Обратная сторона медали

      Окончание фразы перерастает в жуткий металлический скрежет — она положила микрофон на стол, не выключив. Таким образом, окончательно возвестив, что спокойных недель у меня точно не будет. Я оглядываюсь, и на месте, где обычно вижу Ольгу, стоит миссис Вейн и приветливо машет мне рукой. Честно говоря, я понятия не имею, чего она от меня хочет, но игнорировать её не стоит. Во всяком случае, пока я не пойму, какой сейчас расклад сил. Поэтому я послушно подъезжаю к бортику, нацепив на лицо улыбку, стиснув жевательные зубы так, что заныла челюсть.       Я не в восторге. Мягко говоря.       Надеюсь, ей не придёт в голову сюсюкаться со мной. Когда я ездила на пробные тренировки к другим специалистам при подготовке к переходу, зачастую моего внимания пытались добиться именно так. Что отвратительно.       — Привет, — тем не менее голос мой остаётся спокойным, без особых эмоций. Я не в том настроении, чтобы выдавливать из себя радость, розовых пони и радугу.       — Я рада, наконец, познакомиться с тобой поближе, — а я ведь раньше никогда не обращала на неё внимания, и даже черты лица не остались в памяти после нашего короткого знакомства. Если мистера Вейна я не раз видела на соревнованиях или на трансляциях, то миссис Вейн — нет. Что забавно. Потому что она оказывается совсем не такой, какой дорисовывало её воображение. В моей голове она была ненамного младше Ольги, а на самом деле ей чуть за сорок. Думаю, она бывшая балерина: слишком хорошая осанка и фигура… — Надеюсь, мы быстро сработаемся, а то времени до этапа Гран-при осталось немного. Ольга мне простит, если ты будешь не в форме.       Как же меня триггерит тема её отъезда. В глубине души я это не понимаю и не могу простить. Две недели она будет не просто в другом месте, ещё и недоступна для связи. А главное, она молчит о подробностях. Мне это не нравится.       — Кстати, она не говорила, что у неё такое стряслось? Я просто в последний момент узнала… — аккуратненько пытаюсь навести справки. Вряд ли, конечно, Вейн в курсе, но вдруг.       — Семейные дела. Она в Россию собиралась, там что-то с родственником случилось. Я не знаю подробностей… Как говорится, нет для эмигранта ничего хуже, чем плохие новости с родины.       Я хмурюсь, потому что её ответ мне не особенно нравится. Он неправдоподобный. Ольга фактически сбежала из СССР много лет назад, я даже не уверена, есть ли у неё российский паспорт. Её семья здесь. Она никогда не упоминала об оставшихся в стране родственниках. С другой стороны, а хорошо ли я её знаю? В последнее время сомнений всё больше.       — Не хочешь прерваться и выпить кофе? — предлагает она. — Мы можем обсудить твои прокаты на этапе и составить план подготовки к следующим соревнованиям. Ольга сказала, что у тебя своя система, и я бы хотела с ней ознакомиться.       Эта фраза срабатывает как катализатор, и я тут же перестаю разыгрывать дружелюбие, позволяя раздражению захватить себя. Это неправильно, да, но я не могу иначе.       — Я сюда не за кофе прихожу, — зубцом конька ковыряю лёд, вдавливая мыс всё глубже. — И не сказала бы, что мои методы какие-то особенные. Восьмичасовые тренировки по будням под запись, если Ольги нет, полноценный отдых в выходные и далее всё по новой. Если вы позволите, конечно, я продолжу…       — Хорошо, — я буквально слышу, как начинают проступать металлические нотки в её голосе с каждой протянутой гласной. — Но что-то явно дало сбой, если уж ты позволила себе выступать так. Я все твои рёбра на прокатах просмотрела. И центровку. Ты вообще видела, какое жуткое было вращение в конце? Тебя судьи очень пожалели… Поэтому я настаиваю. Пока Ольга отсутствует, твой тренер — я, так что давай проведём эти три недели продуктивно и не будем пререкаться. Я тебя не знаю, ты меня тоже, но это не даёт тебе разрешение грубить. Какой бы ты звездой ни была.       Она ставит меня на место слишком хорошо. Наверняка Ольга предупредила её, что со мной не будет, как с её другими спортсменами, но тем не менее… Понимание, как установить границы — это важное качество для тренера.       — Я прошу прощения, мне жаль, если я вас обидела, — а умение вовремя заткнуться — не менее важная черта для спортсмена.       — Я не собираюсь тебя воспитывать, а просто хочу тебе помочь, — её взгляд смягчается, что к лучшему. — Вы же с Ольгой успели разобрать твои прокаты с этих соревнований?       — Нет, — и, честно говоря, я до сих пор не готова смотреть ни короткую, ни произвольную, хоть и прекрасно знаю, насколько это необходимо.       — Хорошо, тогда снимай коньки, мы разберём твои ошибки и посмотрим на практике, где были просто нервы, а где недостаток подготовки. После отработаем.       Теперь я уже не пререкаюсь. Мы вместе идём в комнату отдыха, там она наливает себе кофе — демонстративно не предлагая чашку мне — и включает ноутбук. Всё было подготовлено заранее: в закрепленных вкладках видео с трансляций, а на столе тетрадь, исписанная замечаниями по каждому элементу. Смотреть прокат с ней, оказывается, реально интересно и даже менее стрёмно, чем я себе представляла. Там уже не до эмоций, когда каждые десять секунд воспроизведения она останавливает запись и активно комментирует ту или иную позицию: кривую руку, неверное ребро конька. Вейн, кстати, в выражениях не стесняется, в отличие от Ольги, которая постоянно хочет «подстелить соломку»… Однако финал всё равно тяжелый для меня. Как минимум потому, что на камере это выглядит всего лишь немного странно, даже слегка глупо, но если вспомнить, что я испытала тогда, то по спине снова мурашки.       Претензий к короткой у неё было немного. В основном — это недостатки в хореографии (но здесь моя вина — можно и побольше внимания уделять пластике), и лишь одна помарка в технике. А вот в произвольной она разнесла в пух и прах буквально всё. Техническая бригада сделала мне приличное одолжение, выставив баллы гораздо выше, чем я того заслуживала. И, наверное, наблюдать за тем, как я разваливалась с каждым следующим элементом, было ещё более страшным, чем всё остальное.       — Вот скажи мне, что произошло тогда? — и это вызывало беспокойство не только у меня, — Бабочка — это, конечно, плохо, но не настолько, чтобы потерять и в скорости, и в экспрессии.       Мне не хочется обсуждать с ней Ольгу и делиться этими переживаниями. Как минимум потому, что Вейн может передать ей мои слова. Поэтому я отвечаю максимально аккуратно:       — Накануне кое-что случилось… Личное. Я понимаю, что это неприемлемо, и такого больше не повторится.       — Это связано с Ленни? — постукивая чайной ложкой по стенкам чашки, уточняет она. Боже, когда этот нелепый недороман перестанет меня преследовать? Интересно, Сандерс рассказал своим тренерам все подробности?       — Почему вы так решили?       — Мне показалось, вы очень близки. И он в тебя влюблён, это видно, — или, может, Вейн и сама всё прекрасно понимает. В её голосе я слышу укор.       Я нервно сглатываю слюну.       — Знаете, у нас не сложилось. Ленни очень и очень хороший парень, просто не для меня, — дурацкая ситуация, о личном говорить не собиралась, но всё равно пришлось. — Ему нужна девушка получше, чем я.       Она смотрит на меня выжидающе, но молчит, и я тоже не стремлюсь вставить ещё пять копеек в эту неловкую беседу о парнях.       — Ладно… — в конце концов, Вейн меняет тему, видимо, решив меня больше не мучить. — Расскажи тогда, что с новой произвольной.       — Нет музыки, нет идеи, нет программы, — уж лучше обсуждать дела. Хотя вопросы о том, когда я определюсь, меня бесят не меньше. Потому что время идёт, но толку никакого. Мы с Ольгой должны были поставить её ещё летом, а сейчас накатывать. Меня тошнит от музыки из «золотого фонда», я хочу что-то другое. Хочу всё и сразу: чтобы была и лирика, и динамика. То есть достаточно бодрое, чтобы все вокруг не решили, что я одной ногой на пенсии, и в то же время такое, чтобы не выплёвывать лёгкие в конце…       — Проблемы с выносливостью? Или с весом?       — Ни с тем, ни с другим. В Олимпийский год не хочется прослыть заурядной и слишком осторожной. Вот посмотрите, — я открываю на телефоне записи последней тренировки, где я катаюсь под свой плейлист. Просто так, отрабатывая элементы, сопровождая их импровизацией. — Мне нравится, как я катаюсь под эти песни, но это скорее подходит для Тик-Тока, чем для соревнований.       Она забирает у меня телефон, долго смотрит в экран, прокручивая запись то вперёд, то назад.       — Ну почему бы не взять Олимпийское золото, катаясь под Тейлор Свифт? Разве это плохо? Наоборот.       — Да нет…       — Молодежь должна выигрывать под хиты своего поколения. Мне вот это вот нравится, например, — она разворачивает экран ко мне и перемещает ползунок вправо. В этом моменте я делаю идеальный прыжок в шпагат прямо в проигрыш музыки. Только вот песня… Это трек «Hurricane» Джареда, его группы, случайно залетевший в список воспроизведения.— Экспрессивно. И ритм хороший, не слишком быстрый.       Смотрится и правда вау. И песня мне нравится, да и весь тот альбом. Но нет. Мне хватает Лето и так.       — Точно не под это, — хмурюсь я. — Мне за рок явно снимут надбавки, судьи же такое не поймут.       — Но ты сама не хочешь золотой фонд, — усмехается она, а затем просит: — Включи с начала, пожалуйста.       — Я не буду под это кататься, — я понимаю, к чему она клонит, и сразу же даю понять, что этому не бывать. — Ольга всё равно не одобрит.       — Мне просто понравилась песня.       — Вы такое слушаете? — я себя ловлю на мысли, что слишком активно пытаюсь её отговорить, хотя на самом деле она вообще не отвечает за мои программы и не имеет права решать. Это просто предложение. Надо выдохнуть, ведь никто и ни к чему меня не принуждает.       — А почему нет?       Я нахожу песню в плейлисте и включаю её. Сначала не вслушиваюсь в слова и мелодию, а вместо этого вновь прокручиваю запись тренировки в попытке рассмотреть ещё какие-нибудь недостатки в выполнении элементов. Правда, довольно быстро я ловлю себя на мысли, что «Hurricane» на моё катание неплохо ложится. Хотя до сих пор упираюсь и даже не хочу рассматривать её как вариант.       Благо после музыкальной минутки миссис Вейн уже гонит меня на лёд отрабатывать помарки, и я сосредотачиваюсь на этом. К шести я настолько без сил, что едва держусь на ногах, и только после этого она отпускает меня домой. Она меня загоняла. Мне кажется, я не меньше двух часов отрабатывала одни только вращения, потому что ей каждый раз что-то не нравилось: то руки не там, то носок не натянут или живот торчит. В отличие от Ольги, Вейн пожёстче будет, но мне это даже нравится. Она понимает, что делает.       Так что, может, отъезд основного тренера и правда не помешает подготовиться к Японии… Конечно, я не питаю надежд. За две недели новый специалист не выправит мне все косяки, однако будет держать в максимальном тонусе. Это уже довольно много.       Но мысли о той песне меня всё же не покинули. Всю дорогу до дома я слушала её на репите раз пять и пыталась представить программу.       Себя в ней.       Её смысл.       И, кажется, что-то нащупала.       Если в «Fix you» есть некое светлое чувство и надежды на лучшее, то здесь есть тьма, она про страх, про боль, даже отчаяние. Она про меня. Про то, что я чувствую.       И теперь я в сомнениях.       У меня нет желания вновь демонстрировать то, что внутри меня. Я ещё не отошла от проката короткой на соревнованиях, а сейчас вновь всерьёз размышляю о том, как снова обнажить душу, показать те сложные эмоции, которые я даже наедине с собой не всегда в состоянии выразить.       Но картинка в голове появилась очень даже чёткая… Боже, да я успела свой костюм представить. Дома я пытаюсь сымпровизировать хореографию, придумать какие-то минимальные движения, дорожку, но потом бью себя по рукам, останавливаюсь и стараюсь переключиться на домашние дела: прохожусь шваброй по полу, тушу овощи с куриной грудкой и всё равно чувствую себя беспокойно.       Остаётся ещё кое-что, волнующее меня не меньше. Я должна рассказать всё Лето. И дело не в том, что он может выступить против, просто… Просто теперь это уже гораздо более личное. Я волнуюсь, словно собираюсь признаться ему в чувствах, но в то же время понимаю, что нельзя с этим тянуть, у меня крайне мало времени, чтобы развить эту идею в новую программу и обкатать её до следующего этапа Гран-При. Сначала я думаю подождать до завтра, то к восьми вечера не выдерживаю и всё же пишу ему. Естественно, без каких-то срочных просьб или намёков на серьёзные разговоры, а простое и банальное приглашение посмотреть кино. Правда, потом Джаред перезванивает мне почти сразу:       — Что-то случилось? — и это первое, о чём он спрашивает, в трубке шумно, вероятно, Лето на каком-то мероприятии, на заднем плане слышна музыка.       — Да нет… — в трубке резко становится тихо, видимо, он вышел куда-то подальше от гущи событий.       — Ты просто раньше была категорически против, чтобы мы виделись в будни, — я закатываю глаза, он подловил меня на мной же созданных правилах.       — Я просто не хочу проводить вечер одна. Скорее всего, это разовая акция, но если ты занят, то ничего.       — Мне ехать до тебя полтора часа, — вздохнул Лето в трубку, и в принципе на этой фразе уже стало понятно, что так он пытается отказать, однако я ошиблась. — Ты меня дождёшься? Или поздно?       — Дождусь… Спасибо, Джаред, это правда для меня важно, — я сбрасываю звонок, не дожидаясь ответа. Мне неловко, я дернула его с вечеринки ради того, чтобы просто спросить про песню.       Господи, и почему я решила не дожидаться выходных или хотя бы написать в сообщении, что хочу взять его песню… А мне просто так важно рассказать ему лично. Ну и дура же ты, Аня Радова. Влюбилась, а теперь расхлёбывай всё, что сама натворила.

***

      Звонок в дверь раздаётся ближе к одиннадцати, разбудив меня. Я задремала на диване, усталость пересилила, а ждала я дольше, чем обрисовала изначально. Так что встречаю я его с ярким следом от подушки на щеке. Головная боль ритмично бьёт по вискам, а ведь меня сморило всего на часок. Даже меньше.       — А обещала, что дождёшься, — усмехается Джаред, притягивая меня в объятия. На нём джинсы и какой-то очередной вычурный пиджак насыщенного зелёного цвета с рубашкой в тон. Такого, как листья у моего фикуса на подоконнике… — Извини, уехать раньше не получилось — съёмки.       Я вдыхаю запах его парфюма, смешанный с ароматом уличной прохлады, и расслабляюсь, позволяя себе чуть ли не повиснуть на нём.       — Ерунда. Но если тебе было неудобно, то мог бы сказать: я бы пережила твой отказ.       — Ты бы меня просто так не позвала, я же знаю. У тебя был плохой день?       — Да нет… Я просто соскучилась, — я так не хочу делать событие из своих новостей, поэтому причину называю самую банальную. Тем не менее одно другое тоже не отменяет. Уверена, что, даже если бы он приехал вне нашего договора и моей просьбы, я бы его не прогнала. Но благо мы хорошо знаем правила. Если не брать в расчет сегодняшний день.       — Правда? — я слышу в его голосе неподдельное удивление.       — Ага, — и тянусь к нему за поцелуем.       Крепко я, конечно, подсела на него. До сих пор не могу с этим свыкнуться.       — Я хочу сходить в душ, а потом я полностью твой, договорились? — желаемое откладывается, поэтому отпускаю его плечи и позволяю пройти в ванную.       — Чистые полотенца в шкафчике над стиральной машиной.       Пока я жду Лето, листаю переписку с Ольгой, лёжа на кровати. Она мне так и не ответила за весь день. Наверное, стоит бросить эту затею, но я зачем-то продолжаю ей написывать о том, как прошёл день, и рассказываю о том, что, кажется, определилась с музыкой для произволки. Над новыми сообщениями практически сразу появляются галочки, и статус собеседника меняется на «печатает…», однако быстро пропадает. Разве так сложно написать хотя бы пару слов? Да просто сказать, что занята, послать эмодзи? Зачем эта молчанка?       Или, может, я и правда слишком навязчива?       Я требую от неё внимания в то время, когда ей потребовалась приватность, доставая её своими никчёмными размышлениями о тренировках. Я вызвонила Джареда вопреки правилам, без особой причины. Его не обязательно было приглашать, хватило бы сообщения, этого было бы вполне достаточно, но нет, мне захотелось поговорить с глазу на глаз. Что мне мешает просто заткнуться и делать свои дела? Тренироваться с Вейн, не задавая вопросов, встречаться с Лето ровно в оговорённые для этого дни и не больше. Это ведь не так сложно.       Настроение портится от такого самокопания, и игривый настрой, с которым я встретила Джареда, улетучивается. Когда он выходит из душа, то застаёт меня не в самом сексуальном виде: я лежу, свернувшись калачиком, посреди кровати и пялюсь куда-то в угол.       — Скажи, я плохой человек? — конечно, этот вопрос не ему мне надо задавать. Лето, естественно, будет убеждать меня в обратном.       — С чего вдруг? — он ложится ко мне, прижимаясь сзади. Убирает мои волосы с шеи и нежно целует. С него капает вода, прохладные капли щекочут кожу.       — Мне кажется, я такая жуткая манипуляторша и эгоистка, — накручиваю я себя знатно, припоминая ещё и Ленни, как я обхожусь с ним, и другие эпизоды… Боже, надо было идти в душ вместе с Лето, чтобы он прямо там меня трахнул, и я в приятном забытье от оргазма не думала о всякой хуйне.       — Это так, — вдруг соглашается он, — однако эти качества присущи, наверное, всем людям в той или иной степени, для выживания. И я не лучше.       — Я не знаю, почему, но теперь меня это беспокоит.       — У всех поступков есть своя подоплёка. Я не хочу сильно углубляться в причины твоих решений и действий, помню, как ты не любишь такой психоанализ… А вот углубиться в нечто иное я был бы не прочь… — его ладонь скользит по бедру под пижамные шорты. Неторопливо проходится по коже, сжимает ягодицы. — Если, конечно, у тебя есть на это настроение.       Не то чтобы его слова меня успокаивают, скорее в них приятно то, что он занял некий нейтралитет и не стал утешать или жалеть меня.       — Настроение найдётся, — заверяю его я, стягивая с себя шорты, и залезаю сверху. Сегодня хочу вести я, мне нужно хоть что-то держать под контролем, и если это будет только оргазм, то пусть так… Запустив руку под полотенце, повязанное на поясе, торопливо провожу по возбуждённому члену рукой вверх-вниз, размазывая выступившую смазку по стволу. Джаред шумно выдыхает вслед за моими движениями, что усиливает возбуждение.       Повезло же мне… Секс-символ, завидный холостяк и мечта миллионов женщин приезжает ко мне едва ли не по первому зову. И за это мне хочется его немного вознаградить. Я усаживаюсь чуть ниже, у него в ногах, и, раскрыв полотенце, припадаю губами к головке члена. Целую нежно, чуть щекоча языком. В отличие от того самого первого раза в машине, я больше не действую по наитию, а точно знаю, как ему нравится. Настолько, что он даже не контролирует меня, абсолютно расслабившись и прикрыв глаза от удовольствия, лишь изредка поглядывая на меня.       Правда, до оргазма он довести не даёт — резко тянет вверх, плотно прижимая мои бёдра к своим, и легко насаживает на себя нарочито медленно, контролируя всё. Я долго ждала, а теперь он подвергает меня этой сладкой пытке, не давая самой задать темп. Нормального секса у нас не было, наверное, две недели из-за подготовки к соревнованиям, тело истосковалось по этим приятным ощущениям.       Оно же меня и предательски подводит, выдавая оргазм слишком быстро. Значительно быстрее, чем я успеваю насладиться. А так хотелось пробыть в этом состоянии, когда всё внутри дрожит и изнывает от желания, стремится к долгожданной разрядке, но пока не достигает её, лишь движется к ней как к главной цели.       Впрочем, грех жаловаться.       Джареду тоже не требуется много времени, чтобы финишировать вслед за мной. И ощущения у него не менее яркие: чувствую, с какой силой бьётся его сердце, перебивая даже ритм моего. Лето всё ещё крепко сжимает меня в объятиях. Мне, правда, самой из них вылезать не хочется. Слишком хорошо.       По спине прохладой веет от кондиционера, от чего не так жарко. А в полумраке комфортно от того, что мы не видим эмоций на лицах друг друга. И, наверное, именно поэтому я решаюсь сказать то, ради чего всё-таки позвала Джареда:       — Кажется, я определилась с музыкой для произвольной, — конечно, я ещё немного выжидаю, пока он придёт в себя, а то смысла в этом не будет вообще никакого. Я хочу кататься под твою песню.       Наверное, для меня это сродни признанию в любви. Чувствуется также волнительно и трепетно, хотя на самом деле так оно и есть. Я признаюсь человеку в том, что хочу слушать его голос на протяжении не меньше чем полугода, по пять раз на дню, а то и вдвое чаще.       И почему-то боюсь его реакции, хоть и прекрасно знаю, что она будет положительной.       — Под какую? — только спрашивает Лето.       — Hurricane. Сегодня я слушала её и вдруг поймала себя на мысли, что она мне близка. Она про ту тьму, которая сейчас вокруг меня, и вечную борьбу со страхом, отчаянием… Возможно, я пожалею о второй подряд программе, повязанной на эмоциях, но понимаю, что в этом году мне хочется быть собой немножко больше, чем окунаться в чужой образ.       — Мне… Мне приятно это слышать, — и кажется, что Джаред моё признание расценивает тоже как немного большее, чем просто вопрос об использовании лицензированного контента. Я слышу улыбку в его голосе. Мои щёки горят, и хорошо, что мы так и не включили свет, наверное, сейчас они такого пунцового оттенка…       — Только не загордись раньше времени, — я стараюсь переключить эту щенячью радость во что-то более спокойное. — Ольга ещё не знает, никто ничего не одобрил… И вообще, это пока на уровне идеи. Может быть, ничего не выйдет. Ты первый, кому я рассказала.       — Выйдет, выйдет. Ещё как. Я хочу на это посмотреть.       Где-то на тумбочке пиликает мой телефон. Я наконец слезаю с него, откатываясь на спину, и поспешно тянусь к смартфону, в итоге едва не роняя мобильник себе на лицо. Обычно у меня заглушены все уведомления, кроме нескольких контактов, так что мне сразу ясно: это не очередная спам-рассылка о распродаже. На самом деле я жду сообщения лишь от одного человека. От нажатия на кнопку дисплей загорается непривычно ярко, ослепляя на пару секунд. Но когда я вижу её имя в строке уведомлений, то не могу сдержать вздоха облегчения.       — Ольга? — уточняет Джаред, и я киваю. — Что пишет?       — «Послушала песню, мне нравится, позвони Джареду Лето, обсуди с ним авторские права», — я перевожу для него сообщение: «Не жди меня, попроси Конни поставить тебе программу, она отличный постановщик».       — Так, значит, ты из-за этого мне позвонила, — до него наконец доходит.       — Могла этого и не делать, — замечаю я, попутно набирая Ольге ещё несколько сообщений с вопросами, на которые она явно отвечать не сейчас не будет. Статус пользователя меняется на «не в сети», и я вновь откладываю телефон. — Это подождало бы до утра, а то и до субботы…       — Всё, всё, я понял, можешь не продолжать.       — …Но я и правда хотела тебя увидеть, — я всё не могу замолчать, добивая первое признание ещё более ванильными и нежными словами.       — Значит, теперь и правил больше нет? Я могу позвать тебя на свидание когда угодно, а не только в выходные, и даже получить согласие? — шутливо допытывается Джаред, поглаживая мой живот. — Если ты, конечно, не занята и не устала.       С одной стороны, такое послабление больше не должно случиться, мы договаривались на одно, и всё работало прекрасно… А с другой, я ведь в состоянии держаться практически при любых обстоятельствах. Я же знаю, что никогда не предпочту его тренировке, а подготовка к Олимпиаде будет превыше любого крышесносного секса. У меня есть весомое оправдание: мне хорошо, и я в форме. То, что творится в моей голове, связано не с Лето, а с кучей другой хуйни, которая случилась ещё задолго до него.       Границы размываются.       — Забудь об этом, — но мои слова лишь формальность, и мы оба теперь это понимаем.