Harmony

Жизнь сыграла столько игр с Т/и. Девушка не раз совершала побег, не раз мучилась от голода, и не один раз утопала в долгах. Но то, что сейчас она делает, что-то новенькое. И как бы это «новенькое» весело не звучало, оно таким не является. Т/и насторожена и напугана, собраться никак не может. На лбу выступила испарина, по спине бежит холод. Дверь она замкнула, но вряд-ли это как-то поможет. На минуту да, но не больше. Убежать из этой комнаты невозможно, если не считать дверь. Окон нет. Девушка стоит у стола, где на стене висят телевизоры, передающие картину с улицы и коридоров. Т/и понятия не имеет, что делает и что нужно делать. Всё как в тумане. Глаза бегают по клавиатуре, а руки дрожат и тело тоже. Куда нажимать, как отключить – не понятно. Т/и самой не ясно, как она додумалась до такого. Кто, чёрт, заставлял её сюда идти? И так понятно, что не справится. Отключить запись? Она жила в деревне, где максимум были кнопочные телефоны. А стоило родителям уйти, денег на еду не хватало, что уж говорить про компьютеры и всякую электронику. Она знала о всём том, что люди сотворили, но интереса это не вызывало. Ей лучше было посидеть на веранде, заварить себе чая и кушать печеньки, шатаясь на стуле в то же время читая очередной роман. Кто же знал, что в будущем нужно хотя бы знать, как пользоваться мышкой. Садясь на стул, Т/и подъезжает на нем ближе, пытаясь хотя бы понять, на какой экран смотреть. Жаль, что она не читала в газетах, как пользоваться новейшими технологиями. Но на жалость нет времени. Мысли о ней сразу исчезают, как Т/и разбирается в клавиатуре и мышке. Сердце отбивает ритм сбитого частого дыхания, и как не старайся, успокоится Т/и не может. Если бы кто-то в прошлом ей поведал о будущем, она на сто процентов бы не поверила, воспринимая это как бессмысленную шутку. Жизнь играет с Т/и, как хочет, как нужно, неужели она настолько провинилась на этом свете? В груди снова сдавливает и дышать становится трудно, а на экранах ничего не меняется. Приходит мысль разбить экраны, но не известно, остановится ли запись, да и после этого будет больше проблем, да ещё и с полицией больше. На глазах снова, в очередной раз собираются солёные капельки слёз, нижняя губа неподатливо начинает трястись; нос закладывает и воздуха вовсе не хватает. В голове беспорядок, полно мыслей с плохим исходом. Ей некуда бежать, нет ради кого жить дальше, как раньше! Стэйси нет, семьи нет, нет любимого братика, нет того, с кем бы можно было разделить боль. На сердце снова остаются шрамы, они с ней уже навсегда. Будут сопровождать до конца, до смерти, и каждый день напоминать о счастливых моментах прошлого, и о настоящем. Настоящем, где нет продолжения. Где нет пути к свету, где нет места для счастья, где нет никого. Только боль, темнота и одиночество. Только тогда, четыре года назад, она не знала о своём таком печальном конце, где нет её самой. Она уже не та, она другая. Прошлая Т/и не вернётся, она умерла давным давно. Где-то там, на трассе, на забитой дороге машинами. Где-то вдалеке от дома. Там, в ту секунду с... мамой, и папой. — Мам! Я пошла! — кричит девочка лет тринадцати, беря красный рюкзачок с собачкой, неуклюже надевая на плечи. С кухни слышится звуки посуды и Т/и уже обутая выглядывает из коридора. Утренний весенний свет льётся в кухню, по которой витает аромат выпечки. Из-за угла кухни выглядывает женщина с парочкой милых морщинок на лбу, одетая в домашнюю одежду, с полотенцем в руках. В её каштановых волосах детский ободок с маленькой бабочкой, а на устах расплывется искренняя улыбка. — Перекус взяла? — спрашивает мама, подходя ближе, попутно кидая полотенце на диван. Т/и кивает. — А бутылку с водой? — мама обходит Т/и, ближе к рюкзаку, глядя на карманы, где как раз стоит бутылочка с водой. — Не голодна? Ты же ничего не кушаешь рано, — Т/и не любит кушать утром, и её мама это прекрасно знает, но всё равно иногда заставляет её употреблять еду по утрам. — Мам, ну я опаздываю, — недовольно хнычет девочка, пока её мама быстренько идёт к столешнице и отрезает кусочек домашней пиццы. Т/и это произведение искусства мамы обожает. Это вам не покупная, с кучей химии, а домашняя, с домашними ингредиенты. Натуральное и вкус божественный, любовь так и исходит от неё, как и запах. — Держи, — она отдаёт прелестный кусочек в руки дочки. — А теперь иди, — целует мягко и нежно в щёчку, оставляя невидимый след от своих губ. Т/и не может сдержать улыбки, и чтобы скрыть своих румяные щёки, откусывает ломтик пиццы, выходя из дома. Но не успела Т/и переступить порог между верандой и двором, как недалеко появляется папа, несущий дрова в дом. С седыми, редкими волосами на голове, с такой же формой губ, как и у неё. — Пап! Я пошла! — шагая в сторону калитки, громко говорит Т/и. Он замечает огонёк в глазах дочери и от этого сил набирается. Его Т/и жизнерадостная и добрая ко всем, будь-то даже преступник, она до последнего будет мила с ним, даже не смотря на всё его минусы. Но как хорошо, что такого человека никогда не будет на её жизненном пути. Он уверен. Просто, ну какой шанс того, что она встретит кого-то незаконного? Маленький. Её папа, наверное, будь он жив, разорвал на куски собственного сына-злодея за дочь, но не в прямом смысле. Грубо говоря. Он бы не смог сделать плохо своей частичке, посадил бы на пожизненное. Но мама... будь она рядом, подержала Т/и как папа, но бы собственными руками задушила своего сына за то, что сделал со своей сестрой. Но родителей нет. Т/и будто маленькая девочка, заблудившаяся в лесу. Такой она и является, без «будто». Мир слишком велик и неподатливый ей. Она не сможет выбраться из этой бездны в которой тонет, задыхается, в которой растворяется её последний выдох. Т/и падает на колени, в попытке встать на ноги. Из красных глаз текут горькие слёзы печали, под сердцем воспоминания смертельно режут. Из груди вырывается плач — девушка уже не сдерживает мучения, позволяя себе все эмоции. Время течёт, но неизвестно сколько. В себя девушку приводят чужие голоса, доносящиеся из коридора. Её тело будто током прошибает, напрягая одновременно. Т/и винит себя за легкомысленность, за всё в своей жизни, вместе с тем ища место, чтобы спрятаться. Замечает угол, на который не падает свет и тот остается очень темным. Быстро перебираясь туда, Т/и сжимается в клубочек, поджимая коленки к груди и пряча глаза между ними. Сердце вырывается из груди. Страшно до такой степени, что сознание может в любой момент отключится. Но никто не заходит спустя несколько минут, спустя пять, а шаги давным давно затихли. Т/и очень давно потерялась во времени, даже не сможет сказать какой сейчас день, дата, месяц. Но она ясно ощущает эти пять минут в углу комнаты, заставляя ощущать дежавю. Слёзы текут, голова раскалывается, внутри всё крутит. Почему её жизнь такая? Почему столько проблем? Чем она провинилась и где? Окидывая не сфокусированным взглядом компьютера, замечает розетки, и в бреду на коленках ползет к ним, чтобы выдернуть провода. Мониторы тухнут и небольшой источник света исчезает. Т/и выдыхает как-то облегчённо, приземляясь на холодный пол. На считаные секунды Т/и расслабляется, однако вспоминает зачем она всё это сделала — убежать. Убежать далеко и быстро, уйти из больницы. Мысли об уходе порождают безумные идеи, и Т/и решает после побега исчезнуть. Где и как — не ясно, главное растворится навсегда. Дальше всё как в сплошном вакууме: дверь захлопывается, тёмные коридоры больницы и свет в конце. Т/и бежит к выходу, как безумная, путаясь в ногах, чуть не падая, но бежит. Она хочет уйти, хочет увидеть маму, папу, бабушку, дедушку... Своих друзей, хочет счастливо жить, без страха, без тревоги, без чувства ужаса внутри. Но все мечты обрываются когда стеклянные двери не поддаются напору. Т/и в очередной раз теряет воздух из лёгких, ощущая удушение в груди. Ноги уже сдаются, но в последний миг замечает стойку регистрации и не теряя надежды, бежит к ней. Когда Т/и осматривает почти все тумбы стола, начинает терять какую либо веру в своё спасение. «Нет, я не могу здесь остаться, не хочу! Только не тут!» Истерика вновь овладевает всем разумом и телом. Девушка падает на колени — на плечи давит само её существование, страхи и всё вокруг. Т/и уже не старается успокоиться, не старается верить, надеется на счастливую жизнь, но вдруг взгляд цепляется за последний выдвижной ящик. Не спеша она тянет его за ручку, наблюдая в нём те же листы, папки и... какие-то ключи. Судорожно их достает, хватаясь как за последнюю надежду. Для неё больница — как тюрьма. Здесь есть что-то, что тревожит, мешает. Она бы осталась, будь уверена в своей безопасности, но странное чувство опасности этого не даёт сделать. Подлетая к стеклянной двери, за которой светится ночной город, девушка не с первой попытки попадает ключами в замок. Когда слышится щелчок и дверь подаётся, Т/и, бросая ключ, толкает дверь и выбирается на свежий воздух. Т/и чувствуют нелепую свободу, и тут же осознает, что нужно дальше бежать. Она постоянно отвлекается на что-то, на все эти обманы о свободе, какая у неё, черт побери, свобода? Она в заложниках своих чувств и в руках брата-маньяка, о какой свободе идёт речь? Для её жизни уже предназначен конец, и даже этот побег ничего не изменит. Т/и запуталась. В который раз она пытается спасти свою жизнь, и вся суть действий к ней доходит потом, в конце, как сейчас. Что изменит уход из больницы? Ровным счётом ничего. Ощущала опасность? Уже кажется. Кто ей мог вообще навредить в больнице? Тот же охранник? Скорее бы принял за сумасшедшую и отвёл назад в палату. Т/и стоит посреди выхода и не может удержать слёзы. Она больна. Нездоровая. В голову лезут страшные мысли, болезни. Она виновата во всем, и в своей долбанутой жизни, и в своих страданиях. «Что теперь?» — как только этот вопрос появляется в голове, Т/и начинает слышать вой пожарной сигнализации. Обнаружили. Т/и совершенно забывает о своих раздумьях, срываясь бежать куда глаза глядят. Громкие звуки битом отбиваются в ушах, где-то слышится лай собак. У Т/и тело движется само, и она уже не понимает, что настоящее, а что просто выдумки фантазии. Кафе, магазины, жилые дома. Здания быстро мелькают перед глазами, меняются каждый раз, стоит закрыть веки. Ночной холодный воздух щиплет щёки. Где она находится — кто знает. Полиция осталась где-то позади, но темп бега только ускорился. Т/и жарко от бега и тело ломит, глаза слипаются. Оглядывается совершенно не понимая, где она. Чужой район, другие дома, другие переулки. Ноги ужасно устают бежать и она останавливается, постепенно меняя бег на шаг. Пальчиками убирает влажные волосы со лба, ища место, чтобы отдохнуть. Находя между домами скамейку на которой был милый плед, Т/и пытается отдышаться. Сколько километров она пробежала без передышки? Но снова. Где-то близко, недалеко раздаются звуки полицейских мигалок. Девушка подрывается и сразу напрягается. — Нет, нет, нет! — она в панике выглядывает из-за угла дома, отмечая, что звуки доносятся со стороны больницы. Повернув голову в противоположную сторону, взор притягивает человеческая фигура, идущая к двери подъезда в паре метров от неё самой. Будто ощущая, что это последняя её надежда, она бежит к закрывающейся двери, не давая ей плотно захлопнуться. Хватая ручку, Т/и забегает внутрь. Она слышит топот чужих ног, того человека, который практично спас её, сам того не подозревая. Он поднимается по лестнице. Т/и долго не думает, когда полиция всё ближе и ближе, лихорадочно начинает поднимается за тем человеком, путаясь в ногах.