Sacrificio a Dio.

Его всё время травили байками о Великом Повелителе Тьмы. О том, кто управляет их жизню. О том, кто определяет их судьбу. — Бабушка, не надо! Мне страшно! Я его боюсь… — Антон укутался в одеялко. Его сердечко быстро билось от страха. Он и так устал, а тут ещё и эта легенда сецчас будет… Он всего лишь хотел спать. — Грех его боятся, он же владеет нашим миром. Или ты забыл? Так я напомню! — Бабушка, пусть и была омегой, но по характеру самая настоящая альфа. Она рыкнула на него в неудовольствии от его слов и начала свой очередной рассказ.

***

«В давние времена, когда мир был еще молодым и полным тайн, существовал могущественный бог тьмы по имени Орфей. Он был властелином ночи, где рождались кошмары и тайны, и его сила была неизмерима. Она вселяла страх в души людей, заставляла их чувствовать себя потерянными. Люди, жившие на землях, где властвовал Орфей, поклонялись ему. Они верили, что только через службу и жертвоприношения Орфею можно было избежать его гнева и защититься от его темных сил. Жрецы его проводили обряды и церемонии, загадочные и мистические, чтобы просить его милости и потешить его эго. Они верили, что только через веру и преданность своему владыке можно было сохранить свои семьи и общину от беды. Безумно любил он простого смертного юношу-омегу с именем Лука. Пал он на чистые, нежные и непорочные характер и тело юноши. Лука мог укоротить столь вспыльчевый нрав Бога, что безумно любил натравлять на людей беду. Они любили друг друга безумно. Только омега мог уговорить Орфея не насылать бедствия на жизни простых смертных, ведь тогда он сам тоже может пострадать. Но был один изьян в прекрасном юноше. Был он бесплоден. Отдавался только Орфею, но никак не мог произвести на свет детей. Он сам безумно желал этого и молил Бога попробовать снова, ведь больше всего на свете он желал видеть, как растут их смешанные дети. Один жрец, до безумия завидовавший Луке в его положении, решил совратить младую душу, что прежде познала только своего правителя. Он взял его прямо в церкви, перед алтарем Орфея. Омега задыхался от этого порочного греха, пытался убежать и сопротивляться, но всё было напрасно. Мальво, так звали того жреца, обвадел его телом, а после перерезал ему глотку. Орфей на следующий день, не обнаружив рядом с собой любимого, стал его искать. Обнаружив мертвре тело возлюбленного, он обезумел от горя и злости. Словно дикий зверь рвал он людей, желая найти виновника в смерти любимого. Мальво, испугавшись праведного гнева, бежал в храм, где старался отмолить свой поступок. Преподносил зверей, фрукты, золото и даже собственную кровь. Но Орфей ничего не принял, а лишь облизывал в голоде зубы, желая впиться в шею этого жреца. Тогда, чтобы защитить себя, Мальво сказал, что любой человек сделал бы также. В гневе, Властелин Тьмы сделал то же, что Мальво совершил над Лукой. А после этого он возненавидел всех людей, натравляя на них стихию. Люди, устав от постоянного приследования самой смертью, привели в храм юного, молодого и чистого омегу, оставив его там на ночь. После той ночи, стихия угомонилась. Но юноша пропал. И десять лет не было никаких страшных бедствий. С тех самых пор люди каждые десять лет повторяют этот обряд. Верят, что когда-нибудь, Орфей найдёт своего Луку в новом обличии и вновь воцарится мир и покой.»

***

Антон вжался в подушку. Он всегда боялся этих рассказов. Сейчас его плечики тряслись, а в глазах стояли слёзки. Ему было всего 5! Всего пять лет! Он заплакал и укутался в одеяло ещё сильнее, выдыхая запах шерсти и пытаясь успокоится. — Ба, а меня же не отправят к нему?.. — Это честь быть выбранный священниками! Молчи. Тебя никто спрашивать не будет. Антон лишь вздрогнул и напрягся сильнее, изо всех сил стараясь сдерживать слезы, рвущиеся наружу, но всхлипы вырвались из лёгкий, душа мальчика и не давая ему сделать даже глотка воздуха. В моменте стало ужасно холодно, поэтому малыш сильнее укутался в тоненькие покрывальце и закрыл личико руками. И вот бабушка ушла спать, коротко поцеловав его в лоб. А Антон долго не мог успокоится, думая о боге. Он боялся. Боялся стать тем самым, который должен будет иди к нему. Он не понимал тех, кто так спокойно шёл на верную смерть. Это же Бог темноты, хаоса, смерти, в конце концов! По его телу проходила дрожь и холодный пот даже от мысли остаться один на один рядом с алтарем. Ему начало казаться, что он чувствует на себя цепкие и острые когти, сковывающие всё его тело и, кажется, оставляющие полосы на хрупком теле малыша. Он тихонько заплакал, не желая будить взрослых. А после почувствовал ветерок в спину. Занавески взлетели, а Антон вжался в стену, закрывая уши и лицо ручками. — Ну что ты, маленький… — сказал строгий и низкий, чуть громче завываний ветра. Антон начал судорожно оглядываться. — Нет, нет, я тебя не слышу, ты всего лишь моя фантазия… Я просто устал, мне нужно поспать и тогда все наладиться… — Он зажал ушки руками, пытаясь не слышать голос. — Я тут, малыш. — Сказал голос прямо рядом с Антоном. Он стал громче и слышнее. Мальчик повернулся и застыл от ужаса. Рядом с ним сидела большая фигура. Вместо ногтей были длинные и острые когти. Длинные закрученные рога, клыки в крови, пасть, раскрытая в оскал, что отдалённо напоминал улыбку. А также горящие голубые глаза. От него пахло свежей кровью, от чего Антона безумно сильно мутило. В детских глазах читался страх, лицо стало мертвенно бледным, губы раскрылись в немо шоке и ужасе. Зелёные глазки начали наполняться слезами. Когда Антон наконец-то отмер, то он тут же отполз в противоположный угол. Слезы потекли из глаз. — Уйди! Уйди, молю тебя!.. — Антон смотрел на Бога напуганными глазами. Его плечи тряслись, а ручки сжимали простыню. — Я же ещё маленький! — срывающимся голоском прошептал малыш. — Маленький… — то ли подтвердил, то ли обратился Орфей, — Что такое? — казалось, что в голосе слышаться нотки того, что можно назвать беспокойством. Но каким-то демоническим. — Я тебя боюсь… Уйди, умоляю… Ты… Ты не бог, ты демон! Ты плохой! Ты насылаешь на нас смерть! Это ты забрал мою маму… И моего папу… Зачем ты это сделал?! Зачем? Я… Я же был хорошим… Я их так любил… Они же помогали людям! Почему ты так жесток?! Как тебя Лука полюбил?! Такого… Кровожадного. — Тихо всхлипывал мальчик. Когда он осознал, что только что сказал, то в страхе посмотрел на демона в «божественном» облике, сидящим на противоположном крае кровати. — Прошу, простите меня! Я… Я глуп, правильно бабушка говорит! — начал оправдываться мальчик, боясь поднять взгляд, — Я не хотел! Не убивайте меня, умоляю… — страх липкими щупальцами сковывал горло, перекрывая поток к кислороду и делая его слова надрывистыми, слабыми и жалкими. Он расплакался окончательно. Он не видел сейчас Орфея, который смотрел на мальчика уже не в усмешке и с пустыми глазами. Мальчика, наконец, потянуло в сон. Он упрямо этому сопротивлялся, но в один момент глаза застилила пелена темноты, а он сам вырубился, опираясь на стену сзади. Последнее, что он почувствовал, это то как его укладывают на простыню, накрывают одеялом, а также как солёная вода капает на его щеку, а после ветерок. И пустота…

***

Через год он видел того омегу, которого выбрали для жертвоприношения. Его поздравляли, а он сам шёл с гордо поднятой головой и высокомерно вздернутым носом. В его вгздляле считалась гордость, а все остальные его поздравляли. Шастун совершенно не понимал этого хвастовства. Он же идёт на смерть. Да, ради блага остальных, но на смерть! Как можно быть таким счастливым? Антоша сидел в поле и рвал цветочки, желая сплести венок и отвлечься от угнетающих мыслей. Почему-то недавно в его голову стали лезть мысли о том, что бы делал он, если бы его выбрали как омегу, который достоин остаться в церкви наедине с Владыкой. И его они безумно сильно пугали, ведь он терпеть не мог ходить в церковь после рассказов бабушки. Вдруг он услышал чей-то тоненький писк, молящий о помощи. Мальчик сначала подумал, что ему показалось, но нет. Он мог слышать жалобные стоны. Явно не человек, слишком высокий тон. Шастун сразу же сорвался с места и побежал искать источник звука. Спустя 10 минут быстрой ходьбы и попыткок высмотреть что-то в траве, он увидел маленького крольчонка, который застрял между двух стволов деревьев. Он дрожал и громко пищал, зовя на помощь. У Антоши сердце кровью обливалось, когда он видел и слышал это. Шастун присел рядом и осторожно погладил его по ушкам. — Крольчонок… Как же ты сюда попал, маленький?.. — Он осмотрел деревце и понял, что его можно было растянуть достаточно, чтобы вытащить малыша, но недостаточно, чтобы сломать деревья. Шастун вставил свои ручки между столами а после, прилагаю немалые усилия, начал раздвигать руки в сторону. И пусть его ладони пару раз соскочили и оцарапались о кору деревьев, зато зайчонок смог вытащить голову. Но он был безумно уставшим, поэтому Шастун поднял его в свои ладони и накрыл его кофточкой, а после побежал к руднику. Он сорвал с дерева листочек и налил туда немного чистой воды, а после дал крольчонку напиться. Он нашёл себе лопух и завязал свои ранки. В после помыл зайчика от собственной крови. Тот благодарность уткнулся носиком в его запястье и даже немножко потерся, а после упрыгал в лес. Антон же улыбался и сидел у рудника абсолютно счастливый. Арсений наблюдал за ним из-за тени деревьев, а его рот расплывался в улыбке. Он сейчас был лишь тенью, которая окутала ствол дерева. — Маленький мой, наконец-то, я нашёл тебя… Я так сильно скучал… Не нужны мне те самовлюбленные омеги, никто не заменит твою чистоту… — тихо прошептал он. Его шёпот смешался с шелестом листьев, Антон ничего не услышал. Ему и не надо. — И пусть только хоть одна тварь попробует поднять руку на тебя. Убью в ту же секунду. — тихо рокотал он. Антону показался, что он слышал гром, поэтому он в ту же секунду побежал домой. И пусть бабушка его ругает за оцарапанные руки, ему страшно. А Арсений тенью преследовал его попятам, дуя в спину усиливающимся ветром.

***

С того момента Шастун стал замечать разные вещи. Сквозь сон он чувствует нежные поглаживания. Он чувствует как кто-то заботливо накрывает его одеялом. Тёплое дыхание. Он уверен, что это либо бабушка, либо дух родителей. Да, мальчик уверен, что он чувствует свои родителей. Что они рядом, смотрят и улыбаются. Если дедушка на него ругается, а бабушка отшлепала, то он чувствует нежные объятия и уже почти родной запах мягких пряностей. И кажется, что его попка уже не так сильно болит после крапивы или розг, а слёзки сами проходят. Раны на сердце затягивают, конечно, дольше, но он не может злится на родных, вспоминая обиды на отца и мать, которых сейчас нет рядом. Он сбегал из дома временами, и плакал в лесу, вжимаясь в большие деревья в поиске поддержки. Он чувствовал себя таким маленьким… Беспомощный и никчёмный. Таким ужасным, что временами после колких слов деда, хотелось пойти к руднику, опустить голову под воду и не поднимать её, пока не задохнется. Но ему была страшно, поэтому он вжимался в могучие стволы деревьев, представляя, что они — мама или папа, и плакал им. И ему казалось, что листья пытались его успокоить, а ветерок заменял успокаивающие поглаживания. Это заставляло слезы высыхать, раны затягиваттся, а обиды уходить. И плохие мысли покидали его голову. После таким времен он уже нормальным ребёнком возвращался назад, совершенно не зная того, что его уже выбрали и пометили.