Братья рыцари

В голове у Эда пронеслись строки из Устава, которые он так тщательно учил, разнообразные официальные документы, регламентирующие жизнь Королевского бронекорпуса. Не то! Совсем! Совершенно! Ведь суть вопроса в другом. А главное, если ты станешь бодро рапортовать, а остальные выдадут что-то вразнобой… Нужно отыскать нечто такое, что могло бы прийти в голову и Альфу, и Барту, и Дэвиду. Нечто, способное послужить для Первого рыцаря объяснением того, что же четвёрка сопляков забыла в Сандхёрсте? Почему они способны стать большим, нежели досадная прихоть принцессы? Где и как гластонцы могут пригодиться? …Закалка испытаниями сиротской жизни? Смешно – и немыслимо заносчиво говорить об этом, превознося твёрдость своего характера, перед людьми, многие из которых прошли военные тяготы с потом, кровью и пороховым дымом. Свободный выбор и реальные заслуги против прихоти фортуны, пускай весьма печальной. Рвение? Желание заявить о себе, вырваться на свет? И снова нагло, претенциозно – а у других что, иначе? Ну же! Думай! Скорее! Быстрее же, чёрт дери – самое ужасное, это просто таращиться бараном! А если где-то в дальнем конце строя прорвётся смех!? Ну! Что главное!? Самое! Важное! Качество! Все расчёты рухнули – и Эдгар, посмотрев прямо в лицо Первого рыцаря, принимая вызов судьбы и делая ставку, промолвил с неожиданно сильным жаром искренности короткое: - Братство, милорд. И тут же Эд услышал, понял с радостным чувством, что не одинок. Они все! Вместе! Альфред и Барт, Дэвид и сам Эдгар – гластонцы – произнесли в унисон одно и то же! Эд не верил в чудеса, даже сейчас не смог бы себя заставить изменить принципам, логике и рассудку. Но всё равно он радовался случившемуся как подлинному волшебству. - Верность! Вот что определяет рыцаря. Преданность стране и трону. Верность долгу, товарищам по оружию, своему слову, наконец. …Но и ваш ответ мне понравился, джентльмены. То, как он был сделан…, - лорд Вальдштейн улыбнулся – сдержано, не размыкая губ, однако с видимой теплотой, - Возможно одного точного, строго единственного варианта просто нет. Мы, слуги Его Величества, попали в Круг разными путями и сильно отличаемся один от другого. Каждому есть что продемонстрировать в сольном прокате. Но дай то бог в случае нужды нам выступить как одна сплоченная команда! …Что ж, успешной учёбы и службы вам, братья Дарлтоны! Сердце Эдгара колотилось как бешенное. Ему пришлось приложить изрядные усилия, чтобы сохранить видимость спокойствия. Впрочем, церемония довольно быстро подошла к концу. Кадеты, располагавшиеся около главной трибуны, уже строились в шеренги и выдвигались в сторону учебных корпусов. Младшие курсы пока оставались на месте, чтобы избежать толчеи, однако было понятно, что скоро и они проследуют той же дорогой. На полигон выдвинулась команда сапёров в поисках неразорвавшихся снарядов, которые могли остаться после показательного проката рыцарей Круга. Ревела и лязгала инженерная машина с огромным отвалом. И тут внезапно откуда-то сбоку появился лорд Вайнберг. Он двигался быстрым шагом, свободно и совершенно не так, как полагается перемещаться важным персонам на официальных публичных мероприятиях. Третий рыцарь вертел головой, явно что-то высматривая, а, выхватив взглядом гластонцев, резко развернулся в их сторону, попутно одарив всех вокруг своей очередной солнечной улыбкой. Эд, только было успокоившийся, ощутил, как ком застрял у него в горле. Волнение перемешивалось с недоумением: что на сей раз понадобилось от него с братьями? - Ну, поздравляю вас, господа! – сказал Вайнберг весело, - Вы своё испытание выдержали с честью! Лорд Вальдштейн умеет создать ощущение, словно бы ты очутился на допросе. Уж мне-то оно известно не понаслышке, - с этими словами, Третий рыцарь закатил глаза, - Вам удалось показать себя с лучшей стороны, несмотря на известное предубеждение собеседника – и я считаю, что за это должно кое-что причитаться. - Благодарю вас, милорд, но мы ни в чём не нуждаемся, - разомкнул, наконец, уста Эдгар. Неизвестно ещё, что хуже – если над ними пытаются подшутить, или искренне, не видя здесь с высоты своего положения ничего предосудительного, желают оделить милостыней? В любом случае вежливость и подчёркнутое сохранение дистанции – единственное, что может уберечь Эда с братьями от позора. - Ха! Нет-нет, вы меня не вполне поняли. Речь не о награде или каком-то поощрении. Просто небольшой джентльменский поступок. Только что рыцарь Круга лез к вам в душу с вопросами, явно выходящими за рамки простых служебных. Ответы его удовлетворили – и он оставил вас в покое. Обычно этим дело и оканчивается – так уж всё устроено: разница в званиях, в статусе. А я предлагаю во имя принципа честной игры перевернуть доску. Можете расспросить меня о чём хотите, кроме государственных секретов и технических подробностей, - Джино Вайнберг рассмеялся звонким и чистым смехом, - Первые я не выдам, а вторые – не вспомню. - Беседовать с вами – честь для нас, милорд, но…- начал было Альфред. - Но мы всё не можем взять в толк, для чего это вам понадобилось? – продолжил Третий рыцарь. Глаза его смеялись, - Вы мне симпатичны – только и всего. Опять же, новички должны помогать друг другу. Не только вы головокружительным образом забрались туда, где прежде и подумать не могли очутиться. Как это говорится: «Элли, мы точно больше не в Канзасе». Впрочем, дело ваше: насильно можно заставить отвечать, но не спрашивать. Ну так что? Третий рыцарь на первый взгляд был настроен благодушно и демонстрировал своё расположение искренне. Без какой-то задней мысли. Да и вообще отказать лорду Вайнбергу было трудно. «В него, наверное, влюбляются все девушки в столице!» подумал Дэвид не без зависти, глядя на осанистого блондина с физиономией, так и просящейся на плакат, стимулирующий боевой дух. Нечто, вроде всем известного «Твоя страна нуждается в тебе», но только вместо сурового императорского лица - белозубая улыбка и ясные голубые глаза. По отношению к Третьему рыцарю Круглого стола хотелось употребить слово «звонкий». А ведь он всего чуть-чуть старше их! - Мы благодарны вам, милорд – и, разумеется, принимаем ваше предложение… - Вот и чудно! И расслабьтесь. От постоянного напряжения даже металл крошится. Чтобы беседа шла естественнее, для начала полюбопытствую сам: вам понравилось шоу? - Это было потрясающе! – выпалил Дэвид. - Да, я бы сказал, что видеть такое впервые было волнительно, - подтвердил Эдгар, - У вас удивительный найтмер. - Мой Тристан – великолепная машина. И он идеально мне подходит, - с этими словами Джино вдруг подмигнул братьям, - Ну, или, я так думаю! - Ваш прокат был хорош, - сказал Барт. - Да. А прокат Первого рыцаря был… Под строгим взглядом Эдгара Дэвид не закончил фразу. - Лорд Вальдштейн – маэстро. Я был невероятно горд, когда познакомился с ним. Это – скала, герой эпоса, а не человек. И я до сих пор не представляю, как ему удаётся то, что он делает. Да… Леди Эрнст, леди Кружевска, да и я сам тренируемся вдвое больше, но всё равно он – недосягаем. Наверное, это – талант. Гений. Прямо как у нашего вундеркинда. - У кого? – уточнил Альф. - У Ани. Ой, то есть у леди Альстрем, хотя называть её так, признаться, непривычно. Ей всего тринадцать лет. - Что!? Пилоту Мордреда всего тринадцать! – заорал потрясённый Барт, позабыв о приличиях, - Да он разнёс весь полигон! - Да, это она умеет. Вы удивитесь ещё больше, если я скажу, что Аня Альстрем является рыцарем Круга дольше, чем я сам. И значительно. Я никогда не мог объяснить этого, да она и сама тоже. Чудо природы. Несомненный врождённый дар. Вопрос, конечно, как и при каких обстоятельствах его открыли в ребёнке… Лорд Вальдштейн знает больше, но он не из тех, кого легко разговорить. - Чудны дела господни! - произнёс Альфред торжественно. - Вы говорили, что Аня Альстрем… леди Альстрем, пребывает в Круге дольше, чем вы… - сказал Эд, чтобы скрасить эффект от показавшегося ему неуместным восклицания брата. - Да. Я стал Третьим рыцарем всего месяц тому назад. И всё ещё не могу до конца к этому привыкнуть. Наверное, у вас похожие чувства. Пожалуй, как раз это мне и интересно. Каково оно? А я… Простой парень из Луизианы - и вдруг… Ну, если не прибедняться, то на деле не совсем простой. Мой отец, прямо скажем, весьма состоятелен. Но он – не из знати. Никогда и никакого отношения не имел к вооруженным силам. Ему ни разу не доводилось бывать в Пендрагоне. А я теперь там служу. Впрочем, вам ли мне рассказывать о том, как неожиданно и круто может перемениться человеческая судьба… - А не могли бы вы поведать, как получили эту высокую честь? – спросил Дэвид, мгновенно награждённый новым строгим взглядом Эдгара. - Охотно, - ответил Джино, - С чего бы начать… Ну, да, наверное, с семьи. Мой отец – надо полагать, богатейший фермер в империи. Ему принадлежат огромные земельные владения, техника, на него работает множество людей. Когда-то отец хотел, чтобы я однажды занял его место. Но это было явно не моё, и со временем он смирился. Я никогда не любил всех этих сельскохозяйственных вещей. За одним исключением. У отца были самолёты для опрыскивания полей - маленькие легкомоторные поршневые стрекозы. С самого раннего детства я мечтал подняться на одном из них в небо. Упрашивал отца в надежде получить дозволение. И вот на мой 14-й день рождения, наконец, добился своего. Оказаться впервые в воздухе… это было незабываемо. Поначалу я, конечно, летал с инструктором, но скоро он стал мне не нужен, а потом мне удалось превзойти его. Кульбиты, виражи, пике – все это для меня больше, чем просто слова. Мать, понятно, приходила в ужас, но я был слишком счастлив, чтобы отказаться от полётов… Время шло, и настала пора определяться со своей будущностью. Я, как легко догадаться, мечтал быть лётчиком. Но тут отец решительно объявил своё несогласие. Слишком опасно, легкомысленно, ненадёжно – так он говорил. Не удивительно - всей своей жизнью отец был прикреплён к земле. Вначале речь шла о том, чтобы определить меня – ничего не смыслящего в бизнесе повесу - в гвардию, но тут уже я взбунтовался… В общем, после долгих споров был достигнут компромисс. Найтмер - почти как самолёт, заявил отец. Я был не склонен особенно в это верить. Но всё равно считал, что лучше так, чем роль ещё одного предмета дворцовой мебели. И вот я оказался в военном училище. Этом самом. В Сандхёрсте. - Но разве чтобы учиться на пилота не нужно сначала… - не сдержавшись начал было Альфред. - Заслужить статус рыцаря? Я мог бы сказать, что в каждом правиле есть исключения – благо вы сами тому живой пример. Но в моём случае всё было несколько сложнее. Или проще – это как посмотреть… Я начал в пехоте, отбарабанил в ней год, а после... Не знаю уж, какие связи отец задействовал, или сколько заплатил. Так или иначе, я получил Орден Кавалеров почёта. Гражданский - за выдающиеся достижения в промышленности. Якобы частично моей заслугой являлось преуспевание нашей семейной фирмы. На меня даже переоформили контрольный пакет акций подразделения, занимавшегося выпуском каких-то там комбайнов. Формальности были соблюдены. До этого момента я служил как все – не блестяще и не ужасно. И бомбардировал командование рапортами с просьбой перевести меня в другой род войск. Я всё ещё мечтал о небе. Можно начать хотя бы техником, тем более, что многое в устройстве крылатых машин мне было знакомо не понаслышке. А потом… Вышло иначе. Папа окончательно смирился с моей военной карьерой. Он был доволен, даже горд тем, как ему удалось разыграть комбинацию, благодаря которой его отпрыск очутился в Королевском военном училище. Я же впервые увидел здесь жизнь… Не скажу, чтобы она мне улыбалась. Каждому, включая меня самого, было очевидно, что всё произошедшее – это просто жульничество. Формально легальное, а по существу издевательское. Рыцарь от агрикультуры! Не смеялись только ленивые – и те, кто был слишком зол, чтобы шутить. Нет, никакого риска для жизни и здоровья. Я успешно мог бы откупаться от любых обидчиков, или приструнить их, обратясь к вышестоящим офицерам, вплоть до самого Коменданта. Окончить обучение, занять место в Бронекорпусе, уместить своё седалище в пилотское кресло. Только зачем? Просто чтобы как-нибудь где-то устроиться? Подниматься с протекцией отца по карьерной лестнице, расти в званиях, выйти в «красные мундиры» к 30 годам? Мне стало стыдно. Противно до тошноты. Мечта о полётах кончилась. Никаких достижений, того, за что можно себя уважать. Ни черта! Зато сколько угодно презрения от окружающих. Подколы, шуточки. Но это сделало меня сильнее. Я принял решение – самое важное в своей биографии. Мобилизовал волю. И стал лучшим выпускником. А потом додумался, как скрестить сухопутного стального великана с небом. В общих чертах, я не инженер, зато парень упорный – регулярно составлял доклады наверх, где излагал основную суть идеи. Параллельно в своём Втором маневренном бронеполку стабильно занимал первые места по боевой подготовке, получил за полтора года лейтенанта, а следом, после успешно проведённых учений во Флориде, и первую настоящую награду - медаль «За выдающееся командование». Привлекли к испытаниям опытной машины. Оказалось – Тристан. Три месяца я приноравливался к этому крылатому коню, бесповоротно влюбился в своего пегаса, выступил с ним на Высочайшем смотре. И очутился в Круге. - Вот так просто? – спросил Альфред, - Вы оказались в числе избранных, милорд. Неужели для этого было достаточно одной только демонстрации навыка управления найтмером? В Круг вводит лично император: как он объяснил вам свой выбор? Что сказал? - Простите, но этим с вами я не могу поделиться. Хотя вы и правы. Действительно для Его Величества лишь пилотских качеств как таковых всегда было мало. - Мы не претендуем на то, чтобы знать содержание вашей беседы: опишите свои чувства в этот момент, - включился в разговор Барт, - Мне бы хотелось понять, милорд, что вы тогда испытывали? - Я… боюсь, что вот так, в отрыве от всего остального, от этого будет мало проку. Как если взять стихотворение и оставить в нём только гласные буквы: может ритмика и останется, а смысл пропадёт совсем. - Занятные у вас сравнения, милорд. Поэтические. И любопытно, о каких ещё вещах вы предпочтёте умолчать. - А вот мне, Бартоломью, - отметил Эдгар, осаживая чересчур явно продемонстрировавшего своё недовольство брата, - напротив, как раз интересно не то, почему лорд Вайнберг не раскрывает нам всего – это очевидно, а почему он рассказывает хоть что то. Я всё ещё не могу понять, чем мы заслужили подобную откровенность? В чём её причины, милорд? - Хм. Причины… Какую вам назвать? – Джино широко улыбнулся, - Я не из скрытных, а лорд Вальдштейн вообще считает меня болтуном - и, наверное, прав. Мне нравится общаться с людьми. Быть открытым, доброжелательным. И я не настолько забронзовел, чтобы отказывать себе в удовольствии принимать спонтанные решения. Беседовать с кем угодно. Одним словом, чтобы не становиться живым монументом воинских добродетелей. Тем более, что на самом деле это и работает-то дурно. Мы, рыцари Круга - образец и средство поднятия боевого духа. Иными словами, задача – повлиять на солдата, затронуть его чувства, заставить принять верное решение. Здесь многое устроено как в бизнесе. Маркетинг. Только такие, как лорд Вальдштейн, при всём моём уважении, ничего в нём не смыслят. А я всё-таки сын своего отца. И слишком много времени провёл в его обществе, чтобы ничего не усвоить. Если ты – полубог-небожитель, парящий на высоте, недосягаемой для простых смертных, то с тебя невозможно брать пример. Всё, что остается, это разве только вдохновляться, любуясь, как картиной в галерее. Но ни на минуту не допуская, что ты сам способен достигнуть такого же уровня. Подобные вещи могут даже подавлять. В том духе, что мол, вот какие герои – и где мне тут? Всяк сверчок - знай свой шесток… Оставайся на своей стороне изгороди… А если ты - в самой гуще вместе со всеми прочими, тогда это совершенно другая история. Когда хлебаешь с ними из одного котла. Можешь пропустить шуточку. Приободрить – и не откуда-то там издалека, а по-свойски. И особенно – чем-то поделиться. Ха! Я мог бы так и оставить ваш вопрос по существу без ответа. Видите, как далеко мы уже ушли от темы? Слово за слово… Но, - Джино Вайнберг резко посерьёзнел, - Хорошо. Вот в чём дело. Все кругом - наверняка, вы это уже замечали и испытывали не единожды, считают: вам ужасно повезло. Думают, что вас облагодетельствовали. Кто-то из зависти, иные – по другим причинам полагают, что незаслуженно. Есть те, что пока не определились и пытаются понять, как наш Первый рыцарь. Немногие, но существуют и такие, радуются вашему успеху - изумительному счастливому случаю. А что вы сами? Никто не знает на самом деле - и не желает знать! Всё ясно, решено: великая честь, огромное благо и подлинный билет в жизнь для несчастных сироток. Но ведь это же одно сплошное умствование! На деле вы - команда корабля, который после долгого штиля оказался вдруг под таким ветром, что мачты трещат и едва не лопаются паруса. И никакой возможности управлять движением судна. Я по себе знаю, что это такое - добрые услуги, от которых хочется кричать. Намеренно идти и делать наперекор. Получить в подарок жизнь - вроде бы достойную, с блестящими перспективами, но чужую. Из чьих-то рук, с чужого плеча. А люди, хотя иногда умудряются не замечать очевидного, далеко не слепы. Помню, как самому хотелось, будто страусу, голову в песок засунуть, чтобы не было видно полыхающие щеки. Да… Помню... За меня старался отец. Мой родной, природный родитель, с которым мы жили вместе многие годы. Который знал к тому же общее направление моих устремлений - и, как умел, старался соотносить с ними собственные действия. Вас, насколько я понимаю, вообще толком никто и ни о чём не спрашивал. Усыновление одним-единственным человеком целого сиротского приюта: не хочу быть бестактным, но вряд ли тут можно говорить о большой отцовской любви по отношению к каждому. Слишком много людей, чересчур мало времени, чтобы по-настоящему узнать друг друга. Отправка сюда на обучение... Да, с точки зрения какого-нибудь пехотного капрала для вас, по существу вчерашних детей, это громадный и неоправданный аванс. Но нужна ли вам самим была такая выходящая за рамки всех правил уникальная возможность - дар Её Высочества? Сделанный, замечу, сэру Дарлтону. Переданный вам в пользование через вторые руки. Вы хотели вообще связать свою жизнь с военной службой? Может наоборот она вызывала у вас отвращение, как то, что отняло ваших родных, сделало обитателями сиротского дома? Или вам в принципе претит мысль об убийствах, о крови и стонах раненых. Может кто-нибудь из вас желал сделаться художником, музыкантом, доктором, школьным учителем? Возможно... Я не знаю. И другие - тоже. Но они полагают иначе. Непоколебимые в своей предвзятости. Для них вы - маски, а не живые люди со своими целями, внутренним миром и переживаниями. Техническая деталь необычной и занимательной истории, в центре которой - Её Высочество и Эндрю Дарлтон. Их решение, его мотивы и последствия. Что касается этого, я тоже в числе тех, кто не может ни изложить с твёрдой уверенностью причины, ни предугадать последствия. Но то, почему сэр Дарлтон поступил так, а не иначе, был ли это искренний душевный порыв, или хитрый расчёт карьериста, для меня - вещь второстепенная. Вы мне интересны. И именно глядя на вас я рассчитываю первым узнать, что же в итоге из всей затеи получится. У нас была беседа ещё в Пендрагоне на ваш счёт - с тех самых пор я нет-нет, а возвращаюсь к этой теме и своим тогдашним мыслям. Особенно после того, как я узнал о том, что окажусь в числе тех, кому выпал жребий принимать участие в показательном выступлении этого года в Сандхерсте. Воспитанники Гластонского приюта… Вроде бы они принимают свою судьбу, не протестуют. Но ведь какая огромная внутренняя сила требуется, чтобы противостоять не врагу, желающему зла, а таким вот подаркам судьбы! Особенно когда получил свой выигрышный билет, будучи не живущим в собственном доме, благополучным, не знавшим настоящих утрат уроженцем Метрополии, а бомбейским сиротой. Обертка почти всегда - уловка, обман. Это верно даже для какой-нибудь несчастной консервированной кукурузы, которую в изобилии производят отцовы фабрики. Что уж говорить про людей! Вот вы стоите в строю - вроде бы такие же, как все: опрятный вид, внимательные глаза, сдержанная собранность в лице и позе, ретивая готовность исполнить приказание вышестоящего. Можно из этого что-то вывести? Конечно нет! Я думал: из простого свободного разговора выясню, что вы на самом деле испытываете, почувствую, как относитесь к происходящему? Переоценил себя, - тут Третий рыцарь улыбнулся и на мгновение стал прежним - веселым и беззаботным, - Хотя кое-что, кажется, понял. Что же, если осторожная обходная дорога заводит в дебри и тупик, значит надо идти прямо. Итак, что теперь? Вы тут, в Академии. Что собираетесь делать дальше? Можете не спешить с ответом. - Вы мудры, лорд Вайнберг, - начал Эдгар, - хотя... - Хотя, глядя на вас этого не ожидаешь, - весело продолжил его фразу Джино. - ...Хотя и немногим старше нас годами. У нас были разные планы и видение своего будущего, когда мы коротали время в приюте, готовясь однажды выйти в мир. И... Основную нить беседы вёл Эдгар, но стоило ему на мгновение задуматься, чуть заметно запнуться, и Альфред, Дэвид или Бартоломью подхватывали мысль, развивали её легко и без швов, как свою собственную. - ...и всё-таки мы ни минуты не сожалеем о том, что случилось. Человек предполагает, а Господь располагает. Главное - встречать всё, что тебе ниспослано, с верой и достоинством - веско произнёс Альф. - Не события играют нами, а мы расцвечиваем их красками из своей внутренней палитры переживаний и чувств, наделяя смыслом. Как хозяева собственной жизни, - добавил Барт. - Глядеть вперёд прямо, не отводя взор, нам помогает здоровая доля юмора, прищур иронии. Смех освобождает. И защищает сердце от того, что непрошенным лезет в душу, - сказал Дэвид, улыбнувшись. - Мы искренне любим нашего отца, благодарны ему и принцессе Корнелии за доверие. Но не только их воля направляет нас здесь. Мы – братья. Последние события помогли в нам полной мере осознать это. И теперь для нас стало самым главным то, что мы можем делать одно общее дело вместе, не разбредаясь. Оставаясь по существу семьёй. Лорд Вайнберг стоял напротив братьев, и в его глазах читалось изумление. Вид его был взволнованно-радостным, слегка смущенным - и всё это заставило как-бы улетучиться разницу в возрасте (впрочем, не слишком большую) и статусе между Третьим рыцарем Круглого стола и кадетами-первогодками. Дэвид подумал, что - мало ли капризов у Фортуны – такой парень, как Джино, мог бы оказаться вместе с ними, среди сирот. И, пожалуй, сделаться неплохим пятым гластонцем... Пауза затягивалась. Наконец, Вайнберг нашёлся – его опять спасла широкая улыбка. Которая, однако, на сей раз неуловимо отличалась от прежней. В ней было меньше плакатного, глянцевого, напоминающего рекламный проспект. И больше солнечного. Даже детского. - ...Не то чтобы я ждал от вас такого ответа, но теперь понимаю: да, именно это мне и хотелось услышать. Вы - хорошие малые, только помните: если хотите чего-то добиться, то будьте готовы постоянно бороться. Вас здесь не полюбят, это точно. И… Можно сказать – наплюйте. Но это только на словах легко. Если все против тебя, то остаться безразличным, быть выше этого не получится. Я скажу другое – станьте лучшими! И тогда никто не посмеет взглянуть на вас косо. Вы спрашивали, почему я заговорил с вами? Так вот: вы мне напомнили меня самого – желторотого сына фермера, пусть и богатого, как Крез, очутившегося среди нобилей и храбрецов-орденоносцев. Только вам сложнее. Я мог себе позволить отступить, пускай и не захотел этого допустить. А вы? Не в приют же свой вам возвращаться, если что! У вас только один путь – вперёд. И я вам искренне желаю удачи, Гластонские рыцари. Сейчас, а главное потом, когда, возможно, вы окажетесь в гуще боя. - Служить своей стране - участь непростая, но благородная. Признаться, нельзя сказать, чтобы мы глубоко любили Британию, поскольку откровенно мало знаем жизнь вне стен Гластонского приюта. Но, вспоминая сказанное лордом Вальдшейтном… Преданность для нас – не пустой звук. Мы будем верны нашему отцу, создавшему это большое семейство, его надеждам. И друг другу, конечно. А значит незыблемыми останутся и наши воинские клятвы. Гластонцы не подведут, милорд! Это - наше решение и выбор. А ещё мы, пожалуй, воспользуемся вашим советом. Мы не ко двору в Сандхёрсте? Что ж… Чужое неодобрение для нас не столь уж болезненно. Возможно, по той причине, что каждому сироте прежде уже довелось пройти через куда более серьёзные испытания. Нас мало заботят ожидания и мнения других людей, кроме тех немногих, кто нам дорог. К кому мы прониклись уважением. Однако, чтобы не чувствовать себя никому обязанными, не только принимать свою новую жизнь, но гордиться собой, мы приложим все усилия и станем лучшими! Обязательно! - Звучит словно тост! - со смехом провозгласил Джино. Дэвид вдруг тоже расхохотался, а затем сделал жест рукой, будто выхватывая из воздуха и удерживая что-то за невидимую тонкую ножку: - От лица братства Гластонских рыцарей я поднимаю этот бокал приготовленного по особой рецептуре нерзимого вина в честь лучшего из пилотов на службе Его Величества... - Лорда Генри Вальдштейна! Так надлежит закончить тост, если мы хотим и дальше считать себя честными людьми, джентльмены, - прервал Джино дэвидовы излияния. - А разве я собирался сказать что-то другое? - дурашливо спросил Дэвид, - Вовсе нет! Измышления и инсинуации! Прошу невидимых стенографистов запротоколировать этот факт, а незримых фотографов заснять моё полное изумления лицо! - Ха-ха! Вы мне напомнили... Одну минутку! - воскликнул Вайнберг, - Постойте-ка вот так чуть-чуть. Я сейчас... Аня, подойди, пожалуйста, сюда! Хочу познакомить тебя с несколькими выдающимися молодыми людьми - ты ведь у нас любишь уникумы. Эдгар хотел ответить что-то под стать, как-то прокомментировать последнюю фразу Джино, но тут в нескольких метрах от них показалась совсем ещё девочка, однако облаченная в плащ рыцаря Его Величества. Очевидно, это и была та самая Аня Альстрем. Тоненькая фигурка, большие, но какие-то больные, красноватого оттенка глаза, отрешённое выражение лица, простые косицы странного бежевого цвета. Казалось невероятным, что это хрупкое создание управляет титаном-Мордредом. В руках у леди Альстрем была камера. Щёлк! На мгновение четвёрка ослепла от вспышки. Фото было сделано как-то странно - механически быстрым, явно привычным движением. Гластонцев никто не просил улыбнуться, встать кучнее, или хотя бы развернуться в сторону объектива. Словно для Шестого рыцаря было совершенно неважно, как получатся на снимке запечатленные люди – главное, чтобы остался зафиксирован сам факт встречи. - Итак, леди Альстрем – братья… - Альфред, Бартоломью, Дэвид и Эдгард Дарлтоны, - отозвались гластонцы. - Рада знакомству, - ответила Аня блеклым и тихим голосом. Довольный Джино стал кратко рассказывать Шестому рыцарю о своих новых знакомых, их истории – и только что состоявшейся беседе. К немалому изумлению братьев, леди Альстрем вдруг попросила Вайнберга остановиться на минуту, извлекла откуда-то из-под полы плаща блокнотик в цветастом, но уже хорошо потёртом переплёте – и, дав знак, что можно продолжать, принялась делать в нём пометки. В сочетании с внимательно-сосредоточенным лицом девочки это смотрелось просто уморительно. Дэвид в итоге, не сдержавшись, обратился к Ане: - Миледи, нам, конечно, лестно, что вы со слов лорда Третьего рыцаря посчитали нас птицами высокого полёта. Но боюсь, нам чтобы забраться относительно высоко ещё махать и махать крыльями. Едва ли у вас в обозримом будущем возникнет потребность в этих записях. - Ошибаетесь. Возможно, они мне понадобятся уже сегодня. - Как же так? – неожиданная печаль в голосе собеседницы слишком распалила любопытство Дэвида, чтобы он мог промолчать. - У Ани временами случаются провалы в памяти, - ответил за неё Джино, - В основном после напряженных моментов, особенно сложных учебно-боевых упражнений, или разговоров с теми людьми, к которым она относится с большим уважением, вроде Первого рыцаря и некоторых других. Эдгар так и не понял, что именно на него нашло. Уже потом ему подумалось, что он не столько Ане стремился помочь, сколько вдруг почувствовал в себе силы сделать свою давнюю беду достоянием гласности – и таким образом преодолеть. Оставить в прошлом. Перешагнуть её - или, как минимум, свой страх перед нею. - Ничего страшного, миледи! Вернее… Это тяжело, но с подобным недугом можно жить. Я знаю по себе: после трагической кончины моих родителей, которая произошла на моих глазах, меня время от времени посещают припадки. Они тоже провоцируются определёнными словами или темами, вызывающими к жизни травмирующие воспоминания. С годами, хотя и не избавившись от проблемы полностью, я научился уберегаться от худшего. …Вы тоже пережили какое-то потрясение в детстве? - Я? Мне кажется… Я видела… Вдруг взгляд леди Альстрём затуманился, стал мутным и словно бы приобрел какой-то чуть заметный алым проблеск. А ещё мгновение спустя голос – тот же по тембру, но одновременно совсем другой, не слабый и меланхолично-задумчивый, но решительный и командный – заявил: - Я видела только то, что пристало юной леди, прежде чем имела счастье оказаться внутри Круга. Разумеется, теперь в моей жизни стало гораздо больше впечатлений. Но я вовсе не поражена страхом, как вы, кажется, подумали. У моей болезни другие корни. Однако, хватит об этом. Лорд Вайнберг, я благодарна за то, что вы решили меня развлечь, но, боюсь мне нужно заняться осмотром моего Мордреда – скоро отбытие. Да и вам тоже. Если, конечно, вы не собираетесь полностью довериться здешним техникам и отдать свою машину им на откуп. Всего наилучшего, господа, - обратилась Аня к братьям, а после неожиданно добавила, - Сиротство – тяжкий крест. Но не стоит думать, что все горести окружающих отчасти сродни вашей и составляют только какую-то грань известных вам скорбей. Мир поразительно богат на испытания. И всё-таки мы живём… Гластонцы так и застыли, пораженные этой отповедью. Эдгар только и смог, переглянувшись с остальными, выдавить “Благодарю за совет, миледи”, а сэр Вайнберг уже удалялся от них, не прощаясь, вместе со спутницей, на ходу оборачиваясь и как бы извиняясь взглядом. Мол, да, иногда вот такое бывает. Аня Альстрем, не оборачиваясь, бережно убирала в карман тот самый необычный блокнот с заметками-памятками… - Ну вот, а мы так и не взяли автографа! – воскликнул Дэвид спустя минуту после того, как рыцари Круга скрылись из виду, - Может догнать? Дэн явно оправился от потрясения, был в прекрасном расположении духа и опять потешался. - Мы получили нечто куда более ценное, чем автограф, - возразил Барт, - Много искренности и правды, которой не ожидали. А ещё совет. Трудный для исполнения, но от того не менее ценный. - Мы станем лучшими! – с силой прошептал Эдгар. - Да будет так, братья-рыцари, - заключил Ал.