Запятнанная совесть

Тяжёлый грохот металлической двери ударил в уши. Один проход сменился другим, свет из узких окон падал на деревянный пол, щурясь и наблюдая. Широкая мужская фигура шла ровным, быстрым шагом. В голове крутились мысли, а сердце бешено рвалось из груди от пылкой ярости. Небалуев винил себя за черствость и глупость: мужчина привык скрывать настоящие эмоции под маской злобы, холода или язвительной насмешки. Шаг затих у кабинета Василия Тимофеевича — психиатра-коллеги, занимавшегося проверкой и анализом состояния космонавтов. В помещении по ту сторону стучал маятник, за окном выл уставший августовский ветер. — Войдите, — промурлыкал низкий голос. Василий и вправду был чем-то похож на кота. Несмотря на свой не слишком молодой возраст, он любил изысканно одеваться, не нарушая правил секретной организации, ходил слишком аккуратно и грациозно для человека, а его лицо всегда украшал поблескивающий монокль. Казбек прошёл в кабинет. Доктор тот же отвлёкся от бумаг. Его лицо обросло дружелюбной улыбкой. — Товарищ Небалуев! Присаживайтесь, присаживайтесь! Что на этот раз? — полепетав, спросил психиатр, убирая перьевую ручку из рук. Офицер посмотрел на Василия искоса, не скрывая странного презрения. Такое поведение уже стало чем-то привычным — доктор просто не обращал внимания. Казбек был давно знаком с Василием и даже какое-то время проходил у него лечение.       — Что насчёт отобранных космонавтов? Тимофеевич чуть замешкался, пока не глянул на белоснежные бумаги с подписями, — Как и было! Вениамин, Стрелка и Белка — лучшие кандидаты! — Котов протянул имена участников, положив лицо на свои сложенные ладони. На последнем у Казбека что-то екнуло в груди.       — Это точные списки?       — Конечно точные, товарищ! Что-то не так? — доктор прищурился, вглядываясь в острые черты офицера. Большие руки сжимали ручки кресла, изредка разжимая, изредка поглаживая, будто пытаясь успокоиться. Темно-карие глаза, обычно налитые притворством и смехом, горели другой силой.       — Дела любовные, товарищ? — спросил Котов, видя дрожащие ладони Казбека.       — Совсем нет! — отнекивался офицер.       — Надеюсь, Вы по женщинам?       — Чего Вы тут воображаете? — буркнул Казбек, спрятав взгляд. — Вы должны дисквалифицировать их, понимаете?       — Кого «их»? — лукавые серые глаза Котова вновь прошлись по лицу Небалуева, задевая выступавшие ямочки и более выраженные скулы.       — Белку и Стрелку.       — Значит, Вы по женщинам, — ухмыльнулся доктор, переводя разговор в шутку.       — Это совсем не смешно, Василий Тимофеевич! — мужчина старался сохранить спокойствие, которое сейчас балансировало на грани безумного отчаяния. Руки сжали дерматиновое кресло сильнее, будто удерживая странный гнев. — Из космоса ещё никто не возвращался живым. Помните тестовый пуск и покойную Лилию Павловну? А как же Ледов и Шиборин? А? Котов поставил ногу на ногу, кивая.       — Помню, товар-р-рищ, помню. Кто же знал: техническая ошибка, неполадка, замыкание. С кем не бывает — прогресс не обходится без жертв.       — Их нельзя заменить?       — Вы предлагаете отправить только Вениамина? По уставу сказано, что проходят двое лучших. В их случае трое. Первый запуск, да еще и целого экипажа, представляете?       — Кого угодно, только не…       — Так-так. Котов встал с своего кожаного кресла и впился своими серыми глазами в офицера. Подошел медленным шагом, наклоняясь к мужчине, заслоняя своей тонкой и длинной тенью.       — Вы меня собираетесь разглядывать еще? Я крыса подопытная какая-то? — гаркнул Небалуев, обнажив зубы.       — У Вас на лицо симптомы стресса, — начал психиатр, осматривая подрагивавшие ресницы и уголки губ Казбека, — отсутствие аппетита, — взгляд упал ниже, прошелся по синей дневной офицерской форме, — и бессонница, — Котов двусмысленно цокнул и провел кончиком указательного пальца по впалой щеке офицера, проверяя реакцию.       — Хватит меня обследовать! — прошипел Небалуев, напрягаясь.       — В чьей-то черствой душе бушуют нежные страсти… Да? — голос психиатра искрился иронией. — И Вы еле сдерживаете их… Казбек, казалось, был готов ударить доктора в челюсть: затяжное молчание, сцепившее его тело тяжелыми кандалами, иссушило горло и губы, которые теперь не могли возразить или прикрикнуть. Резкий, точный вопрос Василия заставил лицо Небалуева искривиться, а лёгкие запылать от судорожного вздоха.       — Если я скажу «да», Вы будете довольны? — единственное, что вырвалось из груди офицера под давлением взгляда психиатра и бушующих эмоций. Котов поправил монокль и промурлыкал, улыбнувшись во все тридцать два зуба:       — По Вам и так все видно, не сопр-р-ротивляйтесь. Из груди Казбека протиснулся нервный вздох.       — Ладно, Вы и так все видите. Василий довольно улыбнулся, зная, что задел Небалуева за живое.       — Отлично, товарищ. Вы думали, что я не заметил? Правда? — улыбка доктора становилась шире. — То, как Вы бывало посматривали на испытуемую: Вы боитесь за неё, да? Она же сама пошла на это. *** Осень 1961 года. В желтом просторном зале едва могло уместиться около пятидесяти людей. Одинаково одетые, они шли к одной цели — правда, не знали какой. Многие попали сюда не из чистого рвения, а из случайности. Несмотря на засекреченность и строгость отбора, в системе произошли небольшие сбои. Часть людей «отсеется» постепенно, а кто-то будет держаться до последнего, вдохновившись идеей стать первооткрывателем космоса (или же из личной выгоды). Спустя почти два года они добирались до Казахстана тайно, в небольших, вытянутых вагонах.       — Куда же мы едем? — буркнула Ирина Стрелкина, лежавшая на холодном полу, как и ее коллеги по несчастью: Вениамин Крысин и Белла Раймондовна. В глазах каждого было недопонимание. Из других вагонов иногда доносился шепот или гогот, заглушавшийся звуком свиста колес. Стрелкина, будучи не слишком умной, но целеустремленной сиротой, поступила в авиационное училище — позволяла физическая подготовка и находчивость. Она мечтала быть летчицей, как и ее покойный отец.       — А я знаю куда! — Белла улыбнулась девушке, которая успела стать ей если не подругой, то хорошей знакомой. — На целину! Кукурузу сажать и землю пахать! — аквамариновые глаза горели энергией и уверенностью.       — То-то, ха! — Ирина усмехнулась, покачав головой. — Ага, целину! Да на север нас везут, города новые строить. Что мы, зря в Москве ради холодов отмучились?       — Как города? — воскликнул Вениамин, — Ну не-е… К китайской границе, или Вьетнам!.. Стрелкина захохотала от реакции мужчины и обняла его, успокаивающе хлопая по плечу. Веня странно прищурился, будто что-то вспоминая.       — Да ладно тебе!       — Не пугайся, Ира же шутит. Не все так плохо, — Белла улыбнулась другу. — Главное, что мы сейчас вместе! «Надеюсь, что мои друзья все-таки найдут меня, если я буду жива…» — пронеслось в голове всегда жизнерадостной Беллы. — «Хотя, это моя судьба.» На самом деле их догадки оказались ложными. Правда раскрылась намного позже, когда они шли по широким зеленым коридорам засекреченного объекта в сопровождении охраны, находившегося у маленького Ленинска.

***

      — Вы хотите сказать, что она сама захотела пойти в космонавты? Я слышал, что она прошла по ошибке, — спросил Казбек, не веря словам доктора.       — Зато с какими результатами, товарищ! Лучшая из лучших! Это же гордость. Представьте, как ей будет гордится сам Хрущев! Какая будет сенсация! Казбек хотел что-то сказать, но не знал, что. Его статичный образ старшего командующего пошатнулся. Мужчина замолчал.       — И ещё один признак ваших перемен: Раздражительность, — подметил психиатр в долгом воцарившемся молчании.       — Вы считаете, что ради гордости страны можно пожертвовать её жизнью? — голос Казбека стал ниже, будто связки охрипли от прожженного воздуха или затаенного крика. — Она даже не летчица! Цирковая артистка… Абсурд! Гнев достиг предела. Офицер, поднявшись с кресла, схватил доктора за горло и рывком припечатал к столу. Рука с побелевшими костяшками сжалась у пульсирующей шеи.       — Ах, что Вы делаете! — испуганно промямлил психиатр, замотав головой. — Таковы результаты испыта-та… Отпустите! — взмолился Василий, изображая жертву и ощущая большее давление грубых рук на коже. В глазах Казбека горел нахлынувший порыв ярости, наконец прорвавшийся через всевозможные барьеры терпения. С губ сорвалось невольное рычание, а широкие брови сдвинулись вниз. Казалось, что его карие глаза обросли янтарной каймой.       — Я хотел как лучше, хотел избавить её от возможной гибели, всячески мешая ей, а она… Она!.. — слова вылетели с особой тяжестью на душе, будто слепая исповедь. — Не понимает, что ее ждет! Хватка ослабла. Доктор приподнял руку, чувствуя, как гнев страдающего постепенно ослаб, разрушаясь об крепость настоящих чувств. Ладонь Василия была на уровне глаз офицера.       — А теперь Вы придете в себя. Дышите, товарищ Небалуев. Котов щелкнул пальцем. Казбек на мгновение замер, затем послушно убрал руку. На шее Василия осталось несколько ярких и болезненных следов.       — На меня уже давно не действует этот метод, товарищ, — выдохнул с знакомым воинским высокомерием офицер, а затем дал психиатру пощёчину. Иногда Небалуев не видел меры своих действий. Он мог ударить, накричать, усмехнуться или оскорбить: все для того, чтобы не разрушить свой давно созданный образ бесчувственного военного. Для офицера любая слеза или улыбка — проявление слабости, которая так нежелательна на работе. Казбек помнил содержание одной фразы, которую ему не раз повторяли в академии: «голова должна быть холодной, сердце горячим, а руки чистыми, как совесть добрейшего.» Со временем она стала выводиться из сознания, смещаясь новыми принципами и условиями жизни — мужчина не смог удержаться в кругу таких «честных» и «пылких», чуть ли не попав под сфабрикованное дело. — Все! Давайте без рукоприкладства, — Котов выскользнул из-под офицера и схватил большую книгу, прикрывая себя, — В-ваш гнев — тема следующего сеанса-а-а! Казбек медленно опустился в дерматиновое кресло, переводя дыхание, пока Котов стал метаться по кабинету в поисках аптечки. На лице мужчины появилась странная улыбка, когда он наблюдал за быстрыми движениями высокой фигуры психиатра. — Вот что Вы наделали, что наделали-и-и! Ну нельзя так с докторами! Нельзя! — А что Вы мне предлагаете, Василий Тимофеевич? — офицер оскалился, ощущая пугающее превосходство. — Cherchez la femme, — проговорил несколько раз Котов, открывая тюбик непронумерованный мази. Скорее всего от синяков и гематом. Сердце Казбека забилось быстрее, но теперь не из-за ярости. Небалуев тихо засмеялся, схватившись за голову, погрузился мыслями в минутную слабость.