Ink Blotted Memories [Запятнаные чернилами воспоминания]

Абрам

Услышав голос Эндрю снова, неизменный с тех пор, Абрам почувствовал, как узел в груди пропал. Он был убежден, что Эндрю откажется говорить с ним; что он прервет разговор, как только Абрам начнет говорить. Но они поговорят позже, и Абрам все объяснит. Он попытается сказать Эндрю, как сильно он не хочет уезжать, как он хотел остаться с ним. Наконец, он мог сказать ему, как он сделал то, что должен был, чтобы Эндрю был в безопасности, и он сказал бы ему раньше, если бы мог. Он не собирался упускать свой шанс на воссоединение с Эндрю; не тогда, когда Эндрю был единственным человеком, с которым Абрам действительно чувствовал себя в безопасности. Засунув одноразовый телефон на дно сумки, Абрам вышел из комнаты и проскользнул на кухню. Стюарт уже был там, читая газету. Проходя мимо мужчины, Абрам положил пару тостов, прежде чем налить себе чашку кофе. Они скоро должны были отправиться в школу, но Абрам позаботился о том, чтобы встать достаточно рано, чтобы позвонить Эндрю. Он уже был одет в форму, которая, по его мнению, была слишком тесной. По крайней мере, рукава были длинными. Стюарт прочистил горло позади себя, и Абрам повернулся, моргая, к мужчине. — Да? — Как дела в школе? — Хорошо, — сказал Абрам и вернулся к завтраку. Щелчок языка Стюарта дал Абраму понять, что это не тот ответ, который он хотел услышать. — Ты уже записался на какие-нибудь кружки? Его дядя подталкивал Абрама к более активному участию, убежденный, что с помозью этого он установит связь с некоторыми из своих одноклассников. Он, похоже, не понимал, что у Абрама нет с ними ничего общего. Они все были слишком мягкими, даже если некоторые любили притворяться, что это не так. Никто не мог его понять, и он не хотел притворяться, что пытается заботиться о них. Когда он слишком долго молчал, Стюарт отложил газету: — Абрам, ты обещал, что попробуешь. — Я так и сделал, — усмехнулся Абрам, — но ничего не вышло. — Ты вернулся всего две недели назад. Абрам пожал плечами: — Они все одинаковые. — Мне скоро нужно уехать из города, — сказал Стюарт. — Я бы чувствовал себя лучше уезжая, если бы у тебя было чем занять время. Абрам не думал, что Стюарт захочет слушать о том, как он проводил время в последнее время, поэтому вместо этого он засунул в рот кусочек тоста. Он решил сначала полететь в Канаду под чужим именем, а потом уже пересечь границу. Он должен был добраться до Колумбии за несколько дней, если все пойдет хорошо. Конечно, если Эндрю не хотел иметь с ним ничего общего, то в этом не было особого смысла. Пробормотав что-то себе под нос, Стюарт встал и пошел к машине, Абрам последовал за ним, крепко прижимая к себе сумку. Четыре дня спустя у него наконец появился шанс снова позвонить Эндрю. Выскользнув из окна, он спустился на лужайку и направился к домику у бассейна. Вход был только один, так что он мог увидеть, не придет ли кто-нибудь его искать. Закатав штанины, он опустил ноги в воду, лениво пиная их. Была середина ночи, но в Колумбии не должно быть слишком поздно; надеюсь, Эндрю не спал. Он прозвенел дважды, прежде чем Абрам услышал щелчок соединения вызова. Абрам знал, что Эндрю не заговорит первым, поэтому он не стал ждать. — Привет, Эндрю. Его голос эхом отражался от воды, когда он говорил. — Что, блядь? — Домик у бассейна. Насмешка Эндрю заставила его улыбнуться: — Конечно. А твой дворецкий тоже тебя ждет? — Отвали, — сказал Абрам, все еще улыбаясь. — Хм, пора сказать мне правду, Абрам, — что-то в том, как его имя прозвучало из уст Эндрю, заставило Абрама содрогнуться изнутри. Улыбка сползла с его лица, когда он посмотрел на изуродованную руку, лежащую у него на коленях. — Ты когда-нибудь слышал о Мяснике из Балтимора? И вот Абрам рассказал ему о своем отце. Рассказал о том, что он видел в подвале, когда рос, и как однажды ночью, когда ему было восемь лет, мать вытащила его из кровати, и они побежали. Абрам рассказал Эндрю о том, как они боролись за выживание каждый день в течение многих лет, пока их не поймали в Сиэтле. Эндрю молчал все это время, но Абрам слышал, как он медленно вдыхал и выдыхал дым, пока курил. Он сосредоточился на этом, рассказывая Эндрю о том, как он пошел в ФБР. Как его перевели в безопасное место после заключения с ними сделки: он расскажет им все, что знает, а взамен они дадут ему новую личность, и он сможет вернуться в Лондон со своим дядей. Его голос стал глуше, когда он попытался рассказать о том, как видел Лолу по пути, чтобы отправить последнее письмо. Как он сжег первое, чтобы написать второе, прощальное, письмо, потому что знал, что это может быть последним, что он сделает. Как он хотел сказать так много, но не мог рисковать быть пойманным до того, как он отправит письмо. Проталкиваясь сквозь то, как ломался его голос, Абрам рассказал Эндрю о часах пыток, багажнике машины и подвале. Он рассказал ему о ноже, пронзившем уже сломанное плечо. Он рассказал ему о сожжении и угрозе отрезать ему ноги, чтобы он не мог бежать. Тихо, наблюдая за рябью света на воде, Абрам рассказал ему о перестрелке с дядей и о том, как он увидел своего отца мертвым. О том облегчении, которое он почувствовал. Наконец, он рассказал ему об операциях и визитах к врачу. О том, что он больше никогда не сможет полноценно пользоваться левой рукой. Он рассказал о том, как Стюарт запретил ему когда-либо связываться с единственным человеком, с которым он хотел поговорить. Шепотом, отказываясь смотреть на свое размытое отражение, он рассказал Эндрю о новых шрамах, которые украсили его тело. Когда он закончил, голос его охрип и изнемогал, и все, что он мог слышать, был тихий шум бассейна. — Итак, ты добавил еще несколько «бо-бо» в свою коллекцию, — сказал Эндрю своим обычным монотонным голосом. — Наконец-то выглядишь снаружи таким же облажавшимся, как и внутри? Смех, вырвавшийся из горла Абрама, был чуждым и наполовину истеричным. Он ожидал ужаса или жалости. Черт, он нацелился на гнев; но это было так невероятно в стиле Эндрю , что он не смог бороться с приливной волной облегчения и недоверия, которая нахлынула на него. Оглядываясь назад, он не знал, почему он ожидал от него чего-то иного. Когда его смех перешел в икоту, Абрам глубоко вздохнул: — Ты такой придурок. Эндрю что-то промычал, не совсем соглашаясь, а скорее подтверждая. Они сидели в тишине, Абрам медленно пинал воду ногами и наблюдал, как рябь движется по поверхности. Он рассказал Эндрю свою историю, и это было похоже на свободу. Принятие Эндрю сняло стеснение в груди, которое Абрам не осознавал, что носил с собой. Спустя несколько минут, часов, целую вечность Абрам заговорил: — Я думал о том, чтобы поступить в Колумбию. — Здесь ничего нет. — Ты. Тишина, с которой он столкнулся, была заряжена. Каждый вздох был заряжен чем-то, что Абрам не мог назвать. Намек на что-то подобное был , когда Эндрю сказал: — Не говори глупостей. Абрам не смог сдержать легкую улыбку, появившуюся на его лице: — Ничего не могу с собой поделать. Эндрю тихо фыркнул: — Ты идиот. Абрам издал звук согласия. — Мой кузен покупает дом. В этой норе стоит кушетка. Слова согрели его, но он знал, что не может принять предложение Эндрю. Информация, сообщающая ему, где найти спрятанные ими деньги, давно исчезла, а у Абрама едва хватало денег, чтобы добраться до Колумбии; не говоря уже о том, чтобы остаться. Его целью в любом случае было не оставаться в Колумбии надолго. Он не собирался навязывать Эндрю жизнь, особенно когда тот был занят своим братом. Он знал, как много для Эндрю значило обеспечение безопасности Аарона, и Абрам не мог встать на его пути. Просто связавшись с ним, Абрам подвергал Эндрю и его семью риску. Но он мог признать, что был эгоистом и не хотел отказываться от Эндрю. — Это ненадолго, — сказал Абрам, надеясь, что Эндрю поймет. — Я не буду рисковать тобой или твоей семьей. Наступила тишина, прежде чем Эндрю снова заговорил. — Заткнись. Я тебя ненавижу.