Сбежать

Неделя прошла с тех пор, как Мару, опросив всех ангелов, сдалась и обратилась за помощью к Эмераде. Она обзвонила всех известных ей представителей Небес, попутно выясняя, что про зеленый ключ они слышат впервые. Все они отвечали похожим образом, мол, мы не с Ахот-Брах и про них ничего не знаем. Звучало довольно странно: Мару казалось, что все ангелы должны быть знакомы между собой. Ее словно обманывали просто так, без причины. Габриэль посоветовал обратиться к Лайле, руководствуясь тем, что она сбежала с Аль-а-Риж раньше остальных и знает больше о древних ключах. Но в тот момент, когда он предложил это, Лайла как раз проходила мимо и лишь пожала плечами. «Я не с Ахот-Брах», — сказала она, когда глаза Мару угрожающе почернели. После Мару положила трубку, немного пораскинула и набрала тот же номер, уточнив у Габриэля еще одну деталь. Она помнила, что в Токио был еще один ангел. «Сариэль?» — удивился Габриэль, будто о нем и речи не могло идти в таких вопросах. Закончилось тем, что Мару получила адрес, где Сариэль работал под именем Саруэ Митсуки. Прибыв по адресу, Мару еще раз убедилась в том, что мир, в котором она живет, безумно тесен. Это не заставило ее думать о бренности, а наоборот порадовало, ведь замок для ключа больше не казался таким заоблачным. Он где-то рядом, как и все остальное. Сентуки Фрайд Чикен находился напротив МагРональда. На той же улице. Все в той же Хатагае. Войдя внутрь, Мару мгновенно определила, к кому она пришла. Беда в том, что Саруэ о ее появлении никто не предупредил, а он почуял ее сразу. Настолько нежданным было ее появление, что Саруэ подскочил за кассой и позабыл об очереди, выстроившейся перед ним. Он понял, что Мару не собирается заказывать новинку из летнего меню, и лимонады ей можно не предлагать. Она пришла не за тем, чтобы вкусно и вредно поесть или освежиться. Она пришла за ним. Он хлопнул по плечу сотрудника и, ничего не объясняя, зашел за угол, скрываясь с коридоре, ведущем в раздевалку. Мару не растерялась, поспешила за ним. Выглядела в тот момент она в высшей степени дико: гналась за ничего не подозревавшим сотрудником ресторана, преследовала весь путь до специальной комнаты для персонала, после чего схватила за шкирку и повалила на пол. С одной стороны правильно — нечего убегать, когда тебя преследуют. Так это видела Мару, и ее можно было понять: она успела вывихнуть лодыжку по дороге. Да и обеденный перерыв не резиновый. Но и Саруэ понять можно. Возможно даже логичней понять его: бежит на тебя, понимаешь ли, какая-то мадам, не внушающая, к слову, никакого доверия. На ее благоразумие рассчитывать смысла нет, более — такие пустые надежды только себе во вред. И сразу видно, злая то дамочка была, страх какая злая. Такая, глядишь, и удушит, и горло перережет. Еще и изнасилует в добавок ко всему. Одним словом, страхолюдина. Общественно опасная. — Что тебе надо от меня? — едко прыснул Саруэ, когда Мару схватила его за подбородок и приблизилась, — Я на тебя в суд подам! — Делай что хочешь, — сказала Мару с легкой отдышкой. Саруэ почудилось, что изо рта у нее смердело зловонными объедками, но то была мусорка, около которой двое застыли в странной и провокационной позе. — Знаешь что-то про этот ключ? Когда Мару показала малахитовый ключ, Саруэ скривился, будто ему в лицо пихнули старые носки. — Убери его от меня! Немедленно! — Так ты что-то знаешь! — вскрикнула Мару и на радостях сжала воротник Саруэ крепче. — Слезь с меня… — кряхтел Саруэ, почти лишившись доступа к воздуху. — Говори! Говори или я тебя убью! — Мару не собиралась его убивать и говорила это шутки ради. Она была несказанно рада, что нашла подсказку. Что не зря перезвонила Габриэлю и не зря пришла сюда. — Убью, слышал? — Я ничего не знаю… — выронил парень, краснея от нехватки кислорода. Мару отпустила его. Теперь ей взаправду хотелось его убить. — Не знаешь… — мгновенно расстроилась Мару. Внутри вспыхнула искра крохотного уголька. Это разгоралась злость. Саруэ отдышался, попытался встать, и вдруг его голову посетила искрометная мысль. Он чуть улыбнулся, встал на ноги, поправил прическу из ярко голубых волос, принял обольстительную — если можно так сказать — позу, вытянул руку вперед, а вторую приложил к груди. — Я все понял, — сказал он сладким голосом, — Ты предлагала мне ключ от твоего сердца… — последнюю часть он смаковал шепотом: — «Прости, но я уже нашел ту, чье сердце стало для меня заветным ларцом…» Пока Саруэ изрекал свои головокружительные речи, Мару отчетливо ощущала желание испепелить это место к чертям. Она не стала себя сдерживать и схлынула, как она это называла. Руки покрылись чернотой, как и было заведено. Саруэ вздрогнул и попятился назад. — Слушай, ну прости, ладно? Так бывает, я… я уже влюбился! Ты тоже милая… точнее, ну, на любителя. Хотя кому я рассказываю… Мару закатила глаза. Даже сквозь Клипот падший ангел раздражал. Она взяла себя в руки, выдохнула, вернулась в привычную форму, и все это чтобы заехать Саруэ по лицу, да так добротно, что тот мигом замолчал. — Меня привлекают ядерные женщины, но ты перестаралась… — промычал он, хватаясь за нос. Мару снова взялась за него и дернула на себя. Мелкие капельки крови брызнули ей на рубашку, выправленную из джинсов. — Слушай сюда: еще один писк, и я тебе физиономию разрисую, во век не забудешь… — сказала она, окончательно выпуская гнев. — Да иди ты… обиделся парень и хлюпнул кровавой жижей в носу, — Ты мне сразу не понравилась… После расспросов Керо о том, откуда взялись кровавые брызги на одежде, Мару сперва сказала, что бензопилой распилила человека, который задерживал очередь в буфете, потом сморозила что-то про кетчуп и в итоге, так и не признавшись, шмыгнула в женский туалет. Виделся единственный выход — пойти по координатам. Но сама Мару отправиться на Энте Исла не могла: Карабахали мигом вычислили бы ее, учитывая также, что точка на карте, соответствующая тому, что было выцарапано на ключе, являлась местом в южных пустынях Центрального континента. Миначлог был тамошним городом. Поломав голову, она позвонила Эми, зная, что ЭЭмередаточно не откажет подруге. Так вот, спустя неделю, ответа от Эмерады все не было. При этом на связь она выходила стабильно и все время болтала с Эми о новых беретках, вошедших в моду в Санкт-Эйр. Мару о беретках Эми не рассказывала — знала, что она разобидится, узнав, что ее просьбу не выполнили по первому велению. В Сейкай Мару продолжала поглядывать на ключ, принимая тот факт, что, пока Эмерада не даст обратную связь, ее расследование не сдвинется с места. Библиотеку Мару покинула поздно вечером, и обнаружила, что оставила мотоциклетный шлем в кабинете. Ее смена завершилась пару часов назад, и ей пришлось, к удивлению персонала, вернуться в клинику в нерабочее время. Она вызвала лифт, зевнула и осмотрела уютно освещенный коридор. Он вел в излюбленный Мару кафетерий. Ее сознание спорило само с собой о том, что она любила больше: кафетерий или цокольный этаж. Наверное, все же кафе, хотя слушать, как неумелые практиканты режут руки, работая с усопшими телами, и начинают паниковать, довольно забавно. В кафетерии, особенно в вечернее время, стояло умиротворенное настроение, хотя больница по своей сути не была тихим и спокойным местом. Таким, как показывают в кино, врачебное дело уж точно не являлось. Тяжб тут было куда больше, чем эстетики, но кафетерий был островком спокойствия со своей особой, слегка меланхоличной, но успокаивающей атмосферой. Мару нажала кнопку вызова лифта заново, затем еще раз. Не помогло. Лифт не желал открываться, однако внутри что-то громыхнуло. Мару постучала по металлическим дверям. Чего она ожидала, не ясно: того, что лифт вдруг заработает? По крайней мере, за стуком последовало открытие дверей; из лифта высунулся сутуловатый мужчина — мастер, не очень похожий на японца внешне. Возможно за невладением языком он молча посмотрел на Мару и прямо перед ее носом повесил на дверь лист белой офисной бумаги с кривой надписью «лифт не работает». Мару вздохнула: все это походило на дешевую комедию. Поднявшись на лестничный пролет, Мару выглянула в широкое окно: в небе давно стемнело, тонкие тучки на горизонте отливали холодным лиловым. Вдали виднелся парк, в котором Мару видела Мишель в последний раз перед смертью. По спине пробежал холодок. Вид парка напугал ее словно ночной кошмар, но она не отшатнулась. Напротив — она не могла оторваться от зрелища. В голове зашелестело море, где отныне память об ангеле была похоронена, и где слилась с соленой вздымавшейся волной. Мару вновь ощутила себя тонущей в океане. Парк отвращал ее, относя к недавним событиям, но, если приглядеться, если прочувствовать глубже, в памяти все еще теплился огонек. Этот огонек — лучик солнца. Его свет был таким далеким, словно его и вовсе не существовало, или он горел отдельно от Мару. Она пыталась добраться до него, окунуться в то время, когда Мишель держала ее за руку, хитро улыбалась и рассказывала истории, вычитанные в газете, но не могла. Океан, в котором она тонула, захватил ее, водяная толща давила, забирала на глубину. Мару никак не могла всплыть, добраться до воспоминания, теплого, ясного, как солнце. Вода темнела. — Доктор Кагаяки, что вы там увидели? — с сомнением спросила медсестра, пробегавшая мимо. Черные глаза Мару блестели и походили на обсидиан. Она отвлеклась на голос не сразу, а лишь после второго обращения. — Кукушка! — выпалила Мару, — Сидит прямо на окне! — Не может быть! — ахнула медсестра, — Чтобы кукушки подбирались настолько близко к человеку! Она подошла к окну. Никакой кукушкой там и не пахло. — Черт, уже улетела! — Мару с досадой всплеснула руками и наигранно цокнула языком. — А она куковала? — Кажется да. Так тихонько, — соврала Мару. — Будьте осторожны! — предупредила медсестра, — Говорят, кто услышит кукушку — тому ждать беды. Мару хотела добавить что-то вроде: «Вот поэтому у тебя такая мизерная зарплата», но промолчала. Она была слишком подавлена и на хамство банально не хватало сил. Она одарила медсестру поддельной улыбкой, кивнула и стала подниматься выше. Кукушка — символ лета, по поверьям несущий неудачу, способный исполнить мечту, и все это одновременно. Мишель бы понравилось, узнай она о таком. Мару хотела рассказать Мишель все вещи мира, все, что могло ее порадовать или удивить. И почему она не рассказала ей про кукушку? Не успела, а ведь могла. На третьем этаже было подозрительно тихо и темно. Свет не горел, будто стационар отрезали от цивилизации. «Неужели здесь никого?» — задумалась Мару. Такая ситуация случалась в Сейкай единожды, прошлым летом. Всех пациентов выписали и до следующего утра никто не поступал. Всю ночь дежурные врачи мирно спали, а на утро наступил небывалый наплыв людей с переломанными ногами. Городской сезонный велозабег пошел не по плану. Но вот безмолвная ночь по сей день оставалась необъяснимым явлением. Что произошло на этот раз? Мару интереса ради решила пройти к палате номер триста три. Приоткрыв дверь, она увидела, что Чихо Сасаки мирно спала. Она вовсе не покинула больницу, но почему тогда на этаже не было никого, кто мог за ней присмотреть? Мару закрыла дверь, задержала руку на дверной ручке. Что-то не давало ей покоя. Нестабильный пациент совсем один. Срочно нужно было позвать кого-то, но использовать пейджер и будить девушку, мучавшуюся от бессонницы, не хотелось. Мару думала, что постоит еще немного, и если все будет хорошо — поднимется к себе за шлемом и затем спустится вниз, на ресепшн, и там уже вызовет кого-то. И в этот раз, как никогда до этого, докторское чутье сработало: показатели на мониторах в палате подскочили до опасного уровня, а приборы противно запищали. Мару рефлекторно дернула ручку. Когда перед тобой лежит семнадцатилетняя девушка с сердечным приступом, это довольно ошеломляющее зрелище. В голове тут же возникает ворох мыслей и вопросов: «как?», «отчего?», «не может быть!». Будучи врачом, ты действуешь по заученному и много раз отрепетированному сценарию. Сердечные приступы — наиболее частая причина, по которой люди поступают в больницу в критическом состоянии. Поэтому как действовать Мару знала наизусть. Дежурные врачи и медсестры сбежались на сигнал тогда, когда помощь больше не требовалась. Стабилизировать девушку удалось быстро — настолько быстро, что она не успела потерять сознание. — Как ты? — спросила Мару, затем разогнала врачей взмахом руки. Чихо молчала. Сидеть ровно, в том положении, в которое ее усадили, было трудновато после приступа. Все тело ломило и жгло при каждом вдохе. — Отвечу за тебя, ты в норме. Пока что. Ложись спать. Чихо промычала что-то, собрав волю в кулак. — Что? — отозвалась Мару. Чихо смотрела на нее так, будто хотела что-то сказать, но страшилась. Она взяла телефон с тумбы, неуклюже двигая руками, и принялась печатать что-то в заметках, попутно стирая неправильно набранные буквы. Мару приложила все свое терпение, чтобы дождаться результата. Им являлось короткое сообщение: «Хочу поговорить». — Сейчас я по считалочке выберу медсестру, обсудите сериальчики и какие школьные учителя придурки. Чихо замотала головой и дописала: «С вами». «Хочу поговорить с вами». — Как мы будем говорить, если ты не разговариваешь? — спросила Мару. Она нервно откинула челку назад. — Я не врач, понимаешь? Я профессионал. Что означает, что я великолепный врач, но не утешаю пациентов. Поэтому я не врач. Чихо смутилась, еще раз посмотрела на экран телефона и, не секунды не сомневаясь в своем желании, снова протянула устройство Мару. — Я злая. Злой доктор. Я не скажу тебе ничего доброго. Чихо сидела неподвижно, упорно требуя исполнить врачебную обязанность. — Ладно, — смирилась Мару, — Что будем обсуждать? Чихо принялась клацать по клавиатуре. Теперь она выглядела немного менее безжизненной и печатала энергичней. «Почему вы не отказались от моего дела как обещали?» — следующее ее собщение, значащееся теперь вместо предыдущего стертого. — Ты — настолько странный случай, что над тобой бьется вся моя команда. Не могу же я одна отказаться. Тем более, наш начальник обещал гонорар тому, кто найдет диагноз. Только не говори родителям. «Никто не знает, что со мной?» — спросила Чихо. — Нет. Тебе уже поставили несколько ложных диагнозов, и теперь из-за неправильного лечения тебе становится хуже. Возможно нас всех посадят. «Я умру?» Прежде, чем отвечать на вопрос, Мару присмотрелась к Чихо получше: ее лицо ни на секунду не дрогнуло, а значит, либо она хотела умереть и совсем не боялась смерти, либо кто-то ранее уже дал ей ответ, и он был отрицательный. — Возможно, — ответила Мару, подсела на край кровати и возмущенно огляделась. «Почему мне до сих пор никто не сказал заткнуться?» — думала она. В этот раз Чихо не сразу принялась писать ответ. А когда созрела, то очень долго что-то печатала, и под конец стала совсем угрюмой и апатичной. «Мне бы хотелось умереть, — написала она, — Единственное, что меня останавливает, это родственники. У меня большая семья, не хочу их расстраивать, но и терпеть это больше не могу. Долго мне еще будет больно?» — Слушай, я же говорю, мне не подходят такие разговоры. Я не знаю, что сказать. И меня очень бесят такие тупики. Чихо вздохнула, выключила телефон и плюхнулась на подушку с остаточной болью в сердце. Это был знак, что разговор окончен, и Кагаяки пора уходить. Она послушно встала, радуясь тому, что пытка завершилась, но почему-то у нее самой внутри где-то кольнуло. — Ты говоришь, что хочешь умереть только из-за разбитого сердца, — неудержалась и зачем-то ляпнула Мару, — Мао — та еще недалекая сволочь. Я считаю, что тебе нужно выйти отсюда и накостылять ему на правах бывшей. Дверь захлопнулась. Слова доктора вызвали у Чихо бурю эмоций: главным образом злость, и отчаяние. В итоге она расплакалась, сжимая через футболку больное сердце.

Отаки, Исуми, Чиба

Жизнь в сельской местности отличается своими прелестями, трудностями, и исключительными страстями. Вот например сегодня Юнпэй Мори — сосед Кио Накамуры — рассказал за рыбалкой об исчезнувшей курочке Альбертине. Маленькая ферма Мори находилась ближе к дороге на западе, ведущей в тупик через лес и выложенной когда-то давным-давно по инициативе соседствующих семей. Этой дорогой пользовался Керо, когда приезжал, и Мару, если ей не нужно было вечером заезжать на бензоколонку в Отаки. Так вот, о курах. У Юнпэя с годами образовалась свое небольшое поселение прямо на заднем дворе. На деле ничего особенного — типичный скот: куры, несколько кроликов, корова диковинной породы и белая коза. Но для Юнпэя они были важными членами семьи. У него никогда не было жены, детей и внуков, но многие местные детишки звали его «дедушка Мори», когда прибегали поглазеть на животных. Этого ему было достаточно. Альбертина на протяжении нескольких лет оставалась любимицей публики. Дети выделяли ее за пышное оперение и размер, превышавший средний куриный. Она была гордостью Мори и рекордсменкой: стабильно несла семь яиц в неделю. И теперь она исчезла, оставив за собой только несколько золотистых перьев. Из таких бытовых новостей и состояла жизнь в маленьких городах вроде Отаки. Но сама по себе пропажа курочки не была чем-то обыденным. С фермы еще никогда не исчезали животные. Юнпэй, будучи пятидесятилетним мужчиной с серьезной травмой ноги, полученной в молодости, не мог самостоятельно обойти весь лес, хотя и начинал это дело вчера, когда от эмоционального потрясения не мог найти себе места. Он несколько раз пересчитал всех кур, затем вышел на поиски, но уже на закате, спустя час ходьбы, был вынужден вернуться домой. Нога беспокоила. Кио, выслушав историю соседа, закинула удочку, скрипнув раскладной скамейкой. — Мои постояльцы недавно обошли большую часть леса, но про куриц ничего не говорили. Юнпэй вздохнул и взялся за лоб. — Моя Альбертина… — вздыхал он, — где же ты… — У нас не водится волков, — успокаивала Кио, — Она просто убежала. Дома она заперла дверь и решила серьезно поговорить с гостями Отаки. Ведь волков в здешних лесах и впрямь не водилось. До недавнего времени. — Ваш зверь стащил курицу с соседской фермы, — сказала она строго, — Найдите его. Такое не должно повториться. — Конечно! — нервно закивал Мао, — Обязательно найдем! — Скоро разберемся, госпожа Накамура, — обещал Ашия. Кио кивнула им и поднялась на второй этаж. Мао дождался, пока дверь в спальне закрылась и наступила тишина. — Черт, нас точно выселят… — напрягся Мао, — надо срочно найти Гарпи… — Единственное, что поможет нам — Маркелла. Тюрдис говорила, что у них с Гарпи особая связь. — Она целыми днями пропадает на работе. Как она поможет? И вообще, мы не можем ее отвлекать. Пусть лучше будет на своем месте и лечит Чихо. «На своем месте» — фраза, которая крутилась в голове у Ашии с того момента, как Тюрдис начала говорить о том, что сомневается в решениях Мао. С разговором об этом Ашия думал повременить и дождаться, когда с плеч Мао спадет бóльшая часть трудностей. Но с исчезновением одних проблем, тут же появлялись другие. Подходящего момента, чтобы обсудить дальнейшие планы Короля Демонов, такими темпами можно было и не дождаться. Ашия вздохнул, с грохотом поставил чашку на стол. Очень не хотелось ему, чтобы Мао подумал чего дурного; что его подданные усомнились в нем или что он действует иррационально. Хотя, по сути, и то, и то являлось правдой. — Мой Господин… — начал он, — скажите… когда мы найдем Гарпи… каким будет первый ваш приказ? — Приказ кому? — не понял Мао. — Нам, вашей демонической армии. Мы ведь вернемся на Энте Исла как только закончим с Гарпи, верно? — У нас еще Карабахали, — кинул Мао. — Разве не будет легче разбираться с ними с восстановленным запасом демонической силы? Мао поглядел на Ашию исподлобья. Тот взялся за чашку, хлебнул из нее, но с темы не съехал и продолжал выведывать: — План Тюрдис по возвращению Маркеллы в ряды демонической армии пусть и раздражает, но видится единственным осуществимым. Как иначе вы планируете защищать Маркеллу? — Я… — Мао помедлил. — На Энте Исла мы сможем дать Карабахалям отпор и приложить все наши силы, чтобы отстоять как нашу землю, как и наших людей. Если они, конечно, решаться пойти на нас, узнав, что вы вернулись, а мы с Люцифером руководим армией. — Урушихара, что скажешь? — спросил Мао, будто мнение Урушихары в таких вопросах было решающим и сейчас могло разрешить поднятый вопрос. — Если в замок проведут интернет и электричество, то я за, — сказал он, лежа на диване. — Мой Господин, спрашивать этого затворника не имеет смысла. Скажите, что вы думаете на этот счет? Ашия становился все настойчивей. Мао покачал головой. — У нас в Японии еще много дел. Нужно разобраться, что замышляют ангелы, защитить Алас Рамус и других сефир и понять, что случилось с Чихо. Ашия глядел на Мао с безмолвным непониманием. — Вы уверенны, что вы перечислили то, что нас вправду заботит? Мао слегка опешил. Раньше Ашия никогда не задавал подобных вопросов. — Чихо и Алас очень важны для нас, — сказал он. — Возможно я не совсем точно выразился, — поправился Ашия, — Вы уверенны, что все это — заботы первостепенной важности? — Что ты такое говоришь? — взбрыкнул Мао, — Чихо и ее семья столько для нас сделали! А Алас Рамус я собираюсь сделать наследницей трона! — Мой Господин… — Ашия собирался его успокоить, но Мао уже разошелся не на шутку. — Они же нам как семья! Не знаю, как тебе, но мне они точно как родные! Ашия сделал вдох, а затем долгий-долгий выдох. Он осмыслял сказанное, параллельно готовясь предоставить свой ответ, который мог сильно разочаровать и спустить с облаков, ударив об землю. Но правда была правдой. — При всем уважении, мой Господин, моя родня все еще находится на Энте Исла. Мао остолбенел. Он стоял, опираясь руками на спинку дивана. Слова Ашии его ошарашили. Он не ожидал когда либо услышать подобное от своего генерала, но и понимал, что говорил тот все верно. — И, позвольте напомнить, ваша родня тоже там, — добавил Ашия, — Вся демоническая армия. Вы сами так говорили. — Значит ты сомневаешься во мне? — догадался Мао. — Нет, что вы. Но, честно признаться, Тюрдис совсем не понимает, в каком направлении вы двигаетесь. Будет лучше, если вы объясните ей. И… всем нам. Даже Урушихару потряс этот разговор. Он клацал по двум буквам на клавиатуре, делая вид, что что-то печатает, в результате чего в поисковой строке набралось длинное нечитабельное слово. Он не думал, что Ашия когда-нибудь заговорит с Мао в такой манере и ждал теперь реакции Мао, но так и не дождался. В дверь в прихожей постучали. Сперва это был легкий стук, который позже перерос в навязчивое громыхание. — Обсудим позже, — сказал Мао, выжимая из себя серьезный тон. Сам он чувствовал себя очень неуверенно и скованно после услышанного. Пусть Ашия отрицал, но Мао знал, что он усомнился. Он был его главной поддержкой и опорой, но сейчас порядком напугал его. Мао ощущал, пока шел в прихожую, что колени слегка подкашивает. Он заглянул в глазок. Цубаса усиленно колотила в дверь обеими руками. — Одного стука было достаточно, — огрызнудся он, отворяя. — Ты не знаешь, что происходит на улице? — спросила девочка. Мао выглянул за порог: у приоткрытой калитки, как ни в чем не бывало, стояла пушистая рыжая корова. Ее шерсть собиралась в смешные завитушки, а раскидистые рога торчали в разные стороны. Она бесстыжим образом поедала траву под чужим забором. Мао почесал затылок. В голове не было ни единой идеи, как тут оказалось животное. — Откуда она взялась… — Я еле калитку открыла, — сказала Цубаса От ее звонкого голоса Мао уже успел отвыкнуть. — Смотри дальше! Мао встал на носочки и посмотрел поверх ограды. По улице хаотично носились курочки-несушки, дергали крыльями, и перепугано кудахтали. За ними гонялся Юнпэй Мори, переставляя трость так быстро, как он только мог. — Гликерия! — кричал он и отчаянно тянулся к курице свободной рукой. Затем он переметнулся на другую, пробежавшую прямо под ногами. — Изольда! Что же такое творится! Старик остановился, растеряв силы в тщетных попытках поймать хотя-бы одну птицу, и схватился за больное бедро. Он тяжело дышал и обливался потом. — Вам помочь? — спросил Мао, выйдя за ограду. Старик смахнул пот с морщинистого лба и вымокшей седой головы. — Если вам не составит труда, юноша, — он снова сделал вдох-выдох. — Мои куры… — Вижу, — Мао попытался напрыгнуть на группку куриц, но они тут же разбежались по сторонам. — Ох, Розитта! Куда же ты?! — простонал старик курице, запрыгнувшей на оградку Накамуры, разбросав уйму серых перьев в процессе. Она побежала по участку, обошла белокаменную садовую статую в виде китайского льва и вошла в приоткрытую дверь гостевого домика. Ее тут же вынесла Тюрдис. Она держала курочку на руках и разглядывала со всех сторон, все еще не догадываясь, откуда она взялась. — Это мы зажарим, — решила она, не раздумывая, и понесла находку в главный дом. — Нет! Только не Розитта! — завопил Юнпэй и ринулся к ограде. — Ашия! Урушихара! — позвал Мао, — Выходите сюда! Первый тут же протиснулся в дверной проем. — Мой Господин! Я сейчас… Он вовремя успел затормозить, заметив корову у входа, но та, к несчастью, испугалась резких мельтешений, протяжно замычала и махнула головой. Рогом она задела Ашию, вдарив ему прямо в грудь, и тот свалился на землю. — Урушихара… — прокряхтел он, осознавая, что сам он не в силах помочь Мао незамедлительно. Урушихара и близко не спешил на выручку. Он уставился в окно, наблюдая за белой козой, жевавшей цветущие кусты. — А так должно быть? — неуверенно спросил он, кажется, у самого себя. — Нет, не должно! — ответила Цубаса и взяла парня за руку, — Идем! Во двор проникли еще несколько куриц. Тюрдис потеряла дар речи и стояла посреди хаоса, сжимая Розитту в руках. Рядом с ней стоял взмокший Юнпэй и держал женщину за рукав пальто для уверенности. Он судорожно выкрикивал клички кур. У забора разлегся Ашия. На груди у него обещает проявиться добротный синяк. — Надо поймать их! — скомандовала Цубаса. — Да идите вы… — пробормотал Урушихара с отчетливо слышимой безысходностью и унынием в голосе. Король Демонов за долгие три сотни лет жизни много чем занимался и много чего пробовал. И как так получилось, что ловля домашних куриц прошла мимо него, он объяснить не мог. Теперь же, когда этот навык экстренно потребовался, выглядел Мао насколько это возможно нуклюжим. Он шандарахнулся на землю уже несколько раз, ободрав оба локтя и отбив ладони. В ногах начинало покалывать, а в руках до сих пор не оказалось ни одной птицы. Цубаса с Урушихарой пробежали мимо него, нагоняя намеченную цель — курочку по кличке Франческа. — Если я ее поймаю, мне сделают темпуру? — спросил Урушихара у бежавшей впереди Цубасы. — Нет! — рявкнула девочка. Как только она почувствовала, что Франческа начала сдавать позиции и замедляться, она поднажала и схватила курицу за хвост. Все, что ей удалось заполучить — три белоснежных пера: одно длинное и два коротких, пушистых и воздушных. Потерявшись в пространстве после резкого выпада, она замахала руками, но все равно грохнулась в высокую траву. — Не останавливайся, Люцифер! — крикнула она вслед Урушихаре, продолжавшему погоню, — Вот черт, мой зад… Урушихара, пусть и не был первым бегуном, да и вообще не признавал спорт как развлечение, смог пробудить в себе какую-то звериную манию преследования и угнаться за курицей, несущейся на полных порах. Он схватил ее, победно проскользил на коленях по поросшему мхом бугру и в небольшой канавке сжал курице крылья. Он видел, как плечи птицы вжимаются друг в друга, ощущал, как напряжены мышцы и как выступают кости. Курица уже не кричала бешено как в момент поимки. Она словно смирилась с тем, что сейчас ей переломают крылья, а потом и вовсе бросят в кастрюлю. Но Урушихара думать не думал о наваристом супе. Он поймал себя на мысли, что когда-то такое уже видел. Видел, как белые крылья сжимают, как перья лезут во все стороны, видел, как лопатки неестественно сводятся и, кажется, что вот-вот хрустнут и переломятся. Там тоже было много света, как и на лесной опушке сегодня. В том месте все было белым-бело. Сомнений не оставалось: речь шла о Небесах. Ангельские крылья сжимала орава рук, переливавшихся то зеленой, то синевой. А белизна все сильней слепила глаза. Смахнуть ее не получалось, она захватывала сознание. Суставы хрустели, мышцы разрывались одна за другой, словно тонкие крепко натянутые нити. Урушихара не совсем ориентировался в том, что происходит, но отчетливо ощутил, как за спиной, на его собственные крылья водрузилось множество рук. Они схватили его, больно надавив, пусть крыльями ангелы не чувствовали так, как чувствуют кожей. И вдруг по телу прошлась острая, яркая волна боли. Она проползла по каждой вене, по каждой артерии, иссушая их. Урушихара чувствовал, как горит все тело, будто его изнутри выжигают пожаром. Теперь ему было совсем не до птицы в руках. Он бросил ее, с силой бросил, стремясь избавиться от любого предмета, способного поразить таким разрядом, затем схватил себя за плечи и сильно-сильно зажмурился, боровшись с истошным криком, вырывавшимся наружу. В таком парализованном состоянии его обнаружила Цубаса. Она добежала до этого злополучного места как только разобралась с запачканной юбкой. Точнее сказать, смирилась с фарсом, и решила ничего не предпринимать по этому поводу. — Ты упустил ее, Люцифер… — кисло пробормотала она, затем заметила, что Урушихара не просто сидел на земле, а как-то неестественно качался вперед-назад и сбивчиво дышал. — С тобой все хорошо? Эта курица тебя атаковала? Что именно его атаковало, Урушихара не знал. Была то курица или иное существо, ясно было одно: то, что он увидел и что ощутил — воспоминание. Иначе как можно так отчетливо чувствовать что-либо? Он постепенно приходил в себя, однако распахнутые глаза по-прежнему выражали ужас и страх. Цубаса попыталась помочь Урушихаре встать, но тот не позволил взять себя под руку. Будто все его тело сковало и скрючило судорогой, и он не мог оторвать локтя от ребер. Цубаса и сама напугалась таким поведением. Она молча стояла над парнем, зная только то, что что-то серьезное и страшное произошло. Ободряюще она положила руку ему на плечо и слегка похлопала. Урушихара боялся пошевелится, ждал, что боль опять вернется, но ничего подобного не произошло. В конце концов Урушихара сумел приподнять голову и осмотреться: вокруг все тот же дивный лес, пели птицы, сквозь кроны прорывались тонкие лучики солнца. — Пойдем, — сказала Цубаса, когда парня наконец отпустила затяжная судорога и он осторожно поднялся с земли. Шел он пошатываясь до самого дома, где Мао продолжал ловить куриц и уже сидел в засаде. Его привлекла черная птичка, бродившая по участку Кио. Тюрдис, Ашия и Юнпэй сидели около порога на старой скамейке, выкрашенной в темно-синий. В ладонях у них было зерно, которым удалось заманить всех куриц внутрь участка, чтобы они не разбежались дальше в лес. Молча троица наблюдала за Мао, у которого, по всей видимости, теперь образовался незакрытый гештальт, и он упорно продолжал охоту на кур. Прыгнув на черную, словно пантера, он сжал ее в объятьях и кубарем выкатился из кустов. — Поймал! — ликующе выкрикнул он, после чего трое на скамейке выдохнули спокойно. — Мой Господин! — прохрипела птица, — Это я… Мао вскочил и выпустил из рук поимку. — Камио! — с досадой он всплеснул руками. — Что ты тут делаешь? — У вас своя охота, Господин, у меня — своя. Эти гусеницы, оказывается, очень даже питательные… Урушихара и Цубаса прошли мимо коровы, не обратив на нее никакого внимания, будто она всегда стояла у ограды и щипала тут траву. — Отдохни, — сказала Цубаса, провожая взглядом ушедшего в дом. Она подошла к скамейке с очевидным вопросом. Тюрдис поглаживала курицу, Ашия придерживал больную грудь, будто из нее вот-вот вывалятся легкие. — С фермы господина Мори сбежали животные, — объяснил Мао, предугадав вопрос девочки. — Это я уже поняла. И как это произошло? — Я не знаю, как так вышло, — начал Юнпэй, — но в моем заборе возникла огромная дыра. Кто-то вломился в курятник и перепугал всех кур. Что же такое делается… Тюрдис, Мао, Ашия и Цубаса переглянулись. Они точно знали, что происходит. «Гигантские прожорливые гарпии разворовывают деревни», — вот, что каждый житель Энте Исла мог в эту самую секунду сказать. И если в Чибе не водилось ни волков, ни медведей, ни других крупных хищников — нападение на ферму без сомнений произошло по вине одного из пришельцев из другого мира. Довести кур, козу Берту и корову Эбигейл до дома Юнпэю помогли. На ферме их расположили в отведенных для них загонах. — Гликерия, Изольда, Линда, Розитта, — перечислял Юнпэй, пока куры забегали в курятник, — Гертруда, Жозефина… а где же Франческа? — Мы всех собрали, — сказала Тюрдис. — О, моя Франческа! И ты пропала! Где же ты теперь… — В любом случае, господин Мори, это все ваши животные? — спросил Мао, зная, что на них частично лежит вина за этот погром. — Да… — грустно проговорил старик, — куры на месте, Берта и Эбигейл тоже здесь. А Сноу, Блэк и Джинджер живут со мной в доме. — Сноу, Блэк и Джинджер? — Да, молодой человек. Это мои домашние кролики. — А их вы для чего держите? — поинтересовалась Цубаса. — Для души. Как и Эбигейл, к слову. Молока от нее не допросишься. В благодарность за помощь Юнпэй подарил ребятам дюжину яйц и две бутылки козьего молока, после чего все четвего откланялись и ушли. Небо покрывалось вечерним румянцем. В доме Кио на втором этаже включился свет — еще один ритуал странноватой хозяйки. Заключался он в том, чтобы обязательно включить свет в спальне ровно в шесть часов вечера. После случившегося кавардака она почувствовала себя странно и не могла позволить себе упустить даже самый незначительный ритуал. Ребята возвращались домой, попутно расспрашивая Цубасу, как дела у маленькой Алас. Где-то позади послышалось прощальное мычание Эбигейл.