-62° по Цельсию

      Кружка чуть не выскользнула из её рук, но благодаря ручке и вовремя спохватившейся Мэйпл осталась на положенном месте, лишь несколько капель опустилось на стол, оставшись на скатерти. Она не верила словам Тодда до последнего, даже сейчас гнала идею смерти Пыха как можно дальше. Но факт оставался фактом. Она читала во взгляде друзей сочувствие и такую же боль, которую испытывала сама при мысли о том, что Пыха больше нет. Нет, конечно, это чушь! Шутка! Скажите, что это шутка, ну пожалуйста! И не смотрите так, прошу вас… Мэйпл хотелось плеснуть на себя кипятком из кружки, чтобы доказать себе, что это всего лишь сон, кошмар, ужасающе сильно похожий на реальность, но сумела удержать себя от необдуманного поступка.       — Как так вышло? — она изо всех сил пыталась сделать голос громче, но успеха в этом деле не добилась. Шершавые пальцы обеих ладоней впились в керамические стенки. Кожу вмиг обожгло, но Мэйпл не могла отлепить рук от кружки: кружилась голова, а эта боль хоть как-то помогала совладать с реальностью. — Скажи, что ты шутишь, Тодд. — до последнего не упускала надежды, даже попыталась натянуть улыбку, но этого, кажется, никто не заметил.       Тодд вперил в неё спокойный, полный безэмоциональной расчётливости взгляд, а ведь всего пару мгновений назад там без сомнений плескалось что-то иное, но этот холод затмил предыдущую эмоцию мгновенно. По этому взгляду Мэйпл всё поняла. Ей больше не нужны были ответы и те короткие молитвы, что успели пронестись в голове за доли секунды. Ей не нужно было признания в шутке и «возвращения из сновидения». Ей нужно было плеснуть чаем в собственное лицо. Но пальцы продолжали неистово сжимать кружку, готовую лопнуть от такого напора, и сдвинуть их она никак не могла. Наверное, оно к лучшему — убеждала себя последней крупицей здравого смысла.       — Загрызла собака.       Мэйпл сжала губы, дрожащие и потерявшие привычный бледно-розовый оттенок. Цветом они напоминали ту помаду, которой Мэйпл пользовалась на первом курсе, эдакая пыльная роза а-ля натурель. Потерявшие краски губы дрогнули в последний раз в тщетной попытке сдержать слёзы, и Мэйпл заплакала. Она уже не пыталась сдерживаться — какой в этом толк? — позволяла слезам ручейками скатываться по лицу и мочить рукава толстовки.       «Боже, за что Ты так с нами?» — взывать к Богу уже было поздно, но что уж взять от новоиспечённой вдовы. — «Чем я не угодила Тебе, раз попала в немилость Твою?» Сколько же обращений к Господу пролетело в мыслях за пару, казалось бы, коротких секунд. Вместо привычного всегда холодного крестика, изображающего казнь Христа, Мэйпл не отпускала кружку и позволила рукам отдохнуть от пытки только тогда, когда Лиза молча опустилась на рядом стоящий стул и притянула её к груди, позволяя пачкать слезами и соплями вязаную кофту. Красными, точно варёные раки, ладонями Мэйпл комкала кофту Лизы за её спиной. Из груди вырывались истеричные всхлипы, в голове не осталось ничего, кроме обвинений в сторону Господа. Как же она в этот момент ненавидела его! К чему были все те молитвы, что до вечной зимы, что во время? Зачем она так старалась? Чтобы тот, за кого она молилась чаще всего, просто исчез? Мэйпл крепче обняла Лизу. Употреблять слово «умер» по отношению к Пыху не получалось.       Мэйпл не видела, как ушёл Сал, как Нил сдерживался от лишних эмоций, как неспособный поставить себя на её место Ларри смотрел на неё с глубоким сожалением, как на вид спокойный Тодд безостановочно вливал в себя горячий, благо уже подостывающий чай. Она и не думала о них. Они потеряли друга, она — человека, которого любила последние десять лет, без которого уже не видела ни себя, ни жизнь в принципе. С его смертью она умерла сама.       Вечная зима никогда не беспокоила Мэйпл. Нет, безусловно она волновалась и несколько тревожилась за своё будущее, за будущее Соды, но не чувствовала опасности в бесконечном холоде, в гигантских деревьях и в мутировавших собаках. Она не думала, что всё вышеперечисленное когда-нибудь отразится на ней чрезвычайно сильным образом. Полагала, что через пару-тройку лет (если, конечно, ничего не изменится) человечество настолько привыкнет к вечной зиме, что вернётся в прежнее русло: придумает надёжный способ, как обезопасить себя от собак, оборудует все здания солнечными батареями, создаст инновационные теплицы, разберётся с всемирной паутиной и прочее-прочее. Тогда Сода пойдёт в школу лет так через пять, обзаведётся друзьями среди сверстников и вырастет прекрасным здоровым человеком. В действительности Мэйпл переживала за то, что Сода может вырасти неспособной к социальным взаимодействиям из-за того, что слишком долгое время не общалась с детьми своего возраста, играла сугубо в одиночестве или с взрослыми, условно говоря, была лишена нормального детства. А вот возможная и вполне реальная, чего она, конечно же, не понимала, смерть близких её нисколечко не тревожила.       Объяснение этому вполне простое: пока все остальные напрямую сталкивались с опасностью, сопутствующей вечной зиме, Мэйпл ни разу не доводилось встречаться с ней лицом к лицу. Собаку она видела лишь однажды, но не успело животное приблизиться к ней ни на метр, как Нил застрелил её. Было это давно, пожалуй, пару месяцев назад, и никакого отголоска в душе Мэйпл не осталось. Ей приходилось видеть трупы на улицах, слушать ужасающие новости и смотреть на разодранную одежду Сала, так и рвущегося на любой риск, но наивно была уверена, что ничего серьёзного с ними никогда не произойдёт. Она молилась Богу просто ради галочки или, вернее будет сказать, по привычке, так, чтобы лишний раз убедиться, что они в безопасности.       Возможно, в этом и крылась её ошибка. В наивности и излишней самоуверенности. Она думала только о себе, судила только по себе и ни разу не додумалась спросить, насколько Пыху было страшно оставлять любимых женщин в тёплой квартире, а самому отправляться буквально на произвол судьбы, ни разу не поинтересовалась, боится ли он за собственную жизнь. Чёртова эгоистка! А ведь Пых ни разу и не жаловался. Продолжал окутывать жену и дочь любовью и заботой как ни в чём не бывало, таким образом отгородив их от жестокости внешнего мира. А Мэйпл что? Беспокоилась о том, что Сода поздно начнёт говорить или станет замкнутой? Отвратительно!       За секунду Мэйпл возненавидела себя. Ещё мгновение назад она готова была отречься от веры за то, как Бог незаслуженно поступал с человечеством, а теперь все негативные эмоции перекинула на саму себя. Ведь если бы в ней присутствовало хоть на немного больше разумности, то пустила ли бы она Пыха в этот ужасный вечер на улицу? Мэйпл была уверена, что нет. Тогда бы он был жив, а она привычно прижималась бы к его мягкому телу, прячась в крепких объятиях от пронизывающего холода, а не утыкалась бы носом в колючую лизину кофту, оставляя на ней мокрые тёмные следы.       Мэйпл всё ещё была ребёнком, постоянно погружённой в свои мечты и верующей в сказки, где у всех всё было хорошо. Ей не только не доводилось видеть смерть воочию, но и с жизненными трудностями напрямую сталкиваться не приходилось. Всегда пряталась и убегала, когда появлялась хоть крошечная угроза её мирному существованию. Книги, стихи, фильмы и сон — до шестнадцати лет её единственные спутники. В школе её всегда сопровождали наушники и телефон. Её способ решения типичных подростковых трудностей (вроде недопониманий с родителями, неуверенности в себе или издёвок одноклассников) вылился в то, что к нынешнему моменту она едва ли помнила себя до шестнадцати. Помимо сюжетов романтических книг и фильмов, в голове оставалась лишь мысль о её ничтожности и бессмысленности. Вот и всё. А вот в старшей школе в её жизни появились Сал и Тодд, чуть позже — Пых, который стал ей симпатичен с первого взгляда, как это бывало в книгах, которые она так любила читать. Появившиеся в её скромном мирке мужчины позволили ей настолько скрыться от реальности, пугающей Мэйпл с самого детства, что в свои двадцать шесть уровнем социальной подготовки она едва ли отличалась от десятилетнего ребёнка, разве что умела платить налоги. Отсюда и вытекала её странная помешанность на кругу общения и развитии Соды и твёрдая уверенность в том, что смерть существует где-то за пределами её жизни, но никогда не коснётся её близких.       И вот в мгновение ока все её представления о реальности рухнули. Она осталась без главной опоры, оберегающей её от всего ужасного. Это то же самое, как если бы Земля в одночасье лишилась атмосферы. Что ж, что-то такое должно было произойти, чтобы разрушить детские фантазии взрослой женщины, иначе нельзя было. Мэйпл сама загнала себя в эту яму, с виду безопасную и очень даже уютную, но скрывающую в темноте кучу ловушек. Один шаг не туда — и у тебя уже не две ноги, а целая нога и обрубок, твердящий о том, что пора бы уже выбираться на поверхность, но пути назад — что за чёрт! — больше нет. Ах, если бы она застряла там одна! Но утащила за собой мужа, что ушёл на разведку в глубь ямы и не вернулся обратно, и затаскивала с собой дочь, у которой ещё был шанс спастись. Мэйпл осознала это слишком чётко и слишком поздно. Ей не спасти ни Пыха, ни себя, зато она могла избавить Соду от человека, способного затащить её в пучину.       В объятиях Лизы Мэйпл всё для себя решила. Пока неосознанно, тем не менее отступить уже не смогла бы.

***

      Всю последнюю неделю Мэйпл пыталась осознать то, что ей предстояло сделать. Обычно потенциальные самоубийцы проводят последние дни жизни с родными, развлекаются по полной, делают и говорят всё то, что не смогли бы осуществить в любые другие дни. Но Мэйпл не могла даже посмотреть в глаза кому-либо из друзей, не могла и на Соду взглянуть. Ей казалось, что она недостойна всех собравшихся в этой квартире, её место — где-то за пределами, а не в этой обстановке людей, действительно заслуживающих лучшей жизни.       Она пыталась собраться с мыслями, часто убиралась в комнате, писала стихи, пытаясь выразить сквозь рифму свою позицию, но большую часть времени лежала, глядя в потолок. Без каких-либо мыслей и рассуждений в голове. А в какой-то день просто встала, взяла с тумбочки блокнот, вырвала листок, повинуясь мимолётному порыву, и написала всё-всё, что пришло в голову. Слёзы лились без остановки, особенно больно было писать про малютку Соду, которая наверняка скучала по маме и папе и не понимала, почему те больше не обнимают её на ночь. После написания предсмертной записки Мэйпл достала из рамки семейное фото: Сода, совсем ещё кроха, укутанная в белые пелёнки и перевязанная красной атласной лентой, улыбалась младенческой улыбкой, Пых одной рукой нежно прижимал к себе жену за талию, а второй поддерживал «кокон» с дочкой, Мэйпл широко улыбалась, чего почти никогда не делала, и не могла отвести взгляд от новорожденной малышки Соды, больше напоминавшую куклу своими большими глазами, чем реального ребёнка.       За окном стояла глубокая ночь, тёмная и устрашающая. Мэйпл не стала натягивать поверх спортивного костюма куртку: если ей предстояло умереть, то пусть эта смерть будет полна мучительной пытки, только так она могла отмыться от собственной ненависти к себе и прочих грехов.       Вышла из комнаты и только тогда поняла, что если Сал не спал, то её плану не суждено было осуществиться, более того, с этого момента её никто и никогда не оставил бы в одиночестве. Но возвращаться обратно в спальню тоже было неправильно, она бы не решилась на такое ещё раз. К счастью, Сал спал, пока тоже спящий Ларри забрался к нему под одеяло. У Мэйпл потеплело в груди, сердце застучало чуть отчётливее. Она была рада за Сала, желала ему только самого лучшего и нисколечко не сомневалась в том, что Ларри был о нём того же мнения, что и она сама.       Сода спала в одном из кресел, накрытая, судя по всему, ларриным одеялом, и прижимала к себе плюшевого медведя. Видно, в гостиной было гораздо холоднее, чем в их спальне, раз Соде понадобилось два одеяла, которых и так было впритык. Стало ужасно совестно. Мэйпл пыталась удержать себя от приступа слабости, чтобы не издавать лишнего шума, но не смогла перебороть всепоглощающее материнское чувство. Бегло наклонилась и поцеловала дочку в лоб:       — Я люблю тебя, солнце. — и в последний раз в своей жизни заплакала.

***

      Тодд молча шагнул в сторону от рабочего стола, возле которого столпились остальные, и прижал пальцы к переносице. Не говоря ничего лишнего, первым делом отворил шкаф, предназначенный для верхней одежды. Раньше в нём покоились две объёмные болоньевые куртки и штаны в том же количестве, но сейчас содержимое уменьшилось лишь на один комплект, пыхов комплект. Хрупкая надежда растворилась в сухом воздухе.       — Она мертва. — безэмоционально изрёк Тодд и хлопнул дверцой. Было приоткрыл рот, чтобы добавить ещё что-то, но не нашёлся с мыслями, и глупо покачал головой.       — Что ты несёшь?! — воскликнул Сал. Он простоял в оцепенении долгие секунды, прежде чем вернуться в реальность и осознать абсурдность происходящего. Резко развернулся, так, что плечом врезался в Ларри, к счастью, оба проигнорировали этот удар. — Она не могла уйти далеко по такому-то снегу. Мы найдём её! — крепко сжал ладони в кулаки, отросшие ногти впились в огрубевшую кожу. Нос нещадно защипало. Нет-нет, он не готов потерять ещё одного дорогого человека, ни за что не позволит этому случиться.       — Сал, — Тодд сжал его плечо и натянуто улыбнулся. Уголки губ искривились так, будто их обладатель сдерживал подступающие к горлу слёзы. — Мэйпл ушла ночью и без верхней одежды. Она мертва.       — Нет! Не говори так уверенно, пока не увидишь собственными глазами. — Сал оттолкнул руку друга и поторопился выйти из комнаты, но тут путь ему перегородила другая рука: ухватила за предплечье и затащила обратно в комнату. Ларри попытался поддерживающе приобнять его, но Сал не позволил это сделать, зарядив локтём куда-то в область грудной клетки Джонсона. — Хватит хватать меня каждый раз, когда тебе только вздумается!       На этот комментарий Ларри разумно промолчал, только настойчивее сжал пальцы.       — Никто не отпустит тебя одного искать Мэйпл, тем более в подвешенном состоянии.       — Не тебе решать. — сквозь зубы процедил Сал. Чужие пальцы так плотно сжимали его руку, что он буквально ощущал, как на коже остаются багрово-синие пятна.       — Я понимаю тебя, ты знаешь. — игнорируя только что развернувшуюся сцену, продолжал Тодд. Губы его уже не кривились в несуразной улыбке. — Но в твоих действиях нет никого смысла.       Хотелось с силой ударить Тодда за его холодное безразличие, написанное на лице, выбить ударом хоть одну скупую слезинку. Пусть Сал и видел в зелёных глазах бушующие волны боли, этого было недостаточно. Он хотел, чтобы его печаль разделили. Открыто, без этих показных масок силы и твёрдости, как это обычно делал Моррисон. Он желал видеть в своём лучшем друге поддержку и такие же эмоции, какие испытывал сам. Ведь так и с ума сойти можно, когда среди всех окружающих тебя людей лишь ты один льёшь слёзы от бессилия и утраты, а остальные угрюмо поджимают губы, делая вид, что ничегошеньки не произошло.       — Мы должны… — осёкся, в голове пронеслась шибко твёрдая фраза Тодда. Она мертва, ну конечно. — Найти хотя бы её тело.       Только сейчас Сал обратил внимание на оставшуюся в стороне Лизу. Женщина прижимала к губам рукав кофты и тихо плакала, продолжая всматриваться в текст записки. Ей было безразлично до происходящего вокруг, она глубоко погрузилась в свои мысли, раз за разом перечитывая просьбу Мэйпл помолиться за неё.       — Конечно. — Тодд кивнул на руку Ларри, явно намекая на то, что Сала можно больше не держать.       Но, увы, в этот момент в дверях показался Нил с Содой на руках, отрезая путь к выходу на улицу. Сал чуть ли не врезался в него.       — Я плохо слышал, что здесь произошло. — Сода мирно игралась с его волосами, что совершенно не вязалось с общей обстановкой. Нил не выглядел поражённым, словно одним махом пересёк все стадии принятия и оказался на самой последней ступени. — Но один ты никуда не пойдёшь.       — Кто бы сомневался.       Сал оттолкнул стоящего в проходе и поспешил на улицу. Недолго думая и даже не сговариваясь, Нил с Ларри поторопились следом, предварительно передав Соду обратно в руки задумчивого Тодда.       Натягивая на себя куртку, выбегая на этаж и быстро спускаясь вниз по бетонной лестнице, Сал думал только об одном — о том, как более или менее сложившаяся жизнь в условиях вечной зимы всего за один день дала сильнейшей сбой. Стоило произойти всего одной неудаче, если смерть Пыха можно было назвать таковой, как всё покатилось вниз в невообразимой геометрической прогрессии. Прямо как он сейчас сбегал на первый этаж по лестнице. Он не додумался взять хоть что-нибудь для самообороны в случае непредвиденной ситуации, но за ним спускались ещё двое, в головах которых рациональности осталось несомненно больше. В любом случае, это беспокоило в самый последний момент, были вещи и поважнее собственной безопасности.       С тяжёлым сердцем Сал распахнул подъездную дверь. Как и всегда, мороз полоснул по щекам, уже неприкрытым излюбленным красным шарфом, так и оставшимися валяться на теле Пыха в набитой снегом аптеке. От скоростной пробежки в тёплой куртке сердце стучало аж в ушах, гоняя кровь по телу с невероятной скоростью. Сал был более чем уверен, что Мэйпл где-то рядом. Живая, обязательно живая. Что бы там не говорил Тодд, его словам нельзя было полагаться на все сто процентов, ведь все могут ошибаться, особенно в такие нервные моменты.       Сал замер возле входа в подъезд, осматривая территорию. Понятия не имел, в какую сторону могла пойти Мэйпл, оставалось надеяться на точность интуиции. К этой секунде Ларри и Нил догнали его и встали по бокам от него, в точности разглядывая безлюдную белоснежную улицу.       — Я иду направо, вы — налево. — не дожидаясь, когда его решение оспорят, Нил направился в сторону выбранного направления, оставив двоих на пороге.       — Я один пойду, а ты иди куда-нибудь во дворы. Так бóльшую территорию обыщем. — повторив за Нилом, Сал побежал по тропе, ведущей влево.       — Ещё чего. — на грани слышимости выразил своё несогласие Ларри и последовал за Салом, полностью игнорируя его желание разделиться. К счастью, Сал либо действительно не замечал его, либо просто делал вид, что никого здесь нет, для собственного удобства.       Сегодня выдался удивительно погожий денёк. Солнце, будучи прикрыто пушистыми облаками, не слепило глаза. Вчерашний ветер местами очистил тропинки от сугробов, а нового снега с неба не выпадало с прошлой недели. Было даже относительно тепло, всего-навсего минус пятьдесят три градуса. Тем не менее ночью условия ухудшались раза в два. Если выйти в домашней одежде днём, то можно было продержаться час, а то и полтора, но ночью смерть от обморожения грозилась наступить если и не моментально, то дольше тридцати минут продержаться невозможно. Потому искать Мэйпл стоило в закрытых помещениях, где шанс её выживания приобретал хотя бы двухзначный процент. Вернее это Салу хотелось искать её там, куда не попадал ледяной ночной воздух, Ларри же понимал, что человек, решивший умереть и без того мазохистским мучительным образом, ни за что не станет оставлять себе хотя бы крошечную возможность на выживание. В конце концов, это ведь не то, чего она добивалась.       Пока Сал заглядывал в любые открывающиеся неразбитые двери, Ларри внимательно вглядывался в сугробы, разглядывал пространство подле стволов деревьев и стен зданий, но до сих пор ни один из них не заметил ни одного женского тела без верхней одежды. Оно и неудивительно, ведь город был большим, а догадаться, куда пошла Мэйпл хотя бы примерно, было не самой лёгкой задачей. Но Ларри учёл, что уже через десять минут нахождения на лютом морозе организм отказывался нормально функционировать, а конечности в принципе атрофировались из-за переохлаждения, так что стоило полагать, что Мэйпл осталась где-то в пределах восьмисот метрах от дома, осматривать территорию за этой фантомной границей было бессмысленно.       С каждым проверенным магазином, остановкой или, к примеру, закусочной Сал медленно терял надежду по мелким крупицам. Он всячески старался убедить себя в том, что с Мэйпл не могло произойти ничего плохого, она просто переполнилась эмоциям и на их пике не выдержала и решила покончить с собой, но вовремя одумалась, забежала в относительно тёплое помещение и ждала удобного случая, чтобы вернуться домой. Сердце изо всех сил твердило, что так оно и есть, Мэйпл ведь всегда была впечатлительной, в какой-то степени импульсивной, но не лишённой разума и чувства самосохранения. Как девушка вроде неё вообще способна наложить на себя руки? Да, она была из тех, кто мог уничтожать себя иным долгодействующим образом. Сал знал, что Мэйпл до беременности принимала лёгкое снотворное в невообразимом количестве и спала по двенадцать часов в день, но ничего не мог с этим поделать. Видел и исчерченные маленькими аккуратными шрамами запястья. Но никогда не считал, что у Мэйпл найдётся смелость на что-то большее, на что-то таких масштабов, что ей будет грозить смерть.       В противовес нелепо надеющемуся на лучший исход сердцу, мозг (вернее та разумная часть, которую не успел запятнать страх, граничащий с отчаянием) буквально кричал, что Тодд говорил сущую правду: у Мэйпл не было ни единого шанса на выживание. Да и не решила она спрятаться в случайном магазине. Всё это чистой воды бред, а он просто свихнувшийся придурок! В конце концов, это именно из-за него сейчас Мэйпл не сидела за столом на кухне, вилкой ковыряясь в остывших макаронах с сыром, а лежала где-то с синей кожей и полоповшимися сосудами. Его сон всегда был достаточно чутким, чтобы услышать хлопок входной двери, но по «счастливой» случайности этой ночью он спал, словно наглотался сразу несколькими дозами феназепама. Понимал, что винить себя глупо, но избавиться от навязчивого желания прострелить мозги помогало лишь отсутствие пушки под рукой.       Сал не знал, что будет делать, когда они найдут Мэйпл. Если одну-единственную смерть Пыха ему ещё удавалось пережить, то к ещё одной смерти он готов не был. Одна мысль об этом зарождала в глубинах сознания желание сдаться, перестать бороться, просто-напросто лечь в мягкий сугроб и уснуть навсегда. Но разве он мог так поступить? Безусловно, так он обретёт вечное спокойствие, в котором так нуждался, но что тогда случится с остальными? Пока он будет нежиться в уютном снеге до скончания веков, остальные потеряют очередного друга. И тогда ни Тодд, ни кто-либо ещё не сможет восстановить в других желание жить. Что уж, потеря лучшего друга и на Моррисоне скажется значительно. Разве в этом случае хотя бы у него останется надежда на то, что при должном старании они вновь смогут жить счастливо?       — Сал! — Ларри всё время не отходил от него дальше чем на тройку метров, но сейчас очутился относительно далеко, минимум метров десять.       Сал повернулся к нему лицом и заметил, что к стене здания, рядом с которым стоял Джонсон, прижималось чьё-то тело. Сердце пропустило два гулких удара, ноги всего на мгновение ослабли, отчего Сал не сумел шагнуть в сторону Ларри сразу, как увидел тело Мэйпл. Без сомнений, это была именно она. Отсюда был виден лишь серый костюм, а черты лица различить было невозможно, но Ларри не стал бы звать его по пустякам.       Собрав всю волю в кулак, Сал подошёл к злополучной стене. Он заранее подготовил себя к тому, что сдержит все эмоции при себе, тем более Ларри за последнее время непозволительно часто видел его слёзы. Но посиневшая кожа, кажущаяся обескровленной, и белые губы с пятнами крови в уголках вызвали чрезвычайный всплеск эмоций. Это нельзя было сравнить с тем, что он испытал при виде растерзанного Пыха, совершенно другая реакция. Главная разница в этих двух случаях заключалась в том, что тогда, в аптеке, всё произошло слишком неожиданно, а сейчас Сал был готов увидеть измученную холодом Мэйпл. Тело не сковали объятия шока, как было в прошлый раз, вместо этого он плавно опустился на колени, машинально стянул с ладоней варежки и, прекрасно понимая, что в этом нет никакого смысла, попытался нащупать пульс на бледном, напоминающем холодный мрамор, запястье. На секунду показалось, что под пальцами ещё что-то пульсировало, но, конечно же, всё это было иллюзией. Кровь в теле Мэйпл остановилась давно, судя по лишённой всякого тепла руке.       Сал постарался сглотнуть собравшуюся во рту горькую слюну, но в горле встал ком, и он чуть не подавился.       — Сал, может, пойдём. Мы всё равно ничего не изменим.       — Заткнись. — огрызнулся. Хотелось, конечно, выразиться более жёстко и внушительно, но выдавить удалось только это.       Ещё тёплой после варежки рукой Сал дотронулся до щеки мёртвой подруги. Кожа не успела потрескаться, но местами начала облезать — настолько иссохла. Тут же вверх по пальцам разбежался слабый морозец, будто бы он прикоснулся к ледышке. Сквозь закрытые полупрозрачные веки выглядывали лопнувшие сосуды, а от носа до верхней губы протянулась засохшая струйка крови. Серые волосы больше напоминали сосульки. Пальцы левой руки были обглоданы кошкой, а толстовку на плече в нескольких местах проткнул птичий клюв. Сал не мог оторвать руки от щеки Мэйпл. Это был последний раз, когда он видел её, и закончить это мгновение так быстро он не мог.       Подступающие к горлу слёзы душили, но заплакать Сал себе не позволял, иначе пришлось бы мучиться с обмороженными щеками. Да и сама Мэйпл ни за что не простила бы себя, если бы узнала, что Сал, так редко проявляющий подобные эмоции, ревел над её трупом. Во всяком случае, он обязательно успеет вдоволь наплакаться позже.       — Оставь меня, раздражаешь. — второй рукой Сал поправил свисающие на лицо заледеневшие волосы.       — Я буду неподалёку. — тактично отошёл к тому месту, где пару минут назад стоял сам Сал.       На шее Мэйпл по-прежнему висел крестик, а из кармана спортивных штанов торчал уголок какой-то бумажки. Сал вытянул из кармана помятую фотографию Мэйпл, Пыха и Соды, усеянную следами слёз и брызгами крови на краю. Он сам делал её однажды. Это была их первая совместная прогулка после рождения Соды. Сал до сих пор помнил, как Нил рьяно советовал поменять ракурс, потому что «так будет посветлее, а в тени деревьев слишком мрачно». Действительно, с его советом получилось намного лучше. Помнил, что в тот день они все, не сговариваясь, обсуждали своё отношения к детям и планы о том, будут ли их заводить. Сала тогда завалили вопросами о том, когда он собирается заводить серьёзные отношения и есть ли у него вообще кто-то на примете. А он лишь отмахивался и говорил, что до тридцати пяти планирует только продвигаться по карьерной лестнице, а отношения волновали его в самую последнюю очередь. На самом деле тогда просто не хотел признаваться, что полностью опустошён после расставания со своим старшим коллегой с бывшей работы. Ему-то казалось, что у них всё было серьёзно, как и любому другому наивному двадцатитрёхлетнему пареньку, только-только принявшему тот факт, что ему и парни нравятся. Но тот мудак так не считал. Что ж, к чёрту его, сейчас он всё равно казался мелкой букашкой, недостойной внимания.       Подавив ностальгическую улыбку, Сал аккуратно сложил фотографию и вернул на место. Пускай с Мэйпл навсегда останутся дорогие ей люди.       Пальцы начинали неметь от холода, потому Сал поскорее стянул с Мэйпл крестик, засунул его в глубь нагрудного кармана и натянул варежки на покрасневшие ладони.       — Мэйпл, — Сал в очередной раз сжал целую руку подруги. — Я нисколечко не виню тебя. Уверен, что никто не винит. Ты просто устала, я понимаю. Если бы мы не позволили тебе умереть, то, наверное, тебе пришлось бы жить в муке, а мы не хотим такой судьбы для тебя. Если тебе так легче… Слушай, мы любим тебя. Прости уж, обстановка не особо располагает к таким словам, но другого шанса ведь не будет. — сильнее сжал руку Мэйпл напоследок и с трудом поднялся на ноги. Стёр скупую выступившую слезу. До сих пор в полной мере не осознал очередную потерю, да и не хотел, если честно. — Прости, что не смогли сберечь вас. До встречи, Мэйпл. Обещаю позаботиться о Соде, можешь не волноваться.

***

      И снова прошла неделя. Долгая, тяжёлая неделя. Никто особо не разговаривал между собой, большую часть времени проводили взаперти в своих комнатах. Если точнее, то Тодд выходил из комнаты разве что в туалет. Нил оставался на кухне и часто готовил еду вместо Лизы, потому что та вовсю была занята Содой. Лиза, кстати, заняла бывшую комнату Коэнов, поскольку следить за Содой так было гораздо проще. Один Ларри выглядел также энергично, как и месяцем ранее.       Впрочем, все остальные медленно, но таки восстанавливались после потери двух друзей, тем не менее Сал никак не мог отойти от внезапно нахлынувшего осознания, что сейчас не с кем поговорить с утра или обсудить очередную теорию, высказанную на радио. Наверное, так себя чувствовала Мэйпл, когда узнала о смерти мужа. Сил не оставалось ни на что. Всё, что Сал мог делать, так это круглые сутки сидеть на диване, в руке сжимая крестик Мэйпл, иногда играть с Содой, но каждый раз эти, казалось, безобидные игры заканчивались тем, что ему приходилось давить в себе приступ давящих слёз. Сал не расставался с крестиком даже во сне, обматывал вокруг запястья и спал. Даже в такую минуту он не мог позволить себе нацепить крестик на шею, чтобы — не дай бог! — казнёный Иисус не коснулся его груди. Тем не менее отпустить его Сал всё равно не решался: всё-таки это было единственной связью с мёртвой подругой. Ларри бесчисленное множество раз старался подбодрить его, то пытаясь завести бессмысленный разговор, то предлагая приготовить ему что-то, то приглашая сходить в баню и выпить там, но ответы Сала всегда были односложными и сухими:       — Сал, а ты любишь вяленые помидоры? Я бы приготовил омлет с ними.       — Я не голоден.       — Сал, а ты читаешь классику? Оруэлла и Фаулза знаешь?       — Не люблю читать подобные книги.       — Тогда, может быть, Агату Кристи или Достоевского?       — Мне неинтересно.       — Сал, а какая музыка тебе нравится?       — Без разницы.       — Сал, а ты бывал на побережье? Я вот почти двенадцать лет в Нокфелле живу, но ни разу туда не ездил, хотя до него всего чуть меньше ста километров.       — Бывал.       — Сал, а тебе нравится изобразительное искусство? Что думаешь насчёт Ван Гога?       — Я в этом не разбираюсь.       — Сал, а ты бы хотел слетать в Китай?       — Возможно.       — Сал, а?..       — Я хочу спать.       И так на протяжении всей недели. Ровно до того момента, пока удивительно добродушный Ларри наконец не вышел из себя окончательно. Гостиная, как и всегда, за исключением одного лишь Сала, была пуста. Он бесцельно лежал на диване и слушал марафон попсовых песенок прошлого века по радио, когда Ларри выглянул с кухни и заговорил чересчур радостным голосом:       — У меня осталась одна пачка заварной лапши, не хочешь?       — Не хочу.       Со звонким цоканьем Ларри закатил глаза и зашёл в гостиную полноценно.       — Ну конечно! Когда ты вообще ел в последний раз? Я понимаю, да, друзей потерял, вся хуйня, но у тебя и живые друзья остались, а ты своим поведением только обстановку удручаешь. Нет чтобы постараться жить дальше, так ты строишь из себя жертву вселенского масштаба. Посмотри на Нила, например: он и парня своего поехавшего поддерживает, и по дому помогает, и в целом на диалог способен, в отличие от тебя, вечно плачущегося в подушку и в этот ссаный крестик, только чтобы тебя бедненького кто-то да пожалел. Тц, несчастный он, Господи помилуй! — брезгливо скревил губы и сложил руки на груди.       Сал шокированно моргнул пару раз. Он… мягко говоря, не ожидал услышать подобного от Ларри. Каждое слово било по сердцу всё с новой силой, оставляя огромное количество кровавых отпечатков на нём. В какой-то момент Сал в принципе перестал слышать поток словесного поноса, слетавшего с ларриных губ. До конца всей тирады он не смог пересилить себя и вставить хоть слово, тем самым оборвав этот бред, пока Ларри окончательно не пал в его глазах, и даже после её окончания не сразу осознал, насколько сильно его разозлили эти слова. Сравнение с Нилом вышло самым гадким. Нил был знаком с Мэйпл и Пыхом какие-то три года, они редко проводили время наедине и особой связи между ними никогда не было. Для Сала же они являлись почти родными.       — Ты шутишь? — Сал резко подскочил с дивана, всё ещё надеясь на то, что он каким-то чудным образом неправильно интерпретировал слова Джонсона. Разочаровываться в Ларри совсем не хотелось, тем более в такой-то период.       — Шучу? По-твоему, это похоже на шутку? Или у тебя настолько вся голова заполнилась страданиями, что уже нормально не работает, а? Ты на себя в зеркало хоть погляди, ничего от нормального мужика в тебе не осталось, одни только слёзы да сопли. А сейчас что, тоже заревёшь?       Не успел Ларри закончить, как плотно сжатый кулак встретился с его щекой. Место удара моментально обдало огнём, и не успел Ларри приложить ладонь к повреждённой щеке, как следующий удар настиг его чуть ниже груди. Судя по всему, Сал целился в солнечное сплетение, но ввиду неопытности попал ближе к животу. Тоже больно, но не настолько, чтобы сложиться пополам и закашляться. Результат Сала не вдохновил, и он уже коленкой врезал Ларри между ног.       Мысленно Ларри усмехнулся: удары у Сала пусть и были относительно меткими, но слабыми. При желании он мог бы легко отбиться и ответить так, что Сал пожалел бы о своей импульсивной реакции, но делать этого не собирался. Молча вытерпел череду из трёх ударов (хотя последний удар всё-таки вызвал в нём болезненный тихий вскрик) и перед тем, как Сал сделал или сказал что-нибудь ещё, самодовольно и в высшей степени высокомерно отчеканил:       — И это всё, на что ты способен, серьёзно?       — А хочешь ещё? — лично сам Сал не хотел. Костяшки заболели сразу после первого удара, но отступать назад было признаком слабости, а внутри уже бушевало бурное пламя, вызванное открытой провокацией. Какую реакцию Ларри вообще ожидал увидеть?       — Хм, ну попробуй.       Сал стёр ехидную улыбку, проявившуюся на смуглом лице, кулаком. Удар вышел намного сильнее всех предыдущих, более того, губа была нещадно разбита, по подбородку потекла тонюсенькая струйка крови. Ларри болезненно прошипел. Очередной удар в живот повалил его с ног, а все последующие удары Ларри не замечал вовсе. Не потому что они были безобидными (грубо говоря), а потому что их было настолько много, что разобрать, какой куда прилетел, было невозможно. Всё это время он старался терпеть и не бить в ответ, потому что так было нужно. Салу давно нужно было выпустить пар, и Ларри любезно согласился побыть его грушей для битья, тем более максимальный полученный урон не превышал разбитую в двух местах губу и чуть больше десятка синяков на теле.       Давно Салу не доводилось испытывать настолько яркий сгусток эмоций. Сал всегда напоминал что-то вроде включённой газовой горелки: поднеси зажжённую спичку — и молниеносно вспыхнет раскалённое пламя. Но газ в баллоне постепенно подходил к концу, наружу почти не попадал, так что на всякие спички и реакции не было. Да что уж там, спичек как таковых тоже не было, никто его не трогал, все отсиживались в сторонке, думая в первую очередь о себе. Но Ларри сумел отыскать место утечки остатков газовой горелки и умело поджёг рядом с ним спичку. Навряд ли он трезво осознавал, во что выльется подобная реакция, но осевшие в потёмках души эмоции получилось возбудить в слишком уж бурной форме.       С каждым новым ударом Сал выплёскивал не только внезапно проснувшуюся злобу, но и апатию ко всему сущему. Каждый удар словно равнялся сеансу у психолога.       — Это из-за тебя всё пошло по пизде! — громко выкрикнул Сал. — До тебя всё было просто замечательно!       Вместе с этими словами Сал ударил так сильно, что Ларри не успел подавить отреагировавший на это рефлекс и с силой замахнулся. Ударил куда-то в лицо. Неожидавший такого поворота Сал внезапно остановился, удивлённо прижал руку к скуле и отодвинулся от распластавшегося на полу Ларри. Сам толком не понял, что только что произошло. Он не собирался никого бить, всё случилось так быстро, что в памяти сохранилось как какая-то яркая вспышка. Но скула и костяшки пальцев всё ещё саднили, оставляя неприятное послевкусие после этой самой вспышки.       В гостиную сбежались потревоженные шумом Лиза, Нил и Тодд. Такое ощущение, что они специально выжидали подходящего момента, чтобы выбежать из своих комнат, но на деле-то прошло всего ничего.       — Что произошло? — Лиза прижала руки к груди. — Ларри, что ты опять натворил?       Ларри не ответил, даже не удосужился подняться с пола. Впрочем, ошарашенный собственным поступком Сал тоже продолжал сидеть на полу.       — Что за херня, Сал? — на этот раз уже Тодд. — Покажи, что у тебя с щекой. — Сал послушно повиновался требованию. На скуле красовалось красно-бордовое пятно лопнувшей кожи. — Этот ублюдок!.. — Тодд не договорил, разгневанно всплеснул руками и увёл Сала в комнату, чтобы в спокойной обстановке расспросить его о произошедшем и обработать рану. Нил, разочарованно покосившись на Ларри, последовал за ними.       Ларри всё так же валялся на полу.       — Милый, у тебя кровь.       — Я знаю, мам. А ещё рёбра болят. — попытался улыбнуться. Зря. Губу сильно защипало. — Но Эшли всё равно сильнее дерётся, так что я в порядке.       — Так я тебе и поверила.       — Ну правда. Помнишь, она мне палец на практике в универе сломала? А Сал ничего такого не сделал.       — А ты прямо-таки гордишься тем, что тебя однажды девчонка побила.       — Эшли нельзя назвать простой девчонкой, сама понимаешь. — взглянул на маму снизу вверх. Ухмылка отдалась резкой болью, и Ларри вымученно зашипел.       — Сядь пока в кресло, обработаю я твою губу.       — Мгм.

***

      Ларри беспокоился, как вся эта сцена отразится на его отношениях с Салом. Ему было безразлично до остальных, но вот портить только-только выстроившиеся отношения с Фишером не хотелось. Хотя на что он надеялся, начиная этот цирк? В действительности он не был согласен хотя бы с крупинкой из всей той ерунды, что наговорил Салу. Он полагал, что если Сала вывести на сильные эмоции, являющиеся для него привычными и прямо противоположными грусти или чувству обречённости, то ему станет хоть немного получше. Способ глупый, но Ларри столько всего перепробовал, что решил удариться в полнейшую крайность. Не сомневался в том, что помочь-то оно помогло, но боялся, что Сал его искренних мотивов не уловит. Да и поговорить с ним не выходило: весь день он провёл в комнате Моррисона.       Ночью Сал вернулся в гостиную. Его щека слегка припухла, но само место лопнувшей кожи прикрывал аккуратно наклеенный бежевый пластырь.       — Привет. — Ларри неловко улыбнулся и приветственно махнул рукой.       Сал промычал что-то невнятное, но, к великому удивлению, лишённое всякой злобы или недовольства. Сел на другой край дивана и заправил волосы за ухо.       — Ты как?       — Я? — удивился Ларри. — В норме. — губу снова защипало, и, кажется, проступило пару бусинок крови. — Это ты мне скажи.       — Да я уж явно получше твоего буду. — означало, что физически он абсолютно цел. Да и морально стало полегче. Ему было не свойственно сдерживать любые эмоции при себе, потому и чувствовал себя эти недели просто отвратительно. А ведь достаточно было всего-то выплеснуть столь привычную агрессию, чтобы всё встало на свои места.       Ларри смущённо почесал затылок.       Они сидели напротив друг друга и смотрели прямо в глаза. Оба собирались что-то сказать другому, но все слова казались какими-то неправильными и неуместными, что ли.       — Зачем ты это сделал? — спустя минуту пять дар речи вернулся к Салу.       — Что именно?       — Не строй из себя дурака, вот серьёзно, я и так на взводе. — глубоко вдохнул и, слегка успокоившись, объяснился: — Я тут подумал и пришёл к выводу, что ты так не считаешь.       — Как? — не удержался от уточняющего вопроса Ларри, несмотря на то, что всё прекрасно понимал.       — Я опять ударю тебя, клянусь! — потёр точку между бровей. — Это не было на тебя похоже, совершенно.       — Ага.       — Что — ага?       — Ага — то есть я действительно так не считаю.       — Вопрос был в другом. — раздражённо почесал щеку, но наткнулся на пластырь и отдёрнул руку.       — Почему я такое сказал? Ну-у, — задумчиво прикоснулся указательным пальцем к подбородку. — Хотел встряхнуть тебя.       — Я так и подумал. Потом. — собрался содрать какой-нибудь заусенец, но наткнулся на и без того разодранные пальцы. — Прости. Я слишком вспыльчив.       — Я знаю, иначе во всём этом не было бы смысла. Не извиняйся, я знал, на что шёл. — вовремя подавил в себе желание улыбнуться. Пальцем стёр выступившую на губе влагу. Действительно кровь. — Честно признать, думал, что ты мне максимум пощёчину влепишь.       — За такие слова тебя стоило кремировать на месте. — Сал же мог улыбаться, сколько ему влезет. — Почему терпел? Я же знаю, ты мог предотвратить любой мой удар.       — Ага, отправить тебя в кому я тоже мог.       — Не сравнивай.       — Не сравниваю. Просто бить тебя не хочется. С кем мне спать тогда, м-м? — с шутливым намёком Ларри коснулся коленки Сала кончиками пальцев.       — Напоминаю: у нас имеется свободный матрас. — в ответ несильно пнул Ларри по бедру.       — Если с тобой, то я готов хоть в стоге сена спать.       — А моё мнение не учитывается?       — А ты отказался бы?       — Спать в стоге?       — Спать со мной.       — Что за глупый вопрос, я же сплю с тобой.       — А если бы в квартире было достаточно тепло?       — Ларри, что ты от меня хочешь?       — Согласился бы? Ну скажи!       Сал обыденно проигнорировал его, как делал каждый раз, когда Ларри в разговоре уходил не в то русло. Сходил умыться, расправил постель и улёгся поудобнее. Ларри привычно нырнул к нему под одеяло, хотя ещё неделю назад Сода переехала обратно в свою кроватку, а ларрино одеяло вернулось к своему прежнему владельцу. Ни Ларри, ни Сал не поднимали эту тему с самого начала, просто без слов ложились рядышком так, что всем телом касались другого. Негласно сошлись на том, что так просто теплее и очень удобно. Похоже на глупое оправдание, возможно, таким оно и было, кто знает. Оглашённой вслух правда никогда не станет.       — Знаешь, согласился бы. — засыпая, вынес вердикт Сал. Навряд ли Ларри успел это услышать, небось, уснул давно.