Auribus teneo lupum

      — Босс. Обновленные данные, как вы просили, — молодой человек тенью врывается в просторный кабинет, чье окно открывало вид на яркие небоскребы города. Мужчина скучающе покосился на гостя и скрестил руки, оперевшись локтями о твердый стол, материал которого был фактически пуленепробиваем. Серые глаза уставились на протянутую папку, аккуратно сложенную в каталог, с печатанной пометкой листа на нем. Помощник недоумевающе отсчитывал секунды с поры как шеф загадочно повел бровью на пачку документов, а после понял осечку. Он спешно положил папку на краешек стола, и в поклоне отдалился на приличное расстояние. Мужчина немного расслабился, судя по тому, как опустились его широкие плечи, но позы не поменял. Цепко скрещенные руки еще едва-едва и издадут неприятный глухой хруст, из-за чего помощник чуть насторожился. Каждый поход в главный кабинет всегда оборачивался новой фобией, будь то внезапная вспышка паники из-за неодобрительного взгляда босса, или же давящее молчание. Как сейчас. Мужчина с минуту промолчал в одной позе, пока жизнь в нем не выдало шуршание одежды — порой могло показаться, что он не дышит вовсе. Длинные пальцы притянули желанный документ и бегло перелистнули заполненные от и до страницы. Глаза перемещались от иероглифа к иероглифу, пока наконец довольно не сощурились, что было видно по тонким линиям морщин. Не выпуская папку из рук, он наконец произносит хоть какие-то слова.       — Отчетности за месяц готовы? — сухо интересуется он, — Как обстоят дела со спонсорами?       — Из-за несостыковки в строке финансов, возникли некоторые затруднения в плане документации, Хатаке-сама, — на одном дыхании бросает помощник, — В связи с большими накоплениями капитала, без учета новых спонсоров, банк не может составить отчет без видимой разницы, так как цифры сильно отличаются от прошлых докладов за шесть лет. Налоговая может нагрянуть с вопросами. Действительной проблемой было — куда девать огромный прирост финансов? Нужно было подделать все отчеты, так, чтобы у налоговой не возникло никаких подозрений и куда-то спрятать имеющиеся реквизиты. Самым простым решением этой проблемы казалось просто купить налоговую — не будет проблемы с переизбытком средств и лишних подозрений. Хатаке устало сжал переносицу, иногда подобная морока настигала его, словно бы волной тягучей карамели, из которой сложно было выбраться чистым. Между всем этим еще следовало лично встретиться с одним из спонсоров — ректором престижного мединститута. Какаши казалось это отличной возможностью, ведь в университете может выпасть интересная возможность. Он вдумчиво окинул взглядом панорамное окно, что так интересовало его последние два часа.       — Выделите финансы из «Листа» и направьте в проект В-616.       — Но, господин, проект еще сырой, финансировать его — потратить деньги на ветер.       — Значит бригада ученых должна хорошо постараться, — холодно сверкнул он глазами. Пришлось сильнее повернуть голову, чтобы увидеть помощника слева, — Что-то еще?       — На повестке дня клан Сарутоби. Хатаке-сама, они требуют встречи.       — Перенеси. Молодой человек протяжно вздохнул, но так, чтобы босс этого не слышал.       — Это может привлечь внимание общественности и выйти на скандал, — он осторожно наблюдал за реакцией седовласого мужчины.       — Назначь на следующую неделю.       — В загородном коттедже, или в вашем пентхаусе? — помощник расслабленно расправил плечи, хоть с чем-то шеф согласился.       — Здесь. На лице помощника исказилась странная эмоция, сопровождающаяся дергающимся глазом — Хатаке лишь довольно сощурил глаза. А когда пресловутый советник наконец удалился из кабинета, Какаши жадно ухватился за толстую папку с нужным именем.

***

Сакура могла поклясться, что ощущает явную аритмию сердца — ставить себе диагнозы она привыкла еще с детства, когда случайно обнаруживала небольшие изменения. Ей твердили, все как один — первые признаки паранойи. Не самой здоровой. Она заботилась о своем ментальном здоровье, и хотела сохранить в душе покой и умиротворение, поэтому стабильно посещает психологов с подростковых лет. Шесть лет назад, после нападения, после того как ее психика пошатнулась на тонком и хрупком мосте разума, психолог стал обязательным ежедневным ритуалом. Харуно отчетливо помнила лица родителей, когда ее, молодую запуганную девочку с частыми паническими атаками направили к психиатру. Они переживали за нее, сильно. И Сакура до сих пор не знает, как пережила те страшные пять месяцев неведения, пока наконец не услышала заветные новости. Дикий образ преследовал ее и последующие пять лет, когда она забегала в маленькие переулки, где мрачная темень напоминала о том дне. Сукеа преследовал ее сны, заполняя каждый миллиметр ее разума, медленно сводил с ума и шептал на ухо. Он найдет ее, обещал. Но он мертв, напоминает она себе. С тех пор как она закончила школу, а пять месяцев жуткой паранойи сковали сердце прочными цепями страха, Сакура изменилась. Изменились не только ее внешность и поведение, но и внутренний мир. Если раньше ее сердце заполняло радостью любовь и мечты, то сейчас любовь к Саске стала лишь отдушиной. Чем-то, что могло отвлечь ее от бесконечно темных диких глаз, страшно переливающихся кровью, что она пролила тогда. Харуно высвобождала тяжелый воздух из легких, твердила себе — все это бред, старая травма, что оставила яркий след. А их отношения с Учихой живые, настоящие, просто немного не такие, как она раньше хотела — без нежной сказки и цветочных фантазий. Харуно Сакура прошла курс лечения у своего нового психолога четыре года назад, когда на первом курсе ей почудился мертвый Сукеа вместо преподавателя. Но Сакура Харуно до сих пор посещает психолога — уже как хобби, чтобы забыться. А сейчас, на пятом курсе, она загружает себя бесконечной работой и учебой, чтобы мысли ее больше никогда не повернулись в сторону того дня шесть лет назад. Однажды Саске едва обмолвился, что все это было зря, ведь она сдается гнету страха и ищет спасение в работе. А она, со сладкой улыбкой на лице, говорила, что все в порядке, что она и в самом деле трудоголик. И, Саске, кажется, ей поверил.       — Вам стоит отпустить ситуацию, как четыре года назад, — женщина ласково перебирает слова, чтобы те донеслись до Харуно, — На этот раз иным методом. Чтобы подтолкнуть голову на это осознание вам нужно некое «доказательство».       — Что вы имеете ввиду? — зеленые глаза жадно впиваются в темные, пытаясь понять суть сказанного.       — Шесть лет назад вы восприняли «доказательство» как данность, но не приняли. Иногда недостаточно просто уверить себя в чем-то осознанным путем. На практике чаще бывает, что нам, в случае даже легкой паранойи, достаточно небольших «доказательств». Выйдя из дома мы боимся, что не выключили утюг — пока мы стоим на пороге, что стоит сделать пока не поздно?       — Вернуться в дом и проверить? — осторожно спрашивает она.       — Верно. Пока случай не запустился, убедитесь в том, что он мертв. Направьте разум к принятию.       — Спасибо, Шизуне-сан. Доказать себе, что он мертв?       — И, Сакура-сан, не нагружайте себя слишком сильно, — женщина делает пометки в кожаном блокноте, — Посвятите 40% себя себе же и отношениям, вдохните в них жизнь. У вас с молодым человеком ведь все в порядке?       — Да. Как верила она. К своему же сожалению, она поняла, что самое сокровенное и душевное рассказывает психологу. Не родителям, не Ино, не даже Саске. Просто этот небольшой кабинетик с серыми стенами и морскими пейзажами в черных рамках, стал настолько личным и атмосферным местом. Порой Сакуре казалось, что здесь ей стократ комфортнее чем дома с Саске, но она старалась отмахнуться от этих мыслей. Вернувшись с тяжелой смены домой, она наконец поняла, что ей нужно, или, пожалуй, жизненно необходимо. Она вернется в Ситамати, в полицейский участок, который занимался тем делом шесть лет назад. Дело давным-давно закрыли, понимала она, но история должна остаться — что угодно, хоть смазанное фото, этого ей будет достаточно. Харуно устало перебирает ключи квартиры, за четыре года так и не смогла привыкнуть к странным замкам в новом доме. Прошлое жилье напоминало ей о том, что она лишь жертва, слабая беспомощная жертва, которая словно бы жила на виду. В новой квартире спалось гораздо лучше, а нынешний район не кишит преступностью и нелегальными ларьками — перебраться в Синдзюку было ее одним из лучших решений. Множество культурных заведений, неоновые вывески, метро в шаговой доступности уж точно, по мнению самой Сакуры, не делали ее добычей призрака. В округе царила, даже кипела, жизнь, и по местным показаниям, в районе практически не бывает преступлений — лучшее решение в ее жизни. Харуно бросает обувь на пороге — сложит чуть позже, ведь противостоять старым привычкам сложно. Девушка первым делом забегает в прачечную и закидывает в стиральную машинку потные халаты, после чего замечает на сушилке горсть монет и бумажные купюры. Саске всегда оставлял на электросушилке деньги, что покоились в карманах его одежды, а потом безбожно бросал их перед стиркой — значит сегодня парень дома. Учиха согласился побыть с ней дома еще несколько дней, с тех пор как она попросила остаться рядом, ведь ей вновь привиделся он. Парень убеждал ее, что все это бред, а подобных космических совпадений попросту не бывает. Харуно молча соглашалась с ним, хотя в голове был отчетливый образ шестилетней давности, чей облик она запомнит на всю жизнь.       — С возвращением, — сухо произносит он, облокотившись о дверной косяк, — Ты завтра на смене?       — Нет, завтра до обеда на парах, — слабо отвечает она и дарит его холодным щекам поцелуй.       — Если получится, можем сходить в кино, точно не обещаю, — скучающе отводит он взгляд от тонких линий ее талии. Иногда Сакура в самом деле не могла понять, хочет ли он ее, или просто борется с чисто естественным желанием секса. Саске не был похотливым, возможно даже от слова совсем, но порой в его взгляде играла странная искорка, что скорее будила желание в Сакуре, нежели в нем. При этом он был диким собственником, но совсем не ревнивым, так что Харуно и по сей день их отношений пыталась разгадать эту загадку. Учиха жил в районе Тосима, что находился рядом, поэтому квартира Сакуры отчасти стала его вторым домом, где всегда пахло вишней и горячими данго. Она терпеть не могла данго. В первый год их отношений они питались исключительно рисовыми сладкими шариками на шпажке, отчего Сакура, хочет не хочет, но все же выучила рецепт сладости, чтобы Учиха не таскал ее по вонючим заполненным забегаловкам. Он не был романтиком, это она поняла еще в конце обучения в школе, но теплые чувства от этого в ней не погасли. Они встречались почти пять лет, что уже было не малой цифрой, и Саске так и не намекнул на создание семьи. Не то чтобы Сакура дико горела желанием выскочить замуж за Учиху, просто осознание того, что он пока что никуда не торопился иногда будили в ней сомнения. Об этом, кстати, очень любили напоминать и все, кому не лень, из-за чего у Сакуры возможно будет новая тема для беседы с психологом.       — Устала сегодня?       — Очень даже, — выдыхает она и достает замороженное филе из морозилки.       — У тебя вкусный оякодон, но иди отдыхать, — говорит он скорее как данность, понимает она. Она решила последовать трепетному совету парня и отправилась в спальню, после чего Учиха принялся разогревать лапшу быстрого приготовления. В свои двадцать три года Сакура научилась мастерски владеть кухонным ножом, половником и плитой, но так и не научилась распределять на все это время, чтобы успевать радовать молодого человека отрадной стряпней, на которую ему порой было и вовсе плевать. Она раздевается и остается в одной лишь домашней футболке, слегка потертой и мятой, но такой родной. Розовые локоны беспардонно свисали по ее оголенному плечу, словно бы заманивая. Через пару минут вернулся Саске, с двумя пачками горячей лапши и сладким напитком. Она благодарно принимает пластиковую упаковку и старается меньше дышать, ведь запах этой химозы портил весь аппетит. Но она, пожалуй, была слишком уставшей и голодной, чтобы жаловаться. Девушка поднимает палочки и устало радостно произносит:       — Итадакимас! Ее бессмертная привычка, которая, казалось бы, могла свести с ума даже мертвого. Девушка кричала перед каждым употреблением еды, не важно, жует она маленькую конфетку или полноценное блюдо, одна она или в компании, или же и вовсе с домашним питомцем. Харуно приветливо улыбалась и щурила глазенки, когда из уст вылетала привычная фраза, а затем жадно поглощала еду. Саске мог поклясться, что девушка голодно наворачивала лапшу, хотя та на самом деле осталась нетронутой. Учиха не придал особо значения отсутствию аппетита у Сакуры, ведь понимал, что у той наверняка голова забита очередными мыслями о призраках прошлого. Зеленые глаза ухватились за подол собственной футболки, что без стеснения открывал вид на голые упругие ляжки. Саске остановил дыхание, всего на пару мгновений, но достаточно, чтобы она увидела сквозь черную челку голодный взор. Опять он смотрит вот так, словно бы хочет ее всю, но не искренне. Сакура устала от бесконечных доводов и поэтому чувственно перевернулась на другой бок, теперь открыв вид на упругие ягодицы в кружевном красном белье. Саске промолчал еще минуту. А затем, словно бы сам не свой, горячо накрыл ее бедра рукой, внезапно ставшей такой теплой и грубой. Харуно придвигается ближе, и наконец понимает — он действительно хочет. Мягкие руки блуждают ниже пояса, точно изучают ее как первый раз. Сакура со вздохом поворачивается к нему и видит перед собой довольное бледное лицо под маской, почти полностью пропитанной кровью. В кровоточащем глазу виднеется страсть, а в сером голод — она смахивает жуткий образ до вороных волос и напряжно продолжает отдаваться Учихе, мысленно считая до десяти.

***

Очередной пустой, и по истине странный день приветствовал ее уже со сбитым дыханием. Она едва выбралась из цепких лап сна, что завлекали к себе обратно. Это точно был кошмар, она даже знала с кем, но никак не могла его вспомнить — словно бы на интуитивном уровне понимала причину столь раннего подъема. На часах четыре двадцать, Саске еще спал, а до пар еще пять часов. Сакура осторожно сползла с постели и направилась к кухне, призрачно шастав по деревянному паркету. На ней все та же мятая футболка, изначальный принт которой она уже и не вспомнит, а под, едва заметные следы ночной страсти — если можно было так назвать. Девушка заваривает себе некрепкий кофе, ведь понимает, весь остальной день ее будет крутить, и выходит на крохотную лоджию. Места едва хватало на человека, но этого вполне было достаточно, чтобы побыть наедине со своими мыслями и испить утренний кофе. В нос тут же ударил нежнейший аромат гортензий редкого сорта, что она трепетно выращивала у себя в горшках вот уже второй год. Пускай ее укромное местечко метр на метр и не могло сравниться с цветочной базой подруги, но зато атмосфера царила поистине волшебная. Нефритовые лианы обвивали деревянные бортики и кованные перила, а распустившиеся гортензии украшали своими красками весь мир. Саске не обращал на этого внимания, для него эти гортензии существовали всегда, возможно он и не видел их даже. А для Сакуры эти гортензии — розовая и темно фиолетовая — были сравни собственному сердцу, что она отдавала всю свою любовь. Такие были только у нее, невероятные и словно бы нереальные, такие, что хотелось таить их в секрете от всего света. Об этом, пожалуй, и в самом деле не знал никто, ни подруга, ни даже психолог. Харуно завершает утреннюю трапезу и традицию — полить дражайшие цветы — и выходит из своей квартирки на тринадцатом этаже. Весна в этом году выдается на редкость жаркой, от чего и рано зацвели ее гортензии, привыкшие распускать свое чудо в середине июня. Сакура укладывает волосы в налобную повязку и отправляется на утреннюю пробежку — целый день еще впереди, а очистить разум никогда не повредит. Она оббегает близ лежащий фонтан, с чудеснейшей флорой рядом и ловит себя на мысли, что она вновь чувствует себя жертвой преследования. Возможно это и была дикая паранойя, но она никогда с тех пор не оборачивается назад. Может, ей больше и не чудится седая макушка за каждым деревом, но она чувствует — он где-то сзади. И все равно не обернется, как тогда. Шизуне была права, и ей стоило покончить с этим — убедиться раз и навсегда, что кошмар, проследовавший ее долгие годы, мертв уже шесть лет. Убедиться, пока еще не поздно, и жуткая паранойя не одолела ее вновь. На часах только шесть тридцать, а до района Ситамати ехать всего ничего… Сакура забегает в вагон метро и мысленно перебирает возможные диалоги в полицейском участке. Незаметно для себя она уже оказывается у его порога и несмело входит туда, где до сих пор остались старый ремонт шестилетней давности и ее воспоминания. Все происходит как в тумане, и дрожащие руки сами выхватывают папку с фотографиями и ужасающим именем, черным по белому отпечатавшимся в ее сердце. В файле всего два фото и огромный прикрепленный текст. Оттуда на нее смотрели два озлобленных, как в тот вечер, серых глаза, больше походящие на густые облака. Такие же седые волосы, собранные в небрежный низкий хвост, длинный нос и грубый подбородок с тонкими губами. Это лицо было таким незнакомым, жутким, но никак не походящим на старый кошмар. И все же второе фото с окровавленной сложившейся напополам фигурой как-то приводит ее в чувства. Острый танто, какой она запомнила в тот вечер, покоился в руке, пока все внутренности топорщились наружу. Никто не выживает после такого обряда. А редкие седые и лохматые волосы, убеждает себя она, всего лишь космическое совпадение. Зеленые глаза цепляются за пресловутый текст и бегают от кандзи до кандзи — Сукеа был в розыске за многочисленные убийства и покушения, вполне вероятно работал киллером в собственной банде, что организовал в достаточно юном возрасте. Дело было закрыто, а тела отданы на экспертизу — ныне прахом покоятся где-то на улицах Киото. Вот и все, повторяет себе она. Но просит фотографию с еще живым Сукеа себе. Сакура фотографирует распечатанное изображение жуткого лица и благодарно удаляется из участка. На часах восемь пятнадцать, и Харуно боится опоздать на пары.

***

Белые халаты мельтешили в сознании, а перед глазами намешались оттенки — все же стоило выпить больше кофе, чтобы не выслушивать очередное «сонная муха» от преподавателей. Вокруг все также проскальзывали седые пятна со страшным взором, но обращать на это внимание у нее особо сил не было. Сакура устала выдохнула, по крайней мере она успела опубликовать свою новую статью, дабы посоревноваться за грант института. Ей было важно мнение ректора — Сенджу прослыла жесткой женщиной с невероятными познаниями в медицине. За стеной слышны приглушенные голоса, и она думает, что это будет хороший шанс показать себя не только перед Тсунаде-сама. Харуно вновь и вновь поправляет рукава белоснежного халата в попытке понять, насколько же он идеален, и наконец осмеливается войти в кабинет. В ноздри попадает аромат табака, намешанный с морским бризом, до боли знакомым, и до жути приятным. Женщина отвлекается от своей оживленной беседы и открывает зеленым глазам вид на устращающее пугало, над которым все также, как она чувствовала, витали вороны смерти. Нет, нет, нет, она снова бредит. Такие частые совпадения просто невозможны. Или же, она ковыряла свое сознание, всему есть логическое объяснение. Скучающий серый взгляд едва ли поднимается к ней, в ужасе стоящей возле выхода — еще чуть-чуть и все бумаги из рук выпадут. В пепельном образе она чувствовала пустоту, не угрозу, не дикое желание убивать — именно пустоту. Сакура не верила в эмпатию, которую приравнивали магии, просто она могла чувствовать исходящую от человека угрозу — научилась давным-давно. Мужчина был одет в серый строгий костюм, немного темнее, чем его непослушные седые волосы, а во взгляде не было ни грамма заинтересованности ей, Сакурой. Девушка оглядела его в сотый раз, пытаясь увидеть что-то новое, но помимо красивого слащавого лица с очаровательной родинкой под губой ничего не нашла. Ничего, кроме безумно знакомого, словно бы из кошмаров взгляда, что вырвался наружу лишь на одну секунду. Ноги Харуно дрогнули, это лицо отличалось от того, что она видела в полицейском участке.       — Ну-с, пока есть возможность, мы вместе с Хатаке-саном оценим твою работу, Сакура, — легко бросает женщина и устраивается на свое кресло.       — Было бы славно, — благовенно соглашается мужчина и садится на диванчике возле стола. В глазах Сакуры все плывет, а из головы вдруг улетучивается вся написанная ей же информация. Она бегло проходится по темам и надеется, что ее голос вообще звучит, потому как из-за чувства страха себя она не слышит уже вовсе. Ноги подкашивает, но она стоит ровно, как считает сама, хотя внутри все перевернулось с ног на голову. Она не поднимает глаз, но чувствует помимо оценивающего карего взгляда еще один, серый и изучающий. У Харуно заплетается язык, понимает она, слова выходят смазанными и нечеткими, поэтому торопится свалить все бумаги на главный стол. Сакура нечаянно приближается к мужчине, хотя точно пыталась избегать, и чувствует помимо морской волны еще и сожженный лес.       — Я позже перепроверю работу, можешь идти, — строго говорит женщина. Мужчина остался вальяжно сидеть на мягких подушках, по прежнему не подав признака жизни. Сакуре кажется, что перед ней дикий волк, выжидающий нужный момент, чтобы внезапно накинуться на жертву. Поэтому обходит его она также осторожно и медленно, словно бы он и не человек. Но это был он, Хатаке Какаши, корпорат, занимающийся научными и медицинскими исследованиями, вновь и вновь уверяет она. И у Хатаке Какаши точно нет ничего общего с тем человеком, чей жуткий образ преследовал ее долгие годы. Он призрак, а мужчина в кабинете Тсунаде — вполне живой и скучающий человек. Сакура закрывает за собой дверь и нервно перебирает короткие яркие пряди — все хорошо. В кафетерии она обдумывает произошедшее, совершенно забывая про реальность, что видится туманностью сейчас. На телефон приходит сообщение и она на мгновенье возвращается в этот мир.

Все же не получится выйти, много дел. - Ладно, хорошо: ( - Сегодня тоже приезжать? - Да, пожалуйста - Хорошо.

Вокруг вдруг образовался шум, такой, что даже отрешенная от реальности Сакура услышала. Розовая макушка повернулась в сторону громких звуков и обнаружила столпотворение студентов вокруг плода ее боязливых фантазий. Они окружили его беспринципно и беззаботно, точно он сам виноват в подобном, ведь такая важная шишка как он, заявился без предупреждения. Впрочем, он и не хотел поднимать еще больше шума, а потому решил лично встретиться со спонсором в лице Сенджу. Сакура внимательно рассматривала его реакцию на окружающих и боялась столкнуться с ответным взглядом. Но единственная, к кому было приковано внимание Хатаке, была пышногрудая одногруппница с вороной квадратной челкой. Его глаза, казалось, не раскрывались шире допустимого, потому что взгляд его всегда был незаинтересованным и немного расслабленным. Студенты окрикивают его со всех сторон, а он послушно отвечает на все их вопросы. Харуно вдруг заметила, как странно он оборачивается на левую сторону, когда собеседник находится там, словно бы бокового зрения ему не хватало для этого. Бред. Очередной приступ паранойи. И, пока не поздно, в этом она тоже хочет убедиться побыстрее. Когда толпа рассасывается, а ее розовые локоны беспардонно выбивают ее из белой атмосферы, она спешит удалиться прочь. Но негромкий топот спереди останавливает ее также, как и сердце. Перед глазами у нее застывает белая выглаженная рубашка в сером пиджаке, чуть подняв глаза она видит все то же скучающее лицо. Он выше ее на голову, если не больше, поэтому приходится сильно задирать шею. Сердце отбивает бешеный ритм, такой, что ей кажется, будто и он это слышит. Но мужчина лишь молча взирает на нее, пока сам не находит слов.       — Я перечитал статью, — неестественно ласково начинает он, хотя и слышится строгая нотка, — «Влияние слуховых аппаратов на нервную систему человека и последние разработки» — очень интересная тема, в «Листе» как раз занимаются подобным. Какаши выжидающе смотрит на нее, пропуская мимо дрожащие коленки и побледневшее лицо. Она ловит себя на мысли, что молча стоит уже почти минуту, до сих пор не отвечает Хатаке.       — Ты была в «Листе»? — вновь подает свой бархатный голос он. В таком баритоне точно можно утонуть, но она держится на плаву изо всех сил. Сакура отрицательно машет головой. На горле до сих пор висит тяжелый замок, сковывающий ее собственный голос.       — И в «ТокиоЛаб»? — мужчина слабо поднимает бровь.       — Нет, — только и может ответить она.       — Я собирался устроить экскурсию для старших курсов университета, в качестве благодарности за спонсорство Тсунаде-сама, — он едва приподнимает уголки игривых губ, пытаясь выдавить из себя приветливую улыбку. Вышло странно, но очень привлекательно, — Думаю, тебе может понравиться. В корпорации много актуальных исследований, некоторые даже совпадают с твоими прошлыми статьями.       — Вы читали мои предыдущие статьи? — Харуно старается поддерживать беседу и не повалиться в обморок, хотя отрезвляющие слова мужчины будили в ней любопытство со страхом.       — Позаимствовал у Тсунаде-сама, пока что бегло просмотрел темы и приятно удивился. Отличная работа, Сакура-чан. Отчего-то его дружелюбный тон вызывал лишь большую настороженность, пускай и беседа была крайне полезной. Его непонятная любезность и некое подобие кокетства на губах путали Сакуру еще больше.       — Спасибо, Хатаке-сама.       — Можем остановиться на Какаши-сане, — тянет слабую улыбку он, хотя больше улыбается глазами, нежели лицом. Она стоит к нему достаточно близко, чтобы рассмотреть странную бледную полоску под левым глазом, что так странно двигается в такт правому. Сакура отмахивает подозрения и выравнивает дыхание. Что он имеет ввиду?       — Простите? Его руки закрыты плотным пиджаком, а на кисти проглядывают дорогие часы — она точно помнит каждого ёкая на руках. Взглянуть бы одним глазком, думает она.       — Мне бы хотелось лично обсудить эти статьи, — мужчина засовывает руки в карманы брюк и расправляет плечи — сейчас он казался еще более гигантским, чем был на самом деле, — Признаюсь, они меня заинтересовали. Ровно в той же степени, что и автор. Сердце бешено тарабанит. Остановись, Сакура, ты сейчас умрешь.       — Хотел предложить встретиться и лично все обсудить. Быть может, за ужином в ресторане? Опасность, Сакура.       — Боюсь, я вынуждена отказаться, Какаши-сан, — она произносит его имя с невероятной тяжестью, словно бы пыталась выбраться из болота. Серые глаза странно сощурились на нее. Она просто хочет убедиться. Вновь.       — Но мы могли бы встретиться в субботу утром, скажем, на пробежке? — она возвращает себе остатки самообладания и прочищает горло. Хорошая актриса.       — Обязательно перенесу график для субботы. Его голос сладкий, манящий, все такой же устрашающий, без нотки угрозы, но говорит совершенно непонятные и неожиданные ей слова. Она убедится, просто убедится еще раз.