Лжец

Ты — это то, что ты делаешь.

Ты — это твой выбор.

      — Мой Бон-Бон, — пролепетало светловолосое нечто, прижимаясь к Тому.       Вопрос, кем является эта особа, мгновенно отпал, стоило лишь взглянуть на лицо Грейнджер — та враждебно уставилась на блондинку.       Она все еще была бледной и очень слабой на вид. В глазах плескались отголоски пыточного, а руки потряхивало. Том невольно подумал, что сегодняшний пережитый опыт напомнил ей о недавнем Круциатусе от Беллы. От этих мыслей словно желчь подступила к горлу, и он сглотнул.       Как же чертовски сложно, необъяснимо, неподвластно держать в узде то волнение, что сжирало изнутри.       Волнение отнюдь не о себе, как было прежде. До этого проклятого не то воскрешения, не то переселения.       — Лаванда, — Том резко переключил внимание на девушку, впившись той в запястье, — давай поговорим в коридоре.       Не прощаясь, они спешно покинули палату.       — Мой Бон-Бон, я как узнала, что ты назвал меня своей девушкой, так поверить не могла, что чувства вновь вернулись к тебе. Мерлин, я так рада, мой Бон-Бон.       Она припала к его губам и втянула в противный слюнявый поцелуй. Отстранившись, Лаванда влюбленно посмотрела ему в глаза, хлопая светлыми ресницами.       Том бросил взгляд на безвкусный бант в волосах и пастельно-сиреневую мантию. Тошнотворный прикид заставил его скривиться. Гримаса раздражения не ускользнула от внимания Браун.       — Тебе не нравится мой бант? Слишком ярко? — вновь защебетала девчонка, и Том закатил глаза. — Кстати, ты уже закончил, может…       — Империо, — прошептал Том, касаясь палочки под мантией. — Иди домой и думай, что наша первая встреча прошла просто прекрасно, — коротко бросил он.       Взгляд Браун стал расфокусированным и слегка потупился. Она пару раз моргнула и резко направилась к каминам.       — Я пришлю тебе сову, — он притворно улыбнулся ей вслед. Лаванда даже не остановилась.       И почему он не мог так поступить и с Гермионой? Ворваться в сознание, исправить недочеты или подчинить с помощью Империуса. Как же это было приятно — манипулировать чужим сознанием, принуждать, а позже наслаждаться полученной властью.       Брошенный Темпус показал, что время близится к вечеру. Целых три часа прошли впустую у кровати гряз… Грейнджер, но, благо, он хорошо отыграл роль волнующегося друга.       «Но было ли это игрой, Том?» — подкинуло ему сознание.       В любой момент Гермиона своей хорошенькой головушкой могла крепко задуматься, прийти к верному выводу и задать ему неправильный вопрос касаемо произошедшего. Конечно, можно было бы подтереть память, но частое вмешательство в разум, особенно после Круциатуса, медленно, но верно превращало человека в овощ.       И вновь он напарывался на стену из сомнений. С такими злыми помыслами Том вошел в камин Мунго и вышел в обеденном зале своего коттеджа.       — Август, Антонин, надо поговорить, — коротко бросил он и стремительно направился в кабинет.       Грязная, местами рваная мантия полетела на стул, галстук туда же. Ярость клокотала в ожидании своего часа.       — Эльф, огневиски.       Домовик мгновенно выполнил просьбу хозяина, и Том сделал большой глоток.       Усевшись в кресло у окна, он смотрел на зеленые поля Шафтбери. Это не успокаивало, как писали в книгах, но помогало сосредоточиться.       Руквуд и Долохов вошли без стука и по-свойски уселись в кресла, предварительно наполнив бокалы.       — Что случилось, Том? — начал Август неформально.       Том перевел взгляд на друга и криво усмехнулся.       — Во сколько и как пройти на нижний этаж министерства?       — В полночь меняется караул, выдвигаться туда лучше, — Август посмотрел на часы, — в ближайшее время. А тебе зачем?       — Мюллер, — ответил Том.       — Не знал, что он жив. Напал на Грейнджер?       Прозвучавший вопрос надломил тонкую преграду между горячностью и терпением, и бокал в руке Руквуда треснул под натиском вырвавшейся магии Тома. Кровь орошала ладонь и капала на пол, но лицо пожирателя не дрогнуло.       — Мне не нравится то, как ты это произносишь, — елейно протянул Том, поднимаясь на ноги. — И мне нужно понять, как избавиться от остатков мальчишки, потому что его влюбленность мешает мне рационально мыслить. Секс не помогает.       Пожиратели внимательно слушали своего друга и повелителя, внимая каждому слову. Том расхаживал по кабинету, нахмурившись.       — Милорд, — Август вернул официальное обращение, — почему вы думаете, что влюбленность принадлежит мальчишке?       Том резко метнул взгляд в последователя. — Не буду отрицать, Август, возможно, это и… мои чувства. Мне в принципе все равно, чьи они. Хоть самого Мерлина. Проблема состоит в другом: они мешают, их нужно уничтожить. Сегодня у меня был шанс убить Грейнджер, но я… не смог.       Закончив речь, он снова повернулся к окну и сделал еще один большой глоток огневиски. Алкоголь приятно обжег горло.       — А почему ты не можешь взять девчонку себе?       Антонин задал вопрос, на который у Тома не было ответа. Или был, но тот ему не нравился.       — Грейнджер слишком умна и проницательна. Она раскусит меня, а вечно держать ее в узде при помощи легилименции нельзя. Нет времени и желания играть в любовь с грязнокровкой, а на меньшее она не согласится. Слишком гордая.       Единственные, кто знали о его настоящих ценностях, — Абраксас, Антонин и Август. Эти трое были достаточно близки Тому и ведали об искреннем отношении к магглорожденным. Проще говоря, Тому до них не было никакого дела. Но все мы знаем, что подобная идеология должна иметь подспорье из ненависти.       — Секс и Обливиэйт. Один раз. Не вижу проблемы, — пожал плечами Август. — Не уверен, что твои так называемые чувства правда имеют отношение к любви. Скорее, мальчишеские гормоны разыгрались.       Они рассуждали о влюбленности и привязанности как об отклонении и искали методы избавиться от дефекта.       — Хорошая идея, но она вновь пережила Круциатус. Я отчего-то не могу ей навредить, а Обливиэйт точно сделает хуже. Это, кстати, тоже последствия этого отвратительного чувства?       Пожиратели многозначительно переглянулись, скривив губы в едва заметной усмешке.       — Не могу поверить, что ты на полном серьезе нас спрашиваешь об этом, — усмехнулся Антонин, делая глоток. — Насколько я помню, у тебя имелось немало интрижек.       — И все оговоренные. Для дела. Неужели ты думаешь, что я, лорд Волдеморт, буду добровольно тратить драгоценное время на бесполезное общение? Все ведьмы, меня окружавшие, имели ценность. Меня к ним не тянуло. Но с Грейнджер ситуация иная: ценности она не имеет, но меня все равно к ней тянет, — неожиданное признание немного облегчило душу (или то, что было вместо нее), и Том добавил: — Это нужно исправить. Срочно.       Том не раз лицезрел воочию, как мужчины или женщины умоляли пощадить кого-то из родных, но ему казалось это притворством, попыткой оттянуть время, ибо он не понимал, как можно переживать о ком-то. К чему эти сантименты? Нелепость, одним словом. И если наличие близких становится слабостью, которую можно использовать против тебя, то для чего упомянутую слабость иметь? Все же логично. Нет слабости — нет давления.       Да, Том хорошо манипулировал людьми, хоть и совершенно не понимал их чувств.       Он знал, как и что сделать, чтобы получить желаемое: где следует улыбнуться, а где посмеяться. Эдакая схема по очарованию человека. Бывали промахи в его системе, но тогда в обиход шло старое доброе принуждение или пытки.       — Ну? — напомнил им Том о своем присутствии.       Пожиратели молчали. Август занимался своей раненой рукой, а Антонин, поджав губы, сверлил взглядом Тома.       — Говори уже.       — Я не понимаю, чего ты хочешь, Том, — всплеснув рукой, начал Антонин. — Власти? Но зачем? Величия? Куда уж больше. Неужели тебе не хочется отдаться течению и плыть? Тебе уже семьдесят второй год идет.       Том недоуменно вскинул брови.       — Ты меня на пенсию отправляешь?       — Почему сразу пенсия? Замедли темп. Заведи отношения с Грейнджер, если ты ее хочешь. Почему нет? Она умна и хороша собой. Вы оба — национальные герои, победившие Волдеморта, то есть, кхм, тебя. Придете к власти со временем. Станешь министром. Спокойно, без войн и пыток. Может, даже признаешься, — Антонин картинно развел руки. — Вдруг она тебя примет. Да и в конце концов, люди склонны верить в слезливую историю любви сквозь войну и прочую дребедень. Это сыграет вам на руку: и власть, и обожаемая тобой грязнокровка под боком. К чему эти сложности с зельем? Мы слишком стары, чтобы заниматься такой ерундой.       — Сложностями как раз-таки являются вещи, тобою перечисленные. Во-первых, Грейнджер никогда меня не примет. Меня настоящего. Да и Салазар меня упаси каждый день терпеть эту заносчивую девку под боком. Да, она мне нравится, но не так сильно, чтобы я ежедневно лицезрел ее в своем доме и мирился с ее скверным характером, — Том остановился, потерев подбородок, — я ведь не смогу ее запереть где-то или пытать, когда она будет плохо себя вести, будучи моей… дамой сердца, — он демонстративно скривился. — Мне придется считаться с ее мнением. Это отвратительно. Нет, нужно зелье.       Том поставил точку в бесполезной дискуссии, окинув друзей тяжелым взглядом.       — Ну, как ваше Темнейшество изволит, — деланно любезничал Антонин, вставая с кресла. — Только я б не с зелья начал, а со старого проверенного способа — сублимации.       — Сублимации? — заинтересовался Том.       — Сублимации, — кивнул Долохов. — Тянет тебя к одной, а ты иди к другой. Вдруг и пройдет наваждение…       Том бросил жалящее, и то попало аккурат в ключицу.       — За что? — возмутился Антонин.       — Пошли вон, — устало вздохнул Том. — Пользы от вас никакой. Только чушь городите.       Пожиратели не стали спорить и, понурив головы, подошли к выходу.       — Август, найди решение проблемы.       Руквуд, обернувшись, кивнул. Антонин же неодобрительно покачал головой, и они скрылись за дверью.       Как только Том остался один — он впервые в жизни громко застонал от отчаянья. Ибо всё происходящее выводило из себя уже который день.       Не спеша он покинул кабинет и направился к гардеробной.       Том надел привычный чёрный кожаный плащ и перчатки в тон. Невзирая на запутанность ситуации, настроение двигалось вверх в предвкушении возмездия. Он представлял, как его рука разорвет бледную плоть Мюллера, схватит его сердце и вытащит наружу.       Изящно. Почти трепетно. С присущей Тому нежностью.       Нежностью, которой нет.       Ему внезапно захотелось прислать это сердце Гермионе. Жаль, она не оценит сей жест и наречет его психопатом. Он слишком часто слышал подобное оскорбление в юности.       Минуя Лестрейнджей, Том вошел в камин и отправился в министерство.

***

      Несмотря на возмущения Гарри, Гермиона, превозмогая недомогание, решила навестить Нотта.       С каждым днем Грейнджер все больше убеждалась, что размеренная жизнь, о которой она грезила, будучи на войне, ускользала сквозь пальцы. Сначала убийство Кингсли, потом Круциатус от вампира посреди дня… Что будет дальше? Авада в лоб?       С подобными размышлениями она аппарировала в маггловский Лондон. С трудом переборов тошноту, она оперлась одной рукой об обшарпанную стену в безлюдном закоулке.       Выйдя из ниши, что дурно пахла, Гермиона заметила знакомое кафе. В горле мгновенно появился ком: когда-то очень давно она обедала здесь с семьей.       В кафе «У Шейлы», что находилось по адресу Крэйвен Террас, 24, преобладала традиционная британская кухня. Гермиона сухо поздоровалась с милой официанткой и заказала три порции «Фиш энд Чипс» и столько же колы. Признаться, после пережитого проклятья ее мозг туго соображал, посему она решила накормить слизеринцев маггловской едой, уповая, что те не будут воротить нос. Ей хотелось отвлечься от магии и побыть обычной девушкой, которая берет еду для своих друзей, словно просто идёт в гости, а не для заключенных. Эдакий самообман.       Воспользовавшись телефонной будкой для перемещения в Министерство магии, Гермиона с легкостью прошла охрану, предъявив значок аврора, и появилась в камерах предварительного заключения.       Тео, при виде нее, широко улыбнулся.       — Клянусь, я думал, ты сегодня не придешь, — облегченно произнес он, принюхиваясь, — ты опять принесла еду? Гермиона, я же не расплачусь с тобой.       — Прости, что опоздала, в меня попал Круциатус, — оповестила она невзначай, чувствуя рассеянность из-за плохого самочувствия. — Профессия аврора имеет свои минусы.       Гермиона не заметила, как глаза Нотта распахнулись от изумления. Она притянула стул, что стоял поодаль от камеры, и только присев напротив железных прутьев, ощутила затхлый запах сырости, что вдарил в нос.       Грейнджер наколдовала согревающие чары для себя и Теодора, который благодарно кивнул, кидая взгляд на три пакета, стоящие на полу у ее ног.       — Я бы хотел услышать историю о том, что случилось, но сначала бы… — он сглотнул, — поел. Прости мою бестактность.       Он картинно развел руками, и Гермиона, присмотревшись, заметила, что Тео еще больше осунулся, под глазами залегли тени, некогда яркие зеленые глаза словно потеряли цвет, щеки стали впалыми, а цвет лица был сродни промокшему мелу.       — Тео, как вас кормят? — нахмурив брови, уточнила Гермиона, протягивая ему ужин. — Вы, как несовершеннолетние, должны получать другой паек.       Теодор жадно распахнул пакет, но тут же обомлел, вскинув бровь.       — Это… маггловская еда? — он ненароком проигнорировал ее первый вопрос, но Грейнджер решила не напирать. Она узнает все у Робардса.       — Ты не знаешь, что такое «Фиш энд чипс»? Не ешь такое? — расстроенно спросила Гермиона, — прости, мне следовало подумать прежде чем…       — Нет, Салазар! — оборвал он ее, качая головой, — я просто немного удивился. Я очень голоден, готов съесть взрывопотама! Я уверен, это очень вкусно.       Гермиона одарила его теплым взглядом и улыбнулась, лицезрея, как Нотт изучил колу и медленно отпил.       — О, это сладко и вкусно, — воодушевился он и принялся есть.       Сейчас в нем не осталось ничего от былого надменного слизеринца, которого помнила Гермиона. Здесь был лишь голодный мальчишка, которого отправили в тюрьму. Грусть сковала ее легкие от осознания, что у Тео нет более поддержки, кроме нее. Отец в Азкабане, друзья в других камерах без суда и следствия, а мать давно умерла.       — Ешь пока. Я передам остальные пакеты Паркинсон и Малфою.                    Тео едва заметно кивнул, поглощая треску в кляре с такой жадностью, будто ее кто-то отнимет.       Гермиона прошла вдоль сырого темного коридора, как вдруг вдали, в отблеске свечей, мелькнула знакомая рыжая макушка.       — Рон? — спросила она недоуменно, но ответом послужила тишина.       Добравшись до конца пролета быстрым шагом, дабы догнать Уизли, Гермиона узрела лишь пустоту. Только эхо шагов отдавалось от стен.       — Я с ума схожу, что ли? — пробубнила она себе под нос и пожала плечами.       Гермиона огляделась, но тщетно. Рона нигде не наблюдалось. Списав сие на помешательство или игру воображения, Гермиона направилась к камерам Пэнси и Драко.       На полпути ее остановили два рослых охранника с угрюмыми лицами. Окинув Гермиону нечитаемым взглядом, они заявили:       — Туда нельзя. Распоряжение Робардса.       — В смысле? У меня есть личное разрешение главы аврората, — воспротивилась Гермиона и ринулась вперед.       Мужчины наотрез отказывались слушать ее аргументы и загородили путь.       — Не положено, — сказал светловолосый аврор. — Мисс Грейнджер, — он кинул взгляд на пакеты, — я передам это заключенным под номерами пятнадцать и тридцать два. Вы же к Малфою и Паркинсон?       Аврор скривился при произнесении фамилий, но протянул руки, и Гермиона скрепя сердце передала ему пакеты, уповая на честность служащего. Не хотелось бы, чтобы слизеринцы остались голодными из-за чьих-то предрассудков.       — Только донесите до адресатов, — съязвила она раздраженно.       Мужчины расплылись в оскале. Противно.       — Конечно.       «Два придурка», — подумала Гермиона и, задрав нос, демонстративно отвернулась, не попрощавшись, и пошла обратно к Нотту.       Ее неожиданно обуяло противное чувство, будто кто-то за ней пристально наблюдал и отнюдь не два бугая-аврора.       Нотт встретил Грейнджер благоговейным взглядом, откинувшись на кровати. Хотя кроватью эту конструкцию сложно назвать.       Гермиона села обратно на стул. Между ней и Ноттом оставались железные прутья, сырость и смрад подвала.       — Расскажи, какого драккла ты после пережитого Круциатуса поперлась ко мне, Грейнджер? Гриффиндор головного мозга?       — Так общаются с тем, кто приносит тебе еду, Нотт? Попытайся быть вежливым.       — Может, я просто переживаю? — слукавил он.       Гермиона вскинула бровь, будучи всецело уверена, что он снова подобным образом шутит, вспоминая их игру в «отношения».       — У меня невероятно заботливый парень, — подыграла она.       Слева послышался треск. Гермиона резко повернула голову и заметила, что одна из керосиновых ламп, висящих на стене, лопнула. Осколки лежали на бетонном полу.       — Что там? — осведомился Тео, хватаясь за решетку.       Гермиона пожала плечами, всматриваясь вдаль.       — Лампа треснула, — ответила она, хмурясь.       — Даже лампы не выдерживают наших чувств, любовь моя, — деланно воспылал чувствами Нотт, приложив руку к сердцу.       Его шутки каждый раз заставляли ее искренне смеяться. Их короткие встречи приносили ей некое успокоение и толику радости во всем этом послевоенном хаосе. Тео, как оказалось, весьма хороший парень. Признаться, Гермиона отдыхала, беседуя с ним. Он не расспрашивал ее о битве, военных тяготах, родителях, крестражах или иных вещах, что порой били по нервам, заставляя сердце сжиматься от боли.       — Вас допрашивают? — начала она издалека.       — Каждый день так, словно я выбрался отсюда неведомым образом и убил Бруствера лично.       Гермиона вздохнула.       — Я не могу подать прошение в суд до конца расследования, — оправдывалась она.       — Я знаю, — ответил Тео надтреснутым голосом, — но может можно хотя бы целителя вызвать для Пэнси? Ее лихорадит, и она жутко кашляет…       — Что? — вскочив на ноги, переспросила Грейнджер, делая шаг к железным прутьям.       Тео, завидев, что она приблизилась, поднялся с кровати и тоже подошел к решетке.       — Почему никто из вас не сообщил? Малфой — понятно, у него там депрессия, но ты или Пэнси?       Нотт отвел глаза, пожав плечами. Грейнджер узрела тень смущения на его лице.       — Ты и так делаешь больше, чем нужно. Нам нечего дать тебе взамен. Я беден, — он указал на свои лохмотья, выданные министерством, и грустно добавил: — буквально.       Повисло гнетущее молчание, и только был слышен звук капель, падающие с потолка. Гермиона смотрела на поникшего юношу, что стал жертвой обстоятельств, и крепко задумалась.       — Тео, я завтра же пойду к Робардсу и буду требовать, чтобы вам изменили меру пресечения на домашний арест. Мерлин, — она запустила руку в волосы и тряхнула головой, — вы же даже Хогвартс не закончили. Почему они вешают на вас деяния ваших родителей?       Нотт странно хмыкнул, оперевшись о решетку, растянув губы в усмешке.       — Ты слишком веришь в этот мир, Гермиона. Не все так сентиментальны, как ты.       — Это не сентиментальность, Теодор, а здравый смысл. Они держат вас тут без суда и следствия. У них даже нет никаких доказательств вашей причастности к Пожирателям, кроме метки Драко, конечно. Но и ее он мог получить под давлением отца…       Гермиона стала расхаживать по коридору. Тео внимательно наблюдал за ней и явно пытался подавить улыбку.       — Меня поражает твоя целеустремленность. Знаешь, я даже завидую такой твердолобости. В Хогвартсе я всегда бесился из-за тебя, считал выскочкой. Беру свои слова назад.       Одна ее бровь взметнулась вверх, и Грейнджер деланно обиженным тоном заявила:       — Тогда, наверное, ты больше не нуждаешься в пирогах с почками.       — Гермиона, ты режешь меня без ножа, — прикрыв глаза, театрально протянул Нотт.       Они громко рассмеялись, и понурая атмосфера развеялась. Гермиона снова села на стул, а Нотт вернулся на кровать, и они погрузились в легкую беседу. Обсуждали Хогвартс, первый курс… Говорили об отдаленных простых вещах, будто сейчас их не разделяла железная решетка, годы межфакультетской вражды и война. Тяжелая, отвратительная война, наполненная кровью близких и однокурсников.       — А если Визенгамот поменяет меру пресечения на домашний арест, куда мне податься? Только не говори, что...       — Да, Нотт. Вы отправитесь на Гриммо, — твердо сказала Грейнджер без сомнений. — Вас не съедят гриффиндорцы. Рон, как ты знаешь, съехал. Это все лучше, чем прозябать в сыром подвале. Не думаю, что Гарри будет против. Тем более он в курсе ареста счетов и мэноров.       Закончив речь, Гермиона взглянула на Теодора, чье лицо выражало скептицизм. Он, судя по тяжелому вздоху, не особо верил в эту идею.       — Кстати, как у вас с Роном? — Тео резко сменил тему.       Гермиона заколебалась, ибо не ведала, что ответить. Как у нее с ним?       Никак, если быть честной. В одну минуту Рон проявлял чувства, как сегодня, а в другую отталкивал ее, наговорив грубости. Его поведение с трудом поддавалось анализу. Вопрос Тео вновь погрузил ее в некий водопад из неоднозначных ощущений.       — Ну, он спас меня сегодня, — Гермиона почти шептала, словно не веря сказанному. — Я, честно, до сих пор поражена его… магией, но книга Юстаса Берка предельно ясно дала понять, что такие случаи бывают.       Ей было тяжко говорить о нем. Треклятая любовь все еще тлела внутри надеждой на взаимные чувства. Благо, сделка с Ноттом частично давала плоды, и злорадная улыбка нет-нет, да трогала ее губы, пока она лицезрела нотки ревности у Уизли.       — Я помогу чем смогу, — твердо произнес Тео. — Я весь в твоем распоряжении.       — Не могу поверить, что я действительно занимаюсь такой чушью, — прыснула она в руку, — я ведь всегда была с холодной головой.       Тео наградил ее многозначительным взглядом и, демонстративно закатив глаза, произнес:       — Грейнджер стала использовать свой интеллект не только во благо Потти и Уизела. Похлопаем ей…       — Грейнджер, время, — послышался голос охраны из-за угла.       Понурив голову, Гермиона тяжко выдохнула.       — Мне пора, Теодор. Меня даже к ребятам не пустили.       — Не пустили? — искренне удивился Тео, прищурившись. — Почему?       — Распоряжение Робардса, — вяло пожала плечами Гермиона, ощутив боль в виске. Пора бы домой. Проклятье явно не прошло бесследно.       Тео же потер подбородок и призадумался.       — Может, это из-за того буйного вампира, который орал, что Волдеморт вернулся? — задал он вопрос в пустоту.       Боль в виске улетучилась, сменяясь безудержным любопытством.       — Что? — Гермиона почуяла, как сердце падает в желудок. — Можешь дословно передать его слова? — Она замялась, но решила поведать важную деталь: — Этот вампир пытал меня сегодня, когда мы с Рональдом хотели собрать данные о его группировке.       Глаза Тео стали сродни двум зеленым блюдцам, он клацнул зубами и выругался:       — Гребаный мудак. Он сказал: "Темный Лорд жив и скрывается среди них" — ну, авроров, — но его быстро оглушили. Больше я не слышал. Чушь нес какую-то, короче.       Гермиона порывалась задать еще один вопрос, но ее снова окликнул охранник, напомнив о времени, и она, плотно сжав челюсти от досады, начала скомкано прощаться с новым другом:       — Прости, Тео, мне пора. Я пришлю тебе письмо с ответом от Робардса. В министерстве сплошной бардак после смерти Кингсли…       Тео молчал и нервно сглотнул, чем удивил Гермиону.       — Все нормально?       — Да, просто… — он запустил пятерню в волосы, взъерошив их, — наши встречи — единственная радость в моей жизни на данный момент. Спасибо, что помогаешь, — сказал Нотт отстраненно.       Грейнджер, ощутив неловкость от его признания, едва заметно кивнула и быстро направилась к выходу.       — Гермиона.       Она обернулась. Тео стоял у самой решетки.       — Он тебя не заслуживает. Никто из них.       Услышанное ударило под дых, ибо Гермиона, девочка, которая безвозмездно отдавала себя близким людям не могла поверить в его слова. Слова прозвучавшие из уст слизеринца.       Смешки о статусе крови не бередили ее раны так сильно, нежели абсурдное чувство, будто она третья лишняя в дружбе Рона и Гарри. Гермиона, бывало, слишком рьяно и отчаянно искала себе место в волшебном мире.       Поэтому слова Нотта отдавались звоном в ушах, ибо Гермиона не считала свой вклад в победу ценным, скорее, его закономерностью, долгом.       Она всматривалась в бледное лицо с потухшими зелеными глазами и кривой улыбкой.       — Я не сделала ничего такого. Это мой долг, — уверенно заявила Грейнджер, впиваясь ногтями в ладони.       Тео нарочито громко вздохнул.       — Перестань обесценивать себя. Хватит считать, что ты делаешь недостаточно. Ты, блять, по-моему, делаешь больше, чем кто-либо во всей Англии…       Охранник вновь с напором стал выгонять Гермиону, тем самым обрывая монолог Нотта.       — Иди спать. Пришлешь сову, — указал на выход Тео и снова опустился на кровать, вперив пустой взгляд в потолок.       Гермиона еще пару мгновений сканировала взглядом человека за железными прутьями, а затем покинула камеры предварительного заключения.       Выйдя из Министерство окончательно, она оказалась на улице и… улыбнулась. По-ребячески. Приятно слышать искреннее восхищение от бывшего школьного «врага». Приятно знать, что тебя ценят.       Подняла глаза к ночному небу, пытаясь узреть звезды, но, к сожалению, они не могли пробиться сквозь городские фонари.       — О, — вдруг вспомнила Гермиона, — нужно отправить сову Андромеде.             Теплый ветер колыхал её волосы, пока Гермиона оглядывалась, дабы аппарировать, не привлекая внимание случайных магглов. Убедившись, что никого нет, исчезла с улицы, так и не заметив багряный взгляд, наполненный чем-то таким, что даже сам его владелец не мог объяснить.

***

      Он не хотел подслушивать, но не мог и сдвинуться с места, когда увидел ее. Он слышал почти все. Каждую деталь. И то растеклось противным зудом по телу.       Ему казалось, что она сродни суккубу приковала его невидимыми цепями, пробралась в сознание и укрепила власть над ним, словно насмехалась, когда одаривала улыбкой другого парня за решеткой.       Том проводил ее взглядом. Эмоции, испытанные в этот момент, он напрочь отказался анализировать, ибо если бы он погрузился во все услышанное и увиденное, то трупов стало бы вдвое больше.       Еще утром он считал сие чувство иррациональной ревностью, но теперь к вышеперечисленному присоединилось иное — обида.       И вновь послышался эфемерный треск. Том ощутил, как представшая давеча картина еще больше надломила терпение. Он знал, он чувствовал, что разум его предает, ведь сам он не мог опуститься до такого позорного чувства, как…       Влюбленность.       Посему Том решил дать волю ярости, дабы та хоть на время вернула холодную голову.       Наплевав на охрану или авроров, он почти напролом, объятый туманной кровожадностью, шел к камере Мюллера.       Пары отказов авроров хватило, чтобы он стал применять Империус. Абсолютно бестолковые кадры из ДМП даже не могли противостоять ему, их разум сродни маслу топился под заклятьем Тома.       — …И ты забудешь, что видел меня, — сказал он последнему волшебнику, стоявшему на его пути.       Осоловело взглянув, мужчина вяло кивнул и отошел в сторону, открывая взор на самую дальнюю камеру, где находится Мюллер. Простейшие защитные руны на замках могли бы остановить только школьника или же пропитого бродягу, что ненароком загремел на нижний этаж министерства.       Мюллер, прикрыв глаза, сидел в углу в кандалах. Когда Том вошел в камеру, тот продолжал держать глаза закрытыми.       — Ну что же ты? Боишься?       Кристофер, не поднимая век, сглотнул.       — Я наслышан о твоей силе и мстительности, — приглушено он ответил, — я знал, что ты придешь мстить за грязнокровку.       — Не смей даже упоминать ее, — отрезал Том. Его внезапно кольнуло, что подобная низшая тварь может оскорблять девчонку.       — Вот ведь нонсенс: Темный лорд, учинивший две войны из-за чистоты крови, пал под чарами любви к грязно…       Договорить вампир не успел — рука в кожаной перчатке вонзилась ему в грудь, прорывая плоть, и схватилась за сердце.       Ужас сковал каждую клеточку Кристофера. Том понял это, заглянув в светло-алые глаза, которые теряли цвет с каждым движением его руки в грудной клетке.       — Ты жалок, — сухо бросил Том.       — Не настолько, чтобы влюбиться в грязь, — прохрипел Мюллер, вернув себе крупицы смелости перед смертью.       Том невесело ухмыльнулся и вырвал сердце. Быстро, резко, с остервенением.       — Инсендио, — почти любовно прошептал Том, направляя древко на орган, и тот вспыхнул. Вампир же превратился в груду сухих костей.       Том, появившись в Шафтбери, указал Августу отправить Лаванде Браун письмо и какие-нибудь вульгарные цветы, чтобы та была на привязи, как собачка. Ждала его, если Тому вдруг понадобятся ее слюнявые поцелуи и обожание.       Тьма, вырвавшаяся наружу спустя долгий период времени, захватила власть, возвращала былое умиротворение. Словно убийство хладного вернуло Тому хладнокровие: настоящее, темное, беспросветное; и он был неимоверно рад избавиться от порочных помыслов о девчонке.       Надолго ли?