Fast lane

      Оказавшись дома, Слава игнорирует нескончаемый поток комментариев от Андрея на тему того, что всё должно иметь свою стратегию, и уходит на кухню, вместо ответов хлопнув дверью. Он не церемонится, когда лезет в холодильник и, достав оттуда початую не так давно бутылку водки, а из настенного шкафа — рюмку, сразу наливает себе и выпивает две подряд.       Пока спирт обжигает горло, а на кухне уже успевает появиться недовольный Замай, Слава стоит, держась за столешницу, с закрытыми глазами. Он пытается глубже дышать, очень надеясь успокоиться быстрее, чем Андрей доведет его своей болтовней до грани. Слава делает шумный выдох. Его организм всегда быстро впитывает алкоголь, но сейчас кажется, будто время гадко растягивается как жевательная резинка: реплики Замая, хотя и тонут в звенящем у Славы в ушах шуме, все же достигают своей цели.       — … тогда этот чувак обратит на тебя внимание, — завершает очередной этап своей тирады Андрей.       — Какой чувак? — выдыхает Слава, открывая глаза.       — Который заезды устраивает с большой кассой, — Замай качает головой.       Он, видимо, понимает, что Слава всё это время его почти не слушал. Пройдя мимо него к холодильнику, Андрей заглядывает внутрь и, цокнув, закрывает его обратно.       — Вы всё пиво выпили вчера? — негодует он.       — Да там было-то… — почесав шею, Слава устало улыбается и убирает бутылку водки обратно.       Наконец он чувствует тепло в груди и легкую расслабленность в голове. Развернувшись, Слава опирается задницей на столешницу и трет глаза обеими руками. Ему нужно срочно ложиться, иначе он рискует проспать вторую работу, до которой осталось чуть больше четырех часов.       — Когда там он обратит на меня внимание? — бормочет Слава, не убирая рук от лица.       — Не слушаешь меня, блять! — раздается возмущение Андрея. — Скажи спасибо, что я терпеливый. Я говорю, так оголтело лезть в гонку, ещё и против Рудбоя — глупо. Я не стал тебя отговаривать посреди толпы, пока ты строил из себя крутого парня, но ты поступил как ебанько.       — Он не поехал, а я выиграл, зачем сейчас это обсуждать…       — Надо быть сдержаннее!       Закатывая глаза, Слава даже руки убирает, чтобы Андрею это было лучше видно.       — Ага, — бросает он.       — Веди себя потише, участвуй там, где не участвует Рудбой, зарабатывай свои монетки и поменьше спорь с этим коротышкой темноволосым! — на этом моменте Слава усмехается, быстро бросив на возмущенного Замая взгляд. — Нам нужна стратегия!       — Что-то я не чувствую тут стратегии, — протягивает Слава.       — Тогда как хорошо, что всем поебать на твои чувства!       Рассмеявшись, Слава кивает и, хлопнув Андрея по плечу, пересекает кухню.       — Я спать, — говорит он. — И тебе советую.       Машнов выходит.       Завалившись в кровать, он дышит всё размереннее, позволяет телу наконец расслабиться, и усталость сваливается на него огромным бетонным грузом. Закрыв глаза, Слава поначалу вспоминает и прокручивает в голове снова и снова машины, которые видел на этой недо-гоночной сходке, но потом, ощутив, что это лишь возвращает его нервозность, принимается воссоздавать в памяти людей оттуда и их взаимодействие друг с другом.       Самый опасный из игроков — Рудбой — на деле самый приятный из всей этой шушары, дружит с надменным и выёбистым еврейчиком Окси (и как их судьба свела-то вообще?), который явно любимчик и лучший дружочек Шокка, организатора заездов. Слава кривится, переворачиваясь на спину. Он знает о том, что этот Матвей… точнее, Макар, нет, не так было, Мстислав… тоже не то, может, Марк? Нет, Марк — это на Мазерати смазливый прихвостень этого Окси, тот, кого Слава обошел на треке. Как же носатого зовут-то? Нахмурившись, Слава открывает глаза и пялится в темноту. У жидочка такое имя ещё с выебонами, не Максим явно… Грёбанная херовая память на имена. Как бы вспомнить-то теперь? Митрофан? Уже лучше, Слава прям чувствует, что он уже близко, будто вот-вот нащупает нужное имя. Мирослав? Точно нет, думает Слава, такое он бы запомнил. И, пока он беззвучно усмехается тому, сколько имен включают в себя его собственное, ответ, наконец приходит. Мирон.       Это уже тупёж, Слав, на поверхности же было, ругает сам себя он, укладываясь на бок. Процесс вытаскивания чужого имени из чертогов памяти сбивает его с нужной мысли. Промотав назад свои умозаключения, Слава вспоминает, на чём остановился. Он в курсе того, что этот Мирон и сам неплохо с тачками управляется, про него ещё пацаны рассказывали, что он весь из себя местный король, никто его победить не может. Ага, сонно усмехается в подушку Слава, кроме Рудбоя, судя по всему, иначе по какой ещё причине они друг с другом не соревнуются? Да и Марк, при всем его очевидном поклонении Мирону, тоже весьма неплох, Славе очень повезло у него выиграть.       Когда уже воспоминания путаются, смешиваются и ведут Славу в глубокий сон, он даже почти отпускает свой страх неудачи и успевает подумать о том, что ему надо затусить с Рудбоем. Потому что только он участвует в «Прайме».              

↑↓

      Выспаться в эту субботу не удаётся — Мирон на ногах уже в восемь утра, потому что сам виноват, в десять он обещал Соне вместе поехать в Кингисепп, к её родителям, а до этого нужно ещё успеть проверить и подготовить Мустанга, на котором он вечером должен отметиться в двух заездах.       Быстро приняв контрастный душ, Мирон залпом выпивает крепкий эспрессо и, врубив себе плейлист, в который когда-то сам накидал лучший иностранный рок, принимается обласкивать свою тачку. Он начинает с балансировки колес, затем прощупывает и отсматривает каждый сантиметр Мустанга и отправляется проверять двигатель и работу коробки передач в деле. Мирон успевает сделать пару кругов по относительно пустым дорогам и, залив полный бак, возвращает машину домой, чтобы пересесть за руль Камаро, когда ему звонит Ваня.       — Ты не ложился? — спрашивает Мирон вместо приветствия, прижав телефон к уху, закрывая дверцу Мустанга.       На часах — половина десятого, а в это время Рудбой обычно сладенько сопит в подушку, прижимая к себе какую-нибудь красотку из тусовки, а не звонит Мирону.       — Не поверишь, я встал час назад и не смог заснуть! — отвечает ему Ваня, который, судя по шуму, где-то очень быстро едет. — Поехали пожрем макзавтрак?       — Так осталось-то минут двадцать… — бормочет Мирон и тут же замолкает.       — Как раз успеваем, — усмехается в трубке Ваня.       — Где ты?       — Через пять минут буду у тебя!       — Вань, я в десять обещал заехать за Соней и сгонять с ней в Кингисепп, — Мирон упирается рукой в раму своего любимца.       — А нахуя ей туда?       — Колодки поменять, — отвечает Мирон, — не спрашивай, я сам уже сто раз подъебал её на тему того, что мог ей поставить любые в любое время здесь. К родителям хочет, колодки — тупо повод отца увидеть, который их купил, я всё понимаю. Даже тачку там бросила неделю назад.       — Ясно, ок, — Рудбой всегда радует своей супер-способностью не лезть с кучей вопросов. — Вместе гоу? Или у вас интим?       — Да погнали, она не будет против, сейчас напишу ей.       — Тогда я к тебе, едем за едой и забираем Соню, подкупи её мактостом!       — Окей, — смеется Мирон.       — Три минуты!       Он отбивает вызов и сразу пишет Соне, что они приедут к ней вместе с Ваней и макзавтраком. Та отвечает кучей радостных смайликов и записывает войс, в котором сонным голосом говорит, что это лучшие новости с утра, а обратно им придется самим ехать.       Нахмурившись, Мирон сразу звонит ей.       — Еще раз доброе утро, — протягивает Соня.       — Не такое доброе, как с тобой, — на автомате отвечает Мирон и слышит тихий смех в трубке. — Ты у родителей останешься?       — Да, до понедельника, — отвечает она, — буквально полчаса назад мама звонила.       — Понял, — Мирон кивает, — одевайся потихоньку, мы в десять с хвостиком должны быть у тебя.       — Хорошо, — слышно, что Соня улыбается, — Ване заказ сейчас напишу.       Примерно в этот же момент к дому Мирона подъезжает синяя Бэха, паркуется аккуратно и очень нетипично для владельцев данной марки, и оттуда быстро выскакивает Рудбой. Поздоровавшись с ним, Мирон докладывает:       — Обратно поедем сами — Соня у родителей останется. Ты не против, если на твоей рванем?       — Без проблем, — кивает Ваня, открывая машину.       Они садятся в БМВ, и Рудбой успевает доставить их к ближайшему Маку в рекордные сроки. Успев сделать заказ за пять минут до окончания действия меню завтраков, они курят на улице, пока ждут, и радуются пасмурной погоде — лето еще официально даже не началось, а уже очень жарко. Мирон не помнит, когда еще он видел более двадцати градусов и так много ясных дней в Питере в середине мая, но его всё устраивает, пока Ваня ругается на чрезмерное солнце, к которому его ледяная душенька не привыкла и рискует растаять. Написав Соне, что они ждут заказ, Мирон смотрит на время — в целом, они в тайминге.       — Диман скинул список сегодняшних заездов, — говорит Рудбой, глядя в экран своего телефона. — Видел?       Открыв сообщение от Шокка, Мирон кивает и просматривает заявленные трассы.       — Мои — первая, вторая и четвертая, а третья и пятая — твои? — предлагает он, выкинув в урну бычок, и открывает им дверь в заведение.       — Если честно, я думал скипнуть, — признается Рудбой.       Они заходят в помещение, и Мирон успевает бросить взгляд на экран, чтобы проверить, не готов ли их заказ, прежде чем спросить:       — В смысле?       — Хочу ещё посмотреть на Ауди-Славу, — Ваня смеется, прислоняясь плечом к стене.       — Ауди-Славу? — усмехается Мирон, вскинув брови.       — Ну я же всегда новых людей по тачкам запоминаю, Мир! — объясняет Рудбой. — Чувак вчерашний, худой челкан на красной Ауди, Эр восьмой, старенькой… Его Слава зовут.       — Я знаю, — отвечает Мирон, — в смысле, я понял. Посмотри со стороны, как он мне проёбывает, а потом сам переедь его… Чё ж отказываться-то…       Загадочно улыбаясь, Рудбой кивает в сторону прилавка, где их заказ готов к выдаче. Мирон забирает оба пакета, а Ваня подхватывает напитки — кола для Сони и два одинаковых кофе для них.       Они быстро усаживаются в тачку, расставляют напитки в держатели, и Ваня трогается.       — Нет, бро, — говорит он, продолжая прерванный диалог, — я хочу посмотреть на него со стороны, тут ты прав. Но и он не дурак, я даже не уверен, что он полезет против тебя.       — Сам сказал, что поедешь с ним в следующий раз! — возмущается Мирон.       — Да не факт, что он сегодня явится, — Ваня отмахивается, вклиниваясь в поток автомобилей. — К тому же, мы весь день будем кататься, я после этого на правах отца свою детку не пустил бы на трек.       Мирон смеется, кивая, и добавляет:       — Понял тебя, тогда вечером и посмотрим, приедет ли он и посмотрим ли мы на него.       Улыбаясь ему, Ваня берет пачку сигарет и, придерживая руль коленом, достает по штуке им обоим. Подкурив, он возвращает одну из рук на руль и кивает Мирону в знак согласия с его словами.              

↑↓

             Соня бодро запрыгивает на заднее сиденье и, устроившись ровно посередине, наклоняется вперед, чтобы быть почти на одном уровне с Ваней и Мироном. Она рассказывает им, что посмотрела очень классный сериал, кормит Рудбоя картошкой и расспрашивает о вчерашних заездах, которые пропустила.       Пока Ваня повествует о прошедшем вечере, а Соня, внимательно слушая, потягивает колу, Мирон очень тщательно завязывает шнурок, наклонившись вперёд. Его голова оказывается прямо напротив бардачка, и следующий комментарий он вполне мог предсказать.       — Я так хочу затормозить резко, ты бы знал, — закусив губу, Рудбой отчаянно качает головой, чуть ли не поскуливая.       — Да мое лицо бардачков видело больше, чем хуёв! — скептически бросает Окси, стрельнув в него глазами.       Зафейспалмив, Соня смеётся и быстро убирает колу, чтобы не разлить её. Рудбой присоединяется к ней. Так и продолжая сидеть, нагнувшись вперёд, Мирон широко улыбается, поглядывая на них. Всё-таки, он безмерно обожает этих двоих — они знают его как облупленного и полностью принимают. Как же с ними хорошо.       — Блядь! — орёт Ваня сквозь дикий смех. — Это заявка на победу.       Быстро глянув на Мирона, он решает себе ни в чем не отказывать и делает то, чего так хотел — резко тормозит. Окси предсказуемо прилетает лбом прямо в ручку бардачка и вопит:       — Сука! Я верил в лучшее в тебе!       Они втроем закатываются таким лютым ржачем, что Ване даже приходится остановиться и врубить аварийку, чтобы нахуй в кого-нибудь не въехать.       Угомонившись после ряда подъёбов по типу "давай я за руль сяду, раз ты, такой заботливый друг, сейчас в истерике" от Мирона или "твоя детка достойна более бережного обращения, угорайте сидите, я поведу" от Сони, Рудбой кое-как берет себя в руки, отказывается от невероятных предложений, и путь продолжается.       Пока Ваня на огромной скорости шашечками движется между машин, Мирон, прикрыв глаза, расслабляется в руках Сони, которая массирует ему плечи, негромко оповещая, что сейчас их троих, вероятно, встретят с шашлыками и не захотят отпускать так быстро и тем более трезвыми.       В целом, её предположения сбываются практически со стопроцентной точностью: отец Сони, с которым и Ваня, и Мирон знакомы (иногда Мирону даже почти неловко от того, какие адекватные у него отношения с человеком, чью дочь он периодически потрахивает без обязательств, благо, Виктор об этом не знает), выходит встречать их к воротам и сразу зовет помочь с мангалом.       — Я к вашим услугам, — пожав протянутую руку, расплывается в улыбке Ваня, припарковавшись в этот раз даже аккуратнее, чем возле дома Мирона. — А этому еще колодки менять.       Виктор, отец Сони, с Мироном одного роста, у него мягкие черты лица и крепкое рукопожатие. Он выглядит немного моложе своих лет, потому что активно и регулярно занимается спортом.       — Успеются колодки! — махнув рукой, говорит он. — Там водка греется.       — Я за рулем, — скулит Ваня, виновато поджав губы.       — А вы что, не останетесь? — спрашивает Виктор.       Нахмурившись, он строго смотрит на Мирона и Ваню по очереди, ожидая ответ. Соня за его спиной с самым наглым видом улыбается, мол, давай, откажи моему отцу, а я посмотрю на это.       — Простите, не можем, хотя очень хочется, — говорит Мирон, с сожалением разводя руками. — Сейчас колодки поставим, и придется обратно ехать…       — Ну ставь и приходи помогать мне, заранее тебе налью.       — Не могу…       — А ты-то чего? — возмущается Виктор. — Ты ж не за рулем!       — Я — второй пилот, — смеётся Мирон.       — Ой, Мир, а может, побудешь первым? — вдруг спрашивает Ваня. — А я Виктору компанию составлю, грех отказываться от такого радушного приема!       — Правильно, — кивает тот, — сажай его за руль, и пойдем мясо жарить.       Покусывая губу, Мирон подсчитывает в голове время. Сонин отец делал просто отменный шашлык, он и мясо сам мариновал, и специи туда какие-то особенные добавлял, и гостей принимать очень любил. Отказываться не просто некрасиво, отказываться вообще не хочется. Прикинув, что они могут задержаться часов до шести, Мирон спрашивает Ваню:       — Ты, кроме вечера, никуда не собирался?       — Нет, — отвечает тот.       — Хорошо, — кивает Мирон, — я поеду обратно. Поменяю колодки, пока вы с Ванькой мангалом заниматься будете. И на обед останемся.       Соня хлопает в ладоши, и на её лице написано, что такой исход она заранее и предполагала.       — Вот это уже другой разговор! — говорит её отец.       — Пойдемте, Виктор, пора нам всем накатить, — произносит Мирон, продвигаясь на задний двор.       — Так ты же за рулем, — растерянно произносит Соня.       — Проветрится, заестся, — Мирон улыбается, — мы ж до вечера побудем.       — Ой, это вообще хорошо, — светится она.       — Виктор, поступаю в полное ваше распоряжение! — ответственно заявляет Ваня, кинув Мирону ключ от тачки.       Они пьют, жарят мясо и разговаривают о хоккее. Быстро переставив Соне колодки, Мирон даже выпивает вторую, а за ней — и третью. Обед получается насыщенным, и Мирон не замечает, как пролетает время. Он стопает алкогольную историю за пару часов до выезда, плотно ест и, попрощавшись с Виктором и Соней, везёт прилично пьяного Ваню на его же тачке обратно в Питер.       Сознание максимально ясное, с реакциями проблем нет, но у Мирона вдруг появляется странное предчувствие, что на вечернем заезде что-то явно пойдет не так.              На покерфейсе проезжая мимо стоящих вдоль дороги гаишников, Мирон впервые ощущает волнение перед гонкой.