Проделки судьбы

Зеленое рогатое знамя развевалось на ветру, а высокие белокаменные здания, коронованные золотистыми куполами, с течением города становились все выше. На узких улочках среди этих древних высоченных построений чувствуешь себя муравьем, снующим туда-сюда в путях муравейника. Люди толпятся, подобные жукам, шумят и галдят неугомонно, и это обычный будний день. Течение небольшой речки, кажущейся мраморной в этом бледном каменном свете двемерского города, вывело Сейсар к шахтам. Работа в кузне кипела во всю, отсюда, снизу, доносился томный запах пыли и камня. Измазавшиеся в саже работники махали кирками вовсю, и даже отсюда, с верха лестницы, доносились звонкие удары молота о наковальню. Сейс поняла, что ее прогулки затянулись – Меродолия ждет, а раз ее нет на улицах, она, соответственно, может лишь терпеливо дожидаться в таверне. Таверна у самого входа сразу бросилась в глаза, именно в нее Сей и наведалась. Трактирщик сразу отметил, мол, да, заходила описанная девушка – такую-то не пропустишь, и ей даже удалось выудить номер комнаты. Маркартские таверны имели причуду иметь каменные кровати, да и многие маркартцы сохранили данную традицию – спать на каменных постелях. Сейсар их никогда не понимала. Каково же было ее удивление, когда в номере не оказалось никого, но явные следы человеческого присутствия здесь имелись – скомканное одеяло, небольшой бардак в виде разорванных бумаг. Что ж, на обход города появилось чуть больше времени. Выбравшись из таверны, Сейсар в нос снова ударил сладострастный аромат старины, а журчание мраморной речки казалось самой настоящей усладой для ушей. Она поднималась вверх по многочисленным лестницам, созерцая двемерский город с высоты, спускалась обратно, дошла до замка ярла, в который заходить не стала – делать ей там однозначно нечего, да и вряд ли ее пропустят «посмотреть» округу. Столь величественные здания впечатляли, и несколько раз Сейс потерялась на этих узких уличках, бродила, пока ее не выкидывало течением толпы к уже знакомым местам – все вокруг было похоже на один сплошной каменный лес, хоть зарубки на зданиях делай! Но время шло, и даже за прошедший час город невозможно было выучить наизусть, настолько он был огромен. Вернувшись в таверну, Сейсар вновь не обнаружила на месте Меродолию – это начинало казаться странным. Обойдя комнату, она обнаружила на столе нетронутое письмо, оставленное здесь явно недавно – при прошлом посещении Сей его не обнаружила. На нем ведь даже стояла печать! Темно-терракотовая метка казалось до жути знакомой. Печать сломалась с громким характерным хрустом, и письмо, написанное едва ли не царским почерком, показалось оттуда: «Верхняя улица, третий дом справа. Не пропустишь. — Говард.» Письмо она разорвалось в клочья, оно разнеслось по всей комнате маленькими обрывками, тяжкие двери комнат едва не снеслись с петель. Люди, не успевшие расступиться перед такой скоростью, падали в разные стороны. Сейсар бежала прямо в поставленную ловушку. В груди закололо и через какое-то время кислорода просто не хватало бежать, но она не могла остановиться – ноги сами выбирали правильный путь, сами несли ее через толпу, подхватывая удивленные и рассерженные охи-ахи, она взметнулась по ступенькам вверх, не рассматривая даже толком богато украшенное здание – сразу видно, дом какой-то местной знати. Она начала безумно ломиться в узорчатые двери, едва не скребла ногтями по темному дереву и практически вопила от нарастающей паники. Он не посмеет отнять то, что осталось. Молодой человек с прилизанными светлыми волосами, разодетый в выглаженный синий кафтан с широкими рукавами и темную жилетку, спокойно открыл дверь, с неподвижным лицом глядя на Сейсар, едва не вынесшую двери. Выглядела она сейчас, наверное, совсем худо – растрепавшиеся волосы и раскрасневшиеся щеки, сбившееся дыхание и едва ли не безумные глаза, все это гласило о том, что если сейчас он не пропустит ее в дом, она сама туда вломится. — Сейсар Буря Клинков? – в холодных голубых глазах его наконец промелькнула тень заинтересованности, и он даже склонил голову на бок. Он тянул время, а от каждой потерянной секунды Сейс рвало на части. — Господин Говард ждал вас. Он вежливо отошел, освобождая проход, а Сейсар попыталась казаться более адекватной, заходя в саму обитель зла. Мышеловка захлопнулась с закрытой позади дверью. Дом ублюдка был воистину шикарен – теплые ковры из шкур самых различных зверей, высокие белые потолки и каменные колонны, множество столов и самых различных украшений – вот над камином стоит золотая статуя Дибеллы, вот витрина на полке с оружием, а вот на комоде целая коллекция дорогой посуды. Видимо, ему уже настолько некуда девать деньги, что он готов ими разбрасываться, не будь он ублюдком. Пространства было много, но из-за огромного количества убранства казалось, что его здесь мало. Низкий столик с приставленным к нему диваном и двумя креслами, живописные картины и расписные стены. Глазеть на дом было некогда, но стоило Сейсар шагнуть вперед, как дорогу ей преградил вытянутой рукой слуга Говарда: — Сдайте меч. «Урод», – пронеслось в уме у Сейсар, но меч пришлось снять с пояса и отдать. Теперь шансы на спасение опустились до нуля, про месть тут и говорить уж нечего. Она прошла вперед, и на этот раз ей не угрожал никто. Взору предстал огромный обеденный зал с длинным столом, покрытым белой скатертью и множеством самых разных кушаний, но они не вызывали аппетита у врага под крылом. В целом комната была выдержана в стиле предыдущей, взмыленное лицо Сейс отражалось во множестве зеркал на многочисленных шкафах. — Сейсар Буря Клинков! Сердце екнуло при знакомом мелодичном голосе. Едва-едва Сейсар заставила себя обернуться, и зрение, не желавшее фокусироваться, прояснилось на его лице. На его искаженном мерзкой ухмылкой лице. Ее затрясло в желании всадить ему меч промеж глаз, но меча-то не было. Говард сидел во главе стола, а подле него – не менее мерзкий его сынок. Он глядел на Сейсар с такой ненавистью, с какой не смотрела она на его отца. Этой ненавистью хотелось упиваться, настолько горячило это чувство и заставляло возжелать большего. — Солнце мое, я так давно тебя не видел. Давай же, присядь с нами. Не бойся, присядь, мне нужно многое тебе объяснить, – Говард настаивал, и противиться этому было бесполезно, пока он не всадил ей в глаз, а то и в оба, вилку, которую держит в руке. Медленно она приблизилась к столу, словно подходила к спящему дракону, боясь разбудить зверя. Говард же ел, как ни в чем не бывало. — Угощайся, не стесняйся. Не бойся, я бы не стал даровать тебе смерть от яда. А зря. Яд – не подло, а точно и надежно. От незаметного яда не скрывался еще никто. Она не двинулась с места, не понимая, зачем этому уроду весь этот цирк. Она пыталась успокоиться, убедить себя, что в тарелке не яд, и это не она у Говарда в ловушке, а он у нее. — Ты так изменилась за все это время, Сейсар. Ты, так сказать… Стала взрослее? И глупее. Честь тебе и хвала за то, что ты, одержимая тягой мести, сыскала меня на другом конце света. Впечатлает. — Почему ты убил их? — Рубишь сплеча, значит? Понимаешь, такое дело… во-первых, твой отец мне задолжал. И очень много, и очень давно. У твоей семьи в последнее время было достаточно туго с финансами. И черт бы с ними, с деньгами, как видишь, у меня их предостаточно, я бы и простил. А во-вторых… знаешь, наши семьи далеко не дружили раньше. Если ты думаешь, что вы, Бури Клинков, клан честный и благоразумный, то глубоко ошибаешься. Твой, получается, дед, вырезал всю мою семью, стоило мне только выйти из младенчества. Он убил их всех без пощады, потому что почему? А потому что просто устал воевать с нами! Таким образом вы, Бури Клинков, решаете конфликты! Молодцы, нечего сказать! У меня остался один брат, понимаешь? Я поклялся изничтожить вас всех, всех до единого, и вот она ты, сидишь и обедаешь в моем доме! — Тобой движет то, что было давно? То, что было более тридцати лет назад?! У тебя остался брат, ныне – сын, но ты отнял у меня даже сестру! Что тебе сделала Орессия, если она была так юна? – она знала, что это неправда. Знала, что это коварная уловка, и все было не так. — Орессия, милая леди Орессия… могла бы даже заменить мне мою покойную жену, будь она постарше. Как жаль, что она попала в лапы на растерзание бандитам, – он был крайне доволен видом гневной Сейсар, наслаждался, когда она стискивала в руках вилку, сверля его взглядом. Он готов был продолжать эту пытку хоть целую вечность. — Вместо того, чтобы прекратить всю эту клановую бойню, ты продолжаешь ее! — А разве ты не понимаешь меня? Разве ты не хочешь убить меня за семью? Я двадцать с лишним лет втирался в доверие к твоей семье, но прелестная леди Беатрис так и не прекратила меня презирать. Как видишь, не зря, – он жадно испил вина. Господи, хоть бы там был яд. Как жаль, что яд змее не враг. — Ты оставила Дэймена в живых. Что ты хотела этим сказать? Что ты выше меня? Нет, Сейсар, ты и вся твоя семья – крысы. — Заткнись, это было давно! – ее затрясло. — И неправда? Давай, расскажи мне о том, какие вы там все молодцы. Ты побуждаешь меня нарушить столь священные для меня правила хлеба и соли! — Не прикидывайся, у тебя святого ничего нет. Либо убей меня и прекрати весь этот фарс, либо ответь мне – где Меродолия?! — О, это буйная девица, – он сказал это с каким-то… пренебрежением? Он вырезал всю семью, так решил еще и Меродолию под это загрести? — Так мило, что ты хочешь видеть ее перед смертью. Ах да, ведь она – единственное, что у тебя осталось, не так ли? Посмеявшись со всей своей желчью, которая только была у Говарда, он приказал привести ее. Уже другой прислужник побежал по комнатам, и пока он бегал в самых потаенных уголках этого дома, напряжение нарастало. Что Говард, что Дэймен глядели на Сейс так, словно готовы были прямо сейчас вскочить из-за стола и перерезать ей глотку. Сейсар насторожилась – никакого оружия подле не было видно, если только не бить голыми руками витрины, стоящие в предыдущей комнате. Они обе в ловушке. Меньше, чем через минуту, слуга привел Меродолию. Руки ее были связаны за спиной, а с носа струилась кровь. От сердца отлегло – жива, и на том спасибо. С другой стороны, если он не убил ее, скорее всего, он задумал просто прелестное шоу. — Идиотка, стоило ожидать, что ты сюда припрешься и попросить меня прирезать сразу, чтобы не видеть этого позора. — А какого черта ты слоняешься так самозабвенно по городу, где обитает эта змея?! — Вот это драма, мы вам не мешаем? — Ты мешал мне своим существованием все эти четыре месяца! Четыре месяца я засыпала с мыслью о том, чтобы убить тебя! Давай же, Говард, я здесь, покажи, на что ты горазд! Прикончи гостя в собственном доме! — Умерь свой пыл, – невесело, скорее даже грозно усмехнулся он. — Естественно, после того, как ты пару раз ушатала нанятых мною бандитов, я бы не стал травить тебя. Быть может, даже вернуть тебе меч? Хотя… мне же не нужно, чтобы шансы твои на победу повысились? — Ты боишься меня? Боишься, урод? – в голове пульсировало настолько больно и громко, что казалось, будто сотни копыт стучали по черепной коробке. Неожиданно для самой себя она поднялась, впиваясь в сидящего напротив Говарда взглядом, но пелена застилала глаза, мешая рассмотреть его злорадствующее лицо. Их разделяло метра три, а его ненавистное белобрысое лицо вертелось вплотную перед глазами. — Сама роешь себе могилу, сама выбираешь крысиную смерть… Эх, Бури Клинков, такие безрассудные… В проеме показался тот же прислужник, что впустил ее в дом. Но бросился сразу в глаза не он, а штык арбалета и мерцающее в свете ламп острие болта. Отчего-то даже смешно стало. Меродолия в панике задергалась, пытаясь вырваться. Прелестно. Конец близок, как никогда раньше, а вернее жизнь Сейсар сейчас на лезвии ножа. Дэймен злобно усмехнулся – у обоих мерзавцев даже ухмылки похожие. Говарду стало даже интересно наблюдать за происходящим – страсти накалялись. — До чего досадно. Шевельнешься – тебя прикончат. Есть ли у тебя последние слова, м? Ее затрясло. Все просто не может кончиться вот так. Она опустила голову, скользя абсолютно невидящим взглядом по поверхности стола. Слуга стоял недвижно, ожидая одного лишь приказа, словно двемерский робот, две пары ядовито-голубых глаз сверлили ее с ненавистными усмешками, Мер, несмотря на все свое когда-то холодное спокойствие, начинала паниковать. Ей-то ведь тоже не хотелось, наверное, умирать прямо здесь и сейчас. Как угодно, но не собачьей смертью в доме врага. А собачья смерть стояла за спиной – Сейсар чувствовала себя загнанным охотниками волком. Хотелось завыть от досады и беспомощности, но падать в глазах Говарда перед смертью не хотелось. А еще ей не хотелось умирать. Ублюдок продумал все до последнего, спокойно продолжая свою трапезу. Глаза бездумно заскользили повсюду – нет, ничего, вообще никаких намеков на спасение! А время шло, истекало, невидимые песочные часы твердили о том, что еще пара мгновений, и их придется переворачивать снова. Пальцы как можно незаметнее заскользили вправо, нащупали узорчатую рукоять обычного столового ножа. Если она нацелится в прислужника, стоящего справа, он опередит ее, и болт может угодить прямо в сердце. На Говарда нацеливаться не надо – он сидит напротив, но лишь бы попасть… но какой же это риск! Она попадет в нее, а верный слуга сразу же спустит на нее болт. А что, разве есть другой выход? Со всего размаху она метнула нож, и громкий вопль Говарда свидетельствовал о попадании. Его едва ли не пригвоздило к стулу – нож угодил в плечо. Громкий крик «Отец!», звуки ударов, а дальше все как в тумане. Болт угодил выше локтя, боль пробивалась сквозь резкий выброс адреналина. Пока сын помогал отцу избавиться от глубоко засевшего ножа, а Меродолия пыталась разорвать путы и заодно устранить второго прислужника, Сейсар схватила первое попавшееся орудие под руку. Ваза через несколько мгновений разбилась о голову арбалетчика. Арбалет – оружие верное, но медленное, и он не успел перезарядить его, прежде чем упасть в отключку от мощного удара. Меча у прислужника не было, и это было очень плохим знаком – он мог остаться лишь в прихожей. К тому моменту Говард уже расправился с ножом в плече. План «б» от слова «бежать» работает всегда – пронесшись между колонн, она выбежала в первую комнату. «Куда этот засранец мог подевать меч?!». Время капало, и Сейсар прекрасно знала, что Говард сейчас следует прямо по ее следам. Меч призывно засиял за стеклом витрины, изнывая без хозяина и желая отведать крови предателя. Глаза забегали по площади в поисках чего-то, чем можно разбить витрину. В панике она забила голыми руками по стеклу, но оно оказалось слишком толстым, пришлось загасить один из подсвечников. Звон стали позади гласил о том, что она не успела. — Бедолага, тебе, может быть, помочь? Трещины поползли по стеклу паутиной, и вскоре витрина разбилась и вовсе. Она, ликуя, едва успела достать меч, и увернуться от удара со спины. От тяжести в руке заныло плечо, кровь обагрила одежду, а в соседней комнате даже сквозь звон в ушах был слышен шум и гам – неужели у Меродолии получилось? Пока что стоило сосредоточиться на Говарде – он всегда был соперником достойным. В прошлый раз Сейсар отделалась отключкой, в этот раз жалеть он ее не станет уж точно. Они медленно описывали круг по комнате, готовые к самым различным приемам со стороны друг друга. Резкий выпад, но Сейсар повезло – она успела отскочить. Меч в руках дрогнул, и Говард, заметивший это, довольно усмехнулся. Он, казалось, отслеживал любые движения противника и слышал любые сокращения мышц, болезненно-сильно биение сердца и тяжкое дыхание, превратившееся в пыхтение. Сейсар вновь отскочила от удара – неужели она и вовсе не собиралась атаковать? Один прямой удар, мечи скрестились, и противник изящно прошелся белой сталью по черной. Удар снова прошел мимо, они двигались обратно в сторону столовой, но оба внезапно отвлеклись на происходящее там. Меродолия, весьма побитая, порядком подуставшая от происходящего и взмыленная, вскочила на стол, избегая любых ударов со стороны Дэймена. В руке сверкнул кинжал – они все же не догадались обыскать ее, как следует. Говард дрогнул, давая слабину, и в этот момент Сейс неожиданно напала – он неуклюже блокировал удар, начиная отступать. Лязг мечей раздавался в разреженном воздухе, который невозможно было глотать. Казалось, еще чуть-чуть, и начнется кислородное голодание, легкие практически никак не воспринимали охотно даваемый им кислород, органы работали лишь за счет вырабатывающегося адреналина. Загоняемый в угол, Говард выглядел жалким до тех пор, пока вновь не сделал выпад вперед – удар мог бы быть смертельным, попади он прямо в цель. Громкий мужской выкрик из соседней комнаты вновь прервал обоих – со всей своей злорадной яростью Меродолия пронзила ладонь сына подлеца кинжалом, надежно пригвоздив к столу. — Дэймен, какого черта?! – завопил Говард, получая неожиданный удар. Глубоко царапнув бок, меч едва ли не зашипел от ядовитой крови. Отстранившись и хватаясь за полученную рану, Говард болезненно зарычал, словно раненый зверь, а затем хрипло засмеялся. Он был подобен змее, глаза его блестели почти безумной ненавистью. — Царапина. Ты не можешь попасть даже по неподвижной цели. Несмотря на боль, он вновь стал наступать – одним резким ударом рукоятью меча он сбил ее с ног. Его-то от ран защищают перчатки. Ногой он выбил меч, укатившийся далеко и надолго, в другой угол комнаты. Обезоруженная, Сейсар перекатывалась по полу от череды резких и неожиданных ударов – Говард бесился, уже не намеренный долго мучить жертву. — Это и всё, чему тебя учил твой покойный папаша?! – он нашел время для злорадства даже сейчас. Но ей некогда было поддаваться на провокации – ногу пронзило острой болью, все застыло от крика Сейсар, заглушаемого едва ли не безумным хохотом Говарда, чувствующего свое превосходство. Она поднялась лишь благодаря ближайшей тумбе, а обороной послужил подсвечник – он задержал меч от очередного практически смертельного удара. Сила Говарда в разы превышала нынешнюю силу Сейс. Кровь бурлила, вскипяченная, готовая вот-вот вырваться наружу, прорвать кожу и обжечь искаженное гримасой злобы лицо соперника. Она застыла в пульсирующих жилах, и вместо алого кипятка из груди вырвался вырвался воистину нечеловеческий вопль, раздирающий горло сотней ножей. Говарда пригвоздило к абсолютно противоположной стене – он, отлетевший на метров шесть и повстречавший спиной стену, сполз по ней и, очнувшись, опешил. Глаза его округлились от какого-то… Страха? Да неужели сам Говард Стальная Рукоять боится? — Ты что такое?! Но его страх не таков, как у остальных людей. В страхе он впадал в неистовство. Он резво кинулся на Сейсар, и если бы не арбалетный болт, остановивший его на полпути, ей можно было бы уже прощаться с прекрасным светом. Сейс сползла по тумбе, обессилевшая. Она теряла кровь, но дело было даже не в ней. Она не могла победить его. Резким прыжком Меродолия выскочила на него. Вот же глупая – сражаться против Говарда с клинком кинжалом. Она была намного быстрее и него, ловко отскакивая от ударов. Не в силах пока что подняться, Сейсар ползла за мечом, пока позади раздавались возгласы. Как же жалко она сейчас выглядит. Как же можно было так недооценить Говарда?! Не может же он быть непобедимым! Она поднялась лишь с помощью меча – нога болела не настолько, чтобы невозможно было ходить. Хромая, Сейсар подходила ближе, вновь вставая в боевую позицию. Одним резким ударом рукой он едва ли не отправил Меродолию в нокаут – несчастная девушка отлетела подальше, из глаз ее посыпались искры. Казалось, она ослепла, не видя ничего перед собой. И вновь он вернулся к Сейсар. Мечи скрещивались, и он, кажется, даже подивился тому, что Сейсар, дважды раненая, продолжает сражаться. На нем-то не было практически ни царапинки! Меродолия все еще только пыталась встать. Говард ловко отскочил от обеих, оглядел их взглядом, и, кажется, в голове его созрел хороший план. Одним резким выпадом он, немного промахнувшись, пронзил ее бок, проталкивая меч глубже. Меродолия взвыла, не успевшая даже подняться. Как же это подло – добивать лежачих. Не успел он вытащить меч, обагренный кровью, как он содрогнулся с кратким оханьем. Он опустил взгляд вниз, и взгляд его помутнел, затуманенный. В глазах Говарда начинало плыть – он истекал кровью. Он выронил клинок и упал сам, когда эбонитовый клинок плавно вышел из его тела, словно нож из масла. Руки затряслись, Сейсар сама едва не выронила клинок. Вид отползающего Говарда… пробуждал ото сна. Измученное лицо исказилось улыбкой, зал огласился смехом. Стальная Рукоять вздрогнул от этого смеха – нет, это точно не то, что он хотел бы слышать перед смертью. Сейсар отшатнулась от его едва живого тела – она ранила его глубоко и надежно, наконец его мерзкое ублюдское лицо не улыбалось. Наконец в его лице промелькнуло хоть что-то, кроме отвратительного злорадства! Хрипы Меродолии неподалеку едва сдержали Сейсар от порыва кинуть на него с кулаками. Она кинулась помочь ей встать, но остановилась. Он еще дышит, а пока есть хоть малейший шанс на его спасение, Сейс не сможет дышать полной грудью. Но стоило ей приблизиться, как Говард, завидев это, столкнул на ковер подсвечник. Огонь начинал постепенно разгораться. Его окровавленная ухмылка вновь начинала расплываться на лице. Он улыбается даже сейчас. Конечно, не стоило надеяться, что он просто так выпустит Бурю Клинков из своего дома. — Убей его, ради ебаного Талоса, убей! – хриплый голос Мер позади заставил Сейсар очнуться. Давясь собственной кровью, Говард засмеялся. — Поздравляю, Сейсар, эту битву ты выиграла! Не в силах больше слушать его в жизни, она всадила клинок тому между ребер. Металл, пронзивший чужое сердце, утолил свою жажду крови. Сейсар – свою жажду мести. Сердце, качавшее кровь, больше не бьется в его груди, мерзкая ухмылка стерлась с лица и умолк звонкий голос. Казалось, она сейчас вот-вот тронется рассудком от такого счастья. Ужасные картины стелились перед глазами – сожженный экипаж, убитая бандитами сестра, но все это развеяло в кои-то веки мертвое лицо Говарда. Наконец-то она уснет хоть раз в жизни, не шепча его имя, не видя ужасных картин во сне и не просыпаясь с холодным потом на лбу. Кошмары отступают наяву. Но сейчас она задыхалась не столько от счастья, сколько от дыма. Пожар разразился в поместье. Подхватив Меродолию, она панически стала искать выход. Сквозь пожар уже не протиснешься. Значит, надо найти окно. Она похромала в гостиную, волоча стонущую от боли Меродолию – она вот-вот готова потерять сознание. Дэймен по-прежнему сидел в столовой, схватившись за пронзенную руку. Лица его не было видно от слез. Если он не выберется – сгорит или задохнется, но он в истерике, хватит ли ему ума? — Захочешь поквитаться за отца – я буду ждать. Несмотря на всю проявившуюся жалость, она пошла дальше. Хватает ей уже одной ноши, стонущей под плечом. Но она прекрасно знала, что он ее ясно услышал. И, быть может, когда-нибудь он наведается к ней, а может даже убьет. Но она будет готова. Сейсар могла остановить все это раз и навсегда, прекратив их позорный род, но руки ее достаточно испачканы в крови, теперь Дэймен сам своей судьбе хозяин. Если он выберет путь мести – значит, так тому и быть. Они вывалились где-то за домом. Клубы черного дыма поднимались от дома, и колокола в городе значат панику. Надо искать черный вход – в каждом городе есть такой. Сейсар хотела было поднять Меродолию на руки, но та внезапно начала сопротивляться: — Я не хочу умирать от рук этого подонка, поэтому перебинтуй меня. Прямо здесь и сейчас. Выбора не оставалось – она была права. По-быстрому она напоила Меродолию целебным зельем из ее сумки и перебинтовала раны и свои, и ее прямо здесь, но надо было спешить, пока жители и стража не кинулись на осмотр местности. Мер пыталась хромать сама, но постоянно падала, практически как и сама Сейсар, поэтому ее приходилось едва ли не волочить за собой. Они спустились по лестнице, и от толпы скрыться не получилось. Что ж, остается рискнуть выйти через главный ход. Люди побросали рынок, метаясь в панике, один-двое стражников метались постоянно около главных ворот. Охваченные людской паникой, они не обратили внимания на раненых спутников, а вот снаружи конюхи покосились на них. Нужно было срочно уезжать отсюда, пока стражники не схватились за подозрительно быстро убегающих путников! Сейсар ускоряла шаг, на что жаловалась Меродолия. Она сейчас была едва ли в состоянии залезть на лошадь. Ее бы в госпиталь, да только там их обеих и задержат. Коней пришлось подвязать друг к другу с помощью чомбура. Сейсар и лежащую на Тристане Меродолию разделяло расстояние в метр. Нужно было отъехать подальше от Маркарта и разобраться с ранами, пока Мер не потеряла сознание и вовсе, но ехать пришлось по ее же прихоти легкой рысцой. Сейсар поражалась, как она вообще еще держится в сознании, и даже отшучивается. Сама же Сейс и впрямь вдохнула нового воздуха, такого чистого и свежего, по-новому взглянула на окружающий мир – он заметно преобразился. Краски стали ярче, птицы запели намного добрее, а река больше не казалась какой-то смертельной угрозой – травмы прошлого, наконец, отступали одна за другой по мере сгорания поместья позади. Единственное, чего сейчас не понимала Сейсар – будущее Дэймена. Что же он предпочтет? Отец его мертв. Спустя четыре месяца ублюдок мертв. Солнце приветливо улыбнулось раскрасневшемуся после тяжелой битвы лицу, казалось, оно само хотело этой мести. И вновь Сейсар доказала всем якобы существующим Богам, что так просто ее не устранит ни один господь, в которого верит народ. Теперь ее существование – пятно на белом полотне, одна большая насмешка. И, быть может, жизнь до упора будет пытаться отбелить полотно, подставляя Сейсар раз за разом, все хуже и хуже. Ведь расправившись с одной угрозой, приходит другая. Два черных крыла все еще кружат в небе, демонически-красные глаза по-прежнему следуют повсюду. Алдуин Пожиратель Миров не дремлет, он воскрешает павших собратьев по всему Скайриму, и число драконов все растет. С ними растет и угроза миру.

*      *      *

Вскоре они лежали под звездами, наслаждаясь потрескиванием дров в костре. Сейсар вглядывалась в это пламя, стараясь не видеть в нем сгорающий дом Стальной Рукояти. Поверить невозможно, что он мертв. А тем более, что Сейс сама его убила. Меродолия чувствовала себя лучше после зелий и пары перевязок – сейчас она могла даже сидеть без боли. — Знаешь, давно я не испытывала на себе тяжесть глубокой раны, давно я не видела на своих руках собственную кровь. В какой-то момент даже мне показалось, что мы не выберемся отсюда. — Мне показалось так еще тогда, когда его прислуга направил на меня арбалет. — Мне тоже так показалось, – невесело усмехнулась Мер, глядя на звезды и уплетая спелое яблоко. — Ты оказалась гораздо умнее, чем я думала. Видела бы ты его лицо, когда ты на него фус-ро-дой… Ха-ха, вот потеха-то! Приятно было слышать ее смех, звонкий и заливистый. Буря Клинков возвела глаза к небу, рассматривая уже не так враждебно мерцающие мириады звезд. — Знаешь, если бы дело было совсем плохо, я бы попросила тебя прикончить меня. Лучше я умру от твоих рук, чем от его или его мерзкого сына. Зря ты его не убила. — Я еще не совсем тронулась рассудком, чтобы убивать детей. — А зря. Дети безжалостны. — Насчет детей. Ты никогда не рассказывала мне о своем прошлом. Быть может, сейчас самое время, после всего того, что было? Меродолия на мгновение зависла, задумчиво пережевывая спелый плод. Кажется, об этом она говорить уж точно не хотела. — Потом, когда-нибудь. У нас еще целая жизнь впереди. — Как видишь, она может оборваться в любой момент. — Что ж, я не знала, что кому-то это будет интересно, – она выкинула огрызок куда-то далеко за спину. — Думаешь, я просто так в Братство вступила? Да ни один человек в своем уме не поступит туда без причины, если он, опять же, в своем уме. Я на родителей применила Черное Таинство. — Почему? – изумленно вылупилась на нее собеседница. Видимо, такой реакции Мер и ожидала и была к ней готова. — Они всегда хотели мальчишку, а родилась я. Типичная ситуация для наших времен. У тебя не так? — У меня брат. Был, – невесело усмехнулась Сейсар, вновь переводя взгляд на мерно потрескивающий костер. — Что ж, а вот я одна была. Они меня выгоняли из дома за любую оплошность, ночевать приходилось в загоне со свиньями. Высшим классом считалось конское стойло. Я устала от этого. Мой больной папаша мне чуть брюхо не вспорол, если ты не видела. — Не обратила внимания, – в ответ на это Меродолия, расстегнув многочисленные белые ремешки, подняла плащ и кофту под ним. Тонкий шрам тянулся от противоположного ране бока к низу живота. — Омерзительно. — То-то же, – проворчала она, застегивая ремни. — Если бы не знахарка-соседка, меня бы с тобой сейчас не было. И, быть может, тебя бы уже и подавно. — Должна признать, если бы не ты, я бы из того поместья не вышла. Не хотелось бы, знаешь ли, чтобы мой труп скормили маркартской скотине. Они посмеялись друг над другом, но Сейсар было не очень-то весело. Она понимала мотивы Меродолии, но убийство родителей... ей тяжело было, к сожалению, понять человека из нелюбимой семьи, но на полное сочувствие Мер и не надеялась. Час уже был поздний – пора было спать. Меродолия, прислонившись к дереву, прикрыла глаза, а Сейсар отвернулась от костра. В кои-то веки, засыпая, она видела темноту, а не мертвенно-бледные лица, искаженные гримасой ужаса. Их теперь, возможно, будут искать во всем Пределе, а то и дальше, но о случившемся Сейсар не жалеет. Пусть ищут сколько угодно, стражники все равно никогда не узнают всей той произошедшей между двумя семьями драмы. Времена пройдут, награда за головы обнулится, а вот случившееся в семейной летописи напишут самыми стойкими чернилами на самом прочном пергаменте, не забыв во веки веков.