алекситимия

Две недели спустя.

      Полумрак стелился по ледяному полу, заползал тонкими змейками в щели и кусал холодом за открытую кожу щиколоток.       Рут стояла перед зеркалом, что висело на шкафу, который по просьбе Анны переставили к ней в комнату, и разглядывала татуировку, которая уже который день не давала покоя. Она слабо понимала, что значит «быть соулмейтом», насколько это важно в их новом мире, в котором больше не было правил и чести, и как она сама к подобному относится. Метка, появившаяся на её теле порядка четырнадцати дней назад, периодически чесалась. Да с такой силой, что хотелось снять с себя кожу к чертям собачьим.       Просочившийся сквозь щели в окне сквозняк неприятно холодил кожу и босые ступни. Рут то и дело переступала с ноги на ногу, вглядываясь в очертания метки. Анна сказала, что метки отражали внутренние качества и черты каждого из родственных душ, но Рут не понимала, что мог отражать терновый венок. Он ведь означал… мученичество, страдания, боль. Рут ничего подобного не испытывала. Она ничего не чувствовала. Была пустым сосудом, который никому не под силу наполнить.       Осторожно коснувшись пальцами татуировки, она выдохнула и опустила кофту, теперь вглядываясь в собственное лицо. Болезнь отступила, температура её больше не донимала, да и кашель теперь не мучил, но кожа её осталась болезненно-серой. Под глазами залегли тёмные круги, скулы заострились. В темноте холодной комнаты всё это выглядело максимально плачевно.       Собственное тело казалось Рут чужим и неестественным. Тонкие пальцы с проступающими косточками, ноги с выпирающими коленями, слишком заметные рёбра — она была истощена. Болезнь и полное отсутствие аппетита сделали своё дело: Рут похудела и теперь больше походила на живой труп, который забыли закопать, а теперь он тревожил живых. Впрочем, учитывая все обстоятельства, и то, в каком состоянии её нашли, удивительным это, как раз не было, но смотреть на себя в зеркало для Рут было невыносимо.       Качнув головой, она прошла к кровати и забралась на неё с ногами, накрывшись тяжёлым одеялом. Часы с треснувшим циферблатом показывали без десяти полночь, но спать совсем не хотелось. Она сосуществовала с отрядом уже порядка двух недель, но её место пока что Дмитрий так и не определил. Поэтому, в основном, вечерами она помогала Ноа на кухне, а в остальное время оставалась в комнате, не желая лишний раз с кем-то пересекаться.       Ноа казался её таким же, как она сама: пустым и холодным. А ещё, самую малость, ворчливым. Но точно неплохим. Он ей… понравился. Рут сама не особо понимала, почему и как он именно она это поняла, но что-то в нём притягивало. Что-то, что казалось до невозможности родным и близким. Или, может, дело в том, что Ноа не относился к ней как к прокаженной. Может, дело в том, что в его глазах она просто была, такая вот странная и без крупиц памяти в голове. Донован не могла сказать точно, но это было и не нужно. Достаточно того, что они славно проводили время за готовкой.       Ноа часто рассказывал ей какие-то истории, связанные с его жизнью, рассказывал смешные ситуации из жизни отряда, и Рут чувствовала себя рядом с ним абсолютно спокойно и безмятежно. Так, если бы она проводила время под открытым небом за разглядыванием звёзд. Она бы тоже хотела ему что-то рассказать в ответ, но всё, что она могла, — покорно слушать и задавать уточняющие вопросы, едва заметно улыбаться и стараться по максимуму ему помогать.       За спиной грохнули створки. Рут вскочила с кровати, интуитивно отступив назад и вжавшись спиной в холодную стену. Сфокусировать помутившийся взгляд вышло не сразу, но на место странному смятению пришло раздражение, когда она услышала нотки знакомого, чуть задорного смеха.       Смех, который она совершенно точно узнала бы из тысячи. Тёмные глаза, которые в темноте, казалось, светились. Крылья, выделяющиеся на фоне неба ярким пятном. Широкие плечи. Пилеон, черт бы его побрал. Он приходил к ней каждую ночь. С того самого дня, как они познакомились. И Рут не могла сказать наверняка, нравилось ей это или всё таки раздражало.       — Для особо одарённых повторяю: в этой комнате есть дверь, — Донован фыркнула, снова забравшись в постель.       — Так неинтересно, — Пилеон усмехнулся, спрыгнул на пол и прикрыл за собой створки, усаживаясь на подоконник. — Так и знал, что ты не спишь.       — Ух ты, сам догадался или кто-то помог?       — А ты всё колючки выпускаешь, — демон качнул головой, едва заметно встряхнув кончиками крыльев, с которых стекала вода от тающего на них снега.       — А ты всё ещё остаёшься невыносимым, ничего, никто не жалуется, — Рут закатила глаза, но голос её звучал беззлобно, пусть и сквозил нотками холода и бесстрастия.       С Пилеоном у них сложились довольно странные, но интересные взаимоотношения. Со стороны казалось, что они друг друга на дух не переносили, и то и делали, что пытались задеть друг друга колкими шутками и фразами, но на деле всё обстояло совсем иначе. Они оба были непробиваемые, и невзначай брошенные фразы никак их не задевали. Им обоим казалось, что они знакомы тысячу лет, хотя до их встречи в отряде больше никогда не виделись.       Точнее, думали, что никогда не виделись.       Чувство покоя и дома, которого теперь ни у него, ни у неё не было, согревало, подкупало, заставляло хотя бы ненадолго ощущать себя живыми. Рут, впрочем, догадывалась, откуда такой спектр эмоций именно рядом с демоном — татуировка появилась практически сразу после их знакомства. Хотя сначала ей казалось, что это Дмитрий. Но метка Ллойда была на руке, и она совсем не была похожа на терновый венец. Анна сказала, что его родственная душа погибла в первые же месяцы Конца Света. Вывод напросился сам собой.       Пилеон тоже это понимал, пусть и гнал эти догадки в шею. Где это видано, чтобы смертные бессмертным предназначались? Но перед глазами был наглядный пример: Каин и Лэйн. Впрочем, он всегда считал, что эта странная парочка, скорее, исключение, а не правило. Ему не хотелось соглашаться с намёками Анхеи, ему не хотелось, чтобы кто-то лез ему в душу, но с падением Небес всё изменилось.       Дома больше не было, все его друзья и близкие — мертвы, и рядом осталась только Анхея. Несносная девчонка, с которой в своё время они друг друга на дух не переносили, теперь — самая родная и близкая. Она и Ада стали для него последним пристанищем. До появления Рут. И Пилеона это бесило, но сделать ничего со своим притяжением он не мог. Или не хотел и своими руками позволял загонять этой связи его в ловушку, из которой не было выхода. Чёрт его разберёт.       — Чего припёрся-то, Леон? — снова подала голос Рут. Он стал в разы тише, и будто надломился, треснул.       — Скучно стало, — просто пожал плечами он, сверкнув глазами.       В темноте комнаты, освещаемой лишь луной сквозь окно, Пилеон казался по-настоящему величественным. Кроваво-красные крылья, сливающиеся с тьмой, что клубилась вокруг него, казались шире, а его массивная фигура словно стала выше и крепче.       Она любила за ним наблюдать. Смотреть за тем, как медленно, лениво, почти вальяжно, Пилеон перебирал между пальцами собственные кольца, как он отряхивает крылья, как склоняет голову, наблюдая за ней самой, как запускает широкую ладонь в тёмные кудрявые волосы. Пилеон в её глазах — олицетворение эстетичности и неторопливости. И эта медлительность во всех движениях, но резкие взмахи крылья удивительно хорошо гармонировали друг с другом.       Накидывая тёплое одеяло на плечи, она тоскливо бросила взгляд на сгоревшую свечу. Ещё днём она хотела попросить у Анны новую, но, когда они встретились на ужине, Ллойд-младшая болтала с Лэйн и Рут не захотела её беспокоить.       Раньше кажущаяся раздражающей, сейчас Анна в её глазах выглядела лишь уставшей девушкой, которая просто старалась наладить контакт со всеми, потому что отряд — это не про работу, это про семью. Рут не помнила, какие чувства вызывала у неё её семья, и кем её семья в принципе была, но в отряде ей было некомфортно. Здесь каждый друг за друга и одновременно с тем каждый сам за себя. И ей это не претило.       — Я на клоуна похожа? — Рут хмыкнула, едва заметно улыбнувшись. В темноте этого совсем не видно, но Пилеон словил взглядом это маленькое движение, и в груди стало в разы теплее. — Ты… жил в аду?       — На небесах в основном, — коротко ответил он. — По крайней мере, в годы учебы. В аду бывал лишь на каникулах.       — Ваша… школа находится на Небесах? — осторожно уточнила она.       — Находилась, да, — Пилеон кивнул и тихо хмыкнул. — Забавно, правда? Школа Равновесия, а всё равно — в облаках. Ангелов всегда возвышали, во все времена, но это не значит, что они — стопроцентное добро, понимаешь, о чём я?       — Демоны — зло вынужденное, — пожала плечами Рут, словив заинтересованный взгляд Леона. — Если бы в мире существовало только добро, то рано или поздно Земля превратилась бы в персональный ад для каждого. Жизнь ведь не делится на хорошее и плохое? Она просто идёт своим чередом, черная полоса сменяет белую, и наоборот. Цвета смешиваются. Остаётся только серость.       — В яблочко, Рут, — Пилеон пару раз хлопнул в ладони. Рут закатила глаза на его выпад, но снова не сдержала короткой улыбки, что тенью скользнула по её изнеможенному лицу. — Нет, я серьёзно. Мало кто это понимает. Мне лестно, что ты так думаешь, даже не зная толком о жизни бессмертных.       — Не обязательно знать о вашей жизни, чтобы сделать свои выводы на основе наблюдений, — она пожала плечами, завалившись на спину и уставившись в потолок. — Ты кажешься более человечным, чем Каин или Анхея. Да и по сравнению с некоторыми членами отряда, святого в тебе явно больше, чем в них. Значит, у тебя по-прежнему остались какие-то моральные принципы, которые ты стараешься не переступать. В мире, где каждый день — Судный, это невероятно важно, как мне кажется.       — Не обманывайся на мой счёт, Рут, — Пилеон усмехнулся, поджав колено к груди и сложив на нём руки. — То, что с тобой я общаюсь не так, как с остальными, не делает меня святым.       — Мне плевать на остальных, — честно призналась Рут, повернувшись на бок и уставившись на Пилеона. Он в очередной раз усмехнулся и качнул головой. — Мне не плевать лишь на отношение ко мне. Ты не сделал ничего плохого, наоборот, стараешься помогать. И мне вдруг стало интересно… Ты делаешь это безвозмездно или мне придётся рано или поздно расплатиться с тобой?       — Разберёмся по ходу, Рут. Спи. Завтра вставать рано, — Пилеон отмахнулся, поджав губы.       Голос его стал твёрже и жёстче. Спорить с ним сейчас или пытаться добиться ответов не стоило, Донован это прекрасно понимала, но неприятный осадок зацепил что-то в груди. Ей хотелось получить хотя бы часть ответов, но вместо них — сплошные вопросы. Её это злило и раздражало, и это, пожалуй, единственные чувства, которые в ней время от время пробуждались. Не считая, конечно, чего-то странного и совсем незнакомого, когда она находилась рядом с Пилеоном.       — Посиди со мной.       — Я буду тут, засыпай.       Рут прикрыла глаза. Комната наполнилась тишиной, которую прерывали лишь тихое тиканье часов и размеренное дыхание Пилеона, что продолжал сидеть на подоконнике. Взгляд тёмных глаз был направлен точно на Рут, в голове его царил такой хаос, что виски пульсировали от неприятной боли. Ноющей, давящей, заполняющей черепную коробку.       Донован выглядела расслабленно. Она чувствовала и знала, что Пилеон сможет её защитить при необходимости, и эти мысли заставили его усмехнуться. Рут видела его святым, считала, что она особенная, но Пилеону просто было скучно, а Донован — настоящая загадка, которую ему попросту хотелось разгадать. В отряде больше делать было нечего, и даже если их с Рут что-то и связывало на уровне Небес, даже если они предназначенные друг другу, — ему просто хотелось понять, где кроется её разгадка.       В чём или в ком, что она из себя представляла когда-то в прошлом, что она делала в лесу, почему её считали мёртвой? Он хотел получить ответы на те вопросы, на которые никто ответить не мог. Но Пилеон не так прост, и он добьется своего. Рано или поздно.       Рут заснула быстро. Её грудная клетка стала подниматься и опускаться более ровно, тело расслабилось, и Пилеон поднялся на ноги. Сидеть с ней всю ночь он не планировал, но знал, что ей было бы проще уснуть, зная, что кто-то остерегал её сон. Маленькая хитрость работала в отряде со всеми. Заставить подсознание человека верить в то, что они под защитой, было нетрудно. Тем более, в такое время, когда по миру властвовали не только Отродья и Заражённые, но и мародёры.       Пилеон усмехнулся, прикрывая за собой дверь, и качнул головой. Не зря говорили, что в среде Конца Света живые начнут завидовать мёртвым. Пилеон никому и никогда не признается, но был из тех, кто действительно жалел, что застал всю эту чертовщину, что не полёг где-то там, защищая Небеса, как его друзья и семья. Смотреть на то, как мир самоуничтожается, смотреть на то, как люди готовы драть глотки не только существам, но и друг другу, было неприятно. У него было ощущение, будто он попал в цирк уродов, где все недостатки наглым образом вытащили наружу.       Всё то вынужденное зло, о котором верно подметила Рут, пришлось спрятать, скрыть, включить собственную человечность снова. Пусть Пилеону и не претило это, но выбора особо не было. Когда апокалипсис наступает на глотку, ты действуешь интуитивно, необдуманно, руководствуясь тем, что сидело где-то на уровне подсознания. Человеческие качества сейчас на вес золота, и люди, которые чхать теперь хотели на законы и моральные устои, разочаровывали всё больше. Он никогда особо их не любил, но сейчас… Пилеону не хотелось наблюдать за тем, как медленно они пожирали друг друга подобно опарышам.       В гостиной было тихо. В камине догорали поленья, в кресле в тёмном углу восседал Дмитрий. Пилеон коротко ему кивнул, усаживаясь на диван, и расслабленно откинулся на спинку. Тяжёлое молчание, повисшее в комнате, угнетало и давило. В груди у обоих что-то неприятно копошилось, то, что называлось дурным предчувствием. То, что не давало расслабиться и забирало последние крупицы едва осязаемого в этом городе спокойствия.       — Как обстановка?       — Тихая, — коротко отрапортовал Пилеон, приоткрыв глаза и взглянув на Дмитрия. В его руке был стакан, наполненный тёмной, мутной жидкостью. — Ловушки исправны, Отродья и Заражённые в окрестностях отсутствуют.       — Хорошо, — кивнул Ллойд, делая глоток виски, который он обменял на пару тёплых вещей.       В комнате снова повисла тишина. Дмитрий и Пилеон были разными до мозга костей, и у них не было общих точек соприкосновения. Им не о чем говорить, им не хотелось делиться друг с другом чем-то личным и сокровенным, а нейтральные темы все уже были перетёрты до дыр. Их сотрудничество — вынужденная мера. Дмитрию нужны были крепкие рабочие руки с нечеловеческой силой, а Пилеону с Анхеей была необходима сыворотка, которая хотя бы на время позволяла забыть о шрамах и ранах, полученных на Небесах. Всё просто. Но одновременно с тем чертовски сложно.       — Значит… — Дмитрий снова подал голос, заставив Пилеона оторваться от созерцания догорающего огня в камине. — Ты сейчас ближе всех к Рут?       — С чего такие выводы?       — Другие, может, и не обратили внимание, — хмыкнул Ллойд, снова отпив из стакана, — но трудно не заметить, что из всего отряда на контакт она идёт только с тобой и Ноа.       — Меня это должно волновать? — лениво поинтересовался Пилеон, скрестив руки на груди и мазнув по Дмитрию не читаемым взглядом.       — Нет, просто… — Ллойд сам не понимал, почему вдруг решил скрасить молчание пустыми, и не очень, разговорами. Возможно, если бы не виски, бьющий в голову, он бы никогда на это не пошёл. Но сейчас это едва ли имеет значение. — Я помню её совсем другим человеком. С ней что-то произошло, что-то, что сильно изменило её отношение к... ко всему. К миру, к людям, к себе самой.       — И какой ты её помнишь? — спросил Пилеон. Он не собирался продолжать разговор, но заинтересованный откровенностью генерала, решил воспользоваться возможностью в своих интересах. — Какой Рут была до того, как её объявили мёртвой?       — Чуткой, светлой, — Дмитрий невольно улыбнулся. Они не были с Рут близки, но она была самым младшим членом научно-исследовательской базы, и Ллойд всегда относился к ней с трепетом и теплом, как к младшей сестре. — Есть люди, на которых смотришь, и кажется, что своим теплом они озаряют всё вокруг. Рут была именно таким человеком.       — Тебе не кажется смешным продолжать делить жизнь на тёмное и светлое? — усмехнулся Пилеон. Дмитрий в ответ скривился, уже тысячу раз пожалев, что вообще завёл об этом разговор. — Рут всё та же, какой ты её знал, генерал. Просто ты не хочешь видеть этого. Но если это смог увидеть даже я, тогда почему ты остаешься слеп?       — Что ты имеешь ввиду?       — Рут не изменилась, — хмыкнул Пилеон так, будто объяснял какие-то чересчур очевидные вещи маленькому и несмышлёному ребёнку. — Просто есть обстоятельства, которые людей ломают. Это не значит, что они стали другими, это значит, что они пересекли финишную черту. Рут считалась мёртвой несколько лет, непонятно, где она была и что с ней случилось. Ей нужны ответы, которые вы ей дать не в силах. Тешите её ложной надеждой, вот она и бесится. Всё куда проще, чем ты думаешь.       Дмитрий на это больше ничего не ответил, Пилеон тоже не спешил продолжать разговор, и комната вновь погрузилась в гнетущее молчание. Сноп искр в камине вспыхнул последний раз и потух. Обугленные останки поленьев ещё сохраняли тепло, но совсем скоро комната снова погрузится в могильный холод.       Время медленно приближалось к рассвету, совсем скоро с ночного обхода территорий должны вернуться Грэг и Ник. Дмитрий молча смотрел перед собой, раздумывая над всем, что ему сказал Пилеон. Признавать правоту его не хотелось, ко всему прочему, он не знал Рут такой, какой её запомнил Дмитрий, и не ему их судить. Но от слов демона внутри что-то неприятно отозвалось и сжало лёгкие. Ллойду не прельщало соглашаться с Пилеоном, но доля правды в его словах была. Должно быть, Рут попросту страшно и некомфортно. Она не помнила никого из отряда, она не помнила его и Анну, она ничего не помнила, и начинать жить с чистого листа в двадцать лет, когда юность наступала на горло, не слишком приятное удовольствие.       Поднявшись с места, Дмитрий кивнул Пилеону и спешно зашагал к лестнице. У него было ещё несколько часов, чтобы поспать. Демон остался сидеть в тёмной комнате, вглядываясь в потухший камин и упираясь руками в колени. Он не понимал, почему разговор с генералом вызвал в нём такие противоречивые чувства. Не понимал, почему ему было неприятно обсуждать Рут с Дмитрием. Всё, что он понимал, что где-то в груди чья-то невидимая рука неприятно разодрала внутренности в клочья, и что татуировка жутко саднила. Появившаяся много лет назад, она никогда его не беспокоила, но с момента, как он познакомился с Рут, всё пошло наперекосяк.       Но с другой стороны... Пилеон никогда не задумывался о том, кем является тот, кто предназначен ему Высшими силами. Он был уверен, что это какая-нибудь дьяволица, но вместо нее — темная лошадка по имени Рут Донован. И в голове снова вспыхнул сноп вопросов. Если его соулмейт действительно Рут, тогда какого-то черта татуировка появилась много лет назад? Почему она вспыхнула болью на паре по истории Ада и Рая, если они с ней ни разу до этого не виделись? Или всё-таки...?       Пару часов спустя на лестнице послышались шаги. Лёгкие, осторожные, словно идущий прощупывал почву под ногами. Пилеон лениво поднял взгляд, разглядывая Рут. На ней были тонкие штаны и накинутая на острые плечи, поверх лонгслива, вязаная кофта. Грубые ботинки делали её шаги более уверенными, но они по-прежнему оставались тихими, почти неслышными, словно у кошки.       Рут мазнула по нему не читаемым взглядом и поспешила на кухню, откуда вышла спустя минуту со стаканом воды. Она не спешила возвращаться в комнату. Замерла у самой лестницы, а потом развернулась и подошла к креслу рядом с диваном, на котором разместился Пилеон.       Молчание между ними не было ни тяжёлым, ни вязким, как солёная карамель, но им обоим почему-то было не по себе. Их взгляды встретились, но Рут не стала задерживаться им на Пилеоне, отвела в сторону, сделав несколько глотков холодной воды, охладившейся под дуновением морозного сквозняка.       — Думал, ты поспишь подольше.       — Кошмар приснился.       Рут говорила чуть хрипло, устало и изнеможённо, словно вместо пары часов сна ей выпала честь разгружать вагоны. Её руки чуть подрагивали, хотя лицо продолжало оставаться бесстрастным. Впрочем, свои выводы Пилеон сделать успел: её дурные сны становились всё жёстче, всё беспокойнее. Такими темпами совсем скоро Донован и вовсе откажется ото сна также, как постоянно отказывалась от еды из-за того, что кусок в горло ей не лез.       С момента, как он впервые её увидел, Рут действительно похудела. Теперь все вещи, которые ей выдавали Анна и Лэйн, висели на ней балахонами. Джинсы и брюки она затягивала куском верёвки на бёдрах, поблекшие волосы часто оставляла распущенными, но глаза, такие же выцветшие и потерявшие прежнюю насыщенность, неизменно подводила черным каялом. Это делало её взгляд более свежим и тяжёлым.       — Что снилось?       — Неважно, — буркнула Рут едва разборчиво и откинулась на спинку кресла. — Не хочу говорить об этом.       — Ты что-то вспомнила? — поинтересовался Пилеон, насторожившись её реакцией.       — Нет, — резко ответила она, залпом выпивая воду из стакана. — Лучше расскажи что-нибудь.       — Я не шут, чтобы тебя развлекать, — усмехнулся Пилеон, пародируя саму Рут. Она в ответ закатила глаза, убрав со лба упавшие пряди волос, и отставила стакан на пол. — Ладно-ладно, что ты хочешь узнать на этот раз?       — Не знаю, — честно призналась Рут. — Вы с Анхеей давно знакомы?       — Да, — Леон кивнул, повернувшись к Донован всем корпусом. — Мы учились вместе, и до войны на дух друг друга не переносили. Когда Небеса пали, мы вместе спустились на Землю. Хотели помочь людям, но угодили в собственный ад.       — Вот как… — протянула она как-то разочарованно. — Значит, сейчас вы близки?       — Наверное, да, можно сказать и так, — согласился демон, взъерошив собственные волосы.       Отводя взгляд в сторону, он продолжил:       — Это не значит, что мы лучшие друзья, но её компания очевидно для меня самая приятная в отряде. Мы знаем друг друга едва не с детства, и пусть раньше мы не ладили, сейчас всё в прошлом. Мы оба прошли через то, что людям и не снилось. Общая беда, как известно, сближает.       — Ясно, — кивнула Рут, замолчав.       В голове снова закопошились вопросы, но Донован старалась гнать их прочь. Ей меньше всего сейчас хотелось мучить себя догадками и теориями, зная, что она никогда не получит ответы от членов элитного отряда базы «Адам». Но они продолжали терзать её против воли, заставляли ночами просыпаться от дурных снов, вызывали ложные воспоминания, которым, как ей казалось, в её голове не место. Они делали из неё живое орудие, орудие, которому не особо важно благополучие других, которое, казалось, пойдёт по головам, чтобы понять, что с ней случилось.       — Леон, как думаешь, мы с тобой...       — Нет, — он резко оборвал её, заставив замолкнуть на полуслове. Взгляд его стал темнее и напряженнее.       — Ты даже не дал договорить, — Рут поджала губы. Где-то в груди что-то неприятно заныло.       — Мы с тобой не встречались раньше.       На лестнице снова послышались шаги. Рут и Пилеон повернулись синхронно, заметив Дмитрия. Уже одетый, с кобурой на плечах, он выглядел по-особому хмуро. Так, как если что-то плохое случилось и ему предстояло об этом рассказать отряду, но на деле виной всему дурное предчувствие, которое не отпускало его со вчерашнего вечера. Ллойд больше всего на свете терпеть не мог это ощущение, но за столько лет так и не научился его усмирять. И теперь приходилось пожинать плоды.       Дверь поместья с грохотом распахнулась. На пороге появился Грэг, укрытый тонким слоем снега. Взгляд его метнулся по гостиной, и остановился на генерале. Не нужно было ничего говорить, не нужно было ничего объяснять — всё понятно без слов. Атмосфера в поместье резко накалилась, воздух стал в разы тяжелее и будто горячее. Перемену заметила даже Рут, но едва ли она пока понимала, что конкретно произошло. Очевидно, что-то не очень хорошее.       — Кто?       — Ник.       За стенами поместья медленно разгорался рассвет.