
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Давно забытые чувства вновь охватывают хрупкое сердце. Человек, заставивший вспомнить их, поможет забыть, и заполнит сердце собой.
Ли Феликс не верит в настоящую любовь, и всячески избегает контактов с людьми, боясь привязаться.
Хван Хëнджин - обычный посетитель кафе.
Примечания
Тгк автора: https://t.me/sarani_room
Глава 3
13 декабря 2024, 06:29
— Пап?
— Папа?
— Папа?!
— Папа!!!
Нет — нет — нет — нет — нет
— Пожалуйста!
— Помогите!!!
— Нет! Папа!
— Кто-нибудь!
Никто не смотрит.
Никто не видит.
Не слышит.
Никого нет.
Темнота.
Мальчик в белой футболке стоит посреди дороги. Ему лет пять? Какое несчастье. Кого он зовëт папой? То тело, которое лежит всего в пяти метрах от него? На этом месте только что произошла авария.
«Почему я этого не помню?»
Вдруг появившиеся из темноты театральные маски тихо шепчутся между собой.
«Что произошло?»
«Какая авария?»
— Жаль пацана.
— Маленький ещë.
— Где его мать?
И никто даже не подумал вызвать скорую. Все обсуждают только: «Что же будет с мальчиком?»
Противные шепчущиеся голоса раздражают слух. Мальчик закрывает уши маленькими ручками, покрытыми кровоточащими ссадинами, чтобы их не слышать.
«Всë было не так!»
«Я же видел. »
«Видел же?.. »
«Всë было по другому. »
__________
Пикающие звуки раздаются над ухом. Похоже на те, которые издаëт аппарат, транслирующий биение сердца.
«Забыл название. Почему я вообще его слышу?»
Открыв глаза, парень щурится от режущего белого цвета, в который окрашены стены. За окном ярко светит солнце, небесный купол залит ярко-голубой краской, и никакие белые пятна не портят красоту картины. Такое явление не часто можно застать, особенно в городе, кишащем всякими промышленными станциями. Такие дни — большая радость для всего населения большого города. Тем более в самый жаркий месяц лета в воскресенье, когда у всех выходной.
«Прямо как в тот день».
Немного привыкнув к яркому свету, окружающему со всех сторон, Ликс замечает: из руки под кучей пластыря выглядывает тонкая длинная трубка, тянущаяся к возвышающейся прямо над головой баночке с каким-то раствором. Название этого раствора, который вливают в его кровь, разглядеть не удаëтся: буквы слишком мелкие. Рядом стоит большой аппарат, издающий те самые неприятные звуки, больно режущие по ушам. Вот бы вышвырнуть его в окно.
«Я в больнице что-ли? Ничего не помню».
Резкая боль в голове заставляет снова закрыть глаза. Сил на то, чтобы подняться и осмотреться вокруг, в теле не осталось. Почему то все части тела адски ломит. Твëрдая поверхность кровати доставляет только больше дискомфорта. Как-будто на камне лежишь. Ещë и укрыли каким-то старым белым покрывалом. А что вы хотели от бесплатной больницы? Спасибо хоть, что подушка мягкая и ничем не воняет. Зато повсюду стоит запах медицинского спирта и уколов. Запах типичной больницы.
Ликс никогда не любил больницы. Точнее он их ненавидит. Запах и яркий цвет стен — не единственные причины. Врачи, в основном которым за сорок, вечно ходят с недовольным выражением лица и, если просить их, что значит какое-либо медицинское понятие, сразу тяжело вздыхают и неохотно оъясняют. Складывается впечатление, что они думают: «Ну ты и тупой». От этих мыслей становится немного неприятно. Я что виноват, что просто не знаю значения? Как-будто они самые умные люди на земле, а все остальные — безмозглые аборигены и стоя́т ниже их всех на несколько десятков ступеней. Конечно, есть и хорошие врачи, которые рады помогать людям, спасать от болезней их самих и родных и так далее. Которые и правда любят своë дело. С такими довольно приятно иметь дело.
В детстве Ликс тоже мечтал стать самым великим доктором на планете, как его отец. Лечить абсолютно всех, будь то человек или животное. Да хоть птичка или паук. Абсолютно всех. Но это было в *детстве*. В далëких красочных годах, когда всë на свете казалось возможным, и ты думал, что для тебя нет вообще никаких преград и ограничений. Когда маленький детский мозг, думающий о радужных единорогах, феях, трансформерах и бакуганах, ещë не познал всей сущности суровой реальности. Тогда детское воображение воплощало все фантазии. Пол — это лава, шкаф — телепорт для входа в другое измерение, звезды вообще можно взять руками и съесть, как овсяное печенье, луна состоит из сыра, а когда тюль вдруг поднимался из-за открытой форточки, значит в дом проникли приведения. Взрослые казались такими сильными и бесстрашными. Всегда хотелось побыстрее вырасти и стать похожими на своих родителей. Завести семью и быть вместе до самой старости. Или можно было найти зелье вечной молодости и быть бессмертным. Как какой-нибудь Кощей. В конце концов — стать волшебником, бегать с волшебной палочкой в колдовской шляпе и мантии, жить в своём собственном замке. Иметь огромную библиотеку со старинными книгами и подземную лабораторию с кучей полочек, заставленных всякими колбочками с цветным блестящим веществом. Творить чудеса и управлять магией, как какой-нибудь Гарри Поттер.
Вырастая, люди забывают свои старые мечты, забивая голову другими проблемами. Всë становится действительно как у взрослых. С возрастом на голову обрушаются сотни обязанностей. Работа всегда утомляет, и ты начинаешь жить «от выходных до выходных». Точнее — выживать. Повседневные дела выбивают сказки из твоего сознания, и ты начинаешь думать: «Вот бы завтра всë стало по другому». Но, к большому сожалению, жизнь — не волшебный Джин из лампы, она не исполняет желания так просто. За всë всегда есть своя цена. И чем значительнее ваши желания, тем выше цена. Но почему то люди до сих пор надеятся, что вот сейчас перед их глазами появится фея крëстная и сделает так, что бы ваша жизнь приобрела больше красок. Какой смысл? Ведь в конце жизни всегда появляется лишь свет в конце тëмного длинного тоннеля. Даже перед смертью ваши хотелки не появятся под ногами, как бы не хотелось.
Как уже говорилось — у всего есть цена.
Но бывает так, что вырасти приходиться гораздо раньше, чем положено. Как в случае с Феликсом.
Отец был его всем первые пять лет жизни. Он любил его больше всех. Как всегда, отец казался большим и сильным, может хоть горы свернуть, хоть море перешагнуть, хоть достать до звëзд. Отец, являясь простым педиатром, и вправду походил на своеобразного Аркадия Паровозова, который всегда всех спасëт. Он любил своего единственного маленького сына, Ликса, и оберегал от всего. Как он всегда ласково обращался — Ликси или лучик. Господин Ли. Самый добрый детский врач среди всей поликлиники. Другие работники уважали его, но в то же время считали, что он ведëт себя слишком по-детски. Хотя, как по-другому общаться с детьми? Конечно же, только на их языке. Иначе не поймут.
Всего пять лет. Реальность слишком несправедлива. На глазах маленького мальчика был разрушен весь мир.
Чëртова авария.
«Авария же?..»
Образ разьярëнной матери, которая замахивается каким-то тупым предметом, внезапно на мгновение всплыл где-то в подсознании.
-Етить! Ты чего подскочил то?
Голос, раздавшийся где-то справа, заставил повернуть голову и посмотреть на его обладателя.
— А. Живой! Ты живой что-ли?! — парень резко подскочил с места и смотрел на Ликса с перевязанной головой шокированными карими глазами.
— Хан?.. — не успел договорить Ликс, как на него налетели с крепкими объятиями. Такими родными.
— Я уж думал ты помер! Ещё не просыпался так долго! Аж два дня! — не переставая тараторил парень, похожий на белку. Такое сравнение появилось ещё в день знакомства.
Ликс ещë пару секунд просидел, наслаждаясь такими тëплыми объятиями единственного по-настоящему близкого человека. Как же давно он не обнимал друга. Они не виделись дня четыре, если считать пролежанные два дня в больнице. По их мнению, это очень долго. Он аккуратно поднимает руку, не занятую трубками, и похлопывает по спине, давая понять, что пора бы его уже отпустить, а то так и задохнуться не долго.
— Два дня, говоришь. — Ликс опустил голову вниз, что бы друг не увидел на его лице тревогу, — какой сегодня, получается, день?
— Вторник уже, — Хан достал телефон из заднего кармана джинсов и начал что-то быстро печатать.
«Вторник? То есть, я пропустил универ? Меня за это отчислят? А работа? Меня уволят?»
Мысли о том, что его ждëт, быстро прокрадываются в светлую голову и засоряют еë накрученными плохими последствиями его отсутствия. Тревога только набирает обороты.
Джисон, сидевший рядом, заметив трясущуюся руку друга, принялся его успокаивать.
— Я сказал преподавателям, что ты приболел. Они передали, что бы ты быстро поправился и вернулся к учëбе. Тебя не отчислят, радуйся, — он подсел на кровать и взял Ликса за руку, снова отдавая своё тепло и вселяя спокойствие.
— А что с работой?.. — аккуратно спрашивает Ликс, боясь услышать что-то плохое.
— Господин Ким очень испугался за тебя. Я когда пришëл, выглядел он не ахти и сказал, чтобы ты пока не ходил в кафе, — Хан сделал небольшую паузу, что бы вспомнить слова, сказанные владельцем кафе. Как можно догадаться, с тем он уже был знаком. Ликс же подумал, что эта пауза означает, что друг не знает, как правильнее сказать об увольнении.
— Меня уволили, да? — он наконец поднимает голову и смотрит на того пустыми глазами.
— Ты дурак? — Ликс немного удивился этому слову. Обычно Хан говорит только на матах. Немного бунтарный парень. Видимо, из-за состояния друга решил сбавить обороты, — Он говорил что-то типо: «Пусть приходит в себя, и так довëл себя до такого состояния», а какого состояния — я не понял. Может, подумал, из-за голодовок в обморок упал? Хотя это тоже вполне возможно. Я говорил тебе больше есть! Вечером приду, буду сам в тебя пирог впихивать! Кстати, я готовить научился. Ты первый подопытный будешь! — у него есть привычка: говорить без умолку, когда у него сильный стресс. Ликс это прекрасно прекрасно знает, поэтому говорит успокаивающее: «Тише». Хан моментально затихает. — Так что случилось? Почему ты потерял сознание? — уже более обеспокоенно интересуется друг.
Ликс немного молчит. Смотрит в окно. На раздражающий ярко-голубой цвет. Когда-то он любил такое небо. Сразу ощущалось настоящее лето. И мир был красочнее.
— Можно я потом расскажу?
— Да, как скажешь! Не буду докапываться с вопросами! — Хан легонько толкнул друга плечом, как бы говоря: «Всë будет хорошо»
За что Ликс обожает Хана, так это за его понимание. За столько лет дружбы каждый запомнил черту, которую не стоит переходить. Выучили привычки и слабости. Знают даже такие слабые места, в которые если ударишь — больше никогда не сможешь увидеть прежнего обращения. Такой дружбы можно только пожелать. В их случае, и желать не надо.
— Точно! — Хан резко подскочил и стремительно зашагал в сторону двери из палаты, — Доктора же надо позвать, ты ж очнулся! Я щас! — и скрылся за дверью. Какие-то секунды даже было слышно стук его ботинок о плитку на полу.
«Два склерозника» — усмехнулся про себя Ликс.
______
Через минут пять в дверях показался человек в длинном белом халате, с бейджиком на шее и держит в руках планшет для бумаги. На вид ему лет сорок. Даже борода есть. Невысокий рост, круглое лицо, маленькие глаза, большие руки. Короче говоря, не самая приятная внешность. Но взгляд достаточно добрый. Такому человеку можно было бы с лëгкостью довериться в обычной жизни. Но точно не в больнице.
— Так-с, ну что тут у нас? — он начал что-то читать на бумаге, судя по всему — сведения о пациенте, — Ли Феликс, верно? — перевëл свой взгляд с текста на Ликса и дожидается ответа.
— Да, это я, — коротко ответил блондин.
— Хорошо. Сейчас я буду задавать вопросы, касаемо вашего состояния, вы согласны? — он присел на освободившееся место на стуле возле кровати Феликса, достал ручку из верхнего кармана медицинского халата и приставил еë к чистому листу бумаги, готовясь записывать всë, что ему ответят, а Ликс резко почувствовал себя на допросе, — Можете считать это обычным приëмом у врача.
В этом и проблема. Ликс ненавидит ходить по больницам. Это утомляет, а выслушивать от них непонятные термины — ещë хуже. Мозг их просто не переваривает. Но, подумав, что отказать доброму на вид «старику», все же не стал противиться.
— Да, — коротко бросил Ликс.
— Начнëм, — доктор поменял положение тела так, чтобы было удобнее писать, и прозвучал первый вопрос, — Вы помните, что произошло за мгновение до вашего падения?
Ликс, подняв голову, задумчиво смотрит на потолок, вспоминая все события вчерашнего вечера. Кафе, суета, парень, шум в ушах, темнота. Голова раскалывалась. Он не помнит, как упал. Поскользнулся? Толкнули? Или всë же упал в обморок?
— Не помню.
— Ага. Плохо, но, пожалуй, продолжим, — сделал краткую запись на бумаге и снова смотрит прямо в глаза, — Скажите, когда вы в последний раз принимали пищу?
Парень на больничной койке на мгновение замер. Он конечно, предполагал, что ему когда-то зададут этот вопрос, но не ожидал, что так скоро.
«Сколько уже прошло? День? Два? Точно! Я же поел с Джисоном в кафе. Когда это было? В четверг? Или среду? Были выходные. »
Тишина продолжалась ещё некоторое время. Он все не мог вспомнить правильный день. Но больше всего не было никакого желания говорить на эту тему. Ли не любит обсуждать все, что хоть как-то связано с едой, при том что работает в кафе. Сразу начинает выворачивать от одного упоминания чего-то жирного, по типу жареного мяса, поэтому, если он что-то и ел, то только лëд или, на крайний случай, когда желудок уже не выдерживает, огурцы. В них меньше всего калорий. Но в день ужина с Ханом от всë же решил съесть кусок торта. Так сказать, «побаловать себя». После чего тошнило весь вечер. Туалет стал вторым домом.
— Понятно, — прозвучало со стороны недождавшегося ответа врача, — Вы не против, если ваш друг зайдëт? Мне нужно, чтобы он тоже послушал, что я скажу.
Хан, который все это время терпеливо ждал окончания допроса в коридоре возле дверей, быстро зашëл в палату и встал рядом с окном напротив доктора, ожидая его слов.
— Причиной обморока господина Ли, скорее всего, являются длительные голодовки и анемия средней степени, — Джисон недоумевающе перевëл взгляд с доктора на друга, но тот лишь виновато опустил голову и смотрит на торчащие из бледной руки трубки, — В его организме дефицит большого количества витаминов, в том числе витамина В12 и железа, из-за чего в вашей крови понижен гемоглобин, и, как следствие, возникла анемия. Также анализ показал, что у вас понижен белок, что очень опасно для организма. Нарушен обмен веществ и пищеварительный процесс, из-за чего сейчас будет затруднительно употреблять тяжëлую пищу. Полезные вещества просто не будут усваиваться в организме, а только вызвана тошнота.
Хан продолжал сверлить друга взглядом, как-бы говоря: «Ты чë, охерел?!» Даже не смотря, Ликс может понять, о чëм тот думает.
— Так что примите к сведению, если вы продолжите в то же духе, то ваши органы просто откажут, и вас будет ждать неблагоприятный исход. — Врач встал с места, взял уже подготовленный листок и протянул его Ликсу, — Это список продуктов, содержащих большее количество железа и белка и название препарата, который следует употреблять после приëма пищи для лучшего усвоения полезных веществ, — он отошëл к выходу и хотел уже выйти и, наконец, оставить друзей наедине, но вдруг обернулся, — Господин Ли, — строго, но в то же время с каким-то сочувствием в голосе произнëс он, — Я настоятельно не рекомендую вам и дальше губить свой организм.
С этими словами доктор удалился, оставив Хана и Ликса. Джисон налетел на друга и, схватив за плечи начал сильно трясти, крича что-то на подобе: «Ты совсем больной?! Я сколько раз тебе говорил, что добром это не кончится?!»
В голове пустота. Слова взбешëнного друга просто не доходят до его разума и отдаются эхом где-то на заднем плане. Всë перекрывает звон в ушах и уже надоевший шум. Глаза направлены только на кусок бумаги. Видя содержимое листка, к горлу подкатывает ком, с неприятным послевкусием.
«Я что, умру?»
«Да и пусть»
— Ты меня слышишь вообще?! — продолжает выкрикивать Хан, — Посмотри уже на меня!
— Хани. — тряска резко прекращается. На него смотрят глаза, полные слëз, но совершенно пустые. Словно перед ним сидит кукла, которая внезапно начала плакать, — Прости меня, Хани. Это же не я. Я не виноват.
Слëзы продолжают идти, капая на белое покрывало и оставляя мокрую дорожку на маленьком лице. Шум в голове только усилился и перешëл в боль, которая постепенно нарастает. Отрывок из памяти с матерью, как утром. Один и тот же прокручивается по несколько раз. И голоса, которые не перестают твердить: «Ты ничтожество».
Хан бросается к другу, зарывая его в крепкие объятия, пытаясь успокоить от внезапно накатившей истерики. За друга он всегда переживает больше, чем за самого себя.
— Ты не виноват. Ты ни в чëм не виноват. Успокойся, — спокойный нежный тон, покачивающиеся движения влево-вправо и похлопывание по спине. Эти действия всегда помогали раньше. Когда Ликс плакал почти каждый день, но в какой-то момент жизни просто перестал. До сегодняшнего дня.
— Прости меня, Хани…
— Всë в порядке.
— Прости.. Папа...