти слова ударили Изуку сильнее, чем любые шутки или крики. Он замер, стараясь не выдать, что слышит их разговор. — Но у него ведь есть? — неуверенно сказал мальчик. — Он… ну… странный. — Если бы у него была причуда, он бы не был таким, — отрезала девочка, скрестив руки на груди. — Он просто делает вид, что у него есть. Иначе почему он так странно себя ведёт? Её слова нашли отклик у остальных детей. Они зашептались, переглядываясь. — Да! Вот почему он сидит один! С настоящими причудами так себя не ведут! — А ты видел, как он смотрит? Как будто он хочет… съесть кого-то! — Фу, не говори так! — вскрикнула девочка, но тут же прикрыла рот рукой, бросив взгляд на воспитательницу. Они рассмеялись, хоть и тихо, чтобы их не услышали взрослые. Для них это было просто игрой, но для Изуку их слова были острыми, как ножи. Он попытался не обращать на них внимания, стиснул зубы и взял в руку зелёный карандаш, чтобы начать рисовать. Но рука дрожала, и карандаш скользнул по бумаге, оставив грубую линию. Воспитательница, стоявшая у окна, заметила тишину в комнате и обратила внимание на детей. — Что здесь происходит? Почему вы не играете с Изуку? Дети замолчали, но кто-то из них всё же осмелился ответить. — Он странный, — пробормотала девочка, не поднимая глаз. — Он даже не играет, просто сидит. — Да, и он… он делает что-то странное, — добавил мальчик, но не стал уточнять, что именно. — Это неправда! — неожиданно выкрикнул Изуку, резко поднимая голову. Его голос сорвался на тонкий, почти жалобный тон. Дети отшатнулись, а один мальчик вскрикнул: — Видите? Он злится, потому что мы правы! Воспитательница нахмурилась, подойдя ближе. — Дети, этого достаточно. Все причуды разные, и у каждого из вас есть что-то, что делает вас особенными. Но её слова прозвучали пусто, и дети просто отвернулись, делая вид, что больше не смотрят на Изуку. Позже, во время прогулки, ситуация только ухудшилась. Изуку подошёл к песочнице, надеясь присоединиться к игре, но как только он опустился на колени рядом с детьми, один из мальчиков вскочил и громко сказал: — Не трогай мой замок! У тебя всё равно руки грязные! — Я… я просто хотел помочь, — пробормотал Изуку, его голос дрожал. — Нет, спасибо, — холодно ответила девочка, отодвигая свои формочки для песка подальше. — Мы сами справимся. Изуку почувствовал, как в груди всё сжалось. Он отступил на шаг, а потом сел на край песочницы, наблюдая, как дети продолжают играть, будто его там не было. В какой-то момент один из мальчиков наклонился к своему другу и громко прошептал, так чтобы Изуку услышал: — Видишь? Ему тут не место. Изуку не выдержал. Он поднялся и отошёл к дальнему краю площадки, где спрятался за деревом. Там он позволил слезам свободно течь по щекам. Он знал, что не может вернуться. Они не поймут. Даже если он будет пытаться снова и снова, они всегда будут видеть в нём чужака. «Если бы у меня была нормальная причуда, всё было бы по-другому,» — подумал он, сжимая кулаки. Но эта мысль не приносила утешения. - Позже, когда все дети играли на площадке, Изуку продолжал сидеть на скамейке, сжимая свои колени. Ему было сложно понять, как всё вдруг стало так сложно. Дети, которые ещё недавно звали его играть, теперь смотрели на него с настороженностью, будто он мог внезапно причинить им боль. Изуку услышал знакомый голос, раздающийся неподалёку: — Эй, Деку! — крикнул Кацуки, подбегая к нему. Его голос был резким, почти требовательным. — Ты чего тут сидишь, как какой-то слабак? Изуку поднял взгляд, встретившись с самодовольной ухмылкой Кацки. Солнечный свет играл на его светлых волосах, а в глазах блестело привычное дерзкое выражение. — Я… — Изуку отвёл взгляд, чувствуя, как внутри сжимается что-то болезненное. — Просто… отдыхаю. — Ха! Отдыхаешь? Да ты просто слабый! и боишься— громко рассмеялся Кацуки, поднимая руки в боках. — Боишься, что снова сделаешь что-то странное и напугаешь всех. Эти слова больно кольнули Изуку, но он попытался не показать этого. — Я не… я ничего такого не делал, — тихо возразил он, но его голос был слабым. Кацуки шагнул ближе, опираясь на скамейку. — Ну да, конечно, ты никогда ничего не делаешь, кроме как быть безолезным, Деку! — Он склонился чуть ближе, его голос понизился, но стал ещё язвительнее. — Я знаю, что у тебя нет причуды. Ты просто притворяешься. И это то, что всех пугает. Изуку сжал кулаки, чувствуя, как по его щекам начинают катиться слёзы. Он знал, что Кацуки всегда был груб с ним, но в этот раз было особенно больно. — Почему ты так со мной? — прошептал Изуку, опустив голову. Кацуки замолчал на мгновение, будто его слова застали врасплох. Затем он фыркнул и отвёл взгляд. — Потому что ты слабак. И всегда им был, Деку. Если ты не хочешь, чтобы все тебя ненавидели, стань сильнее. Или хотя бы перестань быть таким… странным. С этими словами Кацки резко развернулся и пошёл обратно к детям, оставив Изуку в одиночестве. Изуку прижался лбом к коленям, чувствуя, как слёзы капают на его штаны. Но внутри что-то закипало. Его сердце колотилось быстрее, а дыхание становилось рваным. Он больше не мог молчать. — Я… я не слабый! — внезапно выкрикнул он, поднимая голову. Кацуки остановился на полпути к детям, медленно оборачиваясь. На его лице появилась ухмылка, полная вызова. — Ого, Деку, а ты, оказывается, умеешь говорить! — он сложил руки на груди, его глаза вспыхнули. — Тогда докажи, что ты не слабый. Сделай что-то. Изуку почувствовал, как все взгляды обратились к нему. Дети, игравшие поблизости, замерли, наблюдая за происходящим. Он сжал кулаки, пытаясь найти хоть что-то, что он мог бы сказать или сделать. Но ничего не приходило в голову. — Вот и всё, — фыркнул Кацки, отвернувшись. — Ты всегда так, Деку. Только слова. С этими словами он ушёл, оставив Изуку сидеть на скамейке. На этот раз слёзы не потекли. Вместо этого внутри него росло что-то другое — чувство, что он должен доказать, что они не правы. «Однажды,» — подумал он, смотря на спину Кацуки, — «я покажу тебе. Покажу всем».

***

Вечером в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тихим гудением старого компьютера. Изуку сидел за столом, сгорбившись, и смотрел на экран. На видео Всемогущий спасал людей, вытаскивая их из горящего здания. Его широкая, искренняя улыбка озаряла всё вокруг, внушая надежду даже тем, кто смотрел запись через экран. Изуку зачарованно следил за героем, но внутри нарастало неприятное чувство тяжести. Его пальцы дрожали, когда он нажал на паузу. Экран застыл на кадре, где Всемогущий поднимает ребёнка на руки, улыбаясь так, словно ничто в мире не может его остановить. Изуку крепче сжал мышь, его голос был тонким, словно боялся разрушить тишину. — Мама, он спасает их с улыбкой…неважно где и когда люди попадают в беду… — он повернул голову к двери, где стояла Инко. — Я смогу стать героем? Как Всемогущий? Я хочу спасать людей… с улыбкой на лице. Он повернулся обратно к экрану, пряча лицо, но Инко заметила, как его плечи сжались, как будто он ожидал, что ответ будет слишком тяжёлым. Её сердце сжалось от боли и любви. Она знала, как сильно её мальчик мечтает быть героем, как он смотрит на своего кумира с горящими глазами. И она знала, насколько суров будет мир к ребёнку с такой причудой. Инко подошла к Изуку, опустилась на колени рядом с его стулом и крепко обняла его со спины. — Ох, Изуку, — она почувствовала, как его маленькие руки обхватили её в ответ. — Ты самый сильный, мой мальчик. — её голос был тёплым, мягким. Изуку поднял взгляд на неё, в его глазах застыла надежда, смешанная с сомнением. — Но у меня такая причуда, мама… Инко села рядом с ним на пол и нежно взяла его лицо в свои руки. — У тебя есть самое главное, Изуку. У тебя есть огромное сердце, полное доброты. — её голос был тёплым, но чуть дрожал. — Ты всегда видишь, когда людям больно. Ты всегда пытаешься помочь. — Но разве этого достаточно? — прошептал он, пытаясь сдержать слёзы. — Я не хочу пугать людей своей причудой… я хочу, чтобы они верили в меня. Как верят в Всемогущего. Инко почувствовала, как к горлу подступает ком, но она не могла позволить себе показать слабость. Она крепче сжала руки сына. — Люди верят в Всемогущего не только из-за его силы, Изуку. Они верят в него, потому что он никогда не сдаётся. Потому что он всегда улыбается, несмотря ни на что, — она коснулась его щеки, чтобы он снова посмотрел ей в глаза. — И ты тоже можешь стать таким, если веришь в себя. Я знаю, ты сможешь. — Ты правда так думаешь? — он смотрел на неё с надеждой, словно её слова были его единственным спасением. Инко улыбнулась, пытаясь прогнать сомнения сына, даже если ей самой было страшно. — Твоя улыбка, Изуку, способна осветить весь мир. И если ты сам веришь, что можешь стать героем, то ты им обязательно станешь. Даже если это будет нелегко. Изуку посмотрел на неё, его глаза немного засветились надеждой. — Ты правда так думаешь? — Я в этом уверена, — она прижала его к себе, шепча: — И я всегда буду рядом, мой маленький герой. Я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя. Изуку обнял её крепче, уткнувшись носом в её плечо, его дыхание стало ровнее. На его лице появилась слабая, но искренняя улыбка, которую Инко ценила больше всего на свете. Когда он наконец лёг спать, у него в голове всё ещё звучали её слова. Он поверил, пусть даже ненадолго, что мечта всё ещё может быть достижимой. Инко же осталась в комнате, долго смотря на его спящее лицо. Она молилась, чтобы её сын смог выдержать все испытания, которые приготовил для него этот мир.

***

К началу младшей школы Изуку Мидория начал понимать, что его «особенность» делает его изгоем. Всё чаще он ловил на себе настороженные взгляды детей, шепот за спиной, то, как кто-то переставал играть, стоило ему подойти. Шепот становился всё громче. — Вы слышали? Он странный! — говорила одна девочка, завязывая ленточки на косичках. — А ещё говорят он безпричудный! — добавлял другой мальчик, перепрыгивая через скакалку. — Нам нельзя с ним дружить. Эти слова словно впивались в уши. Изуку их слышал, но ничего не говорил. Словно слова, застрявшие в горле, становились камнями. - На одном из уроков математики классная руководительница, Ханэда-сэнсэй, объясняла детям новую тему. Она была всегда приветливой и терпеливой, её мягкая улыбка успокаивала даже самых беспокойных учеников. Но в тот день что-то было не так. Изуку, сидя за партой у окна, вдруг почувствовал знакомое жжение в груди. Сначала слабое, но оно быстро усиливалось. Он поднял взгляд на учительницу. Её улыбка, обычно искренняя, выглядела натянутой. Она двигалась чуть медленнее, словно в её теле что-то причиняло боль. Он чувствовал это так ясно, будто сам переживал её страдания. Давление в груди нарастало, и он больше не мог молчать. — Ханэда-сэнсэй, у вас что-то с животом… вам нужно к врачу, — внезапно произнёс Изуку. Голос его был тихим, но в замерзшем от неожиданности классе он раздался как гром. Учительница остановилась, её мел замер над доской. Дети, до этого оживлённо шептавшиеся между собой, разом повернули головы к Изуку. — Что ты сказал? — голос Ханэда-сэнсэй дрогнул, она обернулась к нему с побледневшим лицом. — У вас живот… сильно болит, да? — он не отводил взгляда, чувствуя, как все смотрят на него. — Вам нужно провериться. Это что-то серьёзное. Ханэда-сэнсэй попыталась сохранить спокойствие, нервно улыбнулась и сказала: — Всё в порядке, Изуку. Спасибо за заботу, но ты не должен говорить такие вещи. Но он видел, что ей не в порядке. Она избегала смотреть ему в глаза. Её руки дрожали, и она больше не могла объяснять тему. В классе повисла тяжёлая тишина, но вскоре её нарушил тихий, но отчётливый шёпот. — Он опять это делает… — пробормотала девочка из второго ряда, прикрывая рот рукой. — Странный какой-то, — прошептал другой мальчик, переглядываясь с соседом. — Говорят, у него вообще нет причуды, — добавил кто-то сзади, и в классе раздался тихий смех. — Да, я слышал! — подхватил ещё один голос. — Может, поэтому он такой… странный. Шёпот становился громче, заполняя пространство вокруг Изуку. Он слышал всё. Каждый раз, когда кто-то произносил что-то про него, его лицо всё больше краснело, а руки начали дрожать. Изуку сжался, пытаясь спрятаться за своей партой. Он чувствовал себя словно под микроскопом, когда взгляды детей прожигали его спину. — Хватит шептаться, — попыталась вмешаться Ханэда-сэнсэй, её голос дрожал, но она пыталась сохранить твёрдость. Однако её слова мало помогли. Изуку сидел с опущенной головой, уставившись на свою тетрадь. Буквы перед его глазами расплывались, пока он пытался не заплакать. В тот момент он почувствовал, как всё внутри сжимается от одиночества. «Почему они так со мной?» — думал он. Ему хотелось убежать, спрятаться от всех, но вместо этого он оставался на месте, чувствуя, как что-то внутри него разрывается на части. - На уроке труда в классе царило оживление. Дети шептались и смеялись, с интересом вырезая из цветной бумаги фигуры для своих аппликаций. Учительница ходила между рядами, подбадривая ребят и поправляя их работы. Изуку сидел за своей партой, сосредоточенно вырезая крону дерева из зелёной бумаги. Его движения были аккуратными, а лицо сосредоточенным. Но когда он потянулся за очередным листом, то обнаружил, что его бумаги больше нет. Он поднял голову и огляделся. На соседнем столе, где сидела группа детей, лежала стопка яркой бумаги, аккуратно разложенной в ряд. Изуку нерешительно поднялся. Ему не хотелось отвлекать ребят, но аппликацию нужно было закончить. Он медленно подошёл к столу и взял один зелёный лист, надеясь, что его никто не заметит. — Эй, ты что делаешь?! — голос девочки из соседнего ряда прозвучал громче, чем Изуку ожидал. Он вздрогнул, замер на месте, держа лист в руках. Его взгляд метался между девочкой и листом, словно он вдруг не знал, что делать. — Я… просто… — начал он, пытаясь объясниться, но слова застряли в горле. — Ты крадёшь! — продолжила девочка, её голос был полон возмущения. — Ты даже не спросил! Это моё! — Нет, я… мне просто… для аппликации… — пробормотал Изуку, чувствуя, как к щекам приливает жар. — Вор! — выкрикнула девочка, её слова словно раскалённые иглы впивались в его сознание. — Фу, не трогай мои вещи! Я не хочу стать такой же беспричудной, как ты! Кто-то из мальчиков за её спиной рассмеялся. — Точно, от него можно заразиться! — подхватил он. — Безпричудные странные, держитесь подальше от него! Шёпот и смешки детей становились всё громче. Некоторые показывали на Изуку пальцем, другие отворачивались, словно он был чем-то заразным. Учительница подошла, пытаясь успокоить класс. — Дети, давайте не будем ссориться. Бумаги хватит на всех, — сказала она, её голос звучал мягко, но строго. Однако для Изуку это уже ничего не значило. Он опустил голову, аккуратно положил лист на стол и молча вернулся к своей парте. Всё его тело дрожало от унижения. Он опустил взгляд на свою работу — недоделанное дерево на фоне пустого листа — и больше не мог заставить себя двигаться. Он чувствовал, как все взгляды всё ещё прикованы к нему, слышал шёпот, который не прекращался. «Почему?» — пронеслось у него в голове. «Почему я всегда виноват?» - Когда они вернулись домой, Изуку сразу ушёл в свою комнату, оставив портфель в прихожей. Инко проводила его взглядом, чувствуя, как сердце сжимается от тревоги. Её мальчик всегда старался казаться сильным, но она видела, как тяжело ему даются эти школьные дни. Она немного постояла в тишине, ощущая волнение, и, собравшись с мыслями, постучала в дверь его комнаты. — Изуку, можно войти? — мягко спросила она. — Да, мама, — раздался тихий голос изнутри. Инко вошла и увидела, как сын сидит на краю кровати, ссутулившись и смотря в пол. Она подошла и села рядом, осторожно положив руку ему на плечо. — Как прошёл твой день? — спросила она, стараясь говорить как можно спокойнее. Изуку на мгновение замолчал, но затем неуверенно улыбнулся. — Мне дали наклейку «Лучше всех» на математике, — сказал он, подняв взгляд на неё. — Ханэда-сэнсэй сказала, что я правильно решил сложную задачу. Его голос дрожал, но в нём слышалась гордость. Инко улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Я знала, что ты справишься, мой умный мальчик, — сказала она, обняв его. — Я так тобой горжусь. Изуку прижался к ней, обнимая её в ответ. Но его плечи всё ещё были напряжены, а в глазах стояла тревога. Инко чувствовала, что ему нужно выговориться. — А что ещё случилось, Изуку? — мягко спросила она, поглаживая его по голове. Он долго молчал, а затем прошептал: — Сегодня на уроке труда… я взял у девочки лист бумаги, а она закричала, что я вор. Потом они все начали говорить про мою причуду, точнее думают, что я безпричудный. Но мне кажется, что это даже лучше, чем если они узнают правду. Говорили, что я странный… что нельзя со мной дружить. Инко почувствовала, как её сердце сжалось. Она прижала сына к себе крепче, будто пытаясь защитить его от всего мира. — Ты не виноват, Изуку, — сказала она твёрдо. — Ты не сделал ничего плохого. Иногда люди говорят такие вещи, потому что не понимают. Но это не значит, что с тобой что-то не так. — Но почему они так со мной? — прошептал он, и в его голосе слышалась боль. — Я просто хотел быть как все… Инко посмотрела на него, её глаза наполнились слезами. Она аккуратно взяла его лицо в свои руки. — Ты не должен быть как все, Изуку, — сказала она. — Ты добрый, умный и особенный. И ты обязательно найдёшь тех, кто это оценит. Я знаю, что сейчас тяжело, но ты сильный. Ты справишься. Сейчас лучше просто игнорировать их, и им надоест. А если нет, то мы обязательно что-то придумаем. Изуку кивнул, вытирая слёзы рукавом, но в его взгляде появилась небольшая искра надежды. — Спасибо, мама, — тихо сказал он, снова обняв её. — Всегда, мой дорогой, — прошептала Инко, поглаживая его по спине. Они просидели так ещё несколько минут, наслаждаясь теплотой друг друга, пока за окном медленно опускался вечер. - Через несколько дней после инцидента Инко снова вызвали в школу. С тревогой в сердце она вошла в учительскую, где её встретили классный руководитель, завуч и школьный психолог. Инко сразу почувствовала, что разговор будет тяжёлым. — Мидория-сан, — начала завуч, её улыбка была напряжённой, как будто она сама не верила в то, что собиралась сказать. — Мы хотим обсудить поведение вашего сына. Инко уже догадывалась, о чём пойдет речь, но всё равно надеялась на лучшее. Может быть, ситуация не так серьёзна, как ей казалось? Но сердце сжалось от предчувствия. — Что он сделал? — спросила она, стараясь удержать спокойствие, сложив руки на коленях. — Ваш сын… он, кажется, слишком сильно сосредотачивается на состоянии других людей, — осторожно продолжила Мидори-сэнсэй, избегая прямых взглядов. — Это вызывает беспокойство у детей. Они чувствуют себя… некомфортно. Завуч и психолог обменялись взглядами, словно ожидая, что Инко осознает всю серьёзность ситуации. Инко стиснула челюсти, чувствуя, как её сердце колотится. — Мы понимаем, что его способность уникальна, — добавил психолог, его голос был мягким, но в нем ощущалась холодная официальность. — Но вы должны понимать, что дети в этом возрасте могут быть очень впечатлительными. Это может создать напряжённость в коллективе. — Напряжённость? — переспросила Инко, не в силах скрыть растущее беспокойство. Горло сжалось, а в груди появилось ощущение тяжести. — Напряжённость из-за того, что он переживает за других? Завуч молча вздохнула и продолжила: — Мы думаем, что, возможно, ему будет лучше в учреждении, где его особенности смогут изучить более профессионально. И обучать его подходящими способами, он также постоянно витает в облаках. До него почти не добится. Эти слова прозвучали как приговор. Инко почувствовала, как её мир рушится вокруг. Слова завуча, сказанные вежливо, но безжалостно, поразили её. Не её сын был проблемой, а мир, который не знал, как с ним справиться. — Он обычный ребёнок, — твёрдо сказала Инко, её голос дрогнул, но она сдержалась. — Да, он… отличается, но это не значит, что он не заслуживает быть среди других детей. Он не виноват, что чувствует боль других людей. Он старается быть лучшим, а вы говорите, что это плохо? Психолог попытался вмешаться, но Инко не остановилась. — Он такой, какой есть, — продолжала она. — И это не должно быть поводом для того, чтобы исключать его. Почему вы не можете просто помочь ему стать частью коллектива, как любому другому ребёнку? Завуч закрыла глаза на несколько секунд, словно переживая внутренний конфликт, и с глубоким вздохом сказала: — Мы лишь хотим, чтобы ему было комфортно, Мидория-сан. Мы понимаем, что это непросто, но подумайте о том, что будет лучше для него в будущем. Эти слова, произнесённые с таким спокойствием, потрясли Инко. Её сердце болезненно сжалось, но она держала себя в руках, как могла. Она знала, что сын не был виноват, что мир был слишком узким для таких, как он. Но она также знала, что, несмотря на всё это, она никогда не оставит его. — Я буду думать, — ответила она, поднимаясь с места. Её голос был тихим, но твёрдым. — Но я не отдам своего сына. Он заслуживает быть там, где его понимают, а не там, где его считают исключением. С этими словами Инко покинула кабинет, чувствуя, как тяжесть на сердце не ослабевает. - Когда Инко вернулась домой, она не могла избавиться от тяжёлого чувства, которое поселилось в её груди. Разговор с учителями всё ещё эхом звучал у неё в голове, но, несмотря на это, она верила, что её сын заслуживает лучшего. Он просто другой, не менее замечательный, чем остальные дети, даже если мир пока не готов это принять. В тот вечер она зашла в комнату Изуку. Он сидел за своим столом, перелистывая тетрадь с заметками о героях, но её внимательный взгляд уловил, как его плечи чуть опустились. Он выглядел усталым, измотанным всеми этими месяцами. — Изуку, — тихо позвала она, остановившись у двери. Он поднял взгляд, а затем кивнул, разрешая войти. Инко подошла к его столу и села рядом, обдумывая, как сказать то, что её тревожило. — Я поговорила со школой, — начала она мягко, пытаясь подобрать слова. — Они думают, что тебе будет лучше в другом месте. В школе, где смогут изучить твою особенность и обучать тебя по-другому. Изуку замер. Его взгляд медленно опустился, и он тихо спросил: — Значит, они думают что я лишний? Инко заметила, как его пальцы начали нервно перебирать край страницы, и её сердце болезненно сжалось. — Нет, Изуку, — она положила руку на его плечо. — Никто не может заставить тебя уйти, если ты сам этого не захочешь. Я всегда буду стоять на твоей стороне. Он долго молчал, его губы дрожали, словно он пытался что-то сказать, но не мог. Наконец, он тихо выдохнул: — Я не хочу уходить. Инко удивлённо посмотрела на него. Она ожидала услышать что угодно — страх, растерянность, согласие с предложением учителей, чтобы избежать обидных слов и чужих взглядов. Но вместо этого его голос звучал твёрдо, хоть и тихо. — Почему, Изуку? Ты ведь говорил, что тебе тяжело там, — осторожно спросила она. Он поднял на неё глаза, в которых читалась не только боль, но и искорка надежды. — Я хочу быть рядом с Качаном, — наконец признался он. Его голос был тихим, но твёрдым, как будто каждое слово приходилось выдавливать из глубины души. Инко удивлённо смотрела на него. Она ожидала услышать что угодно — страх, растерянность, желание уйти, чтобы избежать боли. Но его слова были другими, наполненными решимостью. — Почему, Изуку? — осторожно переспросила она. — Ты ведь говорил, что тебе тяжело там. Он поднял на неё глаза, наполненные болью и надеждой. — Потому что я хочу видеть, как Качан становится героем, — произнёс он почти шёпотом. — Он всегда был таким сильным, таким уверенным… Я хочу научиться у него. Я знаю, что мне никогда не быть таким, как он, но если я останусь, я смогу наблюдать за ним. Он замолчал, нервно теребя край тетради, а затем добавил: — Может, тогда и я смогу стать сильнее. Смогу стать героем… по-своему. Инко почувствовала, как сердце защемило от боли и гордости одновременно. — Ты хочешь остаться из-за Кацуки? — тихо спросила она, стараясь понять, что именно движет её сыном. — Не только, — он покачал головой. — Я хочу доказать, что я чего-то стою. Что даже если я другой… это не делает меня хуже. Если я уйду, они подумают, что победили, что со мной правда что-то не так. А если останусь… если буду стараться изо всех сил… может, однажды они увидят меня иначе. В его словах была детская искренность, но вместе с тем невероятная сила. Инко почувствовала, как её глаза наполнились слезами. Она аккуратно обняла сына, крепко прижимая его к себе. — Ты сильный, Изуку, — прошептала она, чувствуя, как дрожит её голос. — Ты уже доказал это. Если ты хочешь остаться, мы справимся. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Изуку прижался к ней, его дыхание стало ровнее, а плечи — чуть более расслабленными. В его глазах мелькнула та самая искорка, которая всегда озарялась, когда он говорил о своей мечте. Он не сдавался. Несмотря на боль, он всё ещё верил, что сможет стать героем. И Инко поняла, что её сын — сильнее, чем она могла себе представить. - В классе стоял гул. Дети болтали, кто-то перекрикивал других, а в углу собралась небольшая группа, среди которых был Изуку. Он стоял, обнимая свои книги, стараясь держаться в стороне. Но к нему подошёл один из одноклассников, широко ухмыляясь. — Эй, Мидория! А это правда, что у тебя вообще нет причуды? — громко спросил он, привлекая внимание остальных. Изуку опустил взгляд, стараясь выглядеть как можно меньше. — Оставь меня в покое, — пробормотал он, но его слова утонули в смешках окружающих. — Нет причуды, а всё равно строишь из себя героя! — продолжил мальчик, хватая тетрадь из рук Изуку. — Нет! Отдай! — голос Изуку сорвался, но был слишком слабым, чтобы остановить его. Тетрадь вырвали из его рук, и мальчик начал размахивать ею, будто это была игрушка. — Может, ты покажешь, что можешь? Или у тебя даже сил нет? — смеясь, добавил он. — Не надо… — прошептал Изуку, глаза его наполнились слезами. Тетрадь резко порвалась, листы упали на пол. Всё вокруг замерло. Изуку смотрел на разбросанные страницы, в которых были записи, сделанные с таким старанием. В каждом слове, каждой схеме были его мечты. Его попытки доказать, что он тоже может быть героем. И вот теперь они валялись на грязном полу, бесполезные. — Ой, прости, — насмешливо протянул мальчик. — Наверное, они были важны, да? Что-то сломалось внутри Изуку. Боль, унижение, усталость — всё это слилось воедино, захлестнув его. Он сорвался с места, обрушивая на мальчика всю свою накопленную ярость. — Ты не понимаешь! — закричал он, сбивая одноклассника с ног. — Ты ничего не понимаешь! Его кулаки обрушивались на мальчика, который теперь кричал от боли и страха, закрываясь руками. — Хватит смеяться надо мной! — рычал Изуку, его голос срывался. — Хватит! Слёзы стекали по его лицу, но он не мог остановиться. Мир вокруг словно исчез. Всё, что он слышал, был собственный пульс в ушах. Всё, что он чувствовал, была ярость, глухая, беспощадная ярость. Его голод пробудился. Он наклонился, и его зубы вонзились в ногу мальчика. — А-а-а-а! — закричал тот, дернувшись от боли. Изуку рычал, его дыхание сбивалось. Он не слышал криков одноклассников, не видел их испуганных лиц. Всё, что существовало для него в этот момент, — это горячая кровь, стекающая по его губам. Когда он укусил мальчика за ногу, его мир перевернулся. Солоноватый, металлический вкус крови — это было странно и страшно, но в то же время… правильно. Он чувствовал её тепло, её силу. Она пульсировала у него во рту, и впервые за долгое время его голод притупился. «Вот оно», — промелькнуло у него в голове. Его тело расслабилось на мгновение, пока он поглощал то, что казалось ему недостижимым. Кровь мальчика была насыщенной, сладкой, живой. Каждая капля насыщала его, будто заполняя пустоту, которую он даже не осознавал. Но затем всё изменилось. Крики и паника разлетелись по классу. Дети разбегались, кто-то звал учителя, но никто не осмеливался подойти ближе. — Чёрт возьми, Деку! — послышался голос Кацуки. Он бросился к Изуку, схватив его за плечи, и резко дёрнул назад, пытаясь оторвать от пострадавшего. — Прекрати! — рявкнул он, но стоило ему посмотреть в глаза Изуку, как его сердце пропустило удар. Глаза Изуку горели странным блеском, его лицо было искажено гневом и… оскалом. — Качан… — хрипло произнёс он, его голос дрожал, но в нём звучала невыразимая боль. Кацуки схватил его за плечи, и запах его крови ударил в нос Изуку, обостряя его чувства. Это была другая кровь, чужая, острая. Она пахла… силой, но эта сила была неправильной. Она была чуждой, будто вся его суть отталкивала её. Изуку резко вырвался из хватки Кацуки и вцепился в его руку. В следующее мгновение Кацуки почувствовал острую боль — зубы Изуку впились в его предплечье. Когда Кацуки попытался оттащить его, Изуку резко повернулся и вцепился зубами в его предплечье. Но едва его зубы прокусили кожу, в голове у него вспыхнул сигнал тревоги. Кровь Кацуки потекла ему в рот — густая, горячая… но она была неправильной. Его тело протестовало. Вкус был горьким, будто он укусил что-то испорченное. Причуда Кацуки пронизывала эту кровь, и Изуку почувствовал, как в его груди поднимается тошнота. Он отпустил Кацуки, задыхаясь, и отполз назад. — Ты совсем рехнулся?! — закричал Кацуки, дёргая руку, но хватка Изуку была железной. — Чёрт, Деку! Это же я! — выкрикнул он, пытаясь удержать его. Наконец, в класс ворвался учитель. Он резко схватил Изуку и оттащил его от Кацуки. Изуку кричал, вырывался, но, когда его окончательно оттащили, он упал на пол, тяжело дыша. Его лицо было испачкано кровью, его руки дрожали. Изуку закрыл рот рукой, его глаза расширились от ужаса. Он чувствовал её — кровь Кацуки ещё оставалась у него на языке, словно напоминая ему о его поступке. Но она не утолила голод. Наоборот, она сделала его ещё сильнее. Он смотрел на свои окровавленные руки, а затем на Кацуки. Тот стоял перед ним, хмурый, но… напуганный. — Что… что я наделал… — прошептал он, его голос звучал сломленно. Кацуки стоял рядом, прижимая укушенную руку, его лицо было наполнено смесью боли, гнева и непонимания. — Ты серьёзно? — хрипло произнёс он. — Ты ведь не такой… Деку, ты же не такой. Но Изуку не мог ответить. Он обнял свои колени, сжавшись в комок, и начал рыдать. — Простите… Простите… — повторял он, словно это могло исправить всё. Но перед глазами стояла картина: мальчик, которого он укусил первым, сидел на полу, прижимая окровавленную ногу. Его глаза были полны страха. Страха перед ним. Изуку поднял взгляд на остальных детей. Их лица были бледными, глаза широко распахнуты. Они смотрели на него так, будто он… «Монстр», — подумал он. Он почувствовал, как слёзы начинают литься по его щекам. Его руки дрожали, а голод всё ещё горел внутри, словно огонь, который он не мог потушить. Он снова посмотрел на Кацуки, но тот ничего не сказал. Лишь смотрел на него — глаза полные растерянности и боли. — Простите… — выдохнул Изуку, закрывая лицо руками. Но никто не ответил. Он был чудовищем. - Инко вошла в кабинет директора, чувствуя на себе обжигающие взгляды родителей пострадавших детей. В комнате стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь приглушёнными шёпотами. — Мидория-сан, Он причинил физический вред другим детям, — начал директор, его голос звучал строго и безэмоционально. — Он опасен. Мы не можем позволить, чтобы подобное повторилось. Инко опустила взгляд, пытаясь сохранить самообладание. Её руки дрожали, но она не собиралась показывать свою слабость. — Мой не хотел, — сказала она тихо, но твёрдо, поднимая голову. — Он не хотел этого. Вы не понимаете… он просто… он не может контролировать свою причуду. — Не может контролировать?! — выкрикнул один из родителей, мужчина с покрасневшим лицом. — Ваш сын укусил моего ребёнка, как дикий зверь! Как вы можете это оправдывать? Инко почувствовала, как в груди разгорается ярость, смешанная с болью. — А ничего, что ваши дети всё время над ним шутили и издевались? — резко возразила она, сжав кулаки. — Он бы никогда не причинил вреда, если бы они не довели его. Вы не знаете, через что он проходит каждый день! В этот момент дверь кабинета открылась, и вошла Мицуки, мать Кацуки. Её взгляд был тяжёлым, но лицо сохраняло спокойствие. — Инко, — начала она с лёгким вздохом, словно собиралась объяснить что-то очевидное. — Я, конечно, всё понимаю, но это уже ни в какие ворота не лезет. — Её голос был ровным, но в нём звучала твёрдость. — Я думаю, что ему действительно будет лучше в специализированном интернате для детей с опасными причудами. Там он будет под присмотром, и ты сможешь не волноваться. Эти слова ударили Инко сильнее, чем любой крик. Она повернулась к Мицуки, её глаза вспыхнули от обиды. — Как ты можешь так говорить? — произнесла она, её голос дрожал, но не от слабости, а от гнева. — Ты же знаешь его с рождения! Ты помнишь, как наши мальчики играли вместе? Мицуки слегка нахмурилась, её взгляд смягчился, но она не отступала. — Инко, я понимаю, как тебе тяжело. Но посмотри на это со стороны. Кацуки и другие дети боятся его. А что, если он сделает что-то ещё? — Боятся? — переспросила Инко, её голос становился всё громче. — Может, они боятся, потому что сами довели его до этого? Разве ты не видела, как твой сын задирал его? Как он смеялся над ним, как и все остальные? Она обернулась к учителям, её взгляд был полон отчаяния и гнева. — Я ведь с вами говорила! — воскликнула она, обращаясь к деректору и остальным учителям. — Я рассказывала, что дети несправедливы к Изуку, что они начали портить его вещи. Я просила вас вмешаться, помочь ему. Я даже в полицию не заявляла! Я пыталась всё наладить, разговаривала с родителями, пыталась решить это мирно! А теперь вы хотите сделать виноватым только моего сына? Директор слегка поморщился, будто это напоминание было для него неприятным. — Мидория-сан, ситуация вышла из-под контроля. Мы будем вынуждены остранить вашего сына. Кроме того, информация об этом инциденте будет передана в полицию и органы опеки. Инко почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она сделала шаг вперёд, сдерживая слёзы. — Нет, — сказала она твёрдо, её голос звучал как раскат грома. — Если вы думаете, что изоляция — это решение, вы ошибаетесь! Он — не опасен! Он — не чудовище! Он — мой сын! Родители пострадавших детей зашептались, а один из них выкрикнул: — Он угроза для общества! Его место в учреждении для таких, как он! Инко резко обернулась к нему: — Угроза? Вы называете ребёнка угрозой, не понимая, через что он проходит?! А ваши дети, которые каждый день издеваются над ним? Они не угроза? Взгляд Мицуки изменился. Она будто хотела что-то сказать, но промолчала. Директор развёл руками, его голос звучал устало: — Мы уже приняли решение. Изуку Мидория будет исключён. Инко сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Она знала, что уже не сможет ничего изменить, но она должна была попытаться. — Хорошо, — сказала она после долгой паузы, её голос был тихим, но полным решимости. — Я согласна забрать Изуку из школы. Но, пожалуйста, ничего не пишите в его личном деле. Я готова забрать документы прямо сейчас. И ещё… подготовьте, пожалуйста, оценки за последние контрольные. Директор слегка удивился её просьбе, но затем кивнул. — Мы учтём вашу просьбу, — сказал он сухо. Инко повернулась к выходу, но перед тем, как уйти, бросила взгляд на Мицуки. — Я думала, что ты поймёшь. Но, кажется, я ошибалась. С этими словами она вышла, не оборачиваясь, оставив за собой гнетущую тишину.

- После разговора в кабинете директора Инко направилась к классу, где её уже ждал Изуку. Его маленькая фигурка сидела в углу, обхватив колени руками. Рядом стоял его рюкзак, который выглядел слишком большим для такого худенького мальчика. Когда он заметил её, его глаза расширились от страха и волнения. — Мам… — прошептал он, глядя на неё снизу вверх. Инко присела перед ним, чтобы быть на одном уровне, и взяла его руки в свои. Они были холодными и слегка дрожали. — Всё хорошо, Изуку, — сказала она мягко, стараясь придать голосу уверенности. — Мы уходим. Ты больше не должен здесь оставаться. Ты собрал все вещи? Его нижняя губа задрожала, и он отвернулся, пытаясь скрыть слёзы, и кивнул — Они сказали, что я страшный… — пробормотал он едва слышно. Инко почувствовала, как боль пронзила её сердце. Она обняла его, поглаживая по спине. — Нет, ты не страшный, — прошептала она, крепче прижимая его к себе. — Ты мой сын. Мой маленький герой. И я всегда буду на твоей стороне. Изуку обхватил её руками, уткнувшись лицом в её плечо. — Ты не оставишь меня? — его голос звучал глухо, но в нём чувствовалась надежда. Инко слегка улыбнулась, несмотря на слёзы, навернувшиеся на глаза. — Никогда. Она помогла ему подняться, взяла его рюкзак и его маленькую руку в свою. Пока они шли по коридору к выходу, она чувствовала на себе осуждающие взгляды других родителей, слышала шёпот. Но всё это больше не имело значения. — Мы пройдём через это, — шепнула она, больше себе, чем Изуку. — Я обещаю. Когда они вышли за пределы школы, Инко остановилась, чтобы вытереть ему слёзы. — Хочешь мороженое? — спросила она, пытаясь вернуть ему хотя бы часть детской радости. Изуку неуверенно кивнул, и на его лице мелькнула слабая улыбка. — Тогда пошли, — с теплотой сказала она, крепче сжимая его руку. Когда они шли по улице, Инко обернулась на школьное здание. Оно казалось таким большим и холодным, словно намеренно отвернулось от них. Она сделала глубокий вдох и посмотрела на Изуку. Его шаги были неуверенными, но он всё ещё держался за её руку. «Мы справимся,» подумала она. «Как бы трудно это ни было.» Изуку поднял взгляд на неё, и в его глазах читалась робкая надежда. — Мам, я обещаю… я больше никому не причиню вреда, — прошептал он. Инко улыбнулась сквозь слёзы и сжала его ладонь чуть сильнее. — Я знаю, сынок.