Мужик в шляпе

Говард сидел на жёстком стуле, его дыхание было прерывистым, а тело словно наливалось свинцом от усталости и боли. Он всё ещё пытался прийти в себя после того, как миф хладнокровно сломал ему кость. Боль в ноге пульсировала, отдаваясь горячими волнами в каждую клетку тела. За спиной послышался шорох – мужчина в шляпе перебирал какие-то инструменты, шуршание которых будто специально резало слух шатена. Говард попробовал ослабить верёвки на запястьях, но те лишь впились в кожу ещё сильнее. Бесполезно. Даже если бы он выбрался... куда он пойдёт с переломом? Какого чёрта я его вообще провоцировал? – с горечью подумал он. – Почему этот псих вдруг взбесился из-за каких-то парней, которые сбежали от него? Его размышления резко оборвались, когда он почувствовал холодное лезвие у самого кадыка. Чёрный ловелас стоял за его спиной, склонившись вплотную, и рассматривал нож – тот самый, что недавно привлёк его внимание в деревне. — Хочу попробовать его в деле, — насмешливо протянул он и провёл кончиком клинка по линии шеи Говарда, оставляя после себя лёгкое жжение. От этого касания по телу парня пробежали мурашки. Существо ухмыльнулось, убирая нож: — Вот скажи, Говард, ты мазохист? – голос его был почти ласковым, но шатен знал – за этой игривостью скрывается что-то куда более жестокое. Он молчал. Несколько секунд, словно вечность, тянулись в напряжённом ожидании. — Зачем тебе это знать? — наконец спросил он, голос предательски дрогнул от боли. Миф чуть склонил голову набок, явно наслаждаясь ситуацией. — Ну, ты ведь явно нарываешься. Провоцируешь меня снова и снова. Неужели тебе действительно нравится всё то, что я с тобой делаю? – в голосе прозвучала усмешка, почти издёвка. Говард промолчал. Его взгляд упал на свои связанные руки – пальцы слегка дрожали от напряжения. Миф, выпрямившись, медленно протянул руку и дотронулся до его запястья, легко, едва ощутимо. Шатен вздрогнул, рефлекторно пытаясь отодвинуться, но верёвки не позволяли. — Хочешь, чтобы я сломал тебе ногу окончательно? Чтобы ты точно не смог сбежать? – в голосе существа звучала откровенная насмешка. – Или… — он сделал вид, что задумался. — Давай на выбор. Я могу сломать тебе руку… вывернуть её наизнанку… или доломать твою ногу. Как тебе такой вариант? От этих слов Говарда передёрнуло. Паника закралась в его сознание, сжала грудную клетку, не давая дышать. Он знал – миф не шутит. Этот монстр получал удовольствие от боли, от власти над ним… — Давай… давай ты мне ничего не будешь ломать, — Говард судорожно сглотнул, голос дрожал, но он заставил себя говорить. – Я сделаю всё, что тебе угодно… только, пожалуйста, не надо! – последние слова прозвучали почти мольбой. Миф замер. В его глазах вспыхнуло что-то зловещее, азартное, почти маниакальное. — Всё, что я захочу? Хм… — он притворно задумался, хотя в глазах уже горело торжество. — Хорошо. В таком случае… — он медленно облизнул пересохшие губы и продолжил: — Ты отдашь мне своё тело. До утра. И… — существо на мгновение замолчало, будто обдумывая что-то, а затем с особым удовольствием добавило: — Будешь подчиняться мне. Без сопротивления. Независимо от того, что я буду с тобой делать. Парень в ужасе уставился на него. Его сердце бешено заколотилось в груди. Миф говорил это так, словно уже считал его своей собственностью. Говард закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями, и понимая, что другого выбора у него нет. Блогер попытался расслабиться, в кое-том веке, за последние девятнадцать лет его жизни. — Какой у тебя странный способ договариваться, — хрипло проговорил он, чувствуя, как миф медленно нагибается к нему. — А ты думал, что у тебя есть выбор? — существо усмехнулось, обхватывая подбородок Говарда пальцами, вынуждая того смотреть прямо в его черные, бездонные глаза. — Я хотя бы должен знать, на что иду, — паренек дерзко вскинул бровь, сам того не подозревая, как сильно провоцирует его. — О, не волнуйся... ты узнаешь, — прошептал миф, его голос наполнился хищным предвкушением. Говард невольно сглотнул, а потом усмехнулся. — Мгм. И зачем ты мне это говоришь? Парень не успел осознать, что происходит, как его переместили со стула на деревянный стол, где ранее лежали металлические орудия.

***

Чёрный ловелас игнорирует ранее заданный вопрос, упирается одной ладонью в поверхность стола и обхватывает двумя пальцами подбородок зеленоглазого, притягивая его значительно ближе. И не успев опомниться, на его скулы неприятно нажимают, заставляя раззявить рот, и тут же нагло целуют. Глаза того округлились уже не от страха, а от чистейшего удивления. Говард глухо матерится в напористый поцелуй, пытаясь вдохнуть чистый воздух. Но вместо этого его нижнюю губу сминают и болезненно прикусывают, теперь размазывая кончиком языка выступившую кровь. Веки затрепетали, брови сложились домиком от ощущения инородного объекта во рту, скользящего в каждом уголку. Существо буквально не стеснялось и уже сменило позу, подобралось ближе, сжимая его прямые волосы у корней, тем самым плотнее к своему телу прижимая. А блогер кулаками стучит по груди его и артачится. Взглядом мечется то туда, то сюда, только спустя пару секунд осознания замечая кое-что.       Блять, блять, блять! Он мельком поглядывает на натянутую чужую ширинку, ощущая, что сердце начинает стучать ещё быстрее. От одной неправильной мысли, внизу живота приятно тянуло, отдавая пульсациями в паху. А Тварь с очередным движением будто зверела, становилась грубее и властнее, сжимая чужие запястья до расцветающих синяков. Кровь Говарда, размазанная на его собственных и уже губах мифа, отдавала красноватым оттенком. Пусть чувства и были противоречивыми, он не переставал делать попыток вырваться. И на долю секунды ему действительно удается оторвать от себя наглые конечности. Однако после этой жалкой попытки его опрокидывают на стол плашмя, заставляя больно ударится затылком. Наручники, оставшиеся на столе, противно зазвенели и тут же скрепили запястье парня с прутьями над столом, не давая встать. Мужчина в шляпе с нечитаемым лицом облизывает уста, проводит пальцами по округлым бёдрам юноши и загадочно молчит. Теперь-то парень смотрел на него снизу-вверх, видя каждую осветленную деталь, жаждущий взгляд и отчётливую выпуклость в штанах. На первый взгляд он думал, что ему показалось, но сейчас все подтвердилось. Он сам не знает, почему смотрел туда. Мозг словно отключился, а восприятие мира казалось, как во сне. Тотчас в его сознании плыли цветные пятна, сливающиеся воедино. Сущность дышала ему практически в лицо, опаляя дыханием нетронутую кожу, словно огнём, что стремительно заполнял лес. Он сжимал то бока, то игрался с белой футболкой, обвисшей на стройном теле, задирая ее холодными кистями прямо до набухших от такой резкости бусинкам. А парниша обмяк на столе и, не рассчитав силы, прикусил кровоточащую губу в попытках сдержать громкие вздохи. Но какого-то должного внимания на боль не обратил, когда чужой тембр, сменившийся с нормального до низкого, приглушённо донёсся до его ушей: — Думаю, ты прекрасно осознаешь, чего я от тебя хочу,— медленно протянул данное предложение тот, проведя кончиками пальцев от стоящих сосков Говарда, услышав краткий всхлип, до джинсовых шлёвок, через которые проходил ремень. И с намёком поддев их среднем пальцем, продолжил: — Поэтому полежи спокойно, и больно не будет. То, как руки существа лежали на его теле, вызывали странное чувство, распределяющееся крепким узлом в желудке. От абсурда ситуации, выходящей за рамки дозволенного, хотелось куда-либо спрятать покрасневшее лицо, провалиться в бездонную яму и никогда в своей жизни больше не контактировать с людьми. Его сейчас лапали, и честно признаться, почему это побудило не очевидный страх, а непонятное ожидание, протекающее по сосудам. — О… Не подумай, что мне тебя жаль. На самом деле мне плевать, — черноглазый бесстыдно, будто собственник, упирается кончиком носа в сгиб шеи нижнего, ощущая довольно приятный цитрусовый запах с нотками чего-то экзотического — мохито. — Но, скажем так, не каждый сядет под лезвие ножа. Один ты такой смелый придурок со смазливым лицом… Говард отчаянно прищуривается, автоматически запрокидывает потяжелевшую голову назад, отчего каштановые волосы рассыпались по деревянной лакированной поверхности. Открывая полноценный доступ к своей молочной шее, как будто приглашая отведать горячую плоть, удовлетворенно мычит, как только кожу пристрастились покрывать сладострастными поцелуями, разогревающими возбуждение. Чёрный ловелас, точно, нечисть эдакая и обворожительная. Инкуб, развращающий жертву — он подсознательно загипнотизировал его своими действиями и мимолётными опьяняющими прикосновениями. Хотелось подставлять собственные острые ключицы для терзаний, будто кровожадному вампиру, желающему испить крови, и прижаться ближе, ощутив утешение. Но утешение дождаться от старшего, наверное, не удастся. — Ты… Ты что, какой-то миф-фетишист с садистскими наклонностями, которому нравится наблюдать за тем, как другие страдают? — Едва ли ухватившись за ниточку их диалога, спрашивает второй, пытающийся сконцентрироваться на чем-либо ещё, кроме истомы, запудрившей мозг. — А ты всё этого не понял? — Приглушённо мурлыкает миф, играясь с чужим дергающимся кадыком, оставляя на нем и скулах краткие смазливые чмоки. — А у меня есть выбор отказаться именно от этого? Отказываться он, очевидно, не собирался. Выбор остаться в живых, без поломанных конечностей, вызывал в нем хрупкую надежду. Конечно, многого он не знал и даже не подозревал. Страх сохранности за собственную попу улетучился давно, ещё с первыми шагами по этому миру. — Есть. Но трахать тебя наизнанку мне не хочется. Поэтому даю тебе шанс. — Хорошо… Я думаю, что согласен. — Превосходно. Только предупреждаю: чего-то нежного от меня не ожидай. — Я знаю... Ответа или вопроса шатен не услышал: лишь ощутил, как нависший над ним шляпник облизнулся и припал к груди, начиная ласкать ее кончиком языка. А румяные бусинки, также стимулирующиеся горячим ртом, распухали больше, становились болезненно чувствительными, посылая электрические импульсы. Он был неопытным и ассоциировал себя с одной фразой: «Не трахан, не целован». Ощущал нечто подобное впервые, и это казалось слишком странным, абсурдным, но до ужаса приятным. То, как продолжался страстный петтинг, все больше возбуждало, заставляя течь и расплываться в лужицу, словно восковая свеча. О Господи! Одна мысль, что его разложили на столе и приковали железными наручниками, казалась до оцепенения фантастической. Говард в действительности никогда не замечал в себе увлечения таким. Мазохистские ли это наклонности? Возможно. Может, оно было заложено в мозгу как программный код, и только сейчас случившееся побудило раскрыть в себе эту новообретенную находку. Его бедра, обтянутые простыми джинсами, вальяжно сжимали и разжимали до онемения. Лёгкие сковывало тугим жгутом, на пару секунд лишая способности дышать. На языке все ещё ощущался приторный вкус крови. И когда укусы, посылающие отчётливые мурашки, рассыпались вдоль ключиц и шеи, юноша зашипел. На коже в тот же момент стали проявляться красноватые следы от зубов. Шляпник, как не удивительно, не соврал, когда предупреждал, что не будет нежным: он буквально терзал чужую тушку, мял ее, лапал, где душа довольствовалась, утешая свои грешные потехи. Вот же мразь. Говард чувствовал, как желудок выворачивало, а внизу становилось теснее, влажнее. Он ощущал себя беспомощным щенком, жалостливо поглядывающего на хозяина в просьбе о желанной вкусняшке. Возбуждение давило на голову, а затвердевший член — в ширинку. Тварь издевалась над ним, иногда проводя ладонью по отчётливой выпуклости, выбивая изо рта громкие вздохи. Он оказался сверхчувствительным даже до малейших нажатий на паховую зону.       Вжик! И весь мир пред глазами закрутился. Чужая рука расстегнула молнию на джинсах зеленоглазки и с лязгом развела ремень в стороны. Кисти скользнули вниз, обхватили налитый кровью ствол и на ощупь провели по текущей головке, начиная массировать ее большим пальцем через ткань боксеров. Парень жутко зарумянился. Он едва ли не зарыдал от нужды, когда к нему наконец-то прикоснулись в интимном местечке, требующее внимания. О Боже-е-е… — Да ты весь течешь… — Шепчет тень, покосившись на порозовевшее лицо, отчаянно уткнувшееся в собственное предплечье. — Говард, посмотри на меня! Я хочу видеть тебя полностью…       Стыдно. Стыдно, но неистово восхитительно. Майнкрафтер, переборов собственную застенчивость, поднимает взор на пару черных глаз, жадно осматривающих его всего: в особенности физиономию, довольствуясь уязвимым видом. А то, как его холодная длань скользила по всей длине, заставляла жалобно скулить в надежде на продолжение, которое спустя минуты так и не наступало: Призрак в шляпе всего лишь то продолжал надрачивать чужой член, лелея опухшую головку, то на несколько секунд замедлял темп, усмехаясь. Мифоискателю очень хотелось прикоснуться к себе и довести дело до конца. Однако, вопреки всему, одна рука была пристегнута, а вторая уже прижата самим мифом над головой к поверхности стола, чтобы юноша ничего не сделал. В такой жалкой позиции он не мог сделать ровным счётом «Ни-че-го». Натуральная смазка темным пятном расползалась в области упирающейся в ткань верхушки. Излишняя влажность мозолила, даже раздражала. Хотелось стянуть ненужный элемент одежды. — Что такое? Хочешь ещё? Этот слащавый тон с насмешкой будто унижал, вдавливая в пол. Конечно, блять, он хотел ещё! Каждая клеточка тела кричала, трещала по швам, ожидая желанной разрядки. А вот мужчина в шляпе, совесть которого давным-давно задохнулась в штанах, наслаждался чужим страданием, продолжая дразнить его. Это возбуждало ещё больше, да так, что хотелось навредить до кровоточащих ран. Но шляпник, пусть и нечисть, не собирался сотворить такое. Он хотел побольше наладиться своей игрушкой. Видеть, как девственное тело выгибается под ним, тает, как мороженное на летнем солнце и мычит — зрительная пища для мифа, сие обожал доводить таких слащавых мальчиков, как Говард, до перевозбуждённого состояния. — Да… — Парень отвечает, стараясь двинуть тазом, чтобы хоть немного вбить свой член в чужой кулак. — Попроси хорошо. И, может быть, я подумаю. От такого позора ему уже не отмыться. Тёмный силуэт отпускает ослабевшее запястье с синяком от его собственных пальцев, и схватил парня за икра под коленные ямки, принуждая согнуть ножки в колени. Черные джинсы с потёртостями сначала спустили до щиколоток, а после стянули полностью вместе с нижним бельем, откидывая на пол. Холодок пробежался по оголённым участкам и половому органу. Предварительно тёмная фигура сняла кожаный ремень, сжав его в одной ладони, и… — П-прошу… Шлепок по ягодице. Говард выгибается в спине, застонав: — Ах! Ещё шлепок. Ещё… ещё и ещё. — Давай, умоляй! Я же вижу, как тебе нравится! — Пожалуйста-а-а! Мха-ах!.. С очередными и рассчитанными ударами бедра каштановолосого покачивались вместе с сочными половинками. Кожаный материал безжалостно покрывал их яркими следами и рубцами. На краешках зеленых очей скопились горькие слезинки, скатывающиеся по щекам. Было больно: покрасневшие участки вспыхивали фантомным огнем, временно теряя чувствительность. И как бы дискомфортно юноша не ощущал себя, пробегающее в мыслях удовлетворение перебивало желание попросить остановиться. Черный человек, наконец, отцепляет мешающие оковы, зная, что тотчас младший не имел сил даже говорить. И, окольцевав его тонкую шею тем самым ремнём, подтягивает ближе к себе за другой конец, заставляя немного приподняться. Локтем он давит на плоский живот, что оказалось ещё неприятнее. Теперь возникала другая проблема в виде удушья. Шатен, не успев понять происходящего, дрожащими пальцами пытался прикоснуться к зажатой шее. Однако ничего, кроме подавленного стона, издать не смог. В глазницах вспыхивали то звёзды, то совсем кромешная тьма, подкрадывающаяся с каждой стороны, будто желая поглотить его всего этой темной пеленой. Кислород прекратил поступать в дыхательные пути, и юноша постепенно начал терять сознание. Всё перед глазами расплывалось на отдельные параллельные миры, становясь мутным. Паника разгоняла адреналин в крови, а назойливые мысли сбивались в единственный клубок. Сердце стучало бешено, делая кульбит, прям как у бегуна на марафоне. Тошнотворный ком снова встал в горле, а испарина едва ли выступила на лбу. И когда миф, вдосталь налюбовавшись предобморочным состоянием того, отодвигается, позволяя ему не задохнутся. Как же хорошо полной грудью вобрать в себя заветный компонент жизни. И парень ощутил нереальное облегчение, находясь в экстазе. Дыхание его было до одури тяжёлым, неравномерным и жадным. Во рту пересохло… Мужчина в шляпе наблюдает за ним, и, кажется, буквально на пару секунд о чем-то задумывается. А после, расстегая собственный ремень одной рукой, попутно разводит его ноги в стороны, не задевая больную ногу, взглядом оценивая нетронутую узкую дырочку и задницу, блестящую от пота. Ох, как же шляпник ненавидел предстоящие прелюдия: слишком долго, муторно, скучно и неинтересно. Поэтому особо с этим не заморачивался, вставляя в парня смазанный слюной палец, сразу начиная им двигать и сгибать. Первые ощущения не из приятных. И выражение лица нижнего это подтвердило…

***

      Толчок — стон. Толчок — ещё один стон. Говард — превосходный. Весь такой нетронутый и недосягаем для других. Текущий, как продажная шлюха на столе, что получила свою порцию отборного изнасилования в текущую дырку. Теперь его невинную девственность не вернуть. Однако зеленоглазый, ощущающий каждой клеточкой своего существования нереальное удовольствие, не задумывался об этом. Потому что все, о чем он сейчас мог думать — это о медовой истоме вперемешку с болью.

Его нагое тело — точно идеальный и высокопрочный мрамор, слепленный скульптурном. То, как он судорожно хватал опухшими губами разгоряченный воздух, то, как хлопал веками, старательно зажмуривая слезящиеся глаза, и то, как подвиливал покачивающими от череды фрикций бедрами, выглядело слишком извращённо даже для тени. Блестящая и белёсая кожа, покрытая лёгким потом, так развратно шлепалась с очередным глубоким толчком, разнося по замкнутом помещении едва различимое эхо. Не полностью растянутое колечко мышц туго обхватывало толстый член мифа в себе, сжимая и доводя того до белого каления. А блогер, хныкающий от наслаждения, ощущал распухшими стенками все выпуклые венки на длинном стволе, твердую и смазанную натуральной смазкой головку, бьющую по простате с очередным угловым движением, и головокружительные вибрации. — Ха-а… Видишь, как твоя дырочка поглощает мой ствол? — С издёвкой спрашивает тварь, выходя до головки члена, а после толкается глубже до упора, чтобы нижний вскрикнул и выгнулся в пояснице. — Просто посмотри… Мужчина шляпе кладет ладонь на низ плоского живота, сжимая появившийся бугорок. А паренёк с неким любопытством округлил глаза, наблюдая, как тот двигает бедрами вперёд и назад. Выпуклость внизу живота появлялась ровно в тот момент, когда старший загонял свой член в его анус полностью. Выглядела такая картина слишком чудной и пошлой. — Видишь? — Д-да… Дырочка вокруг члена пульсировала, прося ещё, словно ненасытная. До этого момента темноволосый излился уже два раза, обмякнув в крепких руках, не имея сил даже двигаться. Но то, как его трахали в бешеном темпе, принуждая из раза в раз открывать второе дыхание, не останавливало внезапно выстанывать нечленораздельные слова. На первый взгляд не скажешь, что этот паренёк, ранее ведущий себя максимально отстранённо, такой до дрожи громкий, звонкий и отзывчивый; своими обрывистыми стонами буквально подначивал шатена, который не стеснялся и вбивал его в шатающийся стол снова и снова. Говард частенько протяжно протягивал чужое имя, обхватывая его шею в качестве опоры. Помутневший рассудок не переваривал происходящее. И только по истечении нескольких минут мифоискатель ощутил, что горячее семя запомнило его до краев: белёсая жидкость окрасила внутренние стенки, стекая кривыми дорожками по бёдрам. Он издал утомленный выдох и отключился, утопая в неизвестности. А Сущность, с влажным хлопком выскользнув из его дырочки, самодовольно поправил чёрную шляпу, съехавшую непонятно куда, и, натянув назад штаны, телепортировал его обратно домой, в постель, нехотя положив сломанную ногу на небольшой бинт.