Anothers

Тихих треск сверчков щекотал слух, гладил уши приятной трелью и успокаивал, будто колыбельная. Розоватое вечернее небо постепенно тускнело и приобретало тёмный оттенок, медленно погружая поместье в полумрак. Слуги, должно быть, уже разошлись по своим домам, и только личные горничные до сих пор прятались где-то на кухне, чтобы в случае необходимости прибежать на помощь. Сад негромко шелестел, переливался в лучах закатного солнца и манил каждого проходящего мимо. Однако никто не решился бы беспокоить уже давно не тайно беседующих там молодых людей. Постепенно встречи графини и смуглого паренька стали не просто слухом, а настоящим обрядом по завершению дня. Ни Паудер, ни Экко не скрывали, что каждый вечер сидят среди кустов белого шиповника, говорят и наслаждаются компанией друг друга, но и не говорили открыто, чтобы не провоцировать, не привлекать излишне внимание. Конечно, Севике пришлось оставить их бесстыдство в покое по приказу старого графа, но сами бесстыдники об этом не были осведомлены, поэтому всё равно крались к месту встречи тихо-тихо и всегда боролись с ускоренным биением сердца. Как настоящие преступники, они ощущали на себе давление и боялись быть пойманными с поличным, хотя все уже об их тайных свиданиях знали наверняка. Было в этой таинственности что-то приятно будоражащее бабочек в животе, интригующее и возбуждающее интерес. Сладкий аромат цветов окутывал со всех сторон, пока пара сидела у подножия статуи. Юная графиня небрежно опиралась на плечо своего друга и крутила в своих нежных руках два кусочка металлической проволоки. Их ей любезно притащил Экко, потому что заметил жажду девушки мастерить что-нибудь причудливое из подручных предметов. Совсем недавно во время их разговора она скрутила из стебельков фигурку, напоминающую обезьянку. Интересно, что же сделает теперь? Собранные в низкий пучок волосы Паудер щекотали шею парня и манили в его голову недопустимые мысли, но он героически боролся с ними и старался сосредоточиться на книге. Буквы расплывались, не хотели быть осмысленными и вылетали из черепной коробки со скоростью света. О чём же он читал на прошлой странице?... — Ах, этот виконт совсем спятил! — Паудер громко взвизгивает, продолжая разговор, и невольно возвращает друга с небес на землю. — Слишком много себе позволяет! Почти силой вовлёк в танец, не отпускал весь вечер... Снова про балы. Снова про неприятных снобов. Снова этот проклятый виконт. Экко он надоел не меньше, чем самой девушке, но слушает он внимательно и преданно, как хороший друг. Только брови хмурит с очевидной неприязнью и носом пыхтит громче обычного. Старается взгляд точно в книге держать, не двигать влево, потому что нежно-коралловое платье предательски свободно держится на её плечах и не слишком плотно прилегает к груди, открывая вид на красивую выемку посередине. — Почему ты не скажешь об этом графу? — Экко тяжело сглатывает и прикрывает глаза, чтобы успокоить нарастающий жар внутри. — Уверен, он поедет с тобой на следующий бал, если попросишь, и поставит наглеца на место. — Севика считает, я и без того порчу ему репутацию, — устало вздыхает Паудер, и юноша отчётливо может представить, как вздымается её изящная грудь, — не хочу тревожить его такими мелочами и впутывать в скандал... — Она виновато бормочет, в интонации читается непонятная и практически раздражающая Экко нежность к старому графу. — И все-таки этот Финн ещё гад! Я боюсь, что поползут слухи... Экко откладывает книгу в сторону, поворачивается к подруге и вдыхает приятный запах её волос. Всегда напоминает порох, как будто наполняет лёгкие тикающей взрывчаткой. Маленькие круглые часики, висящие на повязанной вокруг её талии серебристой цепочке, напоминают, что пора расходиться. Умелый юноша сделал их сам и подарил, когда Паудер исполнилось шестнадцать. — В следующий раз отдави ему пальцы в кадрили, — наконец сквозь улыбку выдыхает парень, чтобы разрядить обстановку, и галантно подаёт даме руку, помогая подняться. Они бредут по аллеям неспешно, а, вернее сказать, нарочито медленно, потому что обоим не хочется расставаться, пусть даже на какие-то несколько часов. Когда подходят в последнему повороту, останавливаются, чтобы попрощаться и поочерёдно вернуться на свои прежние места. — Завтра снова поедешь? — Задаёт вопрос юноша, хотя отлично знает ответ. — Да, — Паудер коротко отвечает, потому что мысли тонут в его внимательных карих глазах. На небе появляются редкие и пока слабо заметные звёздочки. Дыхание замедляется, начинает следовать такту чьих-то далёких усталых шагов, а сердце, напротив, бьётся часто-часто, как тикают на поясе молодой графини часы. — Я попрошу Бензо научить меня управлять повозкой, — тише обычного обещает Экко и забывается совсем, подходит непозволительно близко для прощания. — Зачем? — Паудер после намеренно продолжительного молчания слабо улыбается и с интересом поднимает брови. — Если виконт снова будет тебе докучать, выходи к карете, я заставлю лошадь лягнуть его! — Парень решительно вскидывает плечи. — Ха-ха, не нужно, глупый! — Беззлобно смеётся девушка. — У тебя будут большие проблемы! Бескрайняя синева сталкивается с земной пылью. Их глаза сливаются в танце, вместо губ сообщают что-то важное и растворяются друг в друге, не желая разъединяться. Звонкий девичий смех затихает. Взгляд Экко всё-таки скользит ниже, когда парень поддаётся невыносимому желанию и слегка приближает лицо к её притягательным губам... — Экко, — Паудер торопливо шепчет его имя, пока ещё не становится слишком поздно. В тот же момент траектория движения меняется. Откровенная наглость молниеносно превращается в напускную обходительность. Юноша наклоняется, приподнимает её руку и молча прислоняется к тыльной стороне ладони. Отсутствие перчаток делает этот контакт каким-то чересчур сладким, распаляет жажду ещё сильнее, но Экко собирает волю в кулак и отступает. Расходятся быстро и в гробовом молчании, потому что боятся сорваться к чёрту. Сад полностью погружается в ночную темноту, в поместье гаснут последние окна. Жизнь вокруг затихает. Пару минут спустя юноша окончательно остужает голову и по-привычке прячет революционную книгу под рубашку, чтобы добраться до дома. Тем временем Паудер, так и не раздевшись, одиноко лежит на своей кровати, прижимая к груди скрученное из проволоки сердечко, и разглядывает скользящие по потолку безмолвные тени. *** "Невероятно изящно" — первая мысль, которая пронеслась в голове Джинкс, когда два лакея в тёмно-синих фраках с иголочки распахнули перед ней огромные полупрозрачные двери герцогского дома. По бокам красивые зеленовато-голубые витражи, сквозь которые в светлое помещение пробиваются цветные лучи солнца. В огромном зале до блеска чисто, кругом порядок, каждая серебряная ложечка лежит на белой скатерти идеально ровно и сияет, потому что начищена едва ли не до дыр. Так же по струнке стоят сбоку от входа в полупоклоне служанки с симпатичными передничками. При этом позы их не выглядят нервно, а сквозят истинным уважением к хозяевам дома. Потрясающе. Вот какой он, прекрасный Пилтовер. Паудер на мгновение забывает о том, что должна вести себя подобающе, невежливо разглядывает каждую деталь и восхищается так, будто попала в рай. Забывает даже ответить на приветствие пригласившей её герцогине Кейтлин, но та, кажется, сей проступок либо не замечает, либо и вовсе не придаёт ему значения. — Графиня Шиммер, — Кейтлин, оправив дорогую и лаконичную фиолетовую юбку, зовёт гостью в отдельный зал. — Она мертва, ничтожество! — Ушла, потому что не хотела иметь такую убогую младшую сестру! — До сих пор веришь в сказки, неудачница? Девушки покидают остальных гостей и оказываются в таинственной внутренней комнате. Джинкс размышляет о настоящей причине своего визита и боится, что ошиблась тогда на своём первом балу, приняв желаемое за действительное. С каждым шагом руки потеют всё больше, но высокие голубые перчатки из атласа скрывают это неловкое проявление волнения. Ожидание приглашения заняло чуть меньше года, всё это время она грызла себя сомнениями... — Мертва! Мертва! Ха-ха-ха! Кейтлин собственноручно открывает резную дверь ажурным золотым ключом, который до этого прятался на груди под платьем. У желтоватых стен стоят старые дубовые шкафы с толстыми книгами, напротив входа красуется красноватый диван, тумбочки с растениями и небольшой чайный столик. Три фарфоровые чашки. Паудер теряет последнее самообладание и судорожно оглядывается по сторонам в поисках той, ради кого приняла приглашение. В герцогский дом Силко отчаянно отпускать не хотел, потому что не видел причин: здесь никаких тайн обычно не водится, но после недолгих убеждений всё-таки согласился. Паудер пришлось выдумать дружбу с молодой герцогиней Кирамман и состроить одиноко тоскующие щенячьи глазки. Неприметная дверца около книжного шкафа со скрипом отворяется. Сердце Паудер замирает, руки немеют и теряют силу — белоснежный кружевной веер падает на паркет. — Здравствуй, — со слабой и немного стыдливой улыбкой произносит девушка с короткими розовыми волосами и замирает в проходе, боясь подойти ближе. На ней свободная красноватая рубашка и широкие коричневые брюки. Недопустимо. Как можно выглядеть настолько странно? Рёбра Паудер ощущают давление тугого корсета и возмущаются. Нежные голубые глаза смотрят на неё, совсем как в детстве, но немного опасливо, неуверенно, робко... — Вай, — Паудер шепчет, потому что голос отчего-то исчез, — Вай... — Повторяет снова, боясь поверить своим глазам. — ОНА МЕРТВА! Младшая рывком приближается к сестре и отчаянно обнимает изо всех сил, чтобы убедиться в реальности происходящего. Сжимает почти до хруста костей, ногтями впивается в ткань рубашки и вдыхает сладкий аромат фиалок. Вайлет жива. — Ты жива, — всхлипывает и повторяет вслух, чтобы заткнуть навязчивый голос. Жива! Прямо здесь, рядом, совсем живая и румяная, не такая болезненно-бледная, какой её запомнила Паудер... — Пау-Пау, — Вайлет сипит тоже и сильно-сильно обнимает в ответ, — я так скучала по тебе... — Как? — Только и может выдавить юная графиня. — Я думала, ты погибла... Думала... — Так было нужно, — несмело вмешивается Кейтлин, когда Вайлет пристыженно замолкает, — чтобы всё выглядело достаточно правдоподобно. Паудер не понимает ни слова и жмётся к сестре ещё больше. Как же она скучала... — Прости меня, — Вай гладит сестрёнку по голове и виновато бормочет, — я не могла сбежать вместе с тобой. Пожалуйста, прости. — Она бросила тебя. Наконец доходит. Вайлет сбежала, не сказав ни слова. Заставила Паудер поверить в свою смерть и, видимо, жила здесь припеваючи долгие годы, пока они случайно не встретились на балу. Вспоминала о младшей хоть иногда, интересно? Паудер резко отталкивает Вай в сторону и почти шипит, как кошка. Глаза застилает ненависть. — Ты меня бросила! — Прости, — Вайлет качает головой и пытается дотянуться снова, но Джинкс смахивает с себя её руки, — Пау, я не могла иначе... Ты была совсем ребенком! Когда убегала, я понятия не имела, что встречу Кейт... — Ты бросила меня! — Снова повторяет девушка и отходит назад. — Почему ты не забрала меня после? Почему не искала? Почему не сказала ничего тогда на балу? Старшая прикусывает язык. — Мы боялись, — Кейтлин признаётся и сочувствующе хмурит брови, — Вайлет мертва для всех, ей нельзя было выдать себя, это повлекло бы проблемы... — Я не знала, что тебя отдали ему, — Вай находит единственное оправдание, — не хотела ничего знать, потому что безумно скучала. Я осознавала, что сорвусь и сломаю весь план, если снова увижу тебя... А потом мы встретились там, и я поняла, что ты попала в лапы к этому старому монстру... — Замолчи! — Джинкс швыряет в сторону сестры фарфоровую чашку. Та вдребезги разбивается об шкаф. Осколки падают под ноги испуганной Вай. Кейтлин подходит ближе к ней и готовится защищать. — Не смей говорить так о Силко, — глаза Джинкс наполняются жутким холодом, была ностальгия проходит как по волшебству, — он был рядом, пока ты развлекалась здесь с ней! Не я никчёмная, это ты предательница! — Пау, клянусь, мне очень жаль... — Это мне жаль, — перебивает Джинкс, — что скучала по тебе всё это время. Разворачивается и собирается уйти поскорее, забыть к чёртовой матери весь этот день, сестру, своё прошлое, но вовремя натыкается взглядом на корешок чуть выдвинутой книги. — Что за план? — Резко разворачивается и с прежним холодом спрашивает. — Ты сказала, что вы не могли разрушить план. — Мы... Планируем кое-что, —Вайлет опасливо оглядываться на свою подругу и, получив неуверенный кивок, продолжает, — кое-что грандиозное, Пау. Это намного выше моих личных связей... — О, похоже, не всех, — саркастично отмечает Паудер, потому что её сестра слишком очевидно держит за руку Кейтлин, — продолжай. — Революция, — коротко поясняет Вайлет, и Кейт приходится принести запасную чашку, потому что разговор обещает быть долгим. *** Вернулась в поместье Паудер уже под утро. До смерти уставшая, с разрывающейся от новой информации головой и кучей переживаний. Приём герцогини закончился, конечно, намного раньше, поэтому в пути пришлось выдумывать отмазки для Севики. Силко наверняка не будет злиться на то, что его жёнушка в кои-то веки повела себя непододобающе и, возможно, нашла себе настоящую подругу, но вот гувернантка... Каблучки слишком звонко цокали по полу, поэтому Паудер пришлось снять туфли и пойти по холодной плитке босиком. Каждый шаг становился всё быстрее и быстрее, хотелось как можно скорее попасть в свою комнату, снять и без того ослабленный голубой корсет, вытащить из волос острые шпильки, которые съехали со своих мест ещё часа два назад и теперь больно царапали кожу головы. Однако у графа, похоже были на девушку другие планы. Когда Паудер, преодолев лестницу, уже счастливо направлялась к цели, из запертой обычно кладовки ей навстречу вышел уставший Силко. На нём до сих пор были прямые чёрные брюки, но вот фрак отсутствовал: торс скрывала от глаз только помятая белая рубашка с развязанными на груди шнурками. Седоватые местами волосы тоже не лежали опрятно, были взъерошены и частично спадали на лицо. Весь вид графа был настолько непривычным, что в первые пару мгновений Паудер не смогла его узнать, только потом слабо кивнула головой и с любопытством застыла. Окна громко брякнули. Плотные синие шторы колыхнулись от порыва ветра и зашуршали. Несколько свечей на стенах, которые, видимо, до сих пор не погасили только лишь из-за позднего возвращения молодой графини, в миг потеряли пламя. Силко снял одну горящую и молча подставил Паудер локоть, призывая пойти следом, и она без промедления обвила его своей рукой. Граф привёл девушку в свой кабинет, закрыл дверь на ключ и поставил свечу на заваленный письмами стол из красного дерева. Здесь было чуть посветлее, чем в коридоре, поэтому графине пришлось завести руки за спину и судорожно затянуть корсет, пока её старый муж возился с чем-то, повёрнутый к ней спиной. Не то чтобы его сильно волновал её внешний вид вне балов, но ударить в грязь лицом всё равно как-то не хотелось... Силко развернулся ровно в тот момент, когда Паудер, понадеявшись на свою удачу, левой рукой продолжала держать туфли, правой поправляла причёску и зубами тянула наверх сползшую длинную перчатку. — Позорище. И на этот раз ей пришлось с голосом согласиться. Почему при графе она всё время делает что-нибудь глупое? Позорище! — Присядь, Джинкс, — будто не обратив внимания на её выходку, попросил мужчина и указал на покрытый меховой накидкой диван. С недавнего времени Силко начал обращаться к ней только так, потому что Паудер рассказала ему о своей "второй личности", лучшей версии графини Шиммер. Он счёл это чем-то вроде творческого псевдонима и решил не портить то, что хорошо работает. Если ей легче разделять своё прошлое и настоящее, надевая маску его гениального шпиона Джинкс, кто он такой, чтобы мешать? Паудер выполнила указ и с интересом склонила голову, когда Силко опустился рядом с ней, держа какой-то странный предмет. Небольшая скляночка розовой жидкости с иглой на конце и немного непонятным механизмом. Кажется, она уже видела подобное вещество раньше... — Знаешь, что это? — Силко поднял препарат и чуть прищурился. — Нет, — Паудер качнула головой и сдула с лица упавшую чёлку, — но пару месяцев назад я выпила что-то похожее, когда случайно поранилась об шиповник и искала спирт... Враньё точно не её сильная сторона. Назвать Севику шиповником было самой дурацкой затеей из всех, что могли прийти в голову, но Силко, кажется, поверил довольно легко. — Нашла баночку среди хлама? Просил же перенести... — Граф устало потёр переносицу и с недовольством буркнул. — Подобное нельзя принимать больше трёх раз, вызывает зависимость. Должно быть, ты уже поняла, что это не совсем обычное лекарство? — Мм, да, — Паудер наклонилась поближе, заинтересованно рассматривая прибор в его руках, и поспешила согласиться, — исцеляющее зелье волшебной феи? — Мерцание, — Силко посмотрел на девушку и слабо улыбнулся, — я продаю его королевской семье за очень неплохие суммы. — Воооот откуда у нас деньги, — она почти подскочила, потому что наконец нашла ответ на давно волнующий вопрос, и ухмыльнулась, — страшный граф Шиммер бодяжит розовую наркоту для большого папочки? — Так и есть, — Силко позволил ей выражаться дерзко и даже одобрительно усмехнулся в ответ, — наш род многие десятилетия славился не только бравыми войнами и производством медикаментов. Наркотики, галлюциногены... — Затормозил, оглядел собеседницу и всё-таки решил продолжить. — Думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать значение слова афродизиак? — Воу, — Паудер ничуть не смутилась и удивлённо хлопнула глазами, — вау! Серьёзно? Я думала, это не слишком законно... — Верно, — Силко расслабленно откинулся назад, — но ни один король не откажется от подобной роскоши. Пытались, конечно, производить сами, но ни одна попытка не закончилась удачно. Рецепт известен только мне, частично моему химику и стал бы известен нашему ребёнку, Джинкс. Вот теперь Паудер растерянно замирает, на щеках появляется лёгкий румянец. Думать об этом крайне неловко, пусть формально они и состоят в браке. Чтобы отвлечься, девушка пытается осмыслить поступившую информацию. Рецепт Мерцания передаётся из поколения в поколение, Силко тайно продаёт это королю... Но почему вдруг рассказывает ей? Потому что ребёнка нет даже в планах, а поболтать о секретиках хочется? — Ингредиенты зашифрованы в фамильной книге, — мужчина прикрывает глаза и лениво указывает в сторону своего книжного шкафа, — каждая третья буква на предпоследних строчках нескольких центральных страниц. — Силко, почему ты говоришь мне об этом? — Паудер настороженно хмурится и с волнением сжимает мех под пальцами. — Это тайна, не так ли? Только ты, твой химик и ребёнок... Сердце предчувствует что-то нехорошее и начинает протестующе биться быстрее. В голове появляется шум, чем-то напоминающий крик могильных ворон. — Тебя все бросают! — Рецепт — гарант твоей безопасности, Джинкс, запомни, — граф игнорирует вопрос и протягивает ей препарат, — до тех пор, пока он известен лишь тебе, никогда не придётся волноваться о деньгах. Выучи наизусть и никому не рассказывай о книге, а лучше сожги. — Силко, — Паудер упрекает и начинает не на шутку переживать за своего него. — Мне никогда не нравилась традиция вычёркивать из уравнения жён, — граф запоздало отвечает, улыбается и тянет худощавую руку к запутанным синим волосам, чтобы аккуратно вытащить оттуда несколько съехавших шпилек, — ты уже совсем выросла, и я слишком стар... Причёска разваливается, длинные волосы струятся по плечам. На стенах робкими тенями дрожит постепенно затухающее пламя. Пахнет недогоревшими свечами, гудит где-то далеко через окна назойливый сквозняк. Паудер бросает Мерцание на диван, поджимает губы и осуждающе смотрит на графа. — Ты не старый! — Хватает его ладонь и с нежностью прижимает к своей груди. — Не говори так, будто собираешься... — Милая, — Силко мягко перебивает свою юную жену и возвращает руку назад, чтобы заботливо погладить девушку по её нежной розоватой щеке, — когда-нибудь все уходят, и я, к счастью, сделаю это намного раньше тебя. Не нужно цепляться за рухлядь прошлого века, если под рукой молодая ветвь перемен. — Все бросают тебя, потому что ты никчёмная! — Никому не нужна жалкая Паудер! — Он собирается оставить тебя одну! — О чём... — Паудер собирается возразить, но, к своему стыду, быстро понимает о чём именно говорит граф с таким проницательным выражением измученного лица. — Ты мой муж, разве нет? Я графиня Шиммер, это пустой звук? — Она хочет отмахнуться от прикосновений, но не решается. — Я останусь с тобой до конца, сколько захочешь буду шпионить, разве не для этого ты меня взял? Не собираюсь предавать тебя, не сделаю ничего, что может опорочить твою честь... — Милая Джинкс, — Силко остаётся мертвецки спокойным и слабо улыбается, — жизнь переменчива. Думаю, в новом мире, свободном от ограничений, ты будешь смотреться куда лучше, чем в коробке застарелых правил, фальшивых улыбок и запретов. Как это понимать вообще?! Паудер теряется и не знает, что именно ей стоит ответить. Очевидно, они оба наслышаны о том, что грядёт революция, но как может Силко настаивать на том, чтобы она отказалась от него? От всего, ради чего она жила последние несколько лет... Узнать ответ ей не суждено. Больше супруги не говорят, только смотрят друг на друга выразительно и ещё долго спать не расходятся. Позже, перед уходом Джинкс, Силко просит её вколоть ему препарат прямо в глазное яблоко. Она покорно соглашается, передаёт ему свечу со стены, чтобы держал поближе, садится ему на колени, небрежно задрав уже порядком измявшееся платье, и осторожно производит инъекцию. *** Пасмурное серое небо жестоко разорвал раскат оглушительного грома. Над головами горожан сверкнула тонким крестом голубоватая молния. Запряжённые сизые и бурые лошади хором закричали и взволновались, едва ли не затоптав нескольких кучеров своими массивными копытами. Воздух потяжелел и пропитался тревожной влажностью, холодок пробежал по коже Экко мурашками. Юноша стоял рядом с открытым экипажем и взволнованно придерживал двух черногривых красавиц за уздечки. Прав был Бензо, что управляться с ними в непогоду бывает крайне тяжело. Экко и без подтверждения на практике верил, но всё равно настоял на том, чтобы лично сопровождать Паудер на очередной званый ужин. Его слова в тот вечер вовсе не были шуткой, он намерен защищать свою подругу любыми способами и всерьёз готов натравить лошадей на любого, кто навязчиво последует на его графиней. Потому что иначе его сожрёт не только ревность, но и осознание собственной никчёмности... Нет, конечно, он и без того помнит о том, что не стоит и грязи под её ногтями, но всё равно не может позволить себе бездействовать. Экко не хочет быть неосязаемым безмолвным призраком, он считает, что достоин чести превратиться хотя бы в верную тень. Выстоять несколько часов у порога имения баронессы, чьё имя парень предпочёл не запоминать, было его святым долгом. Как минимум ещё потому, что Паудер внутри сейчас наверняка не менее плохо. Все эти скучные притворные беседы, выдавленный наигранный смех, фальшивые улыбки и разноцветные вычурные одежды, от которых рябит в глазах... — Поехали!!! — Экко слышит её голос и испуганно вздрагивает, потому что празднество не должно было закончится так рано. Паудер кричит ему через всю улицу, спотыкается, теряя туфли, и стремительно бежит прямо к экипажу в сопровождении не менее встревоженной, но всё ещё сохраняющей достоинство Севики и неясно откуда взявшегося мальчишки. Его лицо отлично знакомо Экко, но, похоже, задумавшись, он упустил момент, когда тот ловко прошмыгнул в имение, чтобы сообщить срочную новость. Снова разносится по городу мощный удар грома, густые облака начинают плакать холодными каплями. Дождь шумит и поглощает чужие взволнованные голоса. Юнец мигом добирается до своей кобылки и скачет вперёд, потому что задание выполнил. Паудер залетает в карету и торопит растерянного парня, чтобы поскорее ехал следом. Вопрос задать не получается, Севика смотрит как всегда внимательно и строго. Экко выполняет приказ и везёт дам обратно в поместье графа, что есть силы подгоняя лошадей. Поводья почти выскальзывают из дрожащих рук, но у неопытного кучера по чистой случайности получается удержать их. Должно быть, сучилось нечто ужасное. Паудер была так расстроена, мчалась прочь, вообще не задумываясь о правилах этикета... Даже платье всё наверняка перепачкала в грязных лужах, потому что не стала их обходить. Пейзаж за окном экипажа стремительно меняется. Графиня часто дышит и нервно грызёт свои бархатные чёрные перчатки, всматриваясь в пролетающие мимо дома и деревья. Скорее. Скорее. Пожалуйста, скорее! Только бы этот проклятый наряд элемент гардероба не стал пророческим символом. Задавалась же вопросом, почему к изящному серебристому платью Силко выбрал для неё именно чёрные траурные перчатки... — Он бросает тебя, неудачница! — Вокруг тебя всегда все умирают! — Ты проклятие, Паудер! — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Девушка сильно бьётся лбом об стекло и пытается сдержать истерику. — Хватит, он не мёртв, он не умирает! Севика боится тревожить сходящую с ума графиню и старается сидеть предельно тихо, чтобы не провоцировать ещё больший приступ. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — Постоянно повторяет Паудер, дёргает себя за растрёпанные и уже лохматые волосы, смотря куда-то в пустоту. — Заткнись. Заткнись... Экко сквозь шум воды и свист ветра слышит её истерические крики, переходящие то в слабый шепот, то в ненавидящее бормотание, и до крови кусает щёки, чтобы не отвлекаться от дороги. Экипаж проносится по старому мосту, какая-то трухлявая доска с бульком тонет в протекающей под ним грязной речке. Молнии сверкают всё чаще. Наконец кучер рывком останавливает лошадей и спрыгивает, чтобы открыть для графини дверь, но Паудер вылетает наружу быстрее. Вываливается точнее, на колени и прямо в лужу, а потом с болезненно выпученными от страха глазами босиком бежит в поместье, чтобы скорее увидеть графа. Экко хочет броситься следом, но не решается. Как посмел бы? Севика спешно проходит мимо и направляется за Паудер. Сквозь приоткрытую дверь Экко слышит суетливые шаги прислуги и волнующиеся голоса. Что происходит? Неужели... Нет, граф ещё слишком молод, чтобы так внезапно умереть. Заболел? Не стал бы отправлять гонца. Откуда срочность? Что же могло случиться за каких-то жалких пару часов?... — Ох, горе... Горе! — Позади донеслись печальные рыдания Рене. Юноша оставил лошадей без присмотра и торопливо направился к женщине. Она скрывала нижнюю половину лица грязноватым носовым платком, с тревогой смотрела в одно из окон, будто боялась увидеть вылетающее оттуда приведение. Ветер усилился и сдул с её головы белый чепчик. Экко ловко поймал его и вернул назад. — Что случилось здесь? — Спросил почти заговорщическим шёпотом и поёжился от холода. Рене опустила платок и покачала головой, её тонкие сухие губы с тоской поджались. Морщинки на лбу начали казаться ещё глубже и придали её облику болезненную усталость. — Этим утром мы поняли, что граф совсем скоро...— Прежде чем женщина раскрыла рот, чтобы продолжить, чёрные птицы шумно упорхнули с деревьев и ринулись прямо под дождь. Всё поместье задрожало от надрывного звериного рёва. Так в первые мгновения охарактеризовал звук Экко. Потом, услышав следующие слова Рене, понял правильно и с мукой схватился за сердце. — Бедная... Бедная девочка, — она снова закрылась платком, светлые глаза наполнились слезами, — Боюсь наша графинечка застала его последние вздохи... Экко пошатнулся в сторону здания, но не смог заставить себя войти. Колени резко сложились и больно ударились о плитку. Взгляд затуманился пеленой. Разве может человек кричать так?... — Горе! Какое горе!... — Рене продолжала причитать и плакала. Жестокий ливень барабанил по их головам, трезвонил в ушах и будто впивался в кожу острыми стрелами... Минутой позже на пороге появилась Джинкс. Она в изнеможении опиралась на дверь, чтобы не упасть, и без эмоций смотрела куда-то вперёд, сквозь Экко и Рене, дальше сада, через серые облака вслед за чёрными птицами. Запутанная в мокрых волосах серебряная шпилька одиноко болталась у её опущенного плеча, вымокшее в грязи платье сидело как-то криво, от беготни сползло и теперь неприлично оголяло точёные ключицы и часть руки. Обыкновенно бледное лицо выглядело почти фарфоровым, будто у разбитой куклы. Щёки и глаза словно впали под пятнами расплывшегося макияжа, покрылись глубокими трещинами и сквозными дырами. Экко смотрел на Паудер, но видел только её покрытое сколами отражение в покрытом пятнами зеркале. Он не решался окликнуть, не мог заговорить, поэтому молча наблюдал, как покрасневшие, но уже сухие глаза ищут повод на чём-то остановиться. Джинкс выглядела безумной, потерявший рассудок от печали и боли. Впивалась содранными вместе с проклятыми перчатками ногтями на исцарапанных пальцах в дверь, и он беспомощно молил, чтобы девушка наконец посмотрела на него, нашла точку опоры, пришла в себя хоть чуть-чуть, хоть немного... — Мёртв, — холодно произнесла Джинкс в пустоту и медленно осела на холодные ступени. Заколка наконец свалилась, звонко ударившись о твёрдую поверхность, и покатилась вниз к ногам Экко. Юноша поднял её с земли, вытер грязь об свою мокрую рубашку и сжал украшение в ладони почти до крови. Острые уголки серебряного цветка гардении впились в плоть, но парень лишь надавил сильнее. За сгорбленной спиной Джинкс показалась непривычно поникшая фигура скорбящей и растрёпанной Севики. Она больше не производила впечатление аккуратно высеченной из мрамора статуи, теперь походила на крайне уставшую и обыкновенную взрослую женщину. Всё в миг перевернулось, стоило одному старому чёрствому сердцу остановиться. Настало время перемен. Что же ждёт их дальше? Что будет с Паудер? А с Экко? Что будет между ними?...