Сбежать

Больница Сейкай давно приняла систему обучения и практик для студентов выпускных курсов из институтов Японии. После распределения интернов в группы, оформления бумаг и начала практик, все заведующие доктора больницы занимались лишь распределением обязанностей между подопечными и бумажной волокитой, а пока все тесты, исследования и анализы исполнялись интернами, Сейкай стала сакральным местом для мастеров баккара, крэпса, нард и других аэлюзий казино с медицинской степенью. Азартное подполье совсем не развивалось и состояло из постоянных лиц, мелькающих у входа вспомогательных помещений почти каждый день. Ставки были более чем человеческими, их зареклись повышать до уровня настоящих игорных заведений - партия редко выходила кому-то дороже полутора тысяч йен, а правило, помимо правил игры, само собой, было одно — о клубе должны знать все, кроме Керо Накамуры или тех, кто первым делом побежит стучать Керо Накамуре. Будучи заведующим больницей, Накамура знал о каждом шаге своих врачей и посиделки в подсобке не считал таким уж страшным преступлением. Пока дела шли гладко и без лишних забот, Керо не волновало то, чем занимались, к примеру, закадычные друзья, достопочтенные Хираи и Исикава из соседних отделений в свой обеденный перерыв, или куда пропадали писать отчетность другие доктора. Главное для Керо — получить эту отчетность в итоге и уложиться в сроки, а разгонять тайные карточные состязания было излюбленным занятием вездесущих уборщиц, от которых всегда несло лимоненом и химией. К тому же, у Керо Накамуры и Мару Кагаяки была «своя игра». Главный диагност давно изъявила свое нежелание участвовать в наставнической деятельности. После смены профиля и переезда она старалась не отсвечивать где-либо и не видеть свою фамилию вписанной лишний раз в документацию. Конфиденциальность и скрытность стали ее компаньонами, поэтому самая популярная профессия с эти годы была не включена в список практик. Керо и этот расклад устраивал. Допускать Кагаяки к такой ответственности было небезопасно для всех, особенно для нее самой, рискующей совсем разлениться, помыкая кучкой студентов и поручая из заниматься всеми своими заботами. Еще одно имя нужно было вспомнить, говоря о заведующем больницы. Лайла после знакомства с Мару стала ее личной помощницей и ходила за ней по пятам. Это переросло в проблему, когда Керо стал выслеживать Кагаяки по медсестре, что слонялась туда-сюда, ожидая возвращения доктора из тайника, куда ее саму никогда не приглашали. С тех пор Мару и Лайла встречаются редко и переговариваются быстро, дабы женщина не стала причиной очередной поимки бездельничающего врача. Кагаяки открыла хлипкую дверь больничной кладовки, походящей на картонную заслонку. — Доктор Кагаяки! — поприветствовал ее восторженный кардиолог, который всегда и везде рад был видеть девушку, — Зачем пожаловала к нам, старикам? Он подмигнул Исикаве, чье лицо до сих пор сияло далекой для его возраста юностью. Невролог повел бровью и уставился в помятую серую газету. Его новая прическа подчеркивала маленькую залысину у лба, Мару вгляделась во внезапно появившийся блик на его голове, хмыкнула и прошла дальше. — Привет, Хираи, — она подала руку мужчине в шерстяном жилете, взяла ключи от кабинета с полки, где оставила их вчера, и направилась в коридор. Она остановилась, проходя мимо читающего. — И чего ты такой рыжий? Мужчина поднял глаза. — У меня ирландские корни! — ответил он надменно и с ноткой иронии. Он либо сильно гордился этим, либо же врал и сам находил свои неестественные для японцев каштановые волосы чудными. Мару покачала головой, поддельно восхищаясь только что услышанным фактом. — Завидуй молча, Ка-яки*! - воскликнул Исикава, уткнувшись в газетную бумагу. — Да я ничего не сказала даже… Она открыла скрипучую дверь. Ее не помешало бы смазать, а то уж сильно выдает этот скрип. — Не останешься с нами? — грустно кинул ей в след Хираи. — Песок с нас еще не сыпется, - добавил Исикава. — И пахнем мы не старым пледом! Мару улыбнулась. — Рада бы, но у нас с Керо сегодня своя игра. «Своя игра» не являлась особым термином. Хираи и Исикава переглянулись и в недоумении пожали плечами. Речь шла об очередном споре или пари, которыми развлекали друг друга Кагаяки и Накамура — первой надо было себя чем-то занять, второй был яростным картежником. Он частенько появлялся в запрещенных заведениях Токио, но предпочитал им игры с Мару. Он мог оправдать себя, ведь был начальником и ему лишь нужно было заставить Мару работать, а кем была Кагаяки Мару — все прекрасно знали. Особое отношение к ней объяснялось высокой квалификацией, однако все равно смущало остальных сотрудников. — И почему она? Исикава задавался этим вопросом каждый раз, когда Мару покидала картежный клуб со словами о Керо и играх с ним. — О-о-о, — протянул Хираи и потер затылок. Он смахнул редкие волосы наверх и положил руку на блестящую большую лысину. — Кажется, я понимаю, о чем ты, друг мой! Но скажу тебе честно — ты не прав. Он зацепил двумя пальцами шоколадную конфету, валявшуюся среди прочего мелкого хлама на столе, и стал разворачивать блестящий фантик. Он рассматривал его и молчал, как бы специально дразня Исикаву своей непоколебимой уверенностью в его неправоте. — Уходят с работы в одно время, кабинеты неподалеку. Зайдешь к Накамуре — найдешь Кагаяки. К Кагаяки зайдешь — там Накамура… — как всегда холодно рассуждал Исикава. — Есть им о чем поговорить, это правда. А справедливости ради, и у нас с тобой кабинеты соседние. — Она — женщина. — Нет, — качал головой Хираи, складывая руки на круглом животе. Он причмокнул губами, отрицая разумность догадок товарища. — Нет. — То есть как? Не женщина? Хираи захохотал. Это был добрый старческий смех с проскакивающей хрипотцой и отдышкой в конце. — Нет, мой друг, я о другом! Ну что может быть между Накамурой и женщиной! Тут уж Исикава опешил и был не в силах держаться холодно. Хираи опять захохотал. — Ты мне надоел, Нобу… — Да дело в том, что наш начальничек так занят больницей, что до женщин ему совсем дела нет. У него только комиссия на уме и бумажки, бумажки, бумажки… сильно матушкины старания бережет. — О чем ты? — Так в матушкиных стенах сидим, родной! Исикава огляделся. Впервые слыша о матери Накамуры, он понял вдруг, что не знал, в честь кого вообще была названа больница. — Почему тогда не именем назвала? — Видать не захотела. Хорошая женщина была, с большой буквы… — Умерла? — Брось, почему умерла! Заболела… а ну, дай-ка посмотрю, что в мире происходит. Хираи взял из рук Исикавы газету с экономической статистикой, сложил и перелистнул страницу. — Не знал, вот уж не знал… — бубнил Исикава, — но это ни о чем не говорит! — Хорошо, давай поспорим. Пойдем и узнаем у Накамуры или у Кагаяки, смотря кого первым найдем. Ставлю десять! Исикава встал из-за стола, готовый пожать руку товарищу. Вдруг его прямая ладонь превратилась в вытянутый указательный палец. Он поднял палец к верху. — Пять, — сказал он. — Идет, — усмехнулся Хираи, — да начнется наша «игра»!