Знак бесконечности

— Извините, а вы не знаете, как добраться до Зыбицкой? Незнакомец прокашлялся (почти в лицо приезжему), и притянул зажжённую сигарету ко рту, выдул в сторону. — Так не объяснишь, далеко. — снова затяжка, — Тебя подбросить? Брюнет нахмурился, секунду-две обдумывая решение. Тридцатилетний работяга с завода не внушал доверия — он, как и любой провинциал, думал, что в Минске всё по-другому: другие люди, другие нравы. Столица как-никак. И таксисты здесь должны быть соответствующие, красивые и обаятельные, не как у него дома. Мужчина продолжил. — За скромную плату, мы здесь не кусаемся. — Поехали — Тряхнул плечами турист и красные колёсики битком забитого чемодана зашумели за кроссами хозяина.

***

Загрузив чемодан, он сел на заднее сидение серебристой Kia Ceed, проверил время — 16:45. «Ну, даже с запасом» — промелькнуло в голове. — Как звать? — Сергей. — Из Могилёва небось? — Из Гомеля. — Ааа... Этот-т-там... Бывал. Сеструхе моей понравилось, мне — он щёлкнул губой, — нет, у вас там как-то не так. Не мой город вобщем. Сергей отвернулся к окну, предпочитая разговору молчаливую тишину. За стеклом пролетали живописные городские пейзажи, но он, погрузившись в собственные размышления, их не замечал. — Приехал покорять столицу, а? — Вновь спросил водитель, медленно сворачивая на светофоре. — Можно сказать и так, — Устало выдохнул Серж, потирая переносицу. — Юрист, программист? — Комик. — Хах, артист значит... Так не поднимешься, парень, на твоём месте я... Дальше Шевелев не слушал. Со слов «Не поднимешься» и далее внутри живота скрутился тугой змеиный узел, который перекатывается с бока на бок и брызжет ядом. Он стиснул зубы, нервно тыкая по первым попавшимся песням в плейлисте — нужно было чем-то заглушить эту ярость, подавить, присыпать песком... Чтобы радовать и не срываться на «аудиторию». Серёжа нервно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Таксист что-то ещё бубнил ему, но он уже не слышал его речь. Через мелкие проводные наушники чёрного цвета, которые на др подарил ему лучший друг, он погружался в другой, совершенной иной мир. Туда, где нет ни бесящих его людей, ни проклятой реальности, в которой он на что-то надеющийся скептик с примечательно отталкивающей внешностью. «Да ничего, запомнят тебя ещё. Главное — в тебя верю я» — Вспомнил он слова старого друга. Да... Хотелось бы верить. Да верится с трудом. Отдав водителю шестнадцать рублей, он вышел из машины. Вокруг было до неприличия мало людей, особенно для таких широких тротуаров, у него в руках ручка чемодана и уставший от поездки взгляд. А вокруг красиво. Как и говорили ему друзья. Слева, справа, под ногами — всё пахло безудержным весельем и бурной историей. Глаз невольно цепляется за неоновую вывеску со стрелкой вниз над подпольным баром. До уха доносится ласковая мелодия нежной скрипки, кажется, с кафе сбоку. Оттуда же слышится смелый хохот белорусских красавиц и чьи-то громкие речи. Всё здесь пахнет жизнью — Шевелев невольно улыбается, позволяя себе наконец расслабиться. Колёсики чемодана шуршат до бежево-кирпичного входа дорогущего ресторана — не по Серёжиному карману, — и подрываются с асфальта. — Добрый день, чем могу помочь? — Обворожительно улыбается молодая девушка-хостес. На ней сидит тёмная жилетка с бордовым галстуком и брошкой «H&T», а прямые блондинистые волосы закреплены заколкой сзади. Серёжа моргает, прежде чем представиться: — Меня зовут Сергей Шевелев, меня пригласили выступать на сегодняшнем вечере. Девушка пролистывает несколько листов журнала, а затем поднимает на него взгляд. — О, вы один из новых комиков, которых пригласил Мистер Блэк? Серёжа прокашливается, отводя взгляд в сторону. Мистер кто? Что за школьник придумывал этот ник? — Если это ваш директор, то, видимо, да. Где я могу его найти? — К сожалению, Мистер Блэк сейчас не в городе. Но он обещал быть на сегодняшнем мероприятии, так что у вас есть шанс с ним встретиться. — Пфф... — Закатил глаза Серёжа, — Туалет у вас хотя бы есть? Или тоже в отъезде? Дама смущённо кривит рот и указывает направление ладонью. Серёжа слегка хлопает дверцей и включает кран на полную. Холодная. Набирает воду в руки, умывает лицо. Смотрит в зеркало, проводит пальцем по скуле, покрывшейся щетиной. Недовольно цокает, прикрывает глаза. Только несколько часов в Минске, а он уже на пределе. В своём родном городе, Гомеле, он спокойно мог придти в любой ресторан или бар и «заказать микрофон» — всё, выступление состоялось. Его честовали и жаловали — он был уверен, так будет и здесь, не зря ему, достаточно известному в узких кругах артисту, предложили выступать в столице. Тогда откуда такие сложности? Он достаёт из заднего кармана джинс телефон и нажимает знакомый номер, подписанный как «Г.» Три протяжных гудка. — Алло? — Ну что, картопля, съел? — Шевелев вытирает нос рукой, — Я в Минске. — Ооо, мальчик повзрослел? — Рассмеялись в телефоне. — Ага, в отличие от тебя, Гаус. В трубке рассмеялись, звонок окончен. Шевелев слабо смеётся, возвращая цифровой кирпич обратно в пещеру джинс. Гаус-Гаус... Старый знакомый, «Коллега», так сказать... Ведущий праздников и корпоративов твоей тёти, «несмешной тамада» — в шутку называл его Шевелев. А ещё он, кажется, гей. По крайней мере не подаёт признаков успешных отношений. Сам Шевелев, конечно, и сам этим позвастаться не может — он никогда не считал себя достаточно красивым для стардартов девчонок, но каким-то образом в старших классах-таки успел повстречаться с одной. Это было быстро, неумело и несильно повлияло на его жизнь. Как дрочка, в общем. И Шевелев от этого не страдал. Да, в день разрыва даже поплакал, сочинил грустную песню, почти что в стиле «эмо», и хотел было вешаться (Шутка, на петлю у него не было денег). Гаус же создавал из этого настоящую проблему: — Знаешь, — говорит он ему однажды, когда они всей КВНовской компашкой отправились на шашлыки, — я пытаюсь-пытаюсь... А не получается. Вроде и подкатываю, и ухаживаю, а... А толку никакого. Я даже пробовал стихи читать. Шевелев смеётся, закрывает глаза руками. — Ты ещё все покупки на месяц вперёд им оплати, тогда точно оценят. — С некоторой иронией констатирует он. Гаус, очевидно, не понимает. Тогда Серёжа наклоняется ближе, говорит глубоко и тихо: — Ты просто их боишься. И отклоняется назад. Видимо, в тот раз Артём ничего не понял, раз каждое утро, заходя во ВКонтакте, Серёжа видит тысячу (ладно, преувеличено, но сотню точно) непрочитанных от Гауса. В этом ресторане была «своя политика»: в отличие от других заведений, устраивавших комедийные вечера, это предоставляло артистам особые услуги. Например, комик из другого города, как Шевелев, мог остаться на день, или даже два — как то позволит хозяин заведения, — в специальных номерах, с подушкой и мягким матрацем. Или, другая плюшка, специа-а-альные гости питались за счёт заведения. Бери что хочешь — только смеши людей. Эта политика не могла не радовать Шевелева — «вот, что такое настоящая забота об артистах!» — подумал Серёжа, как только узнал о ней. Вернувшись в зал, он захватил чемодан и поднялся на второй этаж. К счастью, хостес на входе больше не стала задавать лишних вопросов. Чёрно-белый кафель, наполовину прикрытый красной ковровой дорожкой, на полу, и тот же светлый кирпич вместо обоев — выглядело стильно, насколько мог об этом судить Шевелев. Второй этаж был похож на одну большую линию, в конечных частях которой светилось окно без шторы. «2» — номер Шевелева. Чёрная деревянная дверь с ручкой-фалью. Подёргав за неё несколько раз, Серёжа убедился, что зря торопился — он ведь даже не забрал ключ от комнаты. С измученным по характеру вздохом и закатанными вверх глазами он спустился обратно. Номер небольшой: шкаф, двуспальная кровать с торшером, шторы да коврик под ногами. Всё нужное для житья и уюта есть, даже туалет отдельный. Сергей был вполне доволен. Кем бы ни был этот «Мистер Блэк», а заботиться о гостях он умел. Уставшее тело ввалилось в кровать, пружины слегка заскрипели. Шевелев перевернулся на бок и зарылся в подушку. Ему двадцать два, у него есть любимая работа и амбициозные планы на жизнь, а в данный момент он просто подустал. С дороги, тяжело всё-таки... ...Начинала говорить какая-то его по-матерински заботливая сторона. Сейчас она почему-то разговорилась. Хотя почему «почему-то»? Шевелев прекрасно знал причину, но не хотел себе в этом признаваться, только крепче обнимал подушку, затыкал непрошенные мысли. Эти заботливые, вызывающие жалость фразочки Шевелев ненавидел и презирал больше всего. Он сильный, он крепкий, он — мужчина, а не какой-то слюнтяй! Никакая... Забота ему не нужна. Неправ был Маяковский, спрятаться в «мягкое, в женское» не хотелось даже в самых отчаянные ситуациях, когда сердце стучало до звона в ушах и глаза блестели от слёз. Он не позволял себе плакать, не позволял себе чувствовать. Это не то, что нужно публике, не то, что хотят видеть зрители. Всё, что гложет изнутри пусть там и остаётся, а снаружи будет веселить по-рекламовски яркая картинка. Неровный выдох, руки разжимаются. Он неожиданно для себя расслабился. Неожиданно громкий, сбивающий с толку стук в дверь. — Кто там? — Со взлохмоченной причёской приподнимается Шевелев. Не дай Бог его застанут в таком виде... — Это Оксана с администрации, нужно подписать бумаги. Шевелев выдыхает с мыслью «да сколько можно...», но говорит только «сейчас». Поднимается с мятой постели, поправляет чёрные как смоль волосы и открывает дверь. Он сидит в кабинете, чистом и просторном; С вымазанными в белый стенами и потолком, двпшными стульями и столом, «под мрамор» зелёными часами в углу и хмурой, сосредоточенной в своём деле блондинке с жемчужным ожерельем на шее. Света сюда проникало гораздо больше, нежели в его комнату — а ещё здесь вместо штор жалюзи. В воздухе витает что-то малиновое, видимо, аромат духов девушки. А под ногами ковёр. Обычный, чёрный с белыми полосками по кайме. Блять, ну так нельзя. Шевелев едва не зевает, пытаясь отвлечься на что угодно в комнате. До чего скучна эта комната, до чего скучен этот бар... Медленная ручка, медленная девушка... Осточертело. Всё, что не касалось юмора, Шевелева мало интересовало. Хотелось только уйти отсюда, да побыстрей. Закрыться в своей каморке и чтобы до сегодняшнего вечера его никто не трогал. Подпись, договор поворачивают к гостю. Шевелев берёт ручку и расписывается. Выходит быстро и размашисто, но он уже не хочет думать. — Это всё? — Спрашивает напоследок. — Да. «Чудно» — бормочет про себя Шевелев и возвращается к себе. Ставит будильник на 18:30 и проваливается в сон. Кто ж знал, что это будет ошибкой. Ошибка — в принципе спать днём, но он мало того, что проснулся с головной болью и расфокусом в мозгах, так ещё и значительно позже будильника. — Проспал... — Тухло отвечает Шевелев, небрежно поправляя футболку. Администратор цокает и ставит галочку напротив его фамилии — в любом случае, он уже здесь, волноваться не о чем. Два человека впереди, один выступает на сцене (по залу прокатываются редкие смешки). Для разогрева поставили начинающего комика — по ощущениям, это его второе или третье выступление. Видно, как иногда подрагивает его колено, как микрофон переходит из одной руки в другую... Шевелев невольно улыбнулся. Таких парней хотелось поддержать, схватить за плечи, легонько потрясти и прокричать сквозь зубы: «У тебя всё впереди, не дай публике разбить твой дух» Но нужно было возвращаться к тексту. Шевелев быстро пробежался сет-листу, набросанному ещё неделю назад: семья, девушки, переезд — всё, что актуально для него самого, и знакомо публике. Серёжа знал, такое заходит на «ура», публика не любит сложных замудрённых тем, которые поймут от силы два человека — обычным, рабочим людям хотелось злободневных шуток, жизненных сценок, на которые можно толкнуть рядом сидящего друга-супруга и сказать «да это ты», рассмеяться и продолжить жить. Думать — на потом. Он пришёл развлекать. Раздаются громкие аплодисменты, парень в полосатой футболке кланяется и, с улыбкой, полной удовлетворения, уходит со сцены. Его заменяет более знаменитый комик-амбассадор, который делает добивку к последней шутке ушедшего артиста и, наконец, представляет Шевелева. В зале бурные овации, кто-то даже свистит, Шевелев широко улыбается и снимает микрофон со стойки. — Привет, Минск! — Начинает он, грузно выдыхая. Ставит одну руку на пояс и окидывает взглядом аудиторию: Шевелев знает — где-то в последнем ряду, почти у входа, сидит, покрытый полумраком, глава сего заведения — Мистер Блэк, на которого ему, однозначно, следовало произвести впечатление. Так проходит пятнадцать с лишним минут — публика хлопает, публика в восторге. На протяжении всего выступления громкие смешки, а то и хохот, прокатываются по рядам, и Шевелев не может не ловить с этого кайф. Только оказываясь на сцене, в объятиях шумных оваций, он уже заряжался как энерджайзер после хорошего сна. — На сим прощаюсь. — Поэтично откланивается Сергей, снимая с головы воображаемую шляпу. Следующей выступает девушка в белой рубашке с коротким рукавом и чёрным шёлковым бантом вместо галстука, она подмигивает Шевелеву и тот не сводит с неё глаз. — Отлично выступил, так и знал, что не подведёшь. — Хлопает ладонью в крепком рукопожатии «главный» комик. Ему ещё стоять, представлять следующих артистов, а Шевелев уже может идти. — Спасибо, а это... Кто сейчас выступает? — Как бы невзначай спрашивает Шевелев. — Марина Влади, вы вроде с одного города. — Отвечают ему. Серёжа смотрит в пол и что-то обдумывает, роняя небрежно «ага». Но не успел он выйти из-за кулис, как на его пути встал полноватый блондин, ростом чуть ниже него, в дорогом на вид пиджачке. Его пронзительно-яркие голубые глаза заглядывали куда-то глубоко в душу, холодили одним своим видом. Руки незаметно покрылись мурашками. — Сергей Шевелев, верно? — Спросил незнакомец мягким, приятным голосом. Серёжа мог бы сравнить его с шёпотом моря по песку, который слышен только если ты один. — Так. — Кивнул он головой, понимая, что встретился с кем-то серьёзным. — Сергей Горох, — Ему протянули руку, — или, как меня тут величают — Мистер Блэк. Шевелево сердце на миг остановилось, неестественно дёрнулось, и продолжило качать кровь в привычном ритме. Это, получается, цель сама пришла к нему в руки? Неуспев до конца обдумать только что возникшее в голове сравнение, Шевелев протянул слегка вспотевшую ладонь навстречу и пожал руку новому знакомому. — Очень приятно, — Нервно-счастливо улыбнулся он. — Мой столик пустует, а вы отработали своё. Может насладимся вечером? Прозвучало как флирт. Шевелев даже почувствовал разгорающийся румянец на щеках, но, уже не думая, смущённо улыбнулся и немного наклонился вперёд. На такие предложения не отвечают отказом, так что комик молча последовал за объявившимся хозяином заведения. Столик на последнем ряду, почти у выхода — всё, как он и предполагал, — пустует, только одинокий коктейль стоит на салфетке. Серёжа садится левее Гороха, чтобы лучше видеть сцену, и встречается глазами с соседом. Тёзка улыбается и говорит: — Угощайся. Шевелев кривит бровь, намереваясь уточнить, что мужчина имеет в виду, но следом за ними к столику подходит симпатичная официантка в тёмно-синем костюме с большой окаймлённой тарелкой и каким-то коктейлем в руках. — Это мне? — Неверяще переспрашивает Шевелев. — Тебе. — Коротко отвечает Горох. И так же улыбается, как-то мило и по-детски. В голову закралась мысль, что он, вообще-то, выглядит слишком наивно для своей работы. Шевелев мысленно чешет пальцем подбородок, запоминая общие черты знакомого: Соломенные волосы; пухлые, слегка румяные щёки и добрый взгляд. Только василька за ухом не хватает и всё — вылитый беларус в представлении туристов. Сергей переводит взгляд на тарелку — Макароны. Не по-флотски, конечно, но тоже выглядит и пахнет вкусно. Накручивает на вилку спагеттину и отправляет в рот. Что-то сливочное, итальянское, с привкусом то ли креветки, то ли кальмара. — Вкусно. — Прожевав, комментирует Шевелев, и ловит угловым зрением почти смеющуюся физиономию Гороха. — Ну что, Минск, как прошедшее лето? Все отправили детей, племянников в школу? — Начала комикесса, пробивая публику. С разных углов зала послышались хлопки — апплодировала почти половина всех, кто сидел здесь. — Отлично, отлично... — Девушка облизала губы, — У меня ровно такая же ситуация, недавно пошла племянница в школу... Дальше начались «ну как пошла» и «в первый класс, оказывается, нужно...», Шевелев мысленно опережает звучащую речь, обдумывая, что людям, по сути, достаточно и этого — простой житейской жизы. Может, зря он надрывает мозг в порывах сочинить гениальную подводку к теме, не менее смешную, чем сама шутка?.. Окончательно оторвавшись от еды, он сложил руки замком под подбородок и, как уставший заводчанин после потной смены, уткнулся «в телек», как в пустую стену — неотрывно глядя, не замечая даже того, что происходит «на экране». Шатенка ходила из стороны в сторону, уверенно держа в руках микрофон, а Шевелев её даже не слышал. Наконец кто-то легонько тронул его за плечо. Опомнившись, как ото сна, Сергей сморщил веки и обернулся. — Нравится? — Играя бровями, спросил Горох и потянулся за коктейлевой трубочкой. — Очень. — Помедлив, соврал Шевелев, продолжая вглядываться внутрь бездны лазоревых глаз. Горох напряжения не снимает — удерживает зрительный контакт. — А мне нет, ты смешнее. — Серьёзно, без улыбки говорит Горох, и Шевелев отводит взгляд, негласно проигрывая в их глупом спарринге. — Выгоните её? — Через минуту спрашивает вернувшийся к еде Шевелев. — Конечно нет, видишь, как аплодирует зал. — Серёжа не видит, но чувствует, как на пухлом лице собеседника снова вырастает улыбка, — Не пропадать же добру. «Это хорошо» — Думает Шевелев, закидывая веточку базилика в рот. Дальше всё как по сценарию: Марина говорит шутку — зал апплодирует, Марина проводит «голосование» со словами «Хорошо, поднимите руки те...» — и зал вскидывает руки вверх, Марина смеётся с нелепой оговорки — зал смеётся в ответ. Всё настолько органично, что в душе становится даже как-то завидно... Шевелев поворачивается, чтобы посмотреть на реакцию Гороха. Тот отставил в сторону недопитый коктейль и сложил руки в замок; так же смотрел на сцену, но уже без улыбки — только сосредоточенный взгляд и сомкнутые челюсти. — На этом всё, спасибо, Минск! — Раздаёт воздушные поцелуи Влади и кланяется публике. Со всех сторон раздаются восторженные «у-у-у» и радостные присвистывания, смешивающиеся с громкими аплодисментами в одном большом котле под названием «большая сцена» После Влади будет выступать ещё комик, да не один, но Горох, словно читая мысли Серёжи, говорит: «Пойдём», и они поднимаются с места. В Коридоре стоит счастливая Марина, с завитыми кудряшками, в обтягивающей юбке-карандаше, болтает с девушкой на входе. — О чём беседуете? — Улыбаясь, спрашивает Мистер Блэк. — Здравствуйте, да так, ни о чём... — Скромно отвечает Марина. — Уже уезжаете? — Нет-нет... Я тут живу рядом, у подруги, вы меня ещё увидите. — Ярче улыбается Влади, и Шевелеву кажется, что он вот-вот ослепнет. — С нетерпением этого жду. — Серёжа радуется тому, что обмен любезностями закончился, но другой Серёжа, внезапно обняв за шею, пододвигает его ближе. Не успевает Шев глазом моргнуть, как уже пожимает руку прекрасной даме. — Он очень хотел с вами познакомиться, но стесняется. — Чего меня стесняться? — Смеётся Влади. «А я разве стеснялся?» — Мелькает в голове мысль, пока Шевелев произносит своё имя и получает в ответ «приятно познакомиться» — Может, пересечёмся ещё где, мне ваше выступление тоже очень понравилось. — Переплетает пальцы обеих своих рук Марина и продолжает улыбаться. — Обязательно. — Соглашается Шевелев, грузно выдыхая.

***

— Как всё прошло? — Со звуком оповещает о новом сообщении вконтакте. Это снова Гаус. — Лучше не бывает, познакомился с девушкой одной. — Приукрашивает Шевелев. — Ого, кто-то скоро лишится девственности?) — В отличие от некоторых. — Язвит Шевелев, которому плевать с высокой колокольни и на секс, и на отношения. Марина казалась интересной девушкой, но об интиме с ней он даже не думал. Серёжа закрывает ноутбук, как будто таким образом пытается скрыться от неудобных вопросов друга. Однако телефон всё ещё с ним, так что, когда Шевелев переключается на него, Гаус настигает его и там. — Ну так, расскажешь что за девушка? — Марина Влади, если это тебе о чём-нибудь говорит. — Страничка её есть? Или инстаграм хотя бы. — Ой, да иди в пизду. — Устало отвечает Шевелев, кладя телефон на тумбочку. Завтра, к счастью, вставать никуда не надо, можно отоспаться... Десять утра. Часы на стене бесяче тикают, перекатываясь на нервных окончаниях головного мозга Серёжи. Первая ночь и так неудачно. Он просыпался несколько раз за утро — первый раз в восемь, второй раз в девять. Девять с чем-то. И он чувствовал себя прекрасно! Тогда. Сейчас голова напоминала не человеческий орган, а кашу, молотую труху — всё, что угодно, блять, но не то, что должно исправно работать. Как покосившийся от боли плеер, из него стреляли молнии. Невидимые, но жалившие больно и сильно. Первой на него натыкается хостес, не в хорошем, но, по крайней мере, нейтральным настроении — то, что нужно для работы. Здоровается и сообщает сбивающую с толку информацию: Мистер Блэк, то есть Сергей Горох, с которым ему посчастливилось отужинать прошлым вечером, желает с ним встретиться. Но не здесь, а в кафе напротив — за завтраком. Серёжа, по правде говоря, вообще не готов к «свиданию», он выглядит спросонья: на нём вчерашние вещи (хотя он упаковывал в чемодан несколько футболок и пару джинс), лениво причёсанные волосы и плохое настроение. Доброе утро, сука! — Он всегда сидит у входа, как входишь и направо. — Поясняет девушка. — Спасибо. — Искренне благодарит её Серёжа. Кафе «Brezel & Brötchen», располагавшееся в белокаменном доме с зелёной черепицей, бросается в глаза сразу — но ценники, в отличие от крыши, здесь были вовсе не зелёные. Вообще, хозяева этого заведения просто помешаны на зелёном цвете — окна, лампы, даже фартуки поваров были зелёными! А ещё здесь всё обставлено растениями, на каждом подоконнике обязательно должно быть по цветочку. А если цветочка не предполагается — по кактусику. Существует даже поверье, будто сядешь за столик с кактусом рядом — легче расставание примешь. Наверное поэтому эти места так избегают влюблённые? Но, впрочем, не об этом. Серёжа входит в здание и смотрит на столик справа. За ним, как и сказали, сидит Мистер Блэк, скучающе перелистывающий ленту в телефоне. — Доброе утро, Сергей. — Горох улыбается, стоит Шевелеву появиться в его поле зрения. Привстав, он протягивает руку. — Было бы оно добрым... — Совершает рукопожатие Шевелев и садится напротив. — Бельё не постелили? — Шутит Горох, и Шевелев мягко улыбается. — Просто не выспался. — Протирает глаза. В голове всё ещё каша, но мысли уже начинают проясняться. — Бывает... Что-то хотите? Серёжа подзывает официанта, белокурого, с высоким ростом. Он достаёт из кармана блокнот и спрашивает заготовленной фразой: «Что будете заказывать?». Шевелев медлит, прежде чем сказать «Чашку кофе, пожалуйста». — Без булочки? Шевелев улыбается и почему-то соглашается на булочку. Добрая улыбка блондина напротив противно подкупает. Хотя Шевелев и кофе-то не хотел, просто... Просто предположил, что он поможет взбодриться и начать день правильно. — Ну так что вы хотели? — Чинно кладёт руки на стол и задаёт долгожданный вопрос Шевелев. Мужчина напротив не может сдержать улыбки, подносит кисть к губам. — А вы как думаете? Лицо Шевелева оставалось безразличным и, конечно, мило-утренне помятым, но внутри матерился маленький чёрт, которому так и хотелось выпрыгнуть наружу да заорать во всё горло. Серёжа прокашлялся, зарывая вырывающиеся слова подальше в душу. Да, по утрам он был неспокоен и изо всех сил старался держать себя в руках. Давалось это... С переменным успехом. — Я не люблю гадать, Мистер Блэк. — Отрезал он, оставляя на язычке остроту персонального обращения. Мистер Блэк негромко рассмеялся, отодвигая руку и оборачиваясь к окну. — Ладно, скажу вам так, — Не переставая улыбаться, начал он, — я был рад вас увидеть, мне понравилось ваше выступление. — Вы это уже говорили. — На самом деле нет. — Шевелев приподнял бровь: ему показалось? — Тем не менее, у меня есть хорошее предложение для вас. Так-так-так. Ухмылка поползла по лицу Шевелева, в голове образовалось сразу несколько вариантов того, что может предложить Горох — первое, это, конечно же, щедрый гонорар и приглашение выступить на следующем вечере (Шевелев ему, разумеется, не откажет), второе: предложение стать постоянным работником «Hot & Takes» — новым амбассадором его сцены. Но он не угадал. — Вы останетесь здесь, в Минске, и подготовите свой первый сольный концерт. — Блондин наклонился как можно ближе к лицу Шевелева, так, чтобы «в полный экран» лицезреть вытянувшееся от удивления лицо. Но на лице напротив не дрогнул ни мускул. Внутри, конечно, перевернулось всё, что можно и нельзя: в голове просто не укладывалось то, что ему только что сказали. Остаться в Минске? Написать сольник? Это звучало так безумно что... Шевелеву хотелось воплотить это в жизнь. Он откинулся на спинку дивана, продолжая смотреть в блестящие от наслаждения голубые глаза. Подлец... Подлец — вот кто он, а не директор престижного бара-ресторана на Зыбицкой. От такого предложения слишком сложно отказаться, потому что сольник — прямая дорога в большой мир юмора, солидных дядек и телевидения, то есть туда, куда Шевелев в глубине души всегда мечтал попасть, но на который почти не рассчитывал. Горох внимательно смотрел на лицо Серёжи — на бегающие туда-сюда глаза, на казавшиеся острыми зубы, которыми Шевелев нервно сминал нижнюю губу. Наконец, Шевелев вздохнул и закрыл глаза. А когда открыл, уверенно сказал: — Идёт.