Обратная сторона медали

      — Я никогда не видела, чтобы мама так улыбалась, а он всего лишь поговорил с ней обо мне, — делилась Энн со мной на разминке в зале. — Ты представляешь? Ну вот как он может быть таким…       — Каким? — саркастично интересуюсь я, уже успев устать за утро от упоминания его имени. Вчера было получше, ибо Ольга нас загоняла на льду так, что даже я после тренировки упала без сил дома.       А сегодня уже понедельник, и Лето всё же позвонил Энн, пообщался с ней, с её мамой, и теперь должен сегодня приехать на каток, чтобы поговорить с Ольгой и спортивным юристом, а потом подписать бумаги. И да, это хорошая новость. Однако я не особо радовалась, ведь придётся пересекаться с ним время от времени, потому что Лето, кажется, загорелся. Как серьёзно, пока не знаю, но я планирую держаться от него подальше, насколько это возможно.       — Таким… — мечтательно вздыхает она, видимо, пытаясь придумать подходящий эпитет. Похоже, она немножко влюбилась, хотя я уверена, Энн раньше даже ни одной песни его не знала и вряд ли смотрела фильмы. Это моё детство прошло на песнях группы. — Благородным.       Согнувшись в складке на полу, я прыскаю от смеха себе в колени. Наивная. Любое благородство имеет под собой корысть.       — Почему ты ему не доверяешь? — и вопрос Энн немного сбивает меня с толку. Мне не хочется рушить её фантазии и надежды, ведь Лето и правда способен ей помочь и даже готов, а моих дел это совершенно не касается. И в то же время я не желала заваливать её ложью, ведь она ко мне со всей душой и своей детской непосредственностью, а я… А я уже по уши в дерьме, в скандалах, тайнах и ограничениях. Переезд в Штаты дал мне возможность в какой-то мере начать заново.       Я шумно вздыхаю вслед своим мыслям, и она расценивает это как ответ, читая в нём другой смысл.       — А, я поняла! — её осеняет. — Тебе он просто нравится.       Откровенно говоря, Энн права. Искра между нами пробежала, влечение было сумасшедшим, и если бы не остатки самоконтроля, мы бы точно переспали. Быть может, даже в моей постели. Но нельзя, нельзя, чтобы это развивалось дальше, я не могу сейчас терять голову. Грядёт олимпийский сезон, и лучше я на льду судьям и зрителям буду демонстрировать свои чувства, чем кому-либо ещё.       — Есть в нём что-то, — оставляю свой ответ уклончивым и в то же время достаточно правдивым. — Но мне сейчас важно сосредоточиться на спорте. От меня слишком многого ждут.       — Переспи с ним, когда выиграешь Олимпиаду, — предлагает Энн, и я хохочу в голос.       — Отличная идея, — забавно, но да, это идеальный компромисс: когда главная цель завоёвана, можно и позволить себе повеселиться.       Тренировка продолжается на льду. Привычная отработка фигур, шагов, вращений и прыжков, стабильно рутинно. Я даже пробую вспомнить давно заброшенный четверной лутц, который исполняла раньше, но не идёт. Мне не хватает высоты, я успеваю прокрутить ровно три оборота, и лезвия уже царапают лёд. И меня это злит. Попытка за попыткой, всё равно не получается. Даже Ольга предлагает мне остановиться и передохнуть.       Но я продолжаю и продолжаю ровно до тех пор, пока в очередном заходе на лутц не натыкаюсь на пронзительный взгляд голубых глаз у бортика неподалёку. Это меня сбивает, и очередной прыжок проваливается, да так, что получается бабочка, и на ногах я не удерживаюсь, оказываясь попой на льду.       — Больно? — интересуется Лето, похоже, искренне.       — Привычно, — встаю и отряхиваюсь от снежной крошки, налипшей на легинсы.       — Всё, Аня, на сегодня достаточно, — командует Ольга, подходя к нам с другой стороны площадки. — Мы попробуем завтра на удочке, чтобы ты смогла вспомнить, как брать нужную высоту. От ярости лучше прыгать не начнёшь, только травмируешься.       — Хорошо, — я знаю, что она может растянуть свои нотации надолго, и покорно соглашаюсь. Пока Ольга отвлекается на Лето, растираю ушибленное бедро. Всё же ударилась ощутимо, хоть и не настолько, чтобы это было серьёзным, через несколько минут я забуду о боли. К моему неудовольствию, он всё ещё смотрит на меня и пока не уходит, хотя тренерша уже успела куда-то исчезнуть. Как и Энн, я даже не заметила, как она сошла со льда.       Что ж, смотри…       Я наворачиваю ещё круг по катку, разрабатывая ногу, и боль постепенно растворяется. Ладно, Ольга права, на сегодня хватит, а вечером ещё выйду побегать.       К слову, раньше я бы осталась кататься и сделала этот элемент ещё раз двадцать. Назло. Когда мы с ней только начали работать вместе, её мнение практически ничего для меня не значило. Ведь когда я выбирала тренера, я специально искала не особо именитую школу, наставника чемпионов и сильную группу. Я хотела быть сама по себе, а тренер — лишь формальность. Тогда Ольга показалась мне наиболее подходящим кандидатом, и даже не из-за происхождения и гендера: собственный каток, много детских групп, благодаря которым она не будет уделять мне достаточно внимания, и у меня будет свобода. Только вот в реальности всё оказалось совсем не так, она решила полноценно взяться за меня и мою подготовку. А я быковала, до сих пор стыдно.       Но вот за то, что я собиралась сделать сейчас, стыда я чувствовать точно не буду. Разбегаюсь, развивая большую скорость с противоположного конца арены, мчусь прямо в сторону Лето и вдруг резко начинаю тормозить, повернув корпус. Из-под лезвий поднялась снежная стружка и угодила прямо в него, оседая блестящими каплями в тёмных волосах. Ну и лицо у него сейчас.       — Ты чокнутая, — вздыхает он, стряхивая с себя растаявший снег.       — Думаешь? — ухмыляясь, выхожу со льда и надеваю на лезвия коньков чехлы. Плюхаюсь на скамейку и, развязав длинные шнурки, стягиваю ботинки. — По-моему, это отличный повод держаться от меня подальше.       — Я задолжал тебе оргазм, — говорит Джаред, и я в ответ посылаю ему недовольный взгляд. Вот зачем он опять об этом? Ход моих мыслей перемещается обратно в позапрошлый вечер, и по телу пробегает лёгкая дрожь.       — Это я могу тебе простить. Я незлопамятная, — да что с этим человеком не так? Минуту назад я прямым текстом его практически послала, а он продолжает. Специально провоцирует и подначивает.       — Я человек чести, не смогу с этим смириться. Так что прости, придётся нам как-то решить этот вопрос.       — Лучше выполни обещание, данное Энн, а мне от тебя ничего не надо.       — За мной не заржавеет, — хмыкает он и уходит в сторону офиса. Обернувшись, я заметила, что там уже стояли Ольга, Энн и её мама. — А ты не пожалеешь, если согласишься.       Лето оставляет меня в очень дурном расположении духа. Я даже не сразу собираюсь домой, так и сижу на этой скамейке на катке и, честно, не знаю, что делать. Чувствую, он так просто не отстанет, но и переспав, счёт мы не сравняем, это ясно. Значит, нужно придумать что-то ещё… Но что я могу? При отсутствии желания связываться с ним у меня ровным счётом нет никаких идей.       Единственное, я могу поставить ему условие, что между нами больше ничего не будет. И объяснить, почему мне это так важно, надеясь, что так всё же смогу достучаться до этой знаменитой башки. Поэтому я, собрав свои вещи, дожидаюсь в комнате отдыха, из внутренних окон которой видно двери офиса, пока заканчивается так называемое совещание. И, слава богу, длится оно всего час.       Судя по радостному лицу Энн, выскочившей из помещения первой, они договорились. Что ж, это хорошо. У неё будет прекрасный последний юниорский год, и её семья сможет хоть немного вздохнуть с облегчением, потому что затраты на спорт возьмёт на себя другой человек.       Лето покидает кабинет последним вместе с Ольгой и потом направляется в сторону выхода, где уже я его догоняю. Слава богам, один. Но у меня не получается подбежать к нему незамеченной: стук колёсиков тренировочного чемодана по асфальту выдаёт меня, и он оборачивается.       — Передумала? — и вновь у меня получилось его удивить. Джаред явно не ожидал, что я ещё буду с ним говорить.       — Хочу поторговаться.       Он расхохотался, причём так, что я сама едва сдержала смешок, настолько это звучало заразительно. Но тут и шалящие нервишки подсуетились — да, выступать на чемпионате мира менее волнительно, чем вести переговоры с «террористом».       — Разве тебе не интересно сначала пообщаться с человеком, прежде чем ложиться с ним в постель? — хотя, наверное, для него это мало что значит, я всё равно пытаюсь воззвать его к порядочности.       — А тебе? — легко парирует Лето. — Как залезть в мои штаны — это без вопросов, а как наоборот — так сразу условия? Детка, дипломатия, кажется, совсем не твоё. Как и логика.       — Изначально ты ведь меня на кофе звал, — продолжаю гнуть свою линию, хоть и понимаю, что она проигрышная. Он смеётся надо мной, даже в открытую, а сохранять серьёзное и спокойное лицо — это единственное, что я сейчас могу, чтобы не выглядеть совсем жалко.       — Это было до того, как ты залезла мне на колени.       — Я была пьяна! — приходится придумывать на лету.       — Врёшь, — и опять мимо. Я нервно кусаю пересохшие губы, потому что идеи кончились, но всё же. — Ладно, чёрт с тобой, поехали, я не завтракал. И только посмей выскочить из машины на ходу.       — А то что? — ехидно интересуюсь я. — Ты даже не представляешь, насколько заманчиво теперь это звучит.       — Пошли, экстремалка, — Джаред забирает у меня чемодан, с любопытством взвесив его в руках. — Что там у тебя такое? Переезжаешь?       — Коньки.       Мой тренировочный чемодан тянул на стандартный вид ручной клади как по размеру, так и по весу. Это самый удобный вариант, ведь обычная спортивная сумка получается слишком большой и увесистой, чтобы тащить её на плечах. Помимо коньков, там куча инвентаря: утяжелители, эластичные ленты, запасная форма, несессер, полотенце… Там обычно бардак, поэтому я даже не помню точно, что там может быть. Когда-нибудь я наведу там порядок.       В кожаном кресле его машины воспоминания вновь заставляют живот наливаться тяжестью, но я стараюсь эти ощущения подавить: смотрю на дорогу и не смотрю на Лето.       На нём сегодня не эпатажно-гламурный костюм, а вполне человеческие узкие джинсы, футболка и рубашка. Всё помятое, мама бы сказала «как из жопы вытащенное». Что ж, и в чём-то Джаред не идеален, во всяком случае, не настолько.       — Ты, кстати, ни разу не спросил, сколько мне лет. А здесь довольно строгое законодательство… — мы проехали мимо билборда, посвящённого сексуальным преступлениям, и я вспомнила, что Лето и правда этим не интересовался.       — Мой косяк, да. Но у тебя слишком тяжёлый взгляд для подростка.       — Неужели не боишься, что я могу пойти в полицию и заявить на тебя?       — Я тебя погуглил после приёма и теперь точно знаю, что у тебя не выйдет меня этим шантажировать, хоть ты и выглядишь на шестнадцать, — кажется, мой запал кончился внезапным минетом в машине с побегом в финале, и больше ничем я его не прошибу. Ладно, признаю, это сложно превзойти…       — И что ты ещё про меня нашёл? — спрашиваю я.       — У тебя куча титулов и наград, и твой переход в нашу сборную — это новый прецедент в вопросе смены спортивного гражданства. Ради тебя была нарушена куча правил.       — Ну… Американской федерации не хотелось, чтобы за год я забыла, как выступать, а российской — чтобы медалей стало меньше. Поэтому так, — насчёт последнего я приврала. Им было плевать на меня, потому что я выходила из возраста тонких и звонких, и возлагать надежды слишком рискованно, проще подготовить новых, ещё не уставших и не разочаровавшихся в этом виде спорта девочек, едва вышедших из юниорок.       Международный союз конькобежцев уже не первый год пытается повысить возрастной ценз для фигуристок: поднять его с пятнадцати до семнадцати, а то и восемнадцати лет, но это слишком непростое решение. Молоденькие девочки исполняют программы, сравнимые по сложности с мужскими, и даже превосходят их. Загубить этот прогресс — варварство. Но есть здесь и обратный аргумент: долго такие спортсменки не выступают, а сезон-два во взрослой лиге — это самая натуральная мясорубка. Эмоционально сложно пережить давление и конкуренцию, и голова убивает тело.       Мне повезло. Хотя я сама не могу судить, насколько я сломана.       — Почему ты решила перейти? Тебя переманили? — я устало закатываю глаза и инстинктивно крепко сжимаю руки на груди. Лучше бы он спросил, какого цвета на мне бельё, я ненавижу обсуждать переход. Но в то же время я привыкла, и это воспринимается уже не так болезненно. Те, кто спрашивают, никогда не узнают всей правды.       — У меня был конфликт с тренером, — стандартная легенда, впрочем, нелживая.       — В России нет других специалистов? Это странно же, учитывая, что у тебя русскоговорящий тренер, а твой английский совершенен. Кстати, где ты так выучила язык? Даже почти акцента нет.       Я благодарю Вселенную за то, что разговор начал уходить в другое русло, а не в поиск причин моего переезда.       — Родители планировали перебраться в Англию несколько лет назад, но не случилось. А потом и я поняла, что без знаний слишком многое теряю.       В отличие от моих бывших сокомандниц я в состоянии дать нормальное интервью, а не мычать какие-то рандомные английские слова, ожидая помощи переводчика. Мне всегда казалось это постыдным. К тому же английский помог мне много с кем подружиться в мире спорта. Сборов за рубежом тоже было достаточно, и умение объясниться в городе не раз спасало.       И благодаря этому я не испытывала сильный культурный шок от переезда.       — Твоя семья осталась в России?       — Да. У них своя жизнь, а я уже взрослая, меня не нужно сопровождать.       — И даже не скучаешь?       — Я восемь лет жила в интернате и видела маму с папой только по выходным. Я скучаю, да, но умею с этим справляться, — и здесь я тоже до конца честна. Может, я и адаптировалась к стране, но близких людей здесь у меня так и не появилось. Кроме тренировок я особо никуда не хожу. Меня не слишком тяготит одиночество, но всё же порой закрадывается мысль, что это неправильно.       — Тебя послушать, так ты просто солдат. И готовят тебя скорее к войне, чем к Олимпиаде, — эта фраза заставляет меня наконец повернуть голову в его сторону. Мне его тон не нравится.       — В твоей жизни разве не было чего-то столько желанного и важного, ради чего ты был бы готов отдать всего себя? — спрашиваю я. — Ни за что не поверю, что нет. Ты не имеешь права судить меня за упорство.       — Я не сказал, что это плохо, — мне кажется, Джаред смотрит на меня как на забавного зверька, ожидая, что он выполнит очередной трюк или, в моём случае, что я выдам ещё какую-нибудь занимательную мысль. Так обычно смотрят на умных для своего возраста детей. И это бесит.       Лето заезжает на подземную парковку одной из фешенебельных гостиниц в центре города. Даже забавно. Он думает, что после завтрака я захочу на него наброситься? Предусмотрительно.       — Отель, значит? — но по его выражению лица, вероятно, ошиблась я в своих суждениях.       — Тут прекрасный ресторан. Лучшие завтраки в Лос-Анджелесе…       — Вот как.       — Значит, за извращенца меня держишь? Что ж… — а теперь его голос звучал без всякого намёка на шутки, что я тут же усомнилась в собственных мыслях. — Пойдём.       Горькое чувство вины остриём кольнуло куда-то в грудь, и я тут же захотела оправдаться. Но он отстегнул ремень безопасности и вышел из машины, не дождавшись моего извинения, и мне ничего не оставалось, кроме как вылезти следом за ним.