skin and bones

      Проснувшись в час Кролика, Чонгук быстро собрался, накинул на себя тёплый ватник, так как утром уже были заморозки, натянул на ноги сапоги с шерстяными носками и молча, даже по привычке не заглянув в комнату Тэхёна, чтобы поцеловать взглядом, как обычно делал это каждое утро, он, как ни в чём не бывало, тихой одинокой тенью покинул хижину. Направлялся в Волчью Бухту. Сегодня у него там было масса неотложных дел, которые требовали к себе безжалостного внимания. Идя по каменистой дорожке и слушая унылый шелест пожухлых листьев бамбука, которые не до конца ещё опали, Чонгук невольно вспомнил вчерашний вечер и нахмурился. Оттого, что он поссорился с Тэхёном считай на ровном месте, его сердце сжалось от тупой боли и тоски. Он не думал, что всё повернёт именно так. Что придётся оправдываться и давать ложные обещания. Он хотел рассказать ему о Бухте, правда хотел, но потом, когда сам был бы к этому готов, да только судьба всё решила сама. Теперь розовый рассвет, что виднелся перед ним на горизонте и падал на город причудливыми длинными тенями, отскакивая от киноварно-красных ворот зайчиками-огоньками, был для него не таким уж красивым. Бескровным и каким-то даже бледным. Нежизнерадостным. С ним здоровались, город просыпался рано, но Чонгук кивал машинально, без тени хорошего настроения на лице, поэтому поприветствовав Градоначальника, люд быстро опускал голову ниже и, не привлекая к себе лишнего внимания, продолжал заниматься своими делами дальше. Чонгук не стал заходить к Джину, чтобы тот что-нибудь приготовил заодно и Тэхёну. У них дома ещё оставалось мясо и лапша, так что голодным его птенчик точно не останется. Если что, разогреет себе то, что вчера не доел. Не маленький же. По правде говоря, в глубине своей души Чонгук считал, что эта неприятная стычка для них была в порядке вещей. Он уже успел изучить характер Тэхёна, поэтому понимал, что ссора будет не долгой. Сначала вспыхнет как спичка, а потом быстро потухнет. То, что они начнут общаться уже завтра, для него было само собой разумеющимся. Да только горькое чувство неприятно жгло язык и сдавливало грудь, не давая нормально дышать. Больно. Неприятно, но это нужно было пережить. Чонгук ни за что не откажется от Тэхёна из-за такой пустяковой мелочи. Он уже успел познать крайнюю степень одиночества и не хотел познавать это ещё раз (когда у человека в жизни ничего не оставалось, только блёклая размытая тень, которая и та еле поддерживала его тело). Да, у Чонгука был ещё старший брат, но даже Намджун не мог исцелить его душевные раны. Только Тэхён. Только с появлением Тэхёна он стал исцеляться. И его каменное сердце наконец дало трещину. Чонгук не заметил, как прошёл хлюпкие болота. Только у ворот Волчьей Бухты мужчина вырвался из плена захвативших его мыслей и распахнул глаза. Его безоговорочно пропустили внутрь. Дети уже делали зарядку, кто-то из воспитателей был на пробежке, но он тут же свернул вбок к знакомому земному наросту, который не сразу здесь был виден. Введя код, состоящий из пяти цифр, бронированные двери открылись перед ним с характерным ахающим звуком. В глаза ударил стерильно-белый свет люминесцентных ламп. — Доброе утро, начальник, — первым поприветствовал его на входе светловолосый парень в белом халате и увесистой папкой в руках. Это был его личный помощник, которого звали Чимин. Тот самый молодой юноша, который помогал Тэхёну справиться с храмом. — Вы сегодня рано. — Работа не ждёт. — Я подготовил отчёт по белкам, что вы говорили, — парень указал на папку в руках. — Хорошо, оставь пока себе, гляну позже, — кинул Чонгук и завернул в комнату, где смог переодеться. Белки являются самой важной частью нашего многоатомного организма. Большинство процессов управляют именно они — настоящие маленькие рабочие, которые могут практически всё: начиная от ускорения каких-либо сложных химических процессов, заканчивая построением самих антител. Без белков не было бы жизни, все это знали. Поэтому лаборатория Чонгука делала уклон в изучении именно белков, а не чего-либо другого. Найдя определённый белковый «ключ», они смогли бы открыть любые двери. Но исследовать их не было таким уж сложным делом. Базовые вещи они и так знали: состоят из аминокислот, насчитывают около двадцати типов, соединяются в длинные цепочки, которые потом сворачиваются в трёхмерные структуры. Процесс этот был настолько сложным, что предсказать, как именно свернётся тот или иной белок было практически невозможно. Но было кое-что ещё. Прорыв в их изучении был ещё в далёком две тысячи двадцатом году, когда двое учёных смогли создать систему искусственного интеллекта, которая могла предсказать структуру любого белка, сгенерированного для определённой задачи. Это же гениально! Не нужно было сидеть и корпеть над одной лишь маленькой цепочкой, отдав на это целые годы, когда можно было создать нужный белок за каких-то несколько считанных минут. Но… Но с появлением зомби-апокалипсиса, эти ценнейшие наработки современной науки были полностью утеряны. Да и всемирная информационно-коммуникационная сеть в виде безлимитного Интернета больше не работала. Там можно было откапать всё… Поэтому приходилось работать над тем, что было: небольшая лаборатория, основанная на отдельном генераторе и скромная группка учёных, которая всеми силами и стараниями вручную искала лекарство от мертвецкого вируса, который всем уже в печёнках сидел. Это значительно тормозило работу. Значительно. Скинув с себя ватник, Чонгук облачился во всё белое: костюм, состоящий из рубахи и свободных штанов, поверх накинул длинный халат. Резиновые сапоги сменил на обычную сменку из материала, который можно было легко дезинфицировать. Вышел. Чимин покорно ждал его снаружи, предложив медицинскую маску. — Есть изменения? Я не о белках, — спросил так, будто до этого они и вовсе не расставались, словно их Дело не прерывалось ни на секунду. Маску натянул на уши. — Не особо. Мы пытались задержать процесс, но, как правило, симптомы проявляются поздно, когда вирус поражает уже ЦНС. Всё, что мы успели изучить, так это границы развития заболевания и чёткость перехода одной стадии в другую, что не является для нас чем-то новым. — И всё? — они быстро прошли в конец коридора, который был устлан светло-голубой плиткой, а стены — белой; завернули направо. Там скрывался ещё один коридор, но уже не такой длинный. Они повернули к той двери, за которой было больше всего людей в халатах. Двери — стеклянные, стены — прозрачные. Через эти пуленепробиваемые окна можно было контролировать процесс снаружи, находясь на безопасном расстоянии от красной зоны. — Да, и всё, но было взято множество биологического материала. Ночная смена лаборантов ещё до сих пор проводят исследования. Результаты будут известны через пару часов. — А кровь, которую я недавно отнёс? — Чонгук повернулся к Чимину и с интересом посмотрел в его чёрные глаза. — Что с ней? Выяснили что-то? — Пока нет, но обещали приложить результаты сегодня утром. — Понятно, — только и выдал Чонгук. Он спрятал руки в карманы халата и отвернулся; уставился на то, что происходило внутри кабинета. Пять человек, обступив испытуемого, что-то обсуждали и делали пометки в своих блокнотах. Ещё двое работали за компьютерами и у доски, которая была полностью изрисована мелом. Каждый был занят своим делом, только существо, уже слабо походящее на человека, пыталось разорвать на себе кожаные ремни, которыми он был привязан к специальному манипуляционному столику. Плевался слюной, но пластиковый намордник, который был надет на него, как на бешенную собаку, сдерживал эти первобытные позывы. Он был лишь очередным куском мяса, который требовалось исследовать, а по истечению срока это несъедобное существо, как и всех предыдущих, просто захоронят. Закопают на безымянном кладбище, которое со временем утопчется ногами и лапами диких животных. Хоть живой мертвец и утратил своё человечье обличие: сухая, как тонкий папирус кожа без единого волосяного покрытия, зубы, обломанные и покрытые пятнами кариеса и глаза, усеянные сотнями прожилками кровеносных сосудов, замутнённые и воспалённые вирусом, но всё же он где-то внутри своего естества понимал, что достиг конца. Апогея своего развития. И ему было горько от этого. Сердце его билось так часто, так быстро, как копыта лошадей многотысячной армии, а слёзы текли из его глаз и смешивались с кровью из ран, которые он сам себе наносил. Но он уже не вылечится. Его никто не сможет исцелить. Оставалось только пожертвовать собой и по возможности быстрее прервать свои мучения, ведь такого позорного конца никто не хотел. Это была другая, совершенно малоизвестная сторона жизни Чонгука. Основав Бамбуковый город, он ещё тогда намеривался посвятить часть своей судьбы на изучение зомби-вируса, но не знал когда. Отправной точной стало роковое событие потери родителей. И Сонгён — девушки, которую было уже не спасти. Чонгук вздохнул, достал руки из карманов и подошёл к дозатору, который висел здесь перед входом у каждой двери. Отточенными движениями обработал ладони спиртовым антисептиком и только тогда он приложил ключ-карту к замку. Дверь механически отъехала вбок. С появлением Градоначальника все замерли и обернулись в его сторону. Они поприветствовали его, но в глазах не было страха, а лишь чувство некого неописуемого родства, которым все они здесь были связаны. Они изучали вирус, чтобы его победить. А вирус изучал себя, чтобы не сдаться. — Я так понимаю, успехов особо никаких? — это был риторический вопрос, но кто-то ответил кратким «да». Чонгук подошёл к зомби, на котором не было даже одежды (она была ему не нужна, температурные рецепторы погибали ещё в продромальный период — первая стадия заболевания), и без опасения за свою жизнь, надев перчатки и натянув маску на нос, проверил реакцию зрачков ручным фонариком. Это был мужчина или скорее то, что от него осталось. Вирус не выбирал жертву по половому признаку. Поражал всякого. — На вид живее всех живых, — снял перчатку, стянул маску на подбородок и проверил чужое холодное запястье. — И пульс прослеживается. Частый, но ритмичный. Всё было по классике? Судороги, агрессия, паралич скуловых мышц? — Да. — Нужно дождаться результаты анализов. Сравним количество лейкоцитов с наработками предыдущих подопытных. Это вряд ли нам что-то даст, но всё же. Они работали как единая команда, как большая семья или как солдаты, пробирками отбивающиеся от неизлечимой заразы. Чонгук намеривался выиграть в этой войне, но получалось пока слабо. Не так давно исследуя болезнь, они опираясь на знания, которые получили от учёных-перебежчиков, перешедшие на сторону Чонгука из других организаций, поэтому они не были неучами в данном вопросе. Они правда что-то знали. Знали, как победить и желали найти это секретное мифическое оружие, но, увы, пока не находили. Антитела, которые они так отчаянно искали в крови у любого контактирующего с вирусом, не было ни в одной клетке эритроцитов. Ни у поражённых, ни у выживших, которые добровольно давали себя на обследования Чонгуку, словом — ни у кого. К проштампованным тут относились иначе. Их ценили и по-человечески обращались. Их даже называли просто — пациентами, как и полагалось любому медику или учёному их называть. У Чонгука уже имелся такой пациент, но из-за секретности их проекта, он огородил Тэхёна от своих дел. А остальным велел держать язык за зубами. Совету же поклялся, что введёт парня в курс их дел немного позже, тогда, когда он будет к этому готов. Всем же известно, что перед тем, как съесть мясо, нужно было его хорошенько промариновать… Совет не настаивал, ведь даже у проштампованных кровь была «пустой» и то, как они выживали после укуса, оставалось загадкой. Головоломкой вселенского масштаба, если позволено сказать. Внезапно дверь в кабинет распахнулась и вошла женщина-китаянка с двумя листками бумаги в руках. Она была обеспокоена и было видно, что бежала сюда. — Начальник, думаю, вам стоит на это взглянуть, — она передала результаты анализов. Чонгук не сразу понял, на что нужно смотреть. Да, как он и предполагал, количество лейкоцитов зашкаливало, да и СОЭ его глаз совершенно не радовало, но… что это? Что это было на втором листке? Что он сейчас увидел, чёрт бы его побрал? Что?! У Чонгука глаза на лоб полезли от того, что он сейчас увидел, а заметив его ошеломлённую реакцию, остальные стали заинтересованно к нему подходить и тоже стали рассматривать таблицу, усеянную непонятными числами. — Это же… — Чонгук не смог договорить. — Да, это то, что вы подумали, начальник. Это промежуточный этап. — Но это… не может просто быть. Он не достиг даже начальной стадии — периода «первых признаков». Вы уверены, что не ошиблись? — Ошибки быть не может. Мы проверили его кровь четырежды. Я лично гарантирую чистоту эксперимента. — Тогда он единственный, если не единственный в мире, у кого они есть… — Он исключение из правил. И тот самый ключ, что мы так давно ищем, — улыбнулась ему женщина. На её глаза навернулись неконтролируемые слёзы. Она понимала, что это всё значило. — Что там? Позволите? — Чимин отложил папку на стол и взял листок анализов, чтобы прикрепить его магнитиком к доске. Им понадобилась секунда, чтобы понять, в чём было дело. Дикий вскрик, потом гробовая тишина и снова восторг. Овации охватили пространство кабинета, и все загомонили невпопад. Даже испытуемый заметусился, вывернув шею под неестественным углом в сторону записей. Ибо не в его крови были найдены антитела. А в его крови! В крови Тэхёна… От разочарования, что он стал бесполезным, зомби ударился головой о металлический стол и стал биться об него затылком. Из всех его цицяо полилась вязкая кровь… …Именно в этот момент Тэхён (настоящий Тэхён) заметил спину и профиль Чонгука, а Чонгук, обернувшись, за широким стеклом увидел только скрывающуюся белую макушку вдали.

✦✦✦

В мире бесконечного хаоса, где добро и зло поменялись местами, а солнце с луной безвозвратно закатились за край небесного блюдца, чтобы не видеть позор этой маленькой жалкой планеты, Тэхён понял одно: никто не сможет тебя защитить. Никто не станет тебя защищать. А собственно говоря, зачем? Разве кто-то кому-то давал обещания? Кто-то кому-то клялся в любви? Многозначительные взгляды и предрассветные разговоры за чаркой рисовой водки были не в счёт, тогда о чём же шла речь? Чонгук не был святым, Тэхён это знал, но кто ж мог подумать или предположить, что он настолько был опасным? Перед глазами Тэхёна вдруг замелькали алые светотени. Ему стало нечем дышать — поплохело. От дикого волнения в груди, что безжалостно долбило о рёбра, резко закружилась голова, и всё поплыло вокруг. Воспоминания нахлынули, как волна необузданного тайфуна, и смыло эмоции с лица, а в спину, в области где-то меж лопаток, закололо так, словно там его утыкали тысячью иголками. Кое-как на ватных ногах он вышел из бункера и, вдохнув порцию свежего воздуха, дал дёру! Шёл быстро, смотрел только на свои дрожащие руки, переплетённые между собой пальцами, и никто не смог понять почему. Почему белокурый парень вылетел из Волчьей Бухты, как пробка из-под взбелененного шампанского. И лишь когда за ним громко, с металлическим лязгом закрылись ворота, он перешёл на бег. Поздновато вспомнил о болотах, но по какой-то счастливой случайности беспрепятственно преодолел их и галопом поскакал по пересохшему полю, покрытому низкорослым ельником и бурьяном. За короткий срок добежал до кромки бамбукового леса. Остановился, чтобы отдышаться. В лёгких пекло так, будто туда залили жгучего кипятка или ртути, а во рту почувствовался привкус металла — вкус свежей крови. Закашлялся. — Боже, — только и выдохнул он. — Куда я попал? Во что я вляпался? — опираясь ладоням о колени, он согнулся в три погибели, чуть ли не носом в землю тыча. Теперь всё стало на свои места! Он понял все причины и следствия. Хотя ему никто и никогда их не говорил и не говорил, что в Бамбуковом городе живут только святые, но он никак не мог подумать, что в нём затаилось настоящее зло! Это что же получается? Посреди болот в лесу, местоположение которого знают только сами черти, затерялась тайная лаборатория, где, как потом понял Тэхён, ставили опыты на ходячих мертвецах?? А может, Тэхён сам не понял, что видел? И он ошибся? Хотелось бы в это верить, но верилось с трудом. На какое-то время он утратил чувство реальности и замахал головой, чтобы прийти в себя. Когда ему было семь, он потерял отца. Когда стукнуло четырнадцать — мать, а там и бабушку. В шестнадцать он похоронил последнего члена своей маленькой семьи: младшего брата. Сейчас ему было двадцать. Совсем юный цыплячий возраст, когда ещё перья торчали в разные стороны, но даже за это время, что ему пришлось беспризорником жить те долгих четыре года до встречи с Чонгуком, Тэхён успел много с чем несправедливым столкнуться, ведь смерть — не самое ужасное, что может пережить человек. Желание смерти — вот что страшнее её! Глаза невольно заслезились, но Тэхён потянулся к ноге и вывернул штанину наизнанку. Его взору стал доступен шрам из двух неровных лунообразных половинок — отпечатки человеческих зубов. «Проштампованный», — вот что он раньше слышал. Клеймо, которое в прямом смысле этого слова до конца его дней останется на его несуразном теле и будет напоминать ему, кто он такой и тем самым ставить на место. Тэхён потёр шрам ладонью, потому что зачесался. Он так и не понял, что ранее видел и почему в том кабинете все так ликовали. В чём же было дело? Они что-то нашли? Что-то открыли? Или просто радовались над тем, что запытали бедолагу до смерти? Буквально. Он не знал. Он вообще ничего не знал. Быстро вернул штанину на место. Спрятал. Распрямил спину и пошёл. Он так и не понял: заметил ли его Чонгук или нет, но за ним никто не гнался. Тоже стоило задуматься, почему. «Может быть, потому, что тебе было бежать просто некуда?» — от мыслей Тэхёна замутило, и он сплюнул в траву. Неужели в бункер можно было так легко попасть? Так случайно? Слишком много вопросов, а ответов так мало, но Чонгуку стоило бы пересмотреть вопрос о своей безопасности. В ушах загудело, а воспоминания, которые были давно погребены в бурном океане его прошлого, снова замелькали перед ним как живые картинки, и события из двух жизней наложились друг на друга одним ярким кадром. Ему было около семнадцати. Тэхёну было всё равно на себя, на этот мир и на тех, кто в нём остался. Может, поэтому он был так невнимателен к себе, ступив ногой в подготовленный для него капкан. Он попал в западню. На него напали, пленили и, когда увидели на нём отличительную свежую метку на ноге, перепродали каким-то ненормальным, которые думали, что испив кровь таких «счастливчиков», станут только здоровее, заработав иммунитет. Проштампованных всегда боялись, старались избегать и лишний раз с ними не связывались, но получив их в своё подчинение, любым методом тянули из них жилы. За Тэхёна заплатили немного: два кило говяжьей вырезки. Два куска мяса — вот чего он стоил, не более. В плену он провёл два года. Из-за особенности его крови, они выкачивали её литрами, а когда организм восстанавливался, чокнутые повторяли эту процедуру снова. Снова и снова, пока сердце его не тонуло в слезах. Потом он сбежал. С мальчиком на четыре года младше себя. Увы, Тэхён не знал, что с ним стало, и где он находился сейчас, их пути безвозвратно разошлись, но потом он встретил Эхо. Год кочевали по миру, вели жалкий образ жизни, и тогда они наткнулись на Бамбуковый город. Поэтому, услышав знакомое чавканье мертвецов и снующие возле них привидений в белых халатах, руки его крепко сжались в кулаки и засвербели желанием оскалить клыки, чтобы тут же разорвать всем глотки. Но из-за беспомощности и малой личностной значимости, его напускная злоба быстра сдулась в никуда, и он снова сбежал. Но бежать можно было куда угодно, а от себя? Смог ли Тэхён в конце концов сбежать от себя? Он так не думал. Вдруг навстречу к нему выскочила знакомая собака. — Эхо! — Тэхён присел, чтобы обнять и погладить своего единственного друга. — Как же я по тебе сильно скучал, — будто учуяв неладное, собака стала юлить и ластиться. Стала вылизывать хозяину руки. — Где ты был? Неужели Букет заставил тебя вместе с ним подрабатывать? — на сердце потеплело и тени, которые окутали разум Тэхёна, немного развеялись. Эхо заворчал, но ушки послушно сложил. Тэхён вдруг подумал, что обязан показать ему храм. Только там он смог бы спрятаться. Он нутром чувствовал, что с Чонгуком сегодня предстоял серьёзный разговор, ведь снова влез туда, куда не надо, поэтому, встав, он направился не к хижине, а в сторону знакомой тропинки, которая стелилась ввысь, на небольшое возвышение, где и стояла одинокая лачуга, именуемая храмом Зелёных Облаков. Он просто хотел побыть один и всё обдумать. Но Тэхён никак не ожидал встретить там понурую фигуру Юнги. Он, сгорбленный и похудевший, стоял к нему спиной, и лишь когда парень услышал шорканье ног за собой, — обернулся. Именно в этот момент Тэхён ощутил ту боль, которая чувствуется при нажатии на синяк. Выглядел парень непривычно подавленным, в сознании, правда, что уже радовало, но мелкие ссадины и гематомы на его бело-молочной коже зажили, ведь он медленно шёл на поправку. Гипс с его ноги ещё до сих пор не сняли (остался только один), поэтому он неуклюже стоял на костылях и смотрел на сконфуженного неожиданной встречей Тэхёна. Юнги улыбнулся ему непонятной подобострастной улыбкой. Не увидев на это никакой ответной реакции, Шуга быстро стёр дурашливость с лица и будничным тоном спросил: — Ты храм что ли отстроил? — Тэхён немо кивнул. То ли согласился так, то ли поздоровался — не ясно. — Понятно, но я не читаю по-китайски. Как назвал? Тэхён наконец проглотил воздух: — Люй Инсы, — он опасливо подошёл ближе, а Эхо обнюхал чужаку ноги. Юнги просто на него посмотрел, никак это не прокомментировав. Снова обернулся к храму и задумался. — Зелёные облака, значит, — оценивающе кивнул. — Неплохо. — Спасибо. — … — повисла тишина. Юнги был тем, кто ни за что не признает своей ошибки. Да, где-то внутри своего непокорного естества он понимал её и не оспаривал, но произнести это вслух, принять сам факт того промаха… да ни за что! Он был человеком, отрицающий всякие авторитеты и считал, что нахождение здесь, у храма, который построил его заклятый враг, — уже своего рода извинение. И что Тэхён жив благодаря не собственным победам, а вопреки его (юнговым) ошибкам. Юнги чётко придерживался данной позиции, и как-то повлиять на это, изменить его мнение было практически невозможно. «Зачем он пришёл? — подумал Тэхён. — Вряд ли за чем-то хорошим», — но всё же стоило с чего-то начать: — Как ты? — Как видишь, нормально, — парень постучал бамбуковым костылём по ноге. Лёгкий ветерок растрепал его светло-русые волосы в разные стороны, а длинная бобровая шуба на нём ощетинилась. — Сняли только один, там была лишь трещина, срослась быстро, но с левой ногой повозиться ещё стоит. — … — с чего бы начать? — Извини. За это. Я не думал, что получится именно так. — ..? — узкие глаза Юнги немного расширились, отчего янтарь в них стал только прозрачней. — Почему ты извиняешься? — Не знаю, — Тэхён пожал плечами. — Может потому, что это сделал Чонгук. — … — Юнги хмыкнул и криво улыбнулся ему, показав ряд маленьких белоснежных зубов. — Я решил никого не винить, так что не надо. Не извиняйся. Сам виноват. — Ты был не настолько виноват. — Хм, у тебя низкие стандарты о людях. — Может и так, но я думаю, что любой заслуживает хорошего обращения к себе. И никто не заслуживает, чтобы ему… — Тэхён не смог произнести это вслух, он мысленного договорил про себя: «…никто не заслуживает, чтобы ему ломали ноги», — и потупил вниз взгляд. — … — Юнги взглянул на белокурого парня перед собой будто впервые, заново анализируя своё отношение к нему. — Н-да… Ладно, — он ещё потоптался на месте. — Я просто слышал, что в городе открылся храм, поэтому я здесь. — Тебе есть за кого помолиться? — Тэхён оживился, снова поймав его взгляд на себе. — Есть, — он развернулся и поковылял к крыльцу. — Но храм ещё не освятили, — Тэхён хотел его остановить, но было уже поздно: Юнги стал подниматься по ступенькам к двери. Тэхён подумал: «Ладно». Они зашли внутрь. Здесь было теплее, чем снаружи и пахло сандалом. Оказалось, уже кто-то успел посетить храм и зажечь благовония. Даже плетёная корзинка из бамбука была на половину заполнена фруктами — подношениями для предков. Длинные лучи солнца, которые случайно пробрались через единственное здесь окно, упали на столик из софоры и осветили его. Выглядело красиво: витиеватый серый дым тонко сплетался с бликами солнечного света. Завораживало. Юнги не спеша подошёл к столику и беззаботно схватил первый попавшиеся на глаза фрукт: спелое красное яблоко. Смачно и громко откусил его. — ..? — Что? — заметил на себе осуждающий взгляд. — Всё равно сгниёт, а так хоть наемся, — доев фрукт в три прикуса, Юнги выкинул огрызок в окно. Причмокивая губами, вынес вердикт: — А здесь довольно уютно, — осматриваясь по сторонам, вытер рот о мех рукава. — Подержишь? — Юнги протянул ему костыли. — Конечно, — Тэхён тут же метнулся к нему. Поставил их у стены. В это время Юнги разделся, кинул шубу в руки Тэхёна, взял одну маленькую бамбуковую дощечку из огромной корзины, что стояла тут сбоку, и деревянную кисть для каллиграфии. Опираясь одной рукой о поверхность стола для равновесия, открыл крышечку чернильницы и аккуратно макнул кончик мазилы. Обычно на таких табличках писали имена усопших, которых человек знал ещё при жизни, Юнги знал это, но столкнулся с другой одной маленькой проблемой. — Я не умею писать по-китайски, — в пол-оборота несколько обескураженно сказал он. Рука его замерла над пластинкой, и жирная капля чернил свободно упала на жёлтую поверхность дощечки. Тогда Тэхён смял шубу под мышку, подошёл к нему и стал рядом. Сначала он хотел предложить ему свою помощь, свои знания, но резко передумал. Сказал: — Ничего страшно. Пиши так, как умеешь. От того, на каком языке ты напишешь имя своего предка, ему не станет хуже. Здесь важен посыл, а не правописание. Задумавшись над словами Тэхёна, Юнги выдержал паузу, а потом понимающе кивнул и написал лишь одно имя по-английски: «Min Geumjae». — … — Тэхён не знал, кого именно написал Юнги, но напрямую спрашивать об этому ему не хотелось, однако парень сам потом пояснил: — Это мой старший брат. Его звали Гымджэ. Он погиб, когда мне было тринадцать. — Сочувствую, — только и выдохнул Тэхён. Ему так хотел поддержать его, рассказать, что он тоже потерял брата, он понимает его боль, но… так и не смог ничего более, чем простое «сочувствую» из себя выдавить. Промолчав так в тишине несколько минут, Юнги подождал, пока высохнет надпись и поставил табличку рядом с чашей благовоний. Зажёг палочку сандала, воткнул её в горшок с пеплом. — Как-то так, — сказал он, пожав плечами, и, прихрамывая, отошёл. — Как-то так, — эхом отозвался Тэхён. Он протянул ему обратно шубу, а потом подал костыли. — Может, ты хочешь присесть? — он указал на два табурета в углу около двери. Юнги кивнул, оперившись на свои «четыре» ноги. Тэхён посчитал, что сидеть у двери будет слишком странно, поэтому он притянул стулья прямо туда, где они стояли. Там и сели. — А ты не будешь писать? — Юнги указал на таблички в корзине, покоящиеся там в хаотичном порядке. — Не сегодня. Мне хотелось бы это сделать одному. Юнги приуныл и стал выглядеть так, будто нестерпимо захотел дать Тэхёну в глаз. Ему показалось, что Тэхён не хочет поминать предков лишь потому, что он считает его общество недостаточно хорошим, иначе говоря: грязным и недостойным ему. — … — увидев, что он не нарочно набил Юнги оскомину, Тэхён тут же вскочил на ноги. — А знаешь, я передумал. Лучше сделаю это сейчас, а то потом вдруг появятся какие-нибудь дела, и я после забуду это сделать, — Тэхён взял сразу четыре дощечки и умелыми движениями написал имена своих родных чёткими иероглифами. — У тебя большая семья, — чуть расслабившись, заметил Юнги, вытянув одну ногу с гипсом перед собой, и как-то странно посмотрел на Тэхёна. — Не совсем, — Тэхён тоже зажёг благовония. Тонкий аромат от четырёх палочек ладана распространился с потоком воздуха и туманом заполонил небольшое пространство. Пришлось открыть окно пошире. — Отец, мама, бабушка и брат. Именно в таком порядке они скончались. — Тоже вирус? — Только брат. Остальные умерли от других причин. — Понятно, — это признание его как будто не удивило. Словно от незнания спросил: — Брат тоже старший? — Нет, младший. Ему было двенадцать, когда он заразился. И Тэхён рассказал ему свою историю. Немного утаивая некоторые детали, но поведал, что у него тоже судьба была нелёгкой. Только когда его взгляд стал влажным, как листья бамбука после дождя, тогда он закончил рассказ. — Сочувствую, — выдохнул Юнги. На его бескровном лице прослеживалось понимание. — Всё нормально, — отмахнулся Тэхён, а внутри у него всё смёрзлось. От неловкости разговора немного поёрзал на табуретке. — Я это уже давно пережил. — Нет, это не нормально, — Юнги решил высказаться. Ненавязчиво и тихо. — Это не нормально в таком возрасте терять близких. И если вообще так подумать, то этот мир вообще не нормальный. Не должно всё так быть. — Согласен, — Тэхён пожал плечами. — Но так оно и есть. Что мы тут можем изменить… Они разговаривали обо всём. Обо всём и понемножку. Тэхён узнал, что брат Юнги тоже умер от вируса. Только он у него был, а когда тот умер, младшему пришлось также бесцельно скитаться по миру. Он был ещё так мал для этого… Так юн и мал. Тэхёну даже показалось, что Юнги немного повзрослел после их последней встречи. Хотя встречей это было сложно назвать, скорее жестокой дракой или даже бойней, но взгляды на жизнь светловолосого метиса ему показали слишком уж взрослыми. Как и Юнги по-другому взглянул на Тэхёна, так и Тэхён стал иначе смотреть на Юнги. Чем дольше они общались, тем больше складывалось впечатление, что эти два молодых человека знали друг друга наизусть. — Тэхён? — Да? — Видимо мне придётся спросить тебя кое о чём напрямую, раз ты не можешь кое-что вспомнить… — Ты о чём? — у Тэхёна напряглись плечи, а брови тревожно свелись к переносице. — Ты правда не помнишь меня или делаешь вид, что не помнишь? — он спросил осторожно, даже голову чуть набок склонил. — ..? — Тэхён поднапрягся. Воздух в его лёгких заиндевел в твёрдый ком, а руки похолодели. Что сейчас имел ввиду Юнги? О чём он говорил? Тэхён что не мог понять? Он встал и медленно отошёл от парня на два шага назад. Ему показалось, что лучше сейчас находиться немного подальше от него. Немного дальше на безопасном расстоянии, очертив между ними невидимую границу, дабы в случае чего начать драпать отсюда. Тэхён замер. Замер и Юнги. Было видно, что ему так нравилось управлять данным диалогам, потому что улыбка на его лице стала чуть натянутой, а в глазах засверкали искорки озорства. А вот с лица Тэхёна откатила вся кровь, а сухие губы стали бледными, как цветы груши. Не смотря на то, что здесь в храме было колоссальное обилие духовной энергии от тлеющих в горшке благовоний и от намерения прибывших сюда прихожан, Тэхёну стало нестерпимо плохо. Сердце его словно пронзила ледяная игла, и мозг с большим усилием стал выжимать воспоминания его жалкого прошлого. Словно загробным голосом он задал парню вопрос: — Юнги, о чём конкретно ты хочешь меня спросить? Скажи прямо, что происходит. Но вместо ответа, Юнги стал перечислять ключевые слова, обмениваясь с собеседником мрачно-понимающим взглядом: — Три года тому назад. Чан Минчхоль. Подвал. Литры крови, что с нас выкачали. Неужели подзабыл? Неужели ты забыл лицо своего единственного «друга», с кем удалось после сбежать? — Боже… — выдохнул Тэхён, закрыв себе рот ладонями и ахнул. Он тут же всё вспомнил! Всё вспомнил! Всё-всё!!! Клетку, в которой провёл два года, мальчика, который выглядел как и он: меньше, чем призрак. Ещё несколько секунд губы Тэхёна немо шевелились, словно он пытался пережевать невысказанные вслух слова, которые он хотел так сказать, но потом, наконец взяв себя в руки, нежно обратился: — Тэгу? Это ты? Это правда ты? — Я изменился немного, подрос, согласен, всё же мне было тогда тринадцать лет, но скажу тебе честно: ты очень сильно обидел меня, ведь так легко вычеркнул меня из своей памяти. — Я не забыл! И не вычеркнул! — Тэхён упал перед ним на колени и кинулся к нему с объятиями. Юнги такого точно не ожидал и сконфузился. — Что ты такое говоришь, Тэгу, я совсем тебя не забыл! Не забыл… Тэхён обнял его крепко-крепко, от чего рёбра Юнги чуть ли не затрещали по швам. — Давай только без этого, — метису явно было это обрыдло. Он попытался высвободиться из рук белокурого парня, но Тэхён ухватился за него так сильно, что все его попытки были просто тщетны. И только когда Юнги выкрикнул ему тоже привычное «Тэгу», которым они пользовались те два года по отношению друг к другу, только тогда Тэхён ослабил хватку и позволил дышать. — Ты где всё это время был? Почему покинул меня? Почему ты тогда ушёл на рассвете? Я проснулся после того, как мы сбежали, а тебя не оказалось рядом. Я так испугался! — Полегче, не тараторь так громко и быстро, — ладонью отодвинул его от себя и тут же встал. Поспешно заковылял к распахнутому окну. Растерянно посмотрел на серый бамбук за окном, служащий храму живой изгородью и своего рода защитой. Юнги не спешил ничего говорить и исповедоваться тоже. Он вообще не планировал вести дружеские беседы. Он просто пытался не дать волю нахлынувшим эмоциям, поэтому зажмурил глаза и задышал часто. Воздух был свежим, отрезвляющим. Смешавшись с тёплым ароматом сандала, он был приятным на вкус. Открыв глаза, он услышал тихую просьбу за спиной: — Расскажи мне. Тот наконец обернулся и раздражённо спросил: — А что мне рассказывать? Ничего рассусоливать я тут не буду. Мы сбежали и разошлись. Что тут ещё можно добавить? — Наверняка есть что-то ещё. — Хм, — хмыкнул Юнги. — Похоже, Тэхён (теперь я знаю твоё имя, как и ты моё), как бы мы не находились далеко друг от друга, нить наших судеб всё равно как никак переплетаются меж собой. — … — Я расскажу тебе всё, но там и рассказывать собственно нечего. Мы два года пробыли в плену. У этого чокнутого и повёрнутого на нашей крови Чан Минчхоля. Два, блять его, года! — процедил сквозь зубы Юнги. — Мы потратили своё здоровье и время на этого никчёмного уёбка два года своей жизни и сбежали. Нам это удалось. Клянусь, если бы я увидел его прямо сейчас, то разъебал бы его хлеборезку до неузнаваемости вот этими руками!!! — на эмоциях выкрикнул Юнги и замахнул по воздуху костылём, попав по корзине с дощечками. Парочка выпала оттуда на пол. Чуть отдышавшись, продолжил: — Потом каждый пошёл своей дорогой. Я не видел ни одной причины оставаться рядом друг с другом. Поверь мне, ни одной. — Но я видел. Мы могли бы продолжить бороться против всего вместе! — Могли бы, но я не жалею, что тогда ушёл. — Но, Юнги, я одного не могу понять… — Что именно? — Что ты делал все эти годы? Как ты жил? И самое главное, — Тэхён даже сглотнул слюну, ведь почему-то его язык заворачивался назад от ужаса всей ситуации. — Почему ты вдруг возненавидел меня? За что? — … — это был сложный вопрос, как и сам разговор. Юнги не был тем, кто растрачивает свою ненависть понапрасну. Он считал, что это чувство нужно заслужить. Нельзя его просто так разбазаривать налево и направо. Следующее предложение оцарапало ему горло: — А потому, что тебе удалось тогда сбежать, а мне нет. — ..? — почему-то тело Тэхёна прошибла волна дрожи, и он обратно упал на стул. — Я не понимаю тебя. — А с чего бы тебе понимать? Тут всё просто: меня нагнали ищейки Чана и снова схватили. Так я попал обратно в плен, не успев даже как следует насладиться свободой. — … — Тэхён обомлел. — Я был так зол на тебя! Так зол! Мне хотелось разорвать тебя тогда на части! Я даже не уверен, что до сих пор не хочу этого сделать, — Юнги покрепче сжал свои пальцы на бамбуковой поверхности своего костыля, от чего раздался звук сжимающегося дерева. — Но толку-то теперь? Что толку дерьмо переливать из пустоты в порожнее? Всё равно это уже в прошлом. Если бы только не люди Градоначальника, которые накрыли то место медным тазом, то не известно, сколько бы я там ещё пробыл. Может быть, и сгнил бы там, так и не увидев света ни разу. — … — Тэхён не знал, что ещё сказать. Он не понимал, кто прав тут, а кто виноват. Он виноват, что тогда не отправился искать своего «Тэгу»? Или виноват тут Юнги, который опрометчиво покинул его? Тэхён чувствовал себя так, будто ему дали булыжник, а тот, из-за незнания и неопытности ронял себе его на ногу. Снова поднимал с земли и опять ронял на ногу. Поэтому он едва слышно спросил: — А сколько ты там провёл? У Чан Минчхоля. — Не произноси его имя! — несдержанно прикрикнул Юнги, но Тэхён даже не шелохнулся. — Почти год. — ..! — почти год!!! Из его карих глаз, словно бусины с оборванной нити жемчуга, посыпались слёзы. Тэхён понимал Юнги как никто другой. Всю эту боль и горечь. Будто только что с его зарубцевавшейся раны снова сорвали сухую корку и заставили сочиться. — Юнги… — Ой, вот только не надо меня жалеть. Я не дурак и понимаю, что всё могло быть иначе. — … — Тэхён смахнул слёзы подушечками пальцев и всхлипнул. — Так ты ненавидишь меня только поэтому? Только из-за того, что ты попался в лапы зла, а я нет? — Не только поэтому, Тэхён, — Юнги подошёл к нему и пророкотал сверху вниз: — А ещё потому, что ты не узнал меня. Что ты, лишь несколько раз махнув своими длинными ресницами-бабочками, охомутал главу города. А я… а я?.. Как всегда, остался ни с чем. «Боже, какой он ещё ребёнок», — подумал Тэхён и встал. Он взял его за руку и крепко сжал его вспотевшую ладонь. Посмотрел в глаза и как-то надломлено улыбнулся ему. — Юнги, послушай меня. Просто послушай, — проглотил слёзы, чтобы сказать: — Я прошу прощения за все те разы, когда действительно обидел тебя. За все те разы, когда сделал тебе больно. Я правда искренне прошу за это прощение. — ..? — Я никогда не хотел, чтобы ты страдал. Я сожалею, что тогда не отправился за тобой. Лучше уж пусть меня тоже схватили бы, чем то, что тебе снова пришлось пережить. — … — Помнишь, когда мы переговаривались между собой, сидя каждый в своей камере, через решётку ты мечтал стать камнем? Такая детская и необычная мечта, но помнишь, ты говорил мне об этом? — Помню. — Так вот, Тэгу, не волнуйся, это не сложное дело. Я обещаю тебе, когда в следующей жизни ты станешь камнем, я обязательно найду тебя и отнесу во все красивые места, которые только смогу найти. Ты не останешься один. Я буду рядом. Юнги усмехнулся. Он был труднопостижимым человеком, но даже такое признание тронуло его израненное и недоверчивое сердце. Он чуть склонил голову на свою грудь и вдруг заплакал. Он ронял слёзы настолько тихо, что Тэхён не сразу понял, что тот плачет. И только когда всхлипы стали слышны и заметны невооружённым глазом, тогда Тэхён понял, что это правда: Юнги не всерьёз дымился от гнева, ему просто требовалось признание и ласка. Тэхён притянул его к себе и обнял. Нежно и с пониманием. — You’re right, — прогнусавил Юнги ему в плечо. — I like being alone, but not feeling alone. — It’s okay, — Тэхён успокаивающе погладил его по спине. — Being alone is nice until it, isn’t? — и ещё тише добавил: — I hope you heal from all the things you don’t talk about, Daegu. I really hope so. Сейчас Юнги испытывал счастье, которое было не описать словами. Он вернул себе частичку души. Он простил его. Он забыл всё. Он вернул себе друга.

✦✦✦

Блуждая в своих мыслях, Тэхён не сразу заметил, как ступил на улицу Бамбукового города. Дорога была вымощена серо-голубым камнем, а на языке ощущалась терпкая горечь полыни. Праздник, который сегодня отмечало поселение, — день окончания уборки урожая, но так как вслед за ним сразу шёл день всех усопших, то город не делил эти два события порознь, а наоборот — совмещал, и праздновали люди всё вместе. Так было у них заведено: сначала народ завтракал тыквенным пирогом с чашкой облепихового чая, а после, с наступлением сумерек, украшали свои дома зеркалами, отражающие нечисть, а под карнизы окон вешали медные колокольчики, которые, по их словам, были созданы для усмирения неупокоенных душ. Забавно, правда? В Бамбуковом городе горожане посыпали дороги пеплом жжённых трав в надежде защитить свои дома от посетивших этой ночью демонов в то время, когда извне живые люди по слухам считали город без преувеличения средоточием зла, ведь он с младых ногтей пользовался дурной славой. Тэхён вздохнул. Он только недавно расстался с Юнги, проводил его обратно к лазарету, где ему разрешили остаться до полного выздоровления, а теперь смотрел на быстро темнеющее небо, на котором солнце совсем недавно оставило отпечаток своего кровавого следа, превратившиеся в тонкий росчерк на линии горизонта. Даже оно, жгучее светило, что-то зловещее сейчас ощущало, ибо это чарующее время ждал каждый, ибо считалось, что именно сегодня два мира сталкивались друг с другом, делимые невидимой паутиной, которую легко можно было нарушить как живым, так и мёртвым. Тэхён остановился. Его внимание привлекла небольшая таверна, перед которой стояло несколько пустующих столов, украшенных настоящими тыквами с поблескивающими внутри свечами. Заметив неподдельный интерес случайного прохожего, хозяин тут же стал его подзывать зычным голосом, махая в его сторону льняным полотенцем, которым он только что протирал спинки стульев: — Парень, никак тебя Тэхён зовут? — Верно, как поняли? — он к нему подошёл. Тучный мужчина выпрямился и простодушно пожал плечами: — Все тебя знают. А может, узнал тебя по цвету волос. Белый тут у нас только ты, — это был крепкий мужчина лет пятидесяти. Про таких часто говорят: ещё пышет здоровьем. Упитанный, мускулистый, сильный азиат. Величественный ростом, как кедр. Он говорил с китайским северным акцентом, на котором Тэхён тоже умел говорить. — Присядешь? — услужливо отодвинул стул гостю. Тэхён не стал отказываться. Усевшись, он даже как-то иначе, под другим углом взглянул на город: кругом маячили люди разных мастей, они ползали, как сонные мухи, от одного прилавка к другому и что-то весело меж собой щебетали, балагурили на своём смешанном языке, несли в руках букеты из пшеницы и ржи. Кто-то даже пел песни. Выглядело необычно. Тэхёну понравилось смотреть на таких людей — по-своему счастливых. — Ну что ты закуксился? Закажешь что или мне самому что принести? — Но мне нечем платить… — Тэхён только сейчас понял, что был гол, как сокол. Да и вообще: были ли в Бамбуковом городе деньги? А если и были, то какая валюта? — Не дрейфь, — мужчина запрокинул замыленное полотенце себе на плечо и несильно похлопал по спине Тэхёна: — За счёт заведения. Ты ведь не против острого? — Нет. — Тогда я принесу тебе суп юккэчжан, оладья чон и что скажешь насчёт медовых тток? Я их очень люблю. — Звучит неплохо, мне нравится, — Тэхён улыбнулся. По правде сказать, он согласился бы на всё, что не принёс бы ему этот человек, ведь впервые ел в такой обстановке. Почти как нормальный человек. Нормальный человек в нормальном мире. — Тогда дай мне немного времени, парень, и я о тебе позабочусь. Мужчина ушёл к себе на кухню и буквально через некоторое непродолжительное время уже вернулся с подносом в руках. — Пожалуйста, господин, — он поставил на стол жаркое блюдо, которое так и дышало паром. — Суп специально для близкого друга Градоначальника, а так же оладьи, консервированные груши и обещанные хозяином пирожки. Из напитков я выбрал вам цветочный чай. Надеюсь, угодил. Приятного аппетита, Тэхён. Если что, зовите. Я всегда к вашим услугам. — Спасибо. И мужчина быстро удалился, чтобы не мешать. Тэхён не любил искать себе приключения на задницу, но они его как-то сами находили. День его пройдёт зря, если он во что-то не вляпается. То ли от скуки, то ли по законам всемирного тяготения, но парень всегда попадал в какую-то передрягу. Поэтому, даже сейчас, тихонько сёрбая из миски острый бульон, он никак не мог подумать, что кто-то посмеет сграбастать его за шиворот сзади и как провинившегося щенка приподнять, — настолько позорное зрелище. — Никак помереть захотел? — прогрохотал в ярости голос Сокджина из-за спины. — Ты куда свалил без спроса? Я весь обыскался тебя! — Оу, — только и удалось выдавить из своих лёгких Тэхёну и повернулся назад. Раболепно ему улыбнулся и хихикнул одышливо: — Прости, виноват. — Виноват? Ты издеваешься надо мной?! — Сокджин громко отодвинул стул и сел за стол. Лицом к лицу ситуация уже не казалась такой смешной. — Я жду объяснения, — Сокджин произнёс эти слова с максимально недовольной мимикой, сложив руки на груди. Он правда на него сейчас злился. — Ну, я… я… — ..? — Слушай, Джин, на самом деле я не смог тебя дождаться. — Почему? — Я… как бы тебе это сказать? — Тэхён расправил плечи, поправил на себе горло свитера и стал мять деревянную ложку в руках так сильно, что от нагрева, она была готова воспламениться у всех на глазах. — Ну, я… — Тебе пинка дать под зад? — Я нашёл бункер, — как на духу выпалил Тэхён. — ..? — Сокджин не сразу понял. — Какой ещё бункер? Ты о чём? — Ну, тот, что возле детской площадки. В земном наросте. — Блять! — Сокджин выпучил глаза так, что они стали походить на два переспелых крыжовника, и звонко стукнул ладонями о стол. Часть наваристого супа выплеснулось рядом с миской. Тэхён зашипел. — Что ты только что сказал? Что нашёл? Повтори ещё раз. — Я нашёл бункер. — Ебааать… — протянул Сокджин и стал опасливо оглядываться по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушал, но люди были слишком заняты праздником, чтобы обращать внимание на какие-то две бело-фиолетовые головы. После, чуть пригнувшись к парню, Сокджин осторожно спросил: — Честное слово, Тэхён, ты какого лешего туда полез? Как ты вообще туда попал? Там же вход по пропускам. Тоже шёпотом: — Мне удалось затеряться в толпе. — … — Сокджин вздохнул и ударился плечами о деревянную спинку стула, отчего тот скрипнул. Он скорее был недоволен собой, чем Тэхёном, потому что не уследил. — Клянусь, ты когда-нибудь допрыгаешься. И меня за собой потянешь. — Я видел там Чонгука. — ..! — Сокджин уже понял, что Тэхён тоже всё понял, так что утверждать, что эта была не лаборатория, а простой санаторий было уже поздно. Его лицо вмиг побледнело до оттенка нежной зелени, и он спрятался за одной ладонью так, чтобы его не было видно. Но зато было слышно: — Капец просто. Это просто капец. Сокджин практически слышал свежий запах своей крови, который был очень удушающий. Похоже, кто-то сегодня лишится бошки. — Я всё там видел, Джин. Всё! Это было просто ужасно… — Ой, что ты там видел? Не неси чепухи, — парень оживился и попытался отмахнуться от него этой же ладонью. Тэхён умолк, а Джин крикнул в сторону кухни: — Эй, хозяин, подойди принять заказ! — подошёл тот же мужчина. На ломанном корейском: — Чьем палезный быть магу? — Сваргань мне лапши в соевом соусе. И говядины положи побольше, не жалей. — В счьёт гаспадин Намдзуна? — Да. — Сделано будзед, — он поклонился. Было видно, что Сокджина он знал не понаслышке. Через несколько долгих минут хозяин принёс ему пшеничной лапши с овощами и мясом. Он знал своё дело — так был услужлив. От себя хозяин подал ещё булочки на пару. В знак уважения, что такой важный клиент выбрал сегодня вечером именного его лавку, а не другую. Как потом приметил Тэхён, постояльцев у этой таверны было немного. — Видимо, у тебя есть вопросы, раз язык проглотил, — Сокджин отправил первую порцию лапши себе в рот. Стало заметно темнеть, но вечер выдался тёплым, и улицу оросили множество бумажных фонариков. Мягкий свет падал на лица прохожих, делая их неживыми. Сегодня все походили на призраков. — Да мне и так всё ясно. Вы ищите лекарство, — продолжил есть суп. — … — тщательно пережевав говядину, Сокджин сказал: — Так и есть. Ищем. Точнее — ищет Чонгук и его команда учёных, я так в этом ничерта не смыслю. Что ещё ты там понял? Не стесняйся, спрашивай, — откусил приличный ломоть от маньтоу. — Я немного увидел и недолго там пробыл. Как только наткнулся на Чонгука, сразу ушёл. — И правильно. Так он тебя не заметил? — Вроде нет. — Фух, — Сокджин аж выдохнул. — Кавалер у тебя то, что надо, но я не хотел бы попасть под его горячую руку. Если чё, скажи, что я тут ни при чём. Ты сам туда прошмыгнул, я не заставлял. — ..? — вот тебе и друзья. Тэхён чуть не подавился. — Ладно, — прочистил горло: — Но то, как они ищут это лекарство… меня только от этой мысли начинает воротить и тошнить. — Осуждаешь? — Есть такое. — А как себе ты это представлял? Думаешь, только Чонгук ставит опыты на зомби? Или считаешь, что есть какой-то другой гуманный способ? Более благородный. — Но почему в Волчьей Бухте? Почему рядом с детьми? Они как-то связаны с опытами? — Фу, нет! Это просто прикрытие, — Сокджин некрасиво скривился лицом, а после переключился на лапшу и шумно втянул её губами в рот. С набитыми щеками сказал: — Не знаю я, Тэхён, почему рядом с детьми, не я проектировал комплекс. — Но им же больно! Тем людям. — Бывшем людям, — поправил его Джин. — Знаешь, боль тоже результат, но скажу так: если присмотреться, то даже за героями тянется кровавый след. Никто не безгрешен. — … Заметив, что Тэхён был в состоянии близком к панике и сильно задумался, Джин тут же дополнил: — Знаю, тебя шокировало то, что ты увидел, я тоже был не в экстазе, когда впервые с этим столкнулся, но давай смотреть правде в глаза: только грязным способом добиваются результата, а тем более результата в данном вопросе. Разве я не прав? — Ну… — Что ну? Прав. Просто ты пытаешься строить из себя святошу, я, конечно, не против и, видимо, Чонгук тоже, но только не переусердствуй. Чонгук любит святых, но даже ангелы бывают падшими. — … — Тэхён задумался. Он решил пока ничего не отвечать. Он не считал себя святым и думал иначе. — Так где ты весь день был? — Я был в храме. — Блин, — Сокджин хлопнул тыльной стороной ладони по ладошке другой руки. Бамбуковые палочки покатились по столу. — Так и знал, что надо было сходить сначала туда. Тэхён всё равно не хотел принимать тот факт, что Чонгук любил вешать людей за ноги, превращая их в гроздья из человеческих тел. Лес подвешенных вниз головой трупов — вот что он видел. Это ужасало. И восхищало. С ужином они покончили быстро. Сокджин решил взять что-то с собой, поэтому пошёл к хозяину, чтобы договориться о заказе. Тэхён же вспомнил о кулоне, который он тут же нащупал на своей груди под свитером. Достал его. То ли случайно, то ли по велению судьбы, он снял его с шеи и стал придирчиво разглядывать. Почему-то он думал, что именно сейчас он это должен был сделать. Именно так он смог бы найти ответ на вопрос: почему? Как теперь ему быть? Как поступить? Ничего необычного он так и не увидел ровно до того момента, пока свечка не вспыхнула перед ним и не стала выплёвывать из себя яркие искры. И как только яркий свет упал на его руки, неровная поверхность серебра откинула необычайную тень, и на столе появились слова… Тэхён ахнул. Его сердце замерло, боясь сделать из себя лишний выброс крови. Лицо приобрело густой кирпичный оттенок, ему почему-то стало стыдно за себя, ибо кулон таил в себе любовное послание, тайную надпись, от которой даже самый бесстыжий человек на свете зарделся бы. На кулоне было выбито: «моя душа». Борясь с нахлынувшим вожделением, которое тесно граничило с чистым безумием, Тэхён словно издали услышал голос Сокджина: — Я снова взял нам паровые булочки и хорошую медовуху. Уже темно, так что нам пора возвращаться, — а потом он заметил кулон в руке Тэхёна и тоже замер. Обомлел, ведь только что понял, насколько серьёзен был Чонгук по отношению к Тэхёну. Он никому не дарил украшений. Даже Сонгён. Чонгук действительно любил Тэхёна. Любил. Любил…

✦✦✦

Чонгук всегда считал смерть — постыдной человеческой слабостью. Тот, кто не властен над смертью, — болен и слаб. Он всю жизнь боролся с ней, борется и сейчас. И больше он не позволит Смерти забрать кого-либо. Никого и никогда. — Ой-е-ей! — словно распугав стаю перелётных птиц, рядом с ним пробежал маленький худенький юноша, расталкивая народ локтями в разные стороны и раздавая кому попало листовки. — Сегодня, сейчас, не пропустите представление! — он не вручил, а втолкнул брошюру в руку Чонгука, даже не взглянув на него. Вряд ли зазывале было интересно, кто перед ним стоял, ему бы побольше зрителей на концерт собрать. — Смотри, куда прёшь! Не видишь что ли, что у меня полная корзина зерна? — Не, ну ты совесть имей! Зачем так толкаться? — сетовали люди. Но парень горланил своё: — «Танец дракона и феникса»! Легенда о Демоне и цветке сафлора! Не пропустите! Не пропустите! Песни, танцы, игры! На Центральной Площади! Прямо сейчас! — Да иди ты со своим фениксом знаешь куда?! — Сейчас как дам подзатыльника, что забудешь, где какие стороны света! — На Центральной Площади! Прямо сейчас! Прямо сейчас! — брюзжал им в ответ и кидался листовками. — А может, сходим посмотреть? Тут написано, что будут дышать огнём. Ты же знаешь, как я люблю смотреть на пламя и что это моё любимое представление в такой праздник, — одна женщина поспешила умаслить рассерженного мужа своими тёплыми словами, руками поглаживая его плечо. Не сразу, но ему пришлось согласиться с женой, и они не спеша направились в центр города за развлечением. Чонгук посмотрел на листовку. Там, на пожелтевшем папирусе было выведено дрожащими иероглифами программа концерта. Чонгук усмехнулся и сложил бумагу пополам. А юноша так и побежал дальше по известняковой улице, сверкая пятками, будто само адское пламя лизало ему ноги. Параллельно зазывал народ своими громкими возгласами, заставляя тем самым обратить на себя внимание. И только через некоторое время его нестерпимое эхо скрылось где-то за поворотом черепичных домов и наконец стихло, а люди, облегчённо выдохнув, продолжили ходить туда-сюда среди теней бумажных фонариков, наполняя свои корзинки и карманы вкусностями и подарками для себя и своих близких. Сегодня все жили одним днём. Одной ночью. Пили вино, ели мясо и ни о чём не думали (в принципе, как и всегда). А Чонгук думал о Тэхёне. Чутьё подсказывало ему, что он был где-то здесь, где-то рядом. Среди толпы. Он ждал его, он искал его. И он его нашёл. Тэхён стоял с Сокджином у ясно освещённого прилавка, и лениво перебирал в руках какие-то разноцветные безделушки. Чонгук тихо подошёл к ним, словно подкрался, и встал рядом. Не хотел тревожить, стал наблюдать. — Берите-берите, — продавщица пыталась втюхать им яшмовый браслет. — Посмотрите, как он подходит к вашей коже. Поносите такое украшение неделю и заметите явные улучшения циркуляции вашей ци. Потом ещё за вторым придёте. — Спасибо, но мне нечем платить, — Тэхён положил браслет обратно на прилавок, намереваясь пойти с Джином дальше. — Я просто хотел посмотреть. — … — раскосая женщина тут же поникла лицом, что лишилась таких необычных покупателей и даже со злости собралась их отругать, что те ходят по рынку без денег и единой монетки в руках, и что её лавка не для праздных зевак, но когда она заметила возвышающуюся тень стоящего мужчину за спиной белокурого парня, то сразу стала перед ним лебезить: — Да о каких деньгах ты говоришь, мальчик? Забирай так! Пусть лично от меня будет подарком, — она схватила украшение и стала надевать его на запястье испуганному парню. — Обещай только одно: помянуть тётушку добрым словом, — для меня это будет отличная плата, — и похлопала его по руке. — Что вы, не надо… — стал тянуть браслет обратно, но женщина настаивала на обратном: — Не снимай, дарю! — Не надо, это же ваш бизнес. — Да бери его, пока даю! — стала сопротивляться. Тогда Тэхён посмотрел на Джина и вопросительно изогнул бровь. — ..? — тот сам не понял странного поведения женщины и просто пожал плечами. Мол, бери, раз дают. — Ну, тогда ладно. Над Тэхёном тут же раздался ровный и холодный голос, от которого он аж передёрнул плечами: — В Бамбуковом городе ничего не бывает бесплатно, — но за этим льдом тут же вскипело яростное пламя. Тэхён его сразу узнал и обернулся, чтобы потушить. Так он увидел Чонгука. Глаза его были чернее ночи, кожа — белее снега. — А если за что и не просят денег, то, как правило, люди потом отдают за это свои жизни. — … — над всеми повисла крамольная тишина. Тэхён стал сам походить на тёмную яшму больше, чем этот браслет на себя. — Начальник прав, — Сокджин сорвал браслет с руки Тэхёна. — Бесплатно значит бес платит. Не стоит забывать, где мы находимся, Тэхён, — и кинул зелёные камни обратно на прилавок. — ..! — огорчившись, что не удалось старой жабе отведать юного лебединого мяса, женщина так и осталась стоять с раскрытым ртом, немо хватая ночной воздух. Трое перешли на другую сторону улицы. — Вижу, вы хорошо проводите время, — Чонгук не злился. Он просто испытывающе посмотрел сначала на одного парня, а потом на другого. Вдруг веки Тэхёна стали настолько тяжёлыми, что ему захотелось спать. Сейчас Чонгук давил их своей энергетикой, хотя ничего такого не сделал. — Ты не пришёл на тренировку. Мастер сказал, ты пропустил важный зачёт. — Я плохо себя чувствовал. — Но посетил Волчью Бухту, — он знал. Всё знал! А Тэхён даже мускулом не дрогнул, хотя с каждым словом Чонгука кровь в его теле становилась на градус холоднее. Он тут же ответил: — Мне просто было любопытно. — Любопытно? — Да, разве любопытство — порок? — Не порок, но большое свинство. Перестань умничать. — Сегодня праздник, Чонгук-сюн, давай не будем выяснять отношения. — ..? — Чонгук поднял высоко густые брови и ответил парню громким молчанием. Он не собирался ругать Тэхёна и выписывать ему дисциплинарное взыскание, он был даже рад, что его птенчик проявил некую активность в данном вопросе, но… отчего же он думал, что за его спиной кто-то строил ему козни? Он понимающе сам себе улыбнулся. — Может, кто хочет булочку? Ещё не остыли, — как будто не к месту предложил Сокджин и поднял перед их лицами тёплый свёрток в руках. Пока те метали друг в друга искры, парень достал одну и почти всю запихал себе в рот, надеясь, что так он избавит себя от дальнейшего участия в разговоре. — Дежжы, а я, пажалуй, пайду, — с набитым ртом попытался скрыться под шумок. Вложил еду в руку Тэхёна и сделал шаг назад. — А с тобой у меня будет отдельный разговор, — Чонгук тут же переключился на него. Сокджина словно молнией прошибли. Чуть ли не плача: — А я тут причём? Это всё он! — затыкал в Тэхёна пальцами. — ..? — Тэхёну захотелось его хорошенько стукнуть чем-то тяжёлым. — А что, разве это не так? — жалобно проблеял. Тесто стало комом в его горле, и оно запершило. — … — все трое на миг выпали из реальности, а тишина стала четвёртым участником их диалога. Тогда Чонгук просто расслабил плечи: — Ладно, давайте не будем ссориться, сегодня и вправду праздник, не будем же его портить, — он вручил парням листовку. Они недоверчиво развернули её, и у всех сразу отлегло на сердце. Серьёзный разговор откладывался на потом. Из-за тёмных туч выглянула полная луна и осветила город своим серебряным сиянием. Под покровом ночи парни отправились в сторону Центральной Площади, чтобы посмотреть представление, которое местная труппа устроила его для жителей города. Пусть чужая душа — потёмки, но Тэхён пока не хотел об этом думать. Он просто хотел на минутку забыться и переключить свой мозг на что-нибудь весёлое. Он просто хотел быть счастливым.